Глава 16 фатум

Глава 16

ФАТУМ

Время в клетке текло для Эвелины неравномерно. Оно то убыстрялось, убегало в небытие — хотелось вцепиться в него ногтями, чтобы притормозить: быть может это последние секунды, минуты и часы её жизни. То, напротив, растягивалось, текло приторной патокой, отпечатываясь в сознании эмоциональной болью: каждый эпизод её жизни, который она вспоминала-обдумывала при душевном прикосновении саднил, как открытая рана.

И то и другое состояние было паталогическим. Болезненным, лихорадочным. И Эва сомневалась, случится ли у неё за оставшиеся дни хоть что-нибудь нормальное.

Надеяться на такое глупо. Что же делать? Смириться и сложить лапки?

Лев не объявлялся долго.

Всё это время пару раз за «стеклянной» стеной появлялись соглядатаи: кто там был, Эва не разобрала, да и не стремилась: какая разница? Наблюдатели стояли там недолго — минут по пять-десять. Ничего не предпринимали, просто смотрели. Эвелина демонстративно не обращала на них внимания: или лежала на топчане с заведёнными за затылок руками и смотрела в потолок, или ходила по «камере» туда-сюда, как тигрица в зоопарковой клетке.

Единственное, если так можно сказать, «положительное» ощущение Эвелина испытывала лишь от приёма пищи; волокнистые варёные куски мяса подавали ей в лоток без проволочек, «по расписанию». И она даже за такое короткое время к ним пристрастилась. Как голодная кошка, услышав звякающую миску на кухне, несётся туда через все комнаты, так и Эвелина, даже в полудрёме, уловив звук открывающейся заслонки и шум подачи корма, мгновенно подхватывалась, подбегала к кормушке, и нетерпеливо хватала руками мясные обрезки и «клубни»: почему-то к этому времени голод в ней так распалялся, что начинал заглушать другие инстинкты. Эва падала на колени и жадно пихала в рот свою нынешнюю еду — жевала, чавкая, торопливо глотала, пока не приходило первое насыщение. Только тогда она, опомнившись, принималась пережевывать пищу размеренно и медленно. «Порции» подавались ей не такие уж и внушительные, поэтому Эва решила отказаться от «заначки»; бессмысленно — пара кусочков вряд ли спасёт, если «хозяева» решат заморить зверушку, — но, судя по всему, такой задачи вовсе не стояло: на кого безумные извращенцы тогда будут охотиться?

Лев «нарисовался» только накануне анонсированной им ранее «охоты». Вошёл, в сопровождении двух мордоворотов, — с подживающей полоской на щеке от Эвиных когтей — и сдержанно поздоровался.

Эвелина не ответила и почти никак не прореагировала, повернула голову, сидя на нарах, в сторону от вошедших, и уставилась пустым взглядом в пространство.

В руках Лев держал какой-то мягкий свёрток. Не подходя близко, он кинул его Эве — свёрток мягко приземлился на топчан рядом с бедром девушки.

— Это твоя одежда для… мероприятия, — пояснил он. — Чтобы удобнее передвигаться. Комбинезон, спортивные туфли. Комплект для пересечённой местности…

Эва криво усмехнулась.

— Несмотря на наш инцидент, — продолжил Лев ровным голосом, — все наши договорённости остаются в силе. Я максимально поспособствую тому, чтобы ты провела последние часы на воле достойно. Понимаю, что сейчас ты не совсем в том состоянии, в тебе клокочет ярость…. Поэтому я и пришёл немного заранее. Чтобы ты всё взвесила до завтрашнего утра. Расклад у нас следующий.

И он принялся рассказывать о предстоящем «развлечении».

Эва и слушала, и не слушала. Слова привычно отпечатывались в её сознании смыслом, предложения выстраивались в непротиворечивые логические цепочки. Но она не могла избавиться от впечатления, что воспринимает пояснения Льва будто бы со стороны, присутствуя в камере «третьим лицом», безмолвным наблюдателем, зрителем в кинотеатре.

Лев пояснил, что «состязание» состоится в самом отделённом, специально оборудованном участке острова. Место действия отрезано от остальной суши широким водным каналом и представляет собой своеобразный «живой» лабиринт. В том смысле, что «сделан» он из растущих зарослей лиан и кустов. Можно сказать, что он напоминает чем-то заброшенный парк. В лабиринте есть и несколько открытых участков с переменчивым ландшафтом. С другой стороны «парк» упирается в скалистые горы — они определённо непроходимые — пытаться забраться на них — откровенное самоубийство. Если же попытаться «вернуться» обычным путём, через канал — это тоже вряд ли удастся — как раз в том месте обитает несколько крокодилов, что никогда не прочь полакомиться лёгкой добычей.

Единственно возможный способ продержаться в игре — обхитрить преследователей, скрываясь от них как можно дольше в лабиринте. Охотников будет шестеро. Матильда с Базилем, Ася с братом и Минерва с Горацио. У каждого из них будет ружьё, заряженное специальными иглами — что-то подобное применяют, когда надо усыпить опасное животное. Одно попадание такой «пули» вряд ли сразу собьёт жертву с ног, а вот пара-тройка удачных выстрелов наверняка стреножит. В этом и есть элемент состязания. Та пара, что сумеет окончательно «спеленать» дичь — будет считаться победителями. У них появится право выбирать: распоряжаться «выигрышем» и распределять между участниками по своему усмотрению самые пикантные части «туши» для дальнейшего меню.

Какие резоны у жертвы, чтобы сопротивляться как можно дольше?

Их три, пояснил Лев. Первое, наиболее банальное, инстинкт самосохранения: все мы хотим, пока нас не сковало безумство, пожить подольше. Второе: при определённых обстоятельствах можно попытаться каким-то образом временно перехватить инициативу и дать отпор самым ненавистным охотникам, как-то перехитрить их, поставить в уязвимое положение, чтобы нанести контрудар — правила это разрешают. Понятно, что провернуть такое непросто, все преследователи будут начеку, но теоретически такое возможно. И, наконец, третье, самое важное. Если жертва сумеет продержаться в лабиринте двенадцать часов, даже получив ранение, но не отключившись, ровно до 22.00 — охота прекращается.

— Я, разумеется, не гарантирую, что отпущу тебя на все четыре стороны, — заявил Лев, поясняя данный пункт. — Но обещаю, что решение о твоей судьбе мы с маман отложим пока на неопределённый срок.

— И много раньше было таких… выживших? — неожиданно для себя поинтересовалась Эва хриплым голосом.

— Ни одного, — лаконично ответил Лев, стараясь избегать прямого взгляда «заключённой». — А максимальный рекорд нахождения в лабиринте до… до того, как жертву подстрелят, составляет без пяти минут час. Не стану лукавить: дожить до заката — та ещё задачка.

— Ха-ха, — сказала Эва, снова ухмыльнувшись.

— Решать тебе, — сказал Лев на прощание. — Можно подготовиться, собраться и дать бой. Можно сразу же безвольно отдаться в руки победителям — в этом случае, согласно нашим договорённостям, я буду иметь право на проведение некоторых не очень приятных и эстетичных экзекуций ещё до твоего умерщвления. Решать тебе. Думай, анализируй, сопоставляй, ты умная девушка.

— Хер тебе, — тихо, но душевно отозвалась Эва.

Лев хотел что-то добавить, но передумал, слегка склонил голову, неодобрительно нахмурившись, потом развернулся и в сопровождении свиты покинул помещение.



***



Перед тем как заснуть накануне охоты — ну как заснуть, отключиться в полурдеме, вздрагивая-просыпаясь от каждого шороха, — на Эвелину снизошли размышления. Она «разглядывала» ломаные линии на чёрной внутренности своих закрытых век и думала. Ей почудилась, что она вот-вот доберётся до новой истины, что она, эта истина, последнее время всё кружила где-то рядом, но никак не давала себя схватить в невидимые объятья, не разрешала раздеть догола, чтобы хорошенько рассмотреть. А сейчас то ли обессилила для сопротивления, то ли специально прикинулась немощной, чтобы подарить Эве напоследок не очень-то приятственные откровения. Да что там — безжалостные, жестокие и душевыворачивающие откровения.

Получалось: то, что с ней произошло — не случайно. Кликушествующие монахи всегда списывают человечье наказание на вердикты Страшного суда, но это, как по Эве, слишком уж простое объяснение. В дело тут вступает Фатум, не знающий ни сострадания, ни участия. Холодный, «математически» выверенный Фатум, не признающий никакого раскаяния. В отличие от. Выходит, он — своеобразное явление природы, катаклизм, «просыпающийся» в моменты самых узловых событий жизни. Как дремлющий до поры до времени древний вулкан. Наши поступки могут спровоцировать его — и р-раз! Земля дрожит, небо гремит, а из разверзшегося жерла, наполненного алой магмой, выстреливает вверх столб вулканического раскалённого пепла, вперемешку со скальной породой. И человека словно оглушает изнутри, опустошает, выжигает…

Да, Лев не мог знать, что она сделала с Динаром. Никто не мог. Кроме Фатума. Вулкану безразличны сопутствующие обстоятельства; кто там на его склоне кого обманул и кого наказал — это не его «епархия». Его тригеррирует поступок. Пресловутый толчок камня, который зачинает горную лавину.

И неожиданно для себя Эвелина пришла к парадоксальному умозаключению: она всё сделала правильно! А значит, не о чем жалеть! Удивительно, но никакое последующее уничижение себя не принесло бы облегчения, потому как у Эвы не было боли. Динар умер, потому как сам провозгласил себе смертный приговор, а Эвелина выступила лишь исполнителем, да, палачом, если хотите, но всего лишь наёмным работником Фатума!

Придя к такому выводу, Эва поняла, что проголодалась. Сходила к лотку, доела последние остатки «вечернего» корма. Мясо стало вызывать в ней неконтролируемое чувство привыкания — как наркотик, — Эвелина со страхом представляла себе ситуацию, когда её беснующийся в мозгу голод не удастся утолить. И тут же охолащивала себя — вряд ли такое случится в принципе — завтра с утра она станет белой крыской в лабиринте. А ещё через час, максимум — мёртвой тушкой. Которую требуется освежевать и разделать. Ей ли печалиться о голоде?!

Эва вернулась на топчан, легла на бок, чуть подогнув колени и, заставив себя, снова закрыла глаза. Вспыхнули линии в темноте, какие-то зигзаги, будто кто-то невидимый давит ей на веки. Она попыталась выровнять дыхание, чтобы расслабиться и, наконец, заснуть.

Но мысли мешали. Они толклись в голове, будто ломились толпой к одному приемному окошечку с правдой.

Не проще ли завтра подставиться под первое ружьё и завершить эти жалкие поползновения и унизительные цепляния за жизнь? Лишить развлечения этих уродов, что заплатили гигантские бабки за участие в своих извращённых издевательствах? Хоть так разочаровать их? И Льва, который преподнёс её уродам на блюдечке, как главное блюдо? И жуткую его маман, что прикидывается добродушной домохозяйкой, а у самой от предвкушения зрачки горят инфернальным, дьявольским огнём? Оставить всю шайку-лейку «с носом», вернее с хладным, обездвиженным телом? С другой стороны, ничто не помешает им поглумиться над ней после смерти. Эва даже представила их хищные, отвратительные рожи, скалящиеся в кривых плотоядных оскалах. Матильда с Базилем, поди, ещё и станцуют чечётку на её костях, с них станется…

Какая тогда альтернатива? Принять правила Льва и проявить максимальное сопротивление? Но надолго ли её хватит, если остальные не смогли продержаться больше часа — в данном случае Льву не было никакого резона её дезинформировать, наоборот, скорее следовало обнадёжить её, наврать, что кто-то прятался в лабиринте дольше. Что она сможет, слабосильная девушка, сделать против шестерых вооружённых людей? Только бегать по «живым» коридорам сафари-парка, надеясь на переменчивый авось? Ну так охотники тоже не дураки. Рано или поздно загонят её в угол, и произойдет это задолго до окончания означенного срока.

Эва снова ощутила укол болезненного тщеславия. Представив себя в роли обречённой жертвы, словно посреди манежа, на который вдруг направили прожектора. Щёлк! Лучи пропороли притихшую черноту и сошлись на изящной фигурке посреди арены. Они подсветили её, чтобы зрители могли рассмотреть приму во всей красе. И восхититься. А она, в этот недолгий миг, могла купаться во всеобщем внимании, чувствуя своё сиюминутное превосходство — ведь все взгляды прикованы только к ней! Пусть через минуты она станет жертвой, но пока то она — королева!

Поразительно, но Эва внезапно ощутила сексуальное возбуждение. Её щёки пыхнули жаром, по груди разлилась истома, а в животе запорхали те самые бабочки.

— А-ах… — выдохнула она через зубы и сильнее согнулась, ещё подтянув коленки.

Полежала так какое-то время, не шевелясь. Но морок не проходил, лихорадочное состояние, напротив, только усугубилось.

И тогда Эва, слабо отдавая себе отчёт в своих действиях, сунула руку себе в одежду, нащупала вожделенную цель и стала выполнять короткие ритмичные движения.

Губы её при этом приоткрылись, дыхание участилось, а на лбу выступила тёплая испарина…



***



Когда утром дверь «камеры» распахнулась, Эвелина сидела на нарах в полной боевой готовности. Свою «повседневную» одежду она добровольно сменила на комбинезон, который ей вчера принёс Лев. Комбинезон оказался впору, ничего не стесняло любых, даже размашистых, движений Эвы.

Девушка чинно сидела на основании топчана и с вызовом смотрела на входящих. Её блестящие зрачки бликовали в свете люминесцентных ламп.



***



На берегу канала их ждали. Эву привезли туда на том самом кабриолете, только за рулём сидел один из неулыбчивых работников «фермы». И ещё двое — по бокам, на заднем сиденье. Руки и лодыжки Эвелины были предусмотрительно перетянуты стяжками.

Кабриолет пафосно выехал на небольшую полянку у самого уреза воды, будто на торжественную площадь привезли суперзвезду. Всё внимание присутствующих оказалось приковано к девушке в оранжевом комбинезоне. Не хватало только оваций и чепчиков, подбрасываемых в воздух.

И снова, в который уже раз, Эва, нервно облизнувшись, явственно ощутила на губах вкус сладко-порочного тщеславия. Она всё ещё оставалась главной фигурой жуткого представления.

Один из охранников нагнулся, чтобы перекусить хомут у пленницы на ногах, другой — перерезал путы, стягивающие руки.

Эвелина наконец смогла получше рассмотреть присутствующих на «церемонии». Если не считать охраны, на берегу находились все знакомые ей контрагенты. Охотники стояли парами, тоже облачённые в комбинезоны, но иного покроя. Зато в таких же кричащих цветах. Матильда и Базиль — в ярко-голубом, Ася и Ник — в ядовито-зелёном, Минерва и Горацио — в лимонно-жёлтом. У каждого из преследователей имелось специальное ружьё с укороченным дулом. Оно или болталось на груди, на ремне, перекинутом через шею, или было заведено за плечо.

Чуть в стороне расположилась последняя, четвёртая пара. Лев и его маман. Гавайку и шорты, видимо, из-за претенциозности момента, бывший жених Евы сменил на практичный спортивный костюм. Розетта Фёдоровна же вырядилась едва ли не в вечернее платье и нацепила на физиономию огромные зеркальные солнечные очки, отчего сразу же проассоциировалась у Эвы с черепахой.

Чуть дальше по берегу, вытащенные носами на песок притулились две лодки с чёрными горбами моторов на корме.

Эва посмотрела вдаль — ширина канала была не такой уж значительной, метров сто пятьдесят от силы — а за ним почти сразу начиналась живая стена леса, сплетённая из веток, лиан и бог знает чего ещё — надо полагать, начало того самого лабиринта-парка. Вода в канале выглядела грязной и мутной, Эвелина уловила слабое течение, от чего у неё на мгновение даже закружилась голова.

Один из охранников помог ей выбраться из машины. Он же подвёл её к стоящим в шеренгу охотникам.

Теперь они рассматривали друг друга. Безумные хищники и трепетная дичь.

— Господа! — обратился Лев, обращая на себя внимание. — Ещё раз прошу придерживаться тех правил, что мы не раз оговорили заранее. Это касается, кстати, обеих сторон, — он выразительно посмотрел на Эвелину. — Действо начнётся ровно в десять, — Лев сверился с наручными часами, — то есть приблизительно через полчаса. Задача убегающей, после того как прозвучит гонг, продержаться в лабиринте двенадцать часов, до двадцати двух ноль-ноль. При таком исходе она объявляется победительницей. В противном случае первенство отдаётся той паре, что сумеет лишить убегающую возможности к сопротивлению. Ещё раз подчёркиваю — необходим полный контроль и бессознательное состояние убегающей, для этого может стать недостаточным просто её подстрелить, одна или даже две иглы, попавшие в объект — ещё не гарантия успеха. Тут всё зависит от индивидуального состояния организма убегающей. Когда пара охотников удостоверится в выполнении данного пункта, они сообщают по рации о своём местонахождении, и я фиксирую результат. На этом состязание заканчивается. И мы переходим ко второму этапу, детали которого обсудим уже позже… Мы специально снабдили вас яркой, разноцветной одеждой, чтобы вы могли отличаться друг от друга, а главное — от убегающей, во избежание недоразумений. Преследующие начинают движение из выбранных жребием точек сразу после гонга. Дислокация каждой пары на момент начала состязания равноудалена от точки высадки убегающей. В этом плане ни у кого преимущества нет… Что ж… Вопросы, замечания, пожелания?.. — Лев пробежался взором по шеренге охотников, но те хранили молчание.

Эвелина тоже перевела взгляд на своих потенциальных убийц, но сделала это скорее машинально, автоматически. Ну в самом деле, что она могла рассчитывать увидеть в их пустых взглядах? Сочувствие, жалость, сожаление? Конечно же, нет. За те секунды, что она вглядывалась в их непроницаемые лица-маски, Эва различала в них только нездоровый азарт, восхищение, нетерпеливость. Лишь у Аси в зрачках мелькнуло какое-то непонятное, отличное от других настроение — да и то, возможно, Эвелине это показалось, потому что глаз у девушки постоянно дёргался от нервного тика. Матильда же, ответно глянув на Эву, коротко и мёртво улыбнулась самыми краешками вульгарно накрашенных тонких губ; так помнится, улыбался несмешной клоун в виденном когда-то Эвой бездарном цирковом представлении.

Шесть к одному, почему-то подумалось Эвелине.

А Лев, словно, прочитав её мысли, напомнил собравшимся на берегу охотникам о том, что тотализатор прекратит принимать ставки с ударом гонга.

— Вы можете поставить на временной отрезок, — добавил он после небольшой паузы, — который, по-вашему, понадобится для… окончания состязания либо на какого-то отдельного победителя, в том числе и на себя.

— А на общий исход? — спросил коренастый и невысокий спутник Минервы. Голос у него был прокуренный: хриплый и сипящий.

— На общий исход, дорогой мой Горацио, ставки принимаются в одностороннем порядке. Только на убегающую. Из-за ничтожности коэффициента противоположного исхода.

— Понял вас, мессер, — задававший вопрос кивнул.

Эве стало противно смотреть на переминающуюся в шеренге шестёрку. Она подняла голову и посмотрела чуть правее, на стену леса за каналом. Там, из сердцевины зелёных джунглей вдруг выпорхнула огромная чёрная птица. Она, величаво махая крыльями, стала подниматься выше и постепенно удаляться, направляясь в сторону просвечивающих в матовой дымке гор.

«Жаль, что я так не могу» — обречённо подумала Эва.



***



Народ рассадили по лодкам. В первую погрузили «охотников»; один из охранников сел за руль. Во второй за консолью управления устроился сам Лев. Эвелину же посадили на лавку, тянущуюся вдоль борта. На другой стороне, прямо напротив неё, села маман и расположились оставшиеся «фермеры».

Розетта Фёдоровна, переместив на лоб свои чудовищные очки, пристально рассматривала Эву, но та никак не реагировала; демонстративно смотрела мимо, на расходящуюся от движения лодки мутную волну.

— Что вы сейчас чувствуете? — неожиданно спросила маман. — Боль? Разочарование? Гнев?

Эва не ответила, даже не повернула головы, продолжая рассматривать колеблющуюся за бортом поверхность воды.

— Зря вы на меня ополчились, милочка, — проникновенно продолжила Розетта. — К тому же всё равно ничего уже не изменить. А мы даём вам возможность хотя бы с достоинством ответить за свои грехи. Возможно, вы укажете мне на то, что это не моё дело, к тому же мы не в исповедальне. Почему-то принято дожидаться какого-то там эфемерного Высшего суда до последнего вздоха, отчаянно хватаясь за жизнь. А ведь это унизительно.

— А вы, я так понимаю, безгрешны? — Эва зло зыркнула на собеседницу и снова отвернулась.

— Ха-ха, неплохая шутка, — развеселилась маман. — Наши грехи, пожалуй, затмят подвиги некоторых библейских персонажей. Но откуда вам знать, что мы припасли для себя, когда придёт время? Уверяю, если бы вы дожили до этого момента, вы бы не были разочарованы.

— Да вы просто банда больных ублюдков, вот и весь сказ, — произнесла. Эва сквозь зубы, понимая, что терять ей всё равно уже нечего.

— В вас говорит смута, — довольно спокойным тоном отозвалась на эту эскападу Розетта. — Вы ослеплены внутренним бешенством и потому агрессируете. Что ж, это тоже надо пережить, перебороть в себе. И тогда вы узреете новую истину.

— Просто заткнись, — сказала ей Эва чуть громче и с таким нажимом, что Лев беспокойно повернул в их сторону голову, на секунды отвлекаясь от управления лодкой. — Пока я тебя не скинула за борт, — добавила Эвелина, — на завтрак твоим сородичам-крокодилам…