Огонь и железо 40

*** 1941 ***
(мистическая повесть)

  40. ПОБЕГ

   Мы шли по длинному коридору, вздрагивая от каждого звука. Впереди открылась дверь какого-то кабинета, оттуда вышел сотрудник НКВД и скрылся за дверью кабинета напротив. Моя ладонь, сжимавшая в кармане рукоятку пистолета, вспотела. Сердце гулко билось. И еще мы ожидали окрика сзади из кабинета следователя Горного. Но, по-видимому, они еще не решили, что им делать и выходить, скованными не спешили, пока как-нибудь не избавятся от наручников.

Наконец мы вышли в левый локоть коридора. По правую сторону была дежурная часть, отгороженная от общего помещения и застекленная. Там сидели двое. Один – лицом к нам  - дежурный, очевидно, тот самый Потапов Силуян Артамоныч. лейтенант госбезопасности, 45 лет. Русский. Второй сотрудник сидел к нам спиной за столом, что-то писал. У него зазвонил телефон, он взял трубку. Сердце у меня совсем обмерло, а потом пустилось в галоп.

Я подал пропуск дежурному. Он прочел бумагу, взглянул на нас. Катерина вымученно ему улыбнулась.
- Печать какая-то бледная, - сказал дежурный, прищуриваясь, - почти ничего не видно. Плохо пропечаталась.
- Так, может, мне обратно  сходить к товарищу Горному,  перештамповать? – предложил я, сильно рискуя, что так и заставят делать, но это же показывало, что  мне нечего бояться. И моя уверенность сработала.
- Ладно, проходите, - разрешил дежурный.
- Спасибо, Силуян Артамонович, - сказал я.

Что-то я в этом дежурном всколыхнул, назвав его по имени отчеству, он аж (заколдобился) побледнел и сдвинул фуражку с васильковым околышем со лба.
Мы вышли на улицу и сразу попали в водоворот машин и людей. Гул моторов, бибиканье клаксонов, людской гомон, шарканье сотен ног по асфальту – всё как до войны.
- И что теперь? – сказала Катерина, крепко беря меня под руку, словно боясь, быть унесённой ураганом..
- Надо быстро добраться до дома, забрать детей и ехать на вокзал, - выложил я свой план.

- Куда ехать, Господи Боже мой! Разве от них уедешь?
- Бывали случаи, уезжали, -  заверил я, - у меня дядя так спасся в 37-м. Просто уехал из Москвы и всё, когда к нему пришли домой, а он прятался в бане.
Тут я не сочинял, всё так и было. Мне об этом отец рассказывал. Я имею в виду себя настоящего – Андрея Загорова, пенсионера из 21 века, а не мое сегодняшнее, 1941 года, тело Мельникова Николая, 21 года, выписанного из госпиталя после ранения на передовой.

Я подошел к обочине и стал «голосовать». Из десятка машин – легковых и грузовиков – остановилась одна. «Победа» бежевого цвета. Я сунулся в окошечко со стороны пассажирского сиденья. С водительского места на меня смотрел парень по виду из ребят хватких.
- До Столешникова подбросишь? Плачу зеркальными, - пошутил я.
-  Зеркальными, это чё, Америка?
- Да нет, шутка. Советский троячок.
- Нууу – поморщился водитель, отвернулся и положил руку на рычаг КПП, торчавший в полу.
- Хорошо, пятерку и больше нет. Выручи фронтовика.
- Ну что с тебя взять… Садись.
- Я с женщиной.

Водитель вздохнул и согласился. Мы сели в машину на заднее пружинистое сиденье, и я сразу протянул пять рублей этому доброму парню. Он, не оглядываясь, через плечо принял голубоватую купюру с изображением летчика с большим мешком парашюта на животе.

Пока мы ехали, мне не нравилось, что водитель через зеркало рассматривал Катерину. Уж не догадывается ли он, что мы беглецы? У этого парня было крутолобое, скуластое лицо и шапка темных волос; серые глаза смотрели спокойно и чуточку насмешливо; из-под засученных рукавов белой рубашки торчали длинные и крепкие волосатые руки.

- Фронтовик, говоришь? – неожиданно полюбопытствовал водитель?
- Да, после ранения, - ответил я. – Сомневаешься, что ли? На вот посмотри…
Я задрал рубашку и майку, открыл грудь, в центре которой был уже заживший шрам, от пули.
- Ух, ты! – удивился парень. – Как же ты выжил?
- Повезло. Пуля прошла мимо сердца.
- Счастливчик. И женщина у тебя… ладная.

С Большой Дмитровки мы свернули в Столешников.
- Вот тут, пожалуйста, остановитесь, - попросил я водителя.
Мы вышли из машины, к нам подбежал старший сын Катерины Юрьевны.
-  Чарли, где остальные дети? – сказала она.
- Там, во дворе, играют в классики.
- Фронтовик! – позвал меня водитель, - сядь в машину, поговорим, есть дело…
Я сказал Катерине, чтобы она шла домой и собрала в дорогу самые необходимые вещи, после чего вернулся в машину.

- Ну, что вы мне хотели сказать?
- Ладно, не запрягай… Сдается мне, что ты фартовый парень и Машка у тебя подстать… Нам такие как ты нужны – молодые, но уже бывалые, стреляные…но бедные.  Смекаешь, к чему я?
- Пока не очень…
- Я тя сразу просёк, что вам колеса нужны не просто так. По вашим стрёмным афишам было видно, что вы в блудняк попали, были в деле и рвете когте… Так или нет? У Машки твоей свежая ссадина на щеке, а ты весь на взводе. Поди и пушка есть?
- Даже две, - то ли похвастал, то ли пошутил я, пусть гадает.
- Я так понял, вам гаситься надо, хату сменить, могу помочь подвести и устроить. Марьина роща, частный сектор. Туда даже милиция не суется.
- Марьина роща! Ну конечно – классика жанра. - Я рассмеялся. – Все малины там.
- Ну, так как, по крюкам?
- По габарям, - вспомнил я инопланетный блатняк у Стругацких. - Только давай сначала отвезем женщину и детей на вокзал… Посадим на поезд, а потом я с тобой в Марьину рощу.
- Лады.

------------------------------------
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
------------------------------------