Глава 18 череп

Огонь пожирает меня,

Как солнце утро.

Когда-то я тлела, любя.

Теперь — подожжённая кукла.



Мой след на пустынном брегу,

В песке, остаётся навечно.

Бреду я в душевном бреду

И пляж предо мной — бесконечен…

Если в камере-обскуре на «ферме» время текло для Эвы неравномерно, то сейчас, в её импровизированном подземном домике оно и вовсе остановилось. Эвелина перестала чувствовать себя как что-то материальное. У неё не было ни рук, ни ног, они слились с холодной — ужасно холодной! — землёй в одно целое. Тело Эвы само стало почвой, удобрением, ещё немного, и разложение тканей окончательно превратит самопогребенную девушку в банальную мертвячку, странным образом способную поддерживать внутреннее тепло посредством пошлой тростинки, зажатой между зубами.

В какой-то момент Эва с диким ужасом поняла, что не сможет больше двигаться. Ей показалось, что она насыпала на себя слишком много земли. Перестаралась. И теперь, даже по желанию, не сможет откопаться обратно. Она задохнулась от этого предположения, со свистом несколько раз втянула воздух и лишь сверхъестественным образом сдержалась, чтобы не пошевелиться.

Сотрясения почвы пропали. Или Эвелина утратила возможность их ощущать.

Её внутренняя темнота висела беззвучным занавесом, окутывала её липкой паутиной. Разум застекленел, отчаянно хватаясь осколками здравого смысла за привычные образы. Но в такой могильной темноте эти образы, один за другим, исчезали, словно погружались в вязкие чернила — безвозвратно тонули в безумии происходящего.

Возможно, Эва смогла бы продержаться в своём укрытии дольше. Или, согласившись с доводами старухи с косой, тихо отдать концы, устраняясь от любой внешней суеты. Но получилось, как получилось.

В этот раз «землетрясение» проявилось чётче и резче; после ритмичных вибраций, «отпечатанных» на её коже микроскопической шагренью, Эва внезапно ощутила «тычок». Тростинка, удерживаемая её губами, вдруг «провалилась» вниз, между зубов — девушка не сумела среагировать — и упёрлась в основание языка, вызывая спазм. Эвелина, ещё не осознавая, что происходит, постаралась инстинктивно вытолкнуть её языком же обратно, но удалось это сделать только частично. Но самое страшное было не в этом. Эва сделала втягивающее движение и… ничего. Воздух перестал всасываться внутрь.

Тогда она, снова толкая трубочку языком наружу, выдохнула через неё что есть сил, чтобы выдуть препятствие, закупорившее дырку. Но сгусток воздуха и тут напоролся на неведомую преграду, будто тростинку забили плотной пробкой снаружи.

В ослабленном сознании Эвы мелькнула картинка: некто наступает тяжёлым берцем на торчащую из земли соломинку. Возможно, не нарочно, просто не заметив её. Наступает, и от этого движения тростинка проталкивается к её горлу. А потом и вовсе ломается надвое под безразличной подошвой — перегибается на две части, прекращая доступ воздуха. Может, даже втаптывается в грязь.

Эва судорожно вдохнула, втягивая щёки до впалости — безрезультатно, потом выдохнула что есть сил — надув рот — с тем же результатом. Некто перекрыл ей кислород. И если настоящему мертвецу он и не нужен, то ей, только стремящейся к полному забвению, воздух был пока необходим.

«Вот и всё» — как-то равнодушно подумала Эва и пошевелила правой рукой, которая находилась ближе всего к поверхности. К её удивлению, это удалось сделать почти без усилий. Она напрягла мышцы и раскопав пальцами себе рот, одновременно двинула другой рукой, поднимая вверх целый пласт дёрна.

Хотела бы она посмотреть в этот момент на того, кто нарушил её подземный покой. Она не без основания полагала, что вид выбирающегося неподалёку от тебя из-под земли мертвеца — впечатляет.

Выкапываться оказалось не в пример легче, чем совершать обратную процедуру. Эвелина, энергично помогая себе руками, уже привстала верхней частью, одновременно фиксируя недалёкий силуэт. Кто-то действительно недавно «прошёлся» по ней, а теперь стоял у ближайшего поворота лабиринта. Но стоял к ней спиной! Охотник почему-то не слышал её «раскапывания» и не чувствовал его. Одет противник был в небесно-голубой комбинезон.

Эва разбросала пласты дёрна со своих заземлённых ног в стороны, и только тогда Охотник принялся поворачиваться, среагировав на звук: комки почвы глухо «зашуршали», ударяясь друг об друга. Эвелина же к этому моменту, обрушивая с себя новые комья земли, принялась подниматься из своей могилы. Мышцы от долгого бездействия задеревенели, и девушка буквально разрывала их, заставляя сокращаться — боль тысячей очагов пронизала весь её организм, но она упорно продолжала «разгонять кровь».

Вид восстающего из преисподней человека — всклокоченного, грязного, облепленного песчинками почвы, перемазанного с ног до головы, с чёрным от прилипшей земли лицом настолько впечатлил Охотника, что на какие-то секунды парализовал его.

Глаза Матильды — а под ярко-голубым комбинезоном была именно она — раскрывались и раскрывались от изумления; на старческом лице, изъеденном морщинами, отразилось выражение полнейшего недоумения.

Старушенция держала винтовку в руках, но стволом вниз.

Эвелина, полностью вырвавшись из объятий сырой землицы, не теряя ни секунды, как спринтер, разрывая остатки слежавшихся мышц, рванулась в сторону Охотницы. С её комбинезона продолжали осыпаться ошмётки чёрной земли.

Зрачки Матильды продолжали расширяться, а губы зашевелились. Кажется, она сказала: «Базиль!», но из-за шока настолько тихо, что возглас не услышала даже Эва.

Меж тем расстояние между Дичью и Охотником продолжало стремительно сокращаться. Эва летела на Матильду с решимостью неотвратимого торнадо.

Старушка начала-таки реагировать, очнувшись от ступора, принялась поднимать ствол винтовки.

Когда Эвелине оставалось сделать каких-то два-три шага, оружие в руках Охотника поднялось на требуемую для рокового выстрела высоту. Эва сделала в последнем усилии какой-то дикий, невообразимый прыжок, и одновременно с этим Матильда нажала на спуск.

Вытянутая ладонь Эвы, в самое последнее мгновение, успела чуть ударить по концу ствола, отчего пуля-игла отклонилась и прошуршала рядом, «облизав» комбинезон Эвы на боку и даже прорвав его, но не зацепив живое тело.

В следующую секунду девушка обрушилась всей инерцией рывка на старушенцию, сбила её с ног и сама, запнувшись о падающее тело, грохнулась оземь со всего размаха. Удар случился такой силы, что Эве показалось, что она сотрясла не только мозги, но и все свои остальные внутренности. Пропахав телом на поверхности свежую борозду, Эва не чувствуя уже боли, перевернулась на спину, и бросила взгляд на соперницу.

Матильда, тоже оглушённая ударом, копошилась поблизости, стремясь подобрать винтовку, выбитую из её рук ударом; это ей частично уже удалось, она ухватилась за приклад.

— Базии-и-и-и-иль!!! — отчаянно громко заверещала она, заметив, что Эвелина наблюдает за её потугами.

Эва же, скрипнув песком на зубах, принялась подниматься: покачнувшись, встала вначале на корточки, а потом, совладав с равновесием, и в полный рост.

Матильда, лёжа, судорожно подтягивала к себе оружие, старческие корявые пальцы скользили по гладкому прикладу и никак не могли толком притянуть его.

Эвелина, пошатываясь и не отрывая взгляда от извивающейся на земле Матильды, медленно пошла в её сторону. В её зрачках заплясали безумные огоньки, а губы скривились в подобие сардонической улыбки.

Охотница, продолжая лежать на спине, наконец подгребла ружьё, схватила его как положено, но и только.

Эва, приблизившись к поверженной ею старухе, чуть прибавила шаг, подпрыгнула- напрыгнула на неё и приземлилась двумя ногами прямо на голову Матильды. Грязные подошвы кроссовок скользнули по седым волосам, но такого сокрушительного воздействия, акцентированного весом тела Эвелины, оказалось достаточно, чтобы глаза у старушенции закатились, а пальцы разжались. Матильда обмякла, а винтовка сползла на землю рядом с телом.

Эва нагнулась над старухой — та ещё дышала, — протянула руку и повернула её голову вбок. Потом отошла, чуть разбежалась, и снова прыгнула вверх, как можно выше, сведя ноги вместе, и разгибая их с силой в момент приземления. Эффект даже превзошёл ожидания. Подошвы обрушились на череп Матильды с такой силой, что раскололи его. Что-то под ногами Эвы хрустнуло и вбок брызнула склизкая субстанция.

Похоже, я ей натурально вышибла мозги, — почти равнодушно подумала Эва и периферическим зрением, а может, шестым чувством, заметила в стороне какое-то новое движение. Она инстинктивно отклонилась, сделала шаг вбок, что, как ни удивительно, спасло её в этот раз. Получилось так, что девушка поскользнулась, угодив при перешагивании как раз в ту самую субстанцию, что выбрызнулась из черепа Матильды. А поскользнувшись, резко дёрнулась вправо, и в этот момент мимо неё просвистела пуля. Получилось, что этим неосознанным манёвром она избежала рокового попадания.

Но и равновесие ей сохранить не удалось. Эва снова упала, растянувшись рядом с трупом и сильно ударившись бедром — чувствительность тела к этому времени уже возвратилась.

Успев кинуть лихорадочный взгляд в сторону приближающейся опасности, Эва увидела ещё один голубой комбинезон — не удивительно! — ясно было, что Базиль где-то рядом. Старик приближался коротким шагом и целился в неё.

Эвелина проворно переползла за мёртвую Матильду, укрывшись ею, как заслоном и подтянула к себе за ремень винтовку старухи.

Базиль выстрелил снова — игла с глухим «туком» впилась в бездыханное тело.

Эва совладала-таки с винтовкой, выставила её, устроив цевьё на животе Матильды как на бруствере окопа, и, даже особо не целясь, нажала на спуск. Выстрел оказался точным. Игла угодила Базилю в шею. Он выронил оружие и вскинул руки — будто собираясь задушить самого себя. Попадание не свалило его с ног — Охотник лишь остановился, чуть пригнувшись.

Эва переползла через Матильду, поднялась на ноги и, выставив ружьё наизготовку, пошла к Базилю. Она помнила слова Льва о том, что одной отравленной иглы, поразившей жертву, может быть недостаточно, чтобы полностью обездвижить её, поэтому требовалось довести начатое до логического конца.

Базиль и вправду чуть очухался, согнулся сильнее, но лишь для того, чтобы нащупать одной рукой выпавшую винтовку.

Эва не стала тянуть кота за хвост. Она выстрелила на ходу — промазала, — но тут же снова нажал на спусковой крючок. На этот раз игла угодила Базилю в плечо и чуть отклонила его назад.

Эва видела, как старик успел с недоумением глянуть в её сторону, а потом завалился назад, нелепо раскинув руки в пыли.

Она подошла, нависла над ним. Он, несомненно, был ещё жив. Грудь его слегка вздувалась и опадала, в такт слабому дыханию. Зрачки, хоть и подёрнутые плёнкой, продолжали излучать неяркий свет. Возможно даже, что он мог ещё слышать.

Поэтому, наклонившись к его лицу, Эвелина сказала:

— Ну что, получил меня на обед, ублюдочный старичелло?

Кажется, Базиль чуть дёрнулся, словно намереваясь что-то ответить, но не смог, его тонкие губы лишь сложились в прямую линию.

— Можешь себя не утруждать, больной мудила, — сказала Эва, разогнулась, прицелилась в район его сердца и нажала на спуск.

Когда игла пробила ткань голубого комбинезона и вошла в плоть, в зрачках Базиля что-то промелькнуло. Возможно, так уходила его жизнь.

Эвелина выстрела ещё раз. Зрачки в белках глаз старика дёрнулись, но уже совсем мелко.

Следующий выстрел не получился. Раздался сухой щелчок и всё. Оказывается, магазин автоматической винтовки вмещал всего шесть патронов-игл.

Не беда.

Эва отложила оружие Матильды и подхватила ружьё Базиля.

Направила на тело старика и выстрелила ещё раз.

И ещё.

После следующего выстрела зрачки Базиля застыли, мёртво уставившись в голубое небо. Его грудь больше не вздымалась.

Тогда Эва бросила рассеянный взгляд на два распростёртых в пыли тела, закинула винтовку за плечо и неторопливо пошла к ближайшей развилке.



***



Однако через пару поворотов, вдруг, почувствовала себя плохо. Ноющая боль в «надорванных» мышцах усилилась, руки и ноги внезапно задрожали, горло скрутило спазмом, а голова закружилась. Видимо, пришли «отходняки».

Эва приостановилась, сняла винтовку с плеча, но не удержала в руке — оружие выскользнуло из ладони и упало на землю.

Перед глазами у Эвелины поплыло. Она покачнулась, потом, как подрубленная, села на колени и, наконец, упала ничком вперёд, раскинув руки в стороны.

Её тело сотрясала болезненная дрожь, стало не хватать воздуха, Эва широко открывала и кривила рот, из глаз хлынули слёзы.

Ей показалось что рядом кто-то стоит. В небесно-синем комбинезоне, но с расколотым надвое, по диагонали, черепом.

— Ы-ы-ы, — тоненько завыла она от безысходности. Мир вокруг схлопывался, начинал меркнуть, и помешать этому действию девушка была не в состоянии.

Эвелина раскинула руки и ноги, словно пытаясь обнять земной шар, и принялась шевелить ими, гладя почву.

Я — жук, перевёрнутый на спину, мелькнуло в затуманенном сознании.

Резкая боль скрутила живот.

Эва опять застонала сквозь зубы, подтянула колени.

Теперь она уже не видела голубого призрака, но чувствовала его присутствие.

На лицо упала горячая липкая пелена.

Эва снова открыла рот и неожиданно вонзила зубы в мягкую почву. Откусила кусок и принялась жевать дёрн. Он отвратительно скрипел и шуршал на зубах, лип к языку, наполняя рот стылым вкусом недавней могилы.

Эва продолжала жевать, но не могла проглотить тягучую массу. Из её глаз градом катились слёзы.

Отпустило её минуты через три.

Она затихла, судорожно замерев — силы окончательно иссякли. Тремор прошёл, спазмы закончились.

Эва вытолкнула языком склеенную слюной земляную массу через губу, тоненько вздохнула. Вселенная постепенно возвращала себе первоначальный облик. Эвелина уже различала как звенит воздух, как поёт невидимая птичка в зарослях, как солнце жарит макушку.

Она с огромным трудом отползла к стенке лабиринта, потом, хватаясь за острые ветки и раня ладони, приподнялась, села, опёрлась на живую изгородь спиной.

В двух метрах от неё, в пыли, валялась винтовка.

«Зачем я потратила на этого урода столько „патронов“? — подумала Эва. — Сколько теперь у меня осталось? Одна игла? Две?»

Надо было подобрать оружие, но силы ещё не вернулись. Эва ощущала себя полностью опустошённой, выпотрошенной.

Она, прищурившись, глянула наверх сквозь листву: ветер в небе разогнал облака, и весёлое солнце беспрепятственно забиралось всё выше и выше.

«Да оно же скоро будет в зените, — с некоторым удивлением подумала девушка. — А это значит… Значит… Сколько же я пролежала в могиле? Но явно больше часа прошло с момента гонга. А ведь Лев уверял, что ещё никто не держался больше шестидесяти минут».

Эва снова глянула на солнце, которое теперь подмигивало ей через зелёные листья.

Во рту продолжал ощущаться гадкий земляной привкус, и Эва, отвлёкшись от созерцания светила, нагнулась и тягуче сплюнула пару раз слюну.

Потом легла на бок и проползла чуть вперёд, чтобы ухватить рукой ремень винтовки.

Это ей удалось.

Она подтянула оружие к себе и отползла к изгороди.

Обхватила одной рукой приклад, второй — цевьё.

«Надо идти, — сказала она сама себе. — Гребанная старуха вопила как оглашённая на весь лабиринт. И слышал её, скорее всего, не только её гребанный муженёк. А значит, те Охотники, что рыскали неподалёку, уже на всех парах спешат сюда. Удивительно, что они ещё не нарисовались на горизонте…»

Эва упёрла приклад в землю и, опираясь на винтовку, как на посох, поднялась на ноги. Мышцы отозвались возмущённой ноющей болью, но послушались.

Эвелина, используя ружьё как палку, прихрамывая, двинулась вдоль стены лабиринта. В противоположную сторону от той, откуда пришла сумасшедшая старческая парочка.

Минут через пять хода она «разошлась». Мышцы вошли в тонус, в голове прояснилось. Эвелина повесила винтовку на шею и двигалась теперь довольно резво, придерживая оружие руками.

Она попыталась хоть как-то проанализировать ситуацию и пришла к неутешительным выводам. Задача продержаться до заката по-прежнему представлялась невыполнимой. Даже с винтовкой в руках. Ну сколько она ещё сможет рандомно сворачивать на развилках, пока не наткнётся на очередного Охотника? И у неё больше не будет преимущества неожиданности. Все её соперники наверняка полностью отмобилизованы. Особенно те, кто наткнулся на ошмётки мозга Матильды. Тут не надо быть гением, чтобы понять, что дичь окончательно свихнулась и заразилась бешенством. А значит, надо держать ухо востро, а винтовку на взводе. Наверное, поэтому её преследователи и не появились рядом с местом происшествия так скоро. Они осторожничали. С опаской проходили каждый новый поворот, ожидая нового нападения. А такая тактика существенно замедляет.

Это всё так, но рано или поздно её «догонят». Или она сама наткнётся на Охотников.

Ещё раз закопаться в землю? Смешно. Понятно, что второй раз фокус не пройдёт. Да и такой рыхлой почвы больше не найти.

А может, остановиться? Присесть в кустах, выставив перед собой ствол и ждать?

«И что произойдёт? — скептически спросила себя Эва. — В кустах хорошо укрыться не получится. И потом, у тебя один или два патрона в магазине. Даже если ты попадёшь в кого-то ими, обездвижив, что будешь делать с его вооружённым напарником?

Нет, сидеть и ждать — ещё хуже».

Эва свернула в очередной раз и вышла на новую локацию. Одна из стен лабиринта теперь представляла собой скальный массив. Получается, она дошла до дальнего конца, который упирался в горы.

Эва подошла к вздымающейся почти отвесно скале, приложила ладонь к шершавому нагретому камню, посмотрела вверх.

Вскарабкаться по такому уступу мог разве что человек-паук.

Тогда она глянула влево и вправо — стена уходила в обе стороны.

Идти вдоль неё по дальнему периметру?

Или снова «нырнуть» в зелёный лабиринт в одно из ответвлений?

Эва, чтобы не терять времени, двинулась дальше, посматривая на примыкающие там и тут к горной стене ходы. Она свернула в четвёртый по счёту. Почему именно в него?

Она не знала.