Глава 17 погребённая

Глава 17

ПОГРЕБЁННАЯ

Вход в лабиринт представлял собой облагороженные и аккуратно, по садовому, подрезанные кустарники какого-то южного растения. «Живые» стенки поднимались едва выше пояса, но дальше «вырастали» вверх, представляя собой хаотичное на первый взгляд переплетение лиан. Что там ожидает Эву, в глубине лесного лабиринта, можно было только догадываться.

Берег же, куда причалил первый катер, выглядел скучно: грубоватый, шершавый песок, влажные разводы от колеблющейся воды, небрежные остатки полусгнивших и оттого почерневших водорослей.

Шум мотора второй лодки постепенно затих, охотники готовились высадиться на установленной точке, в паре миль вниз по течению.

Лев озабоченно глянул на ручные часы.

Эвелина стояла индифферентно, делая вид, что ей всё безразлично. Дурацкий оранжевый комбинезон меньше всего сейчас подчёркивал её природную женственность. Казалось, на берег привезли беглого каторжника (правда, с розовыми волосами) — не хватало только кандалов на ногах. Привезли, чтобы… казнить?

Эва, прищурившись, глянула на небо: оно посерело, налетели тучи, солнце же — размытая жёлтая тарелка — едва проглядывалось.

— Три минуты, — объявил Лев, и Эва краем глаза увидела, как ухмыльнулась маман. Один из уголков её рта вдруг пополз чуть вверх, словно кто-то невидимый потянул его за невидимую же верёвочку. Эвелина внезапно подумала, что с большим удовольствием убила бы эту женщину. Почему-то именно Розетта Фёдоровна вызывала в ней максимальное отторжение и жажду мести.

Один из охранников извлёк из нутра катера игрушечный гонг с колотушкой и встал в торжественную позу, держа блин перед собой. Другой, вытянув руку, подставил к нему рацию.

Налетел порыв ветра, разметав волосы. Эва машинально переступила ногами.

— Десять, — провозгласил Лев, глядя на циферблат, — Девять, восемь…

Где-то в дебрях лабиринта задушено крикнула лесная птица.

— …Три… Два… Один… — сказал Лев.

Охранник, держащий рацию, нажал на кнопку передачи и придвинул её ещё ближе к гонгу. Второй секьюрити отвёл руку с колотушкой.

— Старт, — сообщил Лев, даже не повысив голос.

Раздался удар гонга.

Эва сорвалась с места, словно бегун, среагировавший на выстрел стартового пистолета.

Ей настолько осточертело видеть эти рожи, что она хотела как можно быстрее попасть внутрь лабиринта. Не для того, чтобы выгадать себе какие-то дополнительные секунды жизни, а чтобы остаться наедине с никем. Даже не с собой, и не с лукавым лесом, а просто в гулком космическом одиночестве.

Она вбежала в живой коридор и стала углубляться в лабиринт, следуя поворотам живой изгороди — тут, вначале, она вела единственной дорогой. Когда же Эвелине встретилась первая развилка, она, не сбавляя скорости, повернула направо.



***



Почти сразу Эва заблудилась. К тому времени, как она задохнулась-таки от необдуманного спурта, беглянка уже слабо представляла, где находится. За двойными развилками последовали тройные, а далее — и вовсе ей встретился перекрёсток. Из-за постоянных поворотов и смен вектора движения участок мозга, отвечающий за пространственную ориентировку, окончательно сдался. Север слился с югом, а восток с западом.

Эва посмотрела на солнце — может быть можно как-то по нему ориентироваться? Но как? Следовать за ним — а значит, двигаться с востока на запад? Но зачем? Чем это направление лучше других?

«И всё же надо держаться хоть какой-то тактики» — решила Эва.

Бездумный, хаотичный бег внутри зарослей не приведёт ни к чему хорошему: она быстро наткнётся на охотника, который без помех всадит в неё иглы с ядом…

Но что тут можно придумать?

Эвелина прислонилась спиной к живой изгороди на перекрёстке, чтобы отдышаться. Во все стороны уходили четыре дороги. Ну, три, если исключить ту, по которой она сюда прибежала. Куда дальше?

Эва, за это небольшое время нахождения внутри, отметила для себя, что прямые участки лабиринта очень короткие. Кроме длинного стартового створа, ей почти всегда приходилось поворачивать после десяти-двадцати метров живого коридора, упираясь в перпендикулярную движению стену. Можно ли как-то использовать эту особенность?

Странно, но Эвелина почти не ощущала страха. Да, в груди клокотало некое волнение, но оно скорее напоминало мандраж от важности исхода соревнования, будто бы ты всего лишь спортсменка, приступившая к состязанию. Страха приближающейся смерти не было вовсе.

Возможно, он появится позже, когда Эва услышит первый шорох приближающегося из-за угла охотника?

Кто знает?

Но пока, выровняв дыхание, Эвелина двинулась дальше — на перекрёстке прямо — до следующей неминуемой развилки.



***



Минут через десять Эвелина словила первый приступ клаустрофобии. Лиственные стенки лабиринта, как показалось ей по мере продвижения, стали не только выше «ростом», но и принялись смыкаться, оставляя всё более узкий проход. Будто бы лабиринт был живым организмом и сейчас, на выдохе, сжимал свои лёгкие, а значит мог запросто раздавить её — микроскопическую букашку внутри одной из альвеол.

Эва инстинктивно выбросила в стороны руки, препятствуя несуществующему сжатию и облилась холодным дурманящим потом. Ей пришлось почти остановиться, чтобы прийти в себя. Помогло солнце — Эвелина задрала голову вверх, жёлтый круг показался на секунды из-под облаков и помог вернуть ощущение реальности. Эва судорожно сглотнула, пытаясь унять нервную дрожь.

И побежала дальше.

Но через пару минут её скрутила новая напасть.

Ей, со всей отчётливостью показалось, что за ближайшим углом-поворотом лабиринта кто-то стоит. Не совсем понятно, на чём было основано такое ощущение — никаких посторонних или подозрительных звуков Эва не слышала, но, тем не менее, почти не сомневалась: за углом её поджидает охотник. Стоит, тонко дыша, сжимает в руке приклад ружья и плотоядно улыбается в предвкушении добычи.

Эвелина словила ступор.

Ноги категорически отказывались подчиняться командам мозга и делать элементарные вещи — идти вперёд.

Но медлить не следовало. Если впереди её поджидал пока лишь призрак, то из-за спины совершенно точно приближались абсолютно вещественные преследователи.

Скрутив волю в кулак, сжав зубы — аж скрипнуло — Эвелина всё же пересилила себя. С громко колотящимся сердцем заглянула за угол стены — пусто. Никого там не было, лишь маленькая чёрная зверушка метнулась быстрым штрихом в нижнее сплетение лиан.

Эва шумно выдохнула и двинулась рысью дальше.



***



Время продолжало течь рывками. Из-за непрерывного бега и спутанного дыхания Эве казалось, что прошло уже не менее получаса с удара гонга. Быть может, она и преувеличивала, конечно, но что с того? Минутами раньше, минутами позже. Силы её иссякали, перманентный бег (иногда она переходила на скорый шаг) быстро выматывал; мышцы наливались тяжестью, деревенели. Да и, самое главное, Эвелина подспудно понимала — убежать всё равно не удастся. Лабиринт — билет в один конец. Из него нет выхода, есть только вход. Рано или поздно она упрётся в тупик или наткнётся на склон горы. И придётся поворачивать назад. А значит, уже не удаляться, а сближаться с преследователями. Так может плюнуть на всё и завершить эти бесполезные догонялки? Вот прямо в этот миг развернуться и пойти навстречу незавидной судьбе?

Эвелина в который уже раз глянула вверх, у неё возникла шальная мысль, забраться куда-нибудь повыше. Эх, если бы в живой изгороди лабиринта было подходящее дерево с крепким стволом… Но ничего похожего пока ей не встречалось. Сама плетёная стенка щетинилась острыми листьями и тонкими стеблями переплетённых лиан. Лезть по таким невозможно, во-первых, они не выдержат веса даже девичьего тела, а, во-вторых, Эва вся изрежется колючками и острыми трубчатыми листьями. Абсолютно бесперспективная затея.

И тут, осматривая очередную «стенку», Эвелина вдруг заметила некую нишу у её основания. Почва в том месте немного просела вниз по каким-то причинам и образовала хоть и совсем неглубокий, но грот, находящейся в тени той самой «изгороди», и поэтому не очень-то заметный. Новая, смутная, догадка, стала формироваться в мозгу у Эвы. Ещё более сумасшедшая, чем карабканье по лианам.

Эва подошла к нише, присела и попробовала пальцами землю, которая оказалась прикрыта слоем лиственного мусора: каких-то ссохшихся иголок, остатков пожухлых травинок, сухих листьев. Она сгребла верхний слой и «копнула» рукой дёрн: почва у поверхности оказалась на удивление мягкой и рыхлой. Одновременно её взгляд упал на причудливую маленькую «дощечку», валявшуюся рядом. Скорее всего это был загнутый по краям кусочек коры неведомого дерева. И чем больше Эвелина смотрела на этот кусочек, тем больше он напоминал ей небольшой, чуть крупнее «детского», совок.

Эва нервно сглотнула и подняла настороженно голову. Опять ей показалось, что кто-то приближается. Прислушалась — нет, тишина.

И тогда она взяла в руки «совок». Он оказался достаточно прочным. Эва попробовала согнуть его в разные стороны, но не смогла сломать — волокна дерева, из которого он состоял, упруго пружинили.

Эва воткнула «совок» в землю — он легко вошёл в верхний слой почти на половину своей длины. Копнула. Потом ещё раз. Сильнее и глубже. И снова получилось.

И вот в этот момент та самая безумная и завиральная мысль, которая мелькнула в её затуманенной страхом голове, обрела уже конкретные контуры.



***



Эва не рассчитывала, что ей удастся сие сумасшедшее мероприятие. Вот честно. Просто ей настолько опостылело бежать, как загнанной дичи, что она решила рискнуть. Хуже вряд ли будет, в любом случае. Её новый план заключался в следующем: она решила с помощью внезапно обретённого «инструмента» углубить нишу под стенкой лабиринта. Выкопать для себя импровизированный «гробик». Верхний слой земли в этом месте действительно такому способствовал. Эвелина достаточно быстро докопалась «совком» до следующего плотного глиняного слоя, но этого оказалось достаточно. Она прикинула, что вполне себе поместится в яму по глубине. Теперь следовало чуть расширить «окоп», что она тоже сделала без особых проблем. Конечно, она не была уверена, что её раскопки останутся незамеченными со стороны. Но следовало сделать так, чтобы остались! Эва принялась аккуратно собирать весь окружающий «мусор», нападавший с кустов, предполагая замаскировать им верхний взрытый слой дёрна. Пару раз она едва не сбивалась на истерику — с трудом сдерживая себя — такой идиотской казалось ей затея! Но с упорством одержимой она продолжала свои приготовления.

И за относительно короткий промежуток времени её оригинальное убежище обрело уже зримые черты. Эва, поёжившись плечами, легла в «гробик». Он вполне «подошёл» по размеру — и по глубине, и по ширине. Поелозила, устраиваясь поудобнее.

Потом села и очень аккуратно принялась нагребать на свои ноги вначале вырытую совком землю, а потом, когда чёрная почва полностью скрыла нижние конечности, насыпала сверху того самого маскировочного местного «мусора». Получилось вполне себе неплохо: разумеется, если сильно присмотреться, можно было определить, что здесь что-то не так, но станет ли кто-нибудь это делать в неприметной, затенённой нише под самой стеной лабиринта?

Эвелина чуть отклонилась назад и начала закапывать среднюю часть своего тела. Нечто похожее порой делают, дурачась, подростки на песчаном пляже: выкапывают ямку, ложатся в неё и, смеха ради, начинают загребать на себя песок, пока не «укроются» им полностью. Ещё и друзей-оболтусов просят «подсыпать», чтобы на поверхности осталась одна голова.

Эве просить было некого. Мало того, вариант с «торчащей» головой ей тоже не подходил.

Закопав себя ладонями на две-трети, Эвелина сделала паузу, чтобы отдышаться. Поймала себя на сюрреалистичности происходящего. Она смотрела на часть себя, собственноручно погребённую под землю. В каком кошмарном сне такое может присниться?

Предстояло самое сложное. Ухитриться как-то нагрести землю (и сверху лесной «мусор») на оставшуюся часть тела — грудь, шею и, наконец, голову.

Эва легла полностью, коснувшись затылком глины и ощутила холод. Страшный, загробный холод стылой могилы. Её туловище и ноги, укрытые слоем земли уже, казалось, закоченели, а ведь она собиралась похоронить себя всю, целиком! Лишь сверхъестественным усилием воли Эвелина смогла заставить себя остаться на месте, а не раскидать в стороны только что уложенные на себя комья.

Судорожно сглотнула, глянула на бесконечно далёкую тарелку солнца в вышине, и стала нагребать дёрн на грудь, действуя одной рукой. Вторую ей пришлось изогнуть причудливым образом, так, чтобы ладонь оказалась недалеко от головы — именно ею Эва собиралась произвести последние «закапывающие» движения. Понятно, что сделать это «красиво», так, как с остальным телом, в конце процедуры не получится — и это самое уязвимое место её предприятия, но требовалось максимально приблизиться к приемлемому результату.

Эва действовала очень скрупулёзно и филигранно. Засыпала заранее подготовленной кучкой часть шеи и половину головы, потом сунула в рыхлую землю левую руку. «Непокрытыми» сейчас оставалась только лицо, верхняя часть повёрнутой чуть набок головы и ладонь правой руки, вертикально торчащая неподалёку от щеки. Эва нащупала губами опять же заранее приготовленную прочную тростинку, сжала её несильно зубами и закрыла глаза. Сознание сразу же окутал жуткий мрак, заморозив душу. Эвелина принялась медленно и осторожно подгребать землю «оставшейся» ладонью. Когда комья коснулись её лица, от отвращения Эву едва не вывернуло наизнанку — она чуть не перекусила тростинку при спазме. Но снова справилась. И опять двинула ладонью.

Когда по ощущениям земля закрыла лицо полностью, Эва попробовала дышать сквозь трубочку — это ей вполне удалось.

Ещё минут пять Эвелина микроскопическими движениями всё накидывала и накидывала оставшиеся кусочки на себя саму. Последние движения она делала уже самыми кончиками пальцев. Конечно, она не могла видеть, как её «убежище» выглядит со стороны и слишком ли оно заметно, но теперь оставалось только полагаться на удачу.

Эвелина пошевелила ладонью, пытаясь окончательно спрятать её под дёрн, но, опять, же никакой уверенности, что у неё это получилось — быть не могло.

Теперь оставалось только ждать. Сколько она продержится в своей могиле, дыша, через трубочку, даже если её не обнаружат? Час? Два? Ну уж точно не до заката.

Тогда зачем?

Да кто его знает?

Эва попыталась абстрагироваться от всего сущего. Темнота давила на мозг почти осязаемо. А прохладная земля представлялась саваном, последним пристанищем жалкой плоти, так удачно похоронившей себя саму. Мозг Эвелины скрутил приступ самой страшной в её жизни панической атаки. Она бы завизжала, если б смогла, но осталась недвижимой, впрочем, едва не потеряв сознание.

Потом Эве пришло на ум, что она уже умерла. Слой земли поверх тела, хоть и не такой большой, но всё же обездвиживал, лип отвратным компрессом. Все оставшиеся органы чувств работали только на осязание, но осязать в подземном коконе было практически нечего. Кроме утробного дыхания тлена, идущего снизу. Эвелина заглушила в себе угрызения глупости — скорее всего её маскировка — курам на смех, и первая же пара охотников заметит разворошённую землю и подойдёт проверить. Закопать саму себя с первого раза, без тренировки — очевидно, задача со звёздочкой.

Но к чему сейчас эти рефлексии?

Приступы безудержного страха продолжали накатывать на сознание Эвы как волны прибоя, всё сильнее захлёстывая разум. Темнота ввергала в панику. Одно дело, когда ты твёрдо знаешь, что при желании сможешь раскрыть веки и впустить в себя свет. И совсем другое — когда осознаёшь, что это невозможно. Что темнота теперь — это твоя оболочка. И, быть может, навсегда. Как у безнадёжно больного слепого. Кто может выдержать такое?

Эвелина изо всех сил старалась отвлекаться, вызывать перед мысленным взором картинки прошлого. Но и там виделась странная чепуха. То та самая движущаяся бритва с капающими с клинка каплями крови — далась ей эта бритва! То почему-то лысый и пузатый препод из фазана (она в свое время проучилась там два месяца), который, картавя, говорил: «Вы же совегшенно не разбираетесь в пгедмете, милочка, даже не знаю, что мы с вами будем делать!» При этом он беззастенчиво пялился Эве в декольте, облизывал губы и нервно поглаживал свои сальные волосики на голове.

Эвелина хотела вспомнить что-то приятное в своей жизни — неужели же такого вовсе не было? Но не могла. Проскальзывали отдельные отрывки, но путанно, калейдоскопом, рвано. Череда мужских лиц, словно наброски карандашной чёрно-белой графики. Пляж с разложенными пустыми шезлонгами и брошенная кем-то голубая лента, развевающаяся от ветра на оранжевом песке. Настенные часы, со стрелками двигающимися в обратном направлении, в прошлое — всё быстрее и быстрее. Маленькая, совсем крохотная, лет пяти, девочка, играющая с ведром в песочнице. «Пошёл на хер отседова!» — говорила она кому-то невидимому, зло повернув голову. И другая подобная чушь.

Эве захотелось забыться, отключиться, навеки кануть в подземное царство, чтобы пытка закончилась. Но как это сделать?! Зашоренный, заиндевевший и возбуждённый запахом близкой смерти мозг вряд ли ей в этом поспособствует.

При очередном вдохе Эвелина вдруг испытала затруднение, воздух втянулся с коротким сипом. Она немедленно перепугалась, выдохнула сильнее и вроде бы ситуация нормализовалась.

Видимо, на свободный конец трубочки просто села бабочка или заполз муравей.

Пытаясь сосредоточиться, Эва в очередной раз спросила себя — сколько ты протянешь в такой нелепой позе?

И не успела ответить, потому как ощутила слабую-слабую, но отчётливую вибрацию.

Земля передавала сигналы не очень-то явственно, но почва неподалёку определённо испытывала какое-то воздействие. Шаги?

Кто-то идёт?

Рано или поздно это должно было неминуемо произойти, и Эва внутренне сжалась от приближения развязки.

Кто-то шёл к ней.

«Тум-тум…» — еле-еле, на самой грани восприятия отпечатывалось на её коже. «Тум-тум-тум-тум…»

Чуть ближе.

Эва перестала дышать, а звуки громыхающего сердца мешали распознавать приближение охотников.

Она ждала радостного возгласа и высокомерно-снисходительных слов.

Чего-то типа: «Ну хватит уже притворяться мёртвой, давай, выбирайся из своей могилы!»

Но ощущались только лёгкие потряхивания верхнего слоя.

«Тум-тум-тум».

«Тум-тум».

Рядом.

Совсем рядом.

Вот сейчас. В эту секунду…

Ну же!

Вот сейчас.

«Тум». «Тум-тум-тум». «Тум-тум…»

Или это кровь стучит в висках?

Да нет, не кровь…

И снова: «Тум-тум-тум-тум…»

Но теперь всё дальше и «тише»…