Дело о Бермудском треугольнике Глава 1

Глава 1. Возвращение Холмса
(Из записок доктора Джона Ватсона)

Читатели, надеюсь, помнят, что я познакомился с Мэри Морстен, когда вместе с Холмсом распутывал дело, описанное мной под названием «Знак четырех». В 1888 году мы обвенчались и поселились в Кенсингтоне.
Выбранный нами район славился своими спокойными улицами и зелеными парками, и мы сняли меблированную квартиру в одном из кирпичных домов с классическим английским фасадом. Здание имело несколько этажей, с большими окнами, через которые свет проникал в просторные комнаты. Наша квартира была обставлена мебелью в викторианском стиле, а комнаты украшали мягкие ковры на полу и старинные картины на стенах. Особое внимание было уделено моему кабинету – маленькой, но удобной комнате с письменным столом, книгами и диваном для отдыха, где я часто проводил время, работая над своими записями или медицинскими исследованиями.
Рядом был Кенсингтонский парк – одно из любимых мест для наших с Мэри прогулок, с аллеями, прудом и просторными лужайками, где мы могли расслабиться и насладиться тишиной природы, вдали от шумного города.
И к тому же наш дом находился всего в нескольких километрах от Бейкер-стрит, на кэбе я туда добирался за 15 минут и часто навещал Холмса.
А потом  я лишился двух самых дорогих мне людей: от эпидемии гриппа скончалась моя бедная жена, и в схватке с профессором Мориарти погиб Шерлок Холмс.
Известно, что лучшее средство от нервов – работа. Я начал собирать материалы для книги о медицинской практике военных врачей и интересоваться разного рода уголовными делами, особенно внимательно просматривая в газетах  отчеты о нераскрытых преступлениях. Не раз случалось, что я для собственного удовольствия пытался разгадать их, пользуясь теми же методами, какие применял мой друг Холмс, хотя далеко не с тем же успехом.
Иногда меня навещал Лестрейд и спрашивал совета, если дело касалось врачебной практики. Не страдая излишней скромностью, хочу описать небольшое дело, которое я помог ему раскрыть.
Лестрейд, расследовал кражу коллекции картин в частном доме и обратился ко мне за помощью. Кража произошла в тот момент, когда одинокий хозяин дома отпустил на выходные слуг и, приняв вечернее лекарство, улегся с книгой на диван. Что было дальше, он не помнит. Очнулся поздно ночью от холода: в открытое окно ветер нес капли дождя. Он запер окно и снова проспал до утра, когда обнаружил пропажу.
Я побывал у больного и узнал, что время от времени он страдает от таких симптомов, как рвоты, головной боли, слабости и резкой потери сил. После чего нередко на время терял сознание.
Я диагностировал у него острое отравление, но не мог сразу понять, что именно вызвало столь необычные симптомы, так как пациент утверждал, что употреблял обычную пищу.
Дело приняло неожиданный поворот, когда позднее Лестрейд сообщил, что несколько других богатых людей в городе страдали от похожих симптомов. Причем все они были коллекционерами, один собирал старинное оружие, другой был известен набором китайского фарфора династий Мин и Цинн, третий был владельцем самой большой в Лондоне коллекции старинных рукописей и инкунабул.
Подключившись к расследованию, я обнаружил, что все они получали лекарства у одного и того же аптекаря. Это наводило на мысль о том, что это могли быть не случайные отравления.
Я рассказал о своей догадке Лэстрейду, и предложил ему провести обыск в этой аптеке. Обыск показал, что аптекарь подмешивал в лекарства сильно действующее наркотическое средство, вызывающее временную потерю сознания, во время которого и совершались ограбления. Аптекарь был арестован и обезврежена группа опасных преступников, специализирующихся на краже ценных коллекций. 
Когда Холмс вернулся, доведя меня до обморока, он предложил мне снова поселиться вместе, так как благодаря усилиям Майкрофта, брата Холмса, наша квартира не была занята. В ней все сохранилось в то время, когда мой друг считался погибшим, Майкрофт продолжал платить за аренду, сообщив, что собирается сделать здесь музей великого сыщика.
Читатели понимают, с каким волнением я поднимался по ступенькам, так хорошо описанным Холмсом. Да, по-прежнему, их десять. Первая скрипит, на седьмой два года назад меняли доску. А в нашей квартире все осталось по-  старому.
Так же на письменном столе стопкой лежали старые газетные вырезки, заметки, карты районов Лондона и письма. Некоторые листы были покрыты наспех набросанными формулами и схемами. Рядом – недописанная монография Холмса о 140 типах табака. На каминной полке всё ещё стояли реторты, колбы и флаконы. Некоторые из них покрылись пылью, но сохранили следы частого использования: обугленные края и высохшие пятна химикатов на поверхности.
Скрипка Холмса лежала в футляре на маленьком столике, а над камином висела старинная сабля.
В книжном шкафу сохранились тома классиков, справочники и редкие издания, которые Холмс использовал для своих исследований. На одной из полок виднелась книга с закладкой – последняя, которую Холмс читал перед своим исчезновением.
У окна лежала коллекция странных предметов: связка ключей, старый карманный нож, наручники и другие улики, которые Холмс когда-то оставил себе как напоминание о делах, а на полу у шкафа с одеждой стояла пара сапог. Их подошвы покрыты подсохшей грязью – словно Холмс только что вернулся с очередного расследования. На прикроватной тумбочке стояла коробка для табака, из которой всё ещё слегка ощущался запах.
Комната выглядела, словно застывшая во времени. Сочетание порядка и хаоса, столь характерное для Холмса, наводило на мысль, что он мог в любой момент вернуться. Солнечные лучи, пробиваясь через занавески, подсвечивали пылинки в воздухе, словно невидимые духи прошлого.
Я почувствовал лёгкий трепет, перебравшись сюда: это был дом моего друга, настоящий музей гения, где каждая деталь рассказывала о делах, победах и великой логике, что три года назад наполняла эти стены.
– Ватсон, какого вы мнения о методе, разработанном французским сыщиком Бертильоном? – с таким вопросом ко мне обратился Холмс в один из вечеров, после его возвращения в Англию.
В тот вечер я работал над главой «Аптечка военного врача», используя свой опыт работы в госпиталях Индии и Афганистана, а Холмс, на мой взгляд, был занят очень странной работой. Вооружившись линейкой и портновским метром, он измерял и записывал части лица и тела восковой скульптуры, которая заменяла его в окне, когда мы охотились за полковником Себастьяном Мораном.
– Бертильон? Холмс, должен признаться, что я первые слышу эту фамилию.
– Мой дорогой Ватсон, – Холмс отложил метр и поставил скульптуру в угол. – Альфонс Бертильон – французский криминалист, он придумал одну из самых значительных инноваций в криминалистике. Его метод основан на простом принципе: размеры некоторых частей тела у каждого человека уникальны. Он предложил измерять ключевые параметры человека, такие как длина головы, ширина лица, длина среднего пальца, размах рук и длина ступни.
Эти данные записываются и хранятся в системе, которая позволяет идентифицировать преступника, даже если он использует фальшивое имя. Суть метода в том, что вероятность совпадения всех измерений у двух разных людей чрезвычайно мала.
Кроме того, Бертильон предложил фотографировать преступников в фас и профиль, что вы, возможно, видели в карточках преступников в полиции. Я давно интересуюсь этим методом, если бы его не предложил Бертильон, его бы предложил я. А наших недоумков из комиссии по изучению метода Бертильона испугала необходимость скрупулезного обмеривания преступников и вероятность ошибок. Они считали, что его методика слишком сложна для рядового полицейского. Ватсон, вы можете отложить на час вашу книгу?
– Что, надо куда-то идти? Холмс, посмотрите какой дождь.
– Никуда идти не надо. Сядьте вот здесь, немного повернитесь к свету, и я напишу ваш словесный портрет. Значит так. Телосложение крепкое, плечи широкие, что говорит о хорошей физической подготовке. Голова пропорциональна телу, слегка удлинённой формы. Лицо овальное, подбородок чётко очерченный, что говорит о вашем упрямстве и решительности.
Далее, у вас высокий лоб, покрытый лёгкими морщинами от привычки задумчиво хмуриться. Глаза серо-голубые, с внимательным и доброжелательным взглядом, что указывает на вашу наблюдательность и отзывчивость. Брови густые, слегка приподнятые, а нос прямой, средний по длине, с небольшим расширением к кончику. Ваши усы аккуратно подстрижены, но я замечаю, что они чуть гуще с правой стороны – вероятно, это связано с вашей ведущей рукой. Уши средней величины, немного прижаты к голове. Волосы светло-каштановые, коротко остриженные, с заметной тенденцией к поредению в височной зоне.
Руки у вас крупные, с хорошо развитой мускулатурой, что свидетельствует о привычке к активной деятельности. На правой руке – небольшой шрам, возможно, от неосторожного обращения с медицинскими инструментами. Износ ваших ботинок показывает лёгкую косолапость, что могло развиться после ранения в Афганистане, которое, как я уже предполагал, даёт о себе знать. Вы видите, Ватсон, точное измерение и внимательное наблюдение могут быть так же полезны в криминалистике, как и в вашей медицинской практике. Теперь по этому описанию смогут легко опознать ваш труп.
– Холмс!
– Это я, к примеру, то же самое скажу и про себя. Попробуйте сделать словесный портрет, по которому опознают мой труп.
– Пожалуйста. Значит так, рост больше шести футов, но при необычайной худобе кажется еще выше. Взгляд – острый, пронизывающий; тонкий орлиный нос придает лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный, чуть выступающий вперед подбородок тоже говорит о решительном характере. Руки в чернилах и пятнах от разных химикалий. Кажется, я заметил главное.
– Дорогой Ватсон, вы делает успехи, – заметил Холмс, поворачиваясь к зеркалу, – но Бертильон бы заметил ещё кое-что. Он бы написал, что мои руки не просто тонкие, но с удлинёнными пальцами, отметил бы развитую лобную часть черепа, указывающую на высокую умственную деятельность. Глаза – глубоко посаженные, а уголки рта, возможно, выдают склонность к сарказму, но не к злости, а скорее к ироничному восприятию жизни.
Он еще бы обратил внимание на угловатость моих скул, выдающую человека с волевым характером. Что касается телосложения, он бы описал мои длинные конечности и стройный торс. И заметил, что ключицы слегка выступают, намекая на недостаток подкожного жира, но плечи широкие, что выдаёт силу и ловкость. Он бы отметил даже то, как мои суставы чуть более выражены, чем обычно, что, по его теории, связано с постоянным напряжением пальцев и рук при работе. А вы не знаете, кто такой Бертильон!
– Холмс, я никак не могу привыкнуть к вашей самонадеянности. Вы тоже не можете знать все. Скажите, что обязательно должно войти в аптечку военного врача?
– Какие-то лекарства.
– Не только. Да будет вам известно, в аптечку военного врача входит карболовая кислота, раствор йода, марля и бинты, морфин, специальные щипцы и зонды для удаления пуль и осколков, шины для фиксации конечностей, стерильные шёлковые или катушечные нити для накладывания швов. Кроме того, аптечка должна быть компактной, лёгкой и прочной, чтобы её можно было носить с собой в сумке или на лошади. Хотя эти знания вам и не пригодятся.
– Теперь вы ошиблись. Я постараюсь выделить в своем мозгу местечко для этой полезной информации. И если, во время обыска, я обнаружу такую аптечку, то смогу идентифицировать хозяина, как военного врача.
– Мистер Холмс, – вошла наша хозяйка миссис Хадсон, – вам принесли письмо. Оно пахнет духами!
Холмс взял письмо и ушел к себе, а я углубился в свои записки, ожидая, что он выйдет, но он не появлялся. Вскоре послышались звуки скрипки. Я немного подождал, потушил свет в гостиной и ушел спать.