Кот

Памяти моего дорогого папы

Когда сын был маленьким, мы по несколько раз в год ездили с ним в ортопедическую мастерскую. Там, у перекрёстка, стояла бетонная фигура кота – чёрного, с белой грудью и белыми носочками на лапах. Мы останавливались возле этой фигуры, и Валерка залезал к ней на спину, «кормил» травой. Настоящих, живых котов он недолюбливал, аргументируя это странным доводом, что «у них глаза светятся!».

Однажды, незадолго до Нового года, я ездила по городу закупать продукты и подарки и оказалась в тех краях с полными руками сумок. Не доходя метров двести до «нашего» кота, увидела его – но в живом воплощении: чёрный, той самой окраски молодой кот месяцев десяти от роду сидел на краю тротуара и время от времени отчаянно, но довольно слабо кричал. Мороз был сильный, сорок два градуса, плюс довольно ощутимый ветерок – словом, дышалось и то с трудом. И кот поджимал окоченевшие лапы, но не убегал. Я остановилась. Шкурка кота была чистой и блестящей – явно не бродяжка. Значит, выскочил у кого-то из квартиры и не знает, куда вернуться. В то, что его просто выгнали на такой мороз, до сих пор не хочется верить. Если он продолжает сидеть под ногами у прохожих и не бежит прятаться, значит, прятаться ему негде.

Но забрать его к себе я не могла. Валерка не обрадовался бы такому подарку.

«Надо купить ему хотя бы сосиску», – подумала я и пошла дальше.

Возвращаясь минут через сорок, вспомнила, что в магазин так и не зашла.

«Ладно, – решила я, – всё равно он теперь убежал».

Но он сидел. Уши, нос и лапы стали уже стеклянными. Он ещё раскрывал иногда рот, но мяуканье больше не получалось.

И ведь это был тот самый Валеркин кот, материализовавшийся из бетонной статуи и теперь замерзающий на краю людного тротуара.

Я беспомощно остановилась.

«Ладно! – решилась я. – Пристрою как-нибудь...»

Но как его нести? Я поставила на тротуар сумки, подняла кота, посадила на дублёнку. А теперь – аттракцион: идти, поддерживая его на груди руками, в каждой из которых примерно по восемь килограммов груза. Пройдя немного, поняла: стоп. Снова поставила сумки, расстегнула дублёнку и принялась отцеплять от себя когти кота. Он вцепился мёртвой хваткой. Пожалуй, это был единственный раз в нашей с ним совместной жизни, когда мы не поняли друг друга. Он решил, что, не успев подобрать, его бросают. Я кое-как отцепила его лапы, засунула, дрожащего, под дублёнку, застегнулась. Так и ему теплее, и мне удобнее, и, чтобы поддерживать, хватит одной руки. Стремительным марш-броском преодолела немалое расстояние до остановки.

В автобусе было тесно. Мы пробрались в середину салона, я поставила сумки под ноги, ухватилась за поручень. Кот к этому времени немного оттаял и начал высовывать из-под дублёнки лапу.

Женщина, сидевшая рядом, спросила:

– У вас кошечка?

– Кот. Вам не надо?

– Нет, своих двое.

Жаль! Хоть в душе у меня уже что-то протестовало, я не оставила надежды тут же пристроить свою находку.

За несколько месяцев перед этим я похоронила отца. Последние годы он часто переезжал с места на место. И всегда рядом с ним поселялся какой-нибудь кот. Папа относился к ним с огромным уважением, называл инопланетянами. Когда на третий день после похорон мы пришли на папину могилу, у его креста сидел кот.

Папа всегда беспокоился обо мне, старался быть в курсе моих дел, знать, что со мной происходит. И вот – кот. Никогда не держала котов! Только в раннем моём детстве была у нас кошка.

Я без энтузиазма поспрашивала, не нужен ли в преддверии наступающего года Кота кому-нибудь котик, и, ничего не достигнув, вышла на своей остановке.

Дома, едва я высадила кота из-под дублёнки, он напрямую, не оглядываясь, прошёл к папиному старенькому дипломату, где хранились материалы, с которыми папа работал незадолго до смерти. Кот уверенно повалил дипломат на пол, лёг на его крышку, и с тех пор предпочитал это место всяким там корзинкам и креслам.

Валерка встретил Кота холодно, почти враждебно.

– Зачем ты его принесла? – с недоумением спросил он.

Дело в том, что неподалёку от нашего дома люди из наиболее сердобольных прикормили штук сорок бродячих кошек, которые где-то прятались и сбегались вместе при виде руки кормящей. Валерка решил, что я подобрала Кота там.

– Он замёрз бы... – пряча слёзы и сама не понимая, что со мной происходит, оправдывалась я. – Я его пристрою!

Но я уже понимала, что не смогу с ним расстаться. Этот кот был моим. Правда, я предприняла несколько вялых попыток найти ему дом, но буквально за несколько дней эти мои попытки плавно сошли на нет.

Сын с первого же дня каким-то образом объяснил коту, что не желает видеть его в своей комнате, и Кот появлялся там, только когда Валерки не было дома. Заходил, инспектировал все углы, ложился на кровать – чистил энергетику – и удалялся. И делал это на протяжении всей своей жизни, ответственно и незаметно.

Кот не любил ласки и, если его пытались погладить, сразу уходил. Лишь убедившись, что здесь считаются с его мнением, он согласился мурлыкать – сдержанно, с достоинством и только когда хотел этого сам.

Особым оскорблением для его гордой души оказался кошачий лоток. Кот подолгу ходил и маялся, прежде чем с недовольным видом взобраться на него. И всегда промахивался. Помня, что Кот – моё приобретение, я торопилась убрать промах прежде, чем его обнаружит кто-нибудь из домашних.

Если я проснулась, но ещё не застелила постель, он ложился головой на мою подушку и любил, чтобы его укрыли одеялом под подбородок. Я часто заставала его на диване за книгой, которую перед этим читала. Он лежал подобрав лапы и с видом  профессора, рецензирующего рукопись, глядел на страницы. Ну ни дать ни взять – читает! А может, и правда читал?

В гастрономических пристрастиях он поражал меня до тех пор, пока я не взяла себе за правило больше ничему не удивляться. С холодным презрением он отвергал все виды кошачьего корма, какие мы могли ему предложить; долго игнорировал глупости вроде мяса, зато с жадным урчанием кидался на хлеб. Только месяцы спустя он признал, что мясо – это весьма съедобно. Я не понимала, чем его кормить, и в конце концов стала предлагать то, что было у нас на столе. Обнаружила, что он любит варёную свёклу и морковь, согласен на любые каши. Хлеб? Только без корочки! Отварная картошка? Отлично! Борщ? Пожалуйста, со сметаной! Из всего, что любил мой отец, Кот отказывался, пожалуй, только от кинзы, кваса и чеснока.

А как неровно дышал он к папиному мобильному телефону! Тот лежал на моём столе, и Кот то и дело укладывался перед ним посреди моих бумаг, хоть и прекрасно знал, что взбирание на стол я не одобрю.

Мои подозрения подтвердила приехавшая в гости мама. Она долго наблюдала за котом, а потом вдруг подозвала его словами:

– Ну что, Андрей Николаевич, иди поздороваемся?

Нет, я всё-таки не думаю, что мой отец не заслужил ничего лучшего, чем воплотиться после смерти в теле кота. Но определённая астральная связь между ними, безусловно, была, и Кот явился ко мне по папиной просьбе, чтобы присматривать за мной. Не сомневаюсь, что Кот регулярно отчитывался папе в проделанной работе.

Кот был в высшей степени интеллигентен. Я спокойно оставляла на кухне продукты, и он никогда не покушался на них. Тем более неожиданным оказалось для меня предрассветное утро первого января. Мы с Валеркой спали на полу, поскольку на других спальных местах уложили своих гостей. На столе возле нас лежали на блюде бутерброды со шпротами, майонезом и солёным огурчиком. Я не стала выставлять их на балкон ради каких-то трёх или четырёх часов нашего сна.

И тут я услышала негромкое «шлёп!» и жадное, довольное «чав-чав». Проверить, что происходит, было необходимо, но сил поднять тяжёлые веки не было. Я снова погрузилась в сон. А когда мы проснулись, оказалось, что несколько бутербродов исчезли с блюда, что называется, бесследно, если не считать укропа и яичных крошек на полу. Это Кот ночью аккуратно брал по одному бутерброду, снимал его на пол и съедал вместе с укропом и огурцом. А остальные бутерброды лежали в целости, с нетронутыми шпротными рыбками!

Отношения между котом и Валеркой устанавливались долго. Мой сын обходил его, Кот не навязывался. Взаимное недоверие сглаживалось постепенно и как-то незаметно. Просто, вернувшись однажды из школы, Валерка спросил между делом:

– А где Кот?

В другой раз сам подставил Коту под нос свою школьную сумку, чтобы тот мог прочитать уличные запахи. Затем не стал изгонять его из кроличьей клетки, куда Кот запрыгнул отведать свежего сена. И, наконец, Кот прилёг рядом с Валеркой на диван...

Всю первую зиму, проведённую в городской квартире, Кот находился под впечатлением своего жуткого пребывания на морозе. Стоило мне открыть балконную дверь, как он, с видом Шерхана, в которого Маугли ткнул горящей веткой, ощеривался и отступал назад. Холод вызывал в нём слишком острые воспоминания.

Но уже со следующей зимы, в деревне, он выходил гулять зимой, нимало не смущаясь. Видимо, страшные впечатления за столько времени всё-таки сгладились, и кроме того, он чувствовал за спиной тёплый дом, куда в любой момент можно вернуться.

Иногда я думаю: если в жизни один раз мне повезло сделать доброе дело и спасти погибающего лютой смертью кота, то он тысячу раз вознаградил меня за это преданной дружбой и покровительством.

Мы так и не смогли подобрать ему имени. Ему не подходило ничто: ни банальное Барсик или Черныш, ни более солидные Бэст, Мемфис или Уран. Он был выше этого. И остался под именем Кот. Кот – и всё тут.