30. Эпилог

Когда мы наконец добрались до хутора, в котором я жил и работал смотрителем леса, я почувствовал, как силы окончательно покидают меня. Дом был скромным, но тёплым, с древесным запахом, который всегда напоминал мне о спокойствии и одиночестве, которое я ценил в своей работе. Войдя внутрь, я ощутил, как усталость навалилась на меня с удвоенной силой, и мне казалось, что я вот-вот свалюсь с ног.

Ульфия, увидев моё состояние, поддержала меня, помогла дойти до кровати и осторожно уложила. Я почти не чувствовал своих ног и был настолько измотан, что тело буквально отказывалось мне подчиняться. Лежа на спине, я закрыл глаза, чувствуя, как мир вокруг начинает плавно растворяться во сне.

Но что-то не отпускало меня — вопросы, которые оставались без ответа, крутились в моей голове, и я знал, что не смогу спокойно уснуть, пока хотя бы не задам один из них.

— Ульфия… — с трудом выдавил я, мой голос был слабым и немного хриплым. — Скажи мне… какую роль я играю во всём этом?

Она сидела рядом со мной, и я почувствовал, как её рука нежно коснулась моей головы. Её пальцы мягко прошлись по моим волосам, создавая ощущение покоя, которое я так давно не испытывал. Её прикосновение успокаивало, как тихая музыка, как колыбельная, и я уже почти был готов провалиться в сон. Но её ответ всё же прозвучал.

— Ты чист сердцем, Фабиан, — произнесла она тихо, её голос был полон тепла и уверенности.

Её взгляд был полон понимания, как будто она знала, что у меня остались ещё вопросы. Я пытался бороться с усталостью, но мысли о нашем путешествии, о том, что я видел и не до конца понял, не давали мне покоя.

— Ульфия… — снова начал я, собравшись с силами. — Гномы… На чьей они стороне? Я так и не понял их роли.

Она немного помолчала, словно обдумывая, как лучше ответить, а потом мягко произнесла:

— Гномы — это служители леса. Они не участвуют в наших конфликтах так, как мы бы этого ожидали. Если они и помогают людям, то лишь для того, чтобы те как можно быстрее покинули их земли. Им нет дела до наших целей и стремлений. Их заботит лишь сохранение леса.

Её слова вызвали у меня смешанные чувства. Гномы были столь древними существами, что я ожидал от них некоей мудрости или высшей цели, но оказалось, что их мотивы гораздо проще, чем я думал.

— А дракон… — продолжил я, осознав, что этот вопрос тревожил меня с самого первого столкновения с ним. — Он был создан Гармонией или Бездной?

Ульфия задумалась на мгновение, прежде чем ответить:

— Бездна ничего не создаёт, Фабиан. Она может лишь использовать тех, кто уже существует, или направлять события в своих целях. Дракон же был творением ради самого акта создания. Он не принадлежит ни Гармонии, ни Бездне. Он — единственный в своём роде, не связанный с теми силами, что мы привыкли считать вечными.

Я закрыл глаза, обдумывая её слова. Дракон, как и я, не был привязан к силам, которые боролись за контроль над миром. Он просто существовал, был создан для того, чтобы быть. Эта мысль принесла какое-то странное чувство облегчения. Не всё в этом мире подчинено чётким правилам и конфликтам. Некоторым вещам просто суждено быть.

— Ульфия, — тихо начал я, чувствуя, как голос дрожит от усталости. — Торнольф… Был ли он на самом деле нашим врагом?

Её рука всё ещё мягко касалась моей головы, и я почувствовал, как она слегка замерла, будто тоже обдумывала ответ. Её глаза, внимательно наблюдающие за мной, выражали некую глубину, которую я до конца не понимал. Наконец, её голос раздался, спокойный и уверенный:

— Торнольф не был врагом, Фабиан. Он просто заблудился. Заблудился в своих собственных поисках и стремлениях. Он хотел открыть то, что не было предназначено для одного человека. Но теперь он прощён.

Я пытался осмыслить её слова. Торнольф — не злодей, а просто человек, который сбился с пути? Его искания привели его в тёмные места, но в конечном итоге его ошибки были прощены? Это звучало не так, как я ожидал. В моей голове его образ всегда был более чётким — или героем, или врагом. А теперь эта граница стиралась, и он оказался всего лишь человеком, который пытался найти свой путь, как и я.

— Прощён… — прошептал я, позволяя этой мысли осесть во мне. С этим пришло чувство облегчения. Как бы ни были сложны его действия, в конечном итоге его ошибки не стали его концом.

Оставалась ещё одна вещь, которая тяготила меня всю дорогу, но я не смел задать этот вопрос раньше. Теперь, лёжа, чувствуя её заботливую руку на моей голове, я понял, что настал момент узнать правду.

— Ульфия, — прошептал я, едва собрав силы, — а кому служишь ты?

Её рука остановилась на мгновение, и я заметил, как её взгляд изменился. Он стал серьёзным, но не холодным. В комнате воцарилась напряжённая тишина. Я чувствовал, что этот вопрос был важным не только для меня, но и для неё.

— Я здесь, чтобы направить тех, кто может восстановить равновесие, когда оно нарушено. Но мой путь не продиктован чьими-то приказами.

Её слова эхом отозвались в моей голове.

Ульфия взмахнула рукой и всё вокруг меня начало двигаться. Нет, не просто двигаться — закружилось, словно мир вокруг потерял свою опору и стал вращаться в безумном вихре. Земля, небо, стены комнаты — всё смешалось в единый поток, и меня затянуло в этот водоворот. Я почувствовал, как моё сердце бешено заколотилось, словно оно пыталось вырваться из груди, а желудок подскочил к горлу, и меня чуть не стошнило. Глаза не могли сфокусироваться, голова закружилась так сильно, что на мгновение я потерял ощущение реальности.

И вдруг… всё исчезло. Открылась чернота, будто мир поглотил тёмный провал. Передо мной — длинный чёрный тоннель. Я не стоял на земле, я летел. Или падал? Я не мог понять. Всё, что я знал — это ощущение стремительного движения вперёд, как будто меня вытянуло в эту бесконечную темноту. Сначала я видел, как мимо проносятся звёзды — крошечные, сверкающие точки, которые исчезали так же быстро, как появлялись. Затем появились планеты, далекие, огромные и чуждые. Они вращались вокруг меня, как странные, холодные сферы, но даже они не могли задержаться надолго.

А потом пришла пустота.

Мрак. Абсолютная тишина. Шум в ушах, который был со мной всё это время, постепенно исчез. В этой пустоте больше не было ни звука, ни света. Только холодный, бесконечный полёт в никуда. Я не чувствовал ни стен, ни земли под собой. Всё вокруг было лишено каких-либо признаков жизни, тепла или смысла. Мне казалось, что я лечу в этой тьме бесконечно, будто больше не существовало выхода.

Ощущение безысходности нарастало с каждой секундой. Полёт продолжался, но не было ни цели, ни конца. Только пустота, холод и я — одинокий, затерянный в этом чёрном, безмолвном пространстве.

И вдруг передо мной открылось море.

Это было не обычное море. Я не слышал пения чаек или мирного шелеста волн, как ожидал. Вместо этого оно шумело так громко, что этот грохот разрезал тишину, словно оглушительный рев чудовища. Волны с неистовой силой поднимались высоко над поверхностью, словно огромные, тёмные стены воды, которые с грохотом обрушивались на скалы.

Каждая волна била по камням с такой яростью, что казалось, что они не выдержат этого напора. Скалы, эти древние, нерушимые гиганты, трещали, как будто сейчас рухнут под натиском моря, которое, казалось, хотело поглотить всё на своём пути. Вода была тёмной, почти чёрной, с серебряными бликами на гребнях волн, но вместо того, чтобы приносить умиротворение, эти вспышки света напоминали холодные, беспощадные удары.

Ветер, вихрем проносящийся вокруг, усиливал этот хаос. Он поднимал брызги высоко в воздух, а те, как мельчайшие иглы, впивались в лицо. Я чувствовал себя маленьким и беспомощным перед этим бушующим морем, которое, казалось, дышало самой мощью природы, безумной и неуправляемой.

Я стоял на грани, а море грозилось уничтожить всё перед собой, сметая все преграды с такой силой, что не оставалось сомнений: его натиск был непреодолим.

На фоне этого бушующего моря, прямо на скале, я увидел женщину.

Она стояла одна, неподвижная, словно была частью этих камней. Лицом она была обращена ко мне, но её глаза… я не мог их увидеть. Они были закрыты чёрной лентой, которая туго обвивала её голову. Однако что-то в этой ленте было зловеще — казалось, за ней нет ничего. Не просто глаза, скрытые от взгляда, а пустота. Чёрная бездна, уводящая в темноту, в самую глубину небытия.

На женщине было платье, но оно не выглядело так, как обычная одежда. Оно напоминало лохмотья, длинные и порванные, развевающиеся под ударами ветра. Эти клочки ткани цеплялись за её тело, как будто сама природа забрала у неё всё, оставив только это подобие защиты. Волосы её, длинные, тёмные, тоже метались на ветру, как будто были частью этого хаоса.

Волны, с дикой яростью обрушиваясь на скалы, каждый раз окатывали её с головы до ног. Брызги летели в воздухе, холодные и мокрые, и каждый их удар должен был бы заставить её содрогнуться, отшатнуться. Но она не двигалась. Она стояла неподвижно, словно не замечала этого бешеного натиска воды, как будто была частью этой сцены, не подвластной ничему.

Чем дольше я смотрел на неё, тем сильнее ощущал, что эта лента на её глазах скрывала не просто слепоту, а нечто гораздо более глубокое и страшное. За ней была пустота — мрак, который стремился поглотить всё. И эта женщина, стоящая на скале среди буйства стихии, казалась одновременно и уязвимой, и пугающе сильной в своей неподвижности.

Я не мог оторвать взгляда, но внутри меня всё переворачивалось.

И вдруг я услышал голос.

— Фабиан!

Звук этого слова пронзил меня, заставив сердце сжаться. Но её губы… они не шевелились. Я смотрел на неё, на её безжизненное, словно застывшее лицо, и не мог понять, откуда исходил этот голос. Он лился отовсюду и одновременно откуда-то изнутри, из самой глубины моего сознания, как будто эхо, отражающееся от невидимых стен.

Её голос продолжал звучать, медленно, тягуче, словно растекаясь по воздуху. Я не мог понять, откуда он берётся. Это было одновременно и пугающе, и завораживающе — слова приходили словно из самой пустоты, как бы не из мира, в котором я находился.

— Фабиан, — произнесла она снова, но теперь её голос звучал глубже, холоднее. — Ты думаешь, ты понимаешь этот мир? Ты, как и все люди, всего лишь ничтожное существо. Микроб на земле, которая не признаёт твоего существования. Всё, что ты знаешь, всё, что ты ощущаешь — лишь поверхностные вспышки в бездне, в которой ты погружаешься. Люди… жалкие создания, слепые, как ты сам.

Ты никогда не постигнешь величие безмолвия. Твоя душа слишком мала, ограничена узкими рамками человеческого восприятия. Ты смотришь на её поверхность, видишь свет, отражающийся в её краях, но не понимаешь, что в её глубине скрыто нечто гораздо большее. Там, в этой вечной, всепоглощающей темноте, которой нет конца, ты потеряешься, словно песчинка в водовороте. Это место не для таких, как ты. Там нет ничего, что ты бы мог понять или принять. Ты слишком мал, чтобы даже приблизиться к осознанию её бесконечной власти, к её тайне, к её древнему и пугающему содержанию.

— Кошка убегает от собаки, огонь боится дождя, Зельва ненавидит Зельду, — продолжала она, и её голос становился всё более низким, тягучим, как змеиный шёпот, обвивающий моё сознание, — но Зельда хитрее. Помни это!

— Ты увидел цветок, — её голос был теперь плавным, словно убаюкивающим, и каждое слово проникало в глубину моего сознания, как древние напевы. — Ты узрел всё его великолепие, его силу, его сияние, как в утренней росе, что мерцает на лепестках. Но что с того? Что толку в твоём знании? Ты так же увидишь его болезни, как неминуемо приходит увядание, как его слабость проступает в трещинах стебля. Ты увидишь, как его лепестки теряют цвет, как они опадают, беспомощно подчиняясь времени, которое никого не щадит.

— Ты можешь оживить его? — её вопросы пронзали меня, как холодные иглы, от которых не было спасения. — Разве ты знаешь, какая влага необходима для того, чтобы он снова расцвёл? — в её голосе слышалась насмешка, горечь и безжалостная истина. — Обычная вода, что стекает с гор, для вселенной — это всего лишь роса, мелочь, не имеющая значения. Эта роса быстро высыхает под жарким солнцем, и не оставляет следов. Для тех, кто видел безмолвное, что скрыто в глубине, вода земная — не более, чем капля в океане.

— Где же ты найдёшь тот живительный источник, который сможет напитать не просто землю, а вселенную? Где найдёшь ты родники, способные вернуть жизнь тому, что умирает, не на мгновение, а навсегда, чтобы оно стало частью вечного потока? — в её голосе теперь звучала жуткая, пугающая уверенность, словно она знала ответ на вопрос, который мне было не дано постичь.

С каждым её словом я всё сильнее ощущал эту всепроникающую пустоту. Голос был повсюду — в воздухе, в воде, в ветре. Но я знал, что он также исходил изнутри меня, из того места, где я не осмеливался искать ответы.

В этот момент всё изменилось.

Я почувствовал движение — не своё, но как будто что-то огромное появилось рядом.

Ангел. Огромный, сияющий светом и мощью. Его крылья, раскинутые в стороны, напоминали белоснежные облака, которые затмевали мрак вокруг. Свет, исходящий от него, был настолько ярким, что я на мгновение зажмурился, не в силах выдержать это сияние. Он был воплощением силы, мощи и чего-то непостижимого для человеческого разума. Его лицо было суровым, а его глаза — полными непроницаемой решимости.

Женщина с повязкой на глазах вдруг резко повернулась к ангелу. Её неподвижность исчезла в одно мгновение, как будто что-то разбудило в ней ярость, которой я не ожидал. Ветры, которые до этого метались вокруг неё, будто подчинились её воле. В воздухе раздался пронзительный свист, когда она, не колеблясь ни секунды, наотмашь ударила ангела.

Я не успел даже осознать, что произошло, как увидел, что одно из его крыльев отлетело прочь, словно срезанное невидимым лезвием. В этом мгновении всё замедлилось. Я видел, как ангел отшатнулся, а его крыло, светящееся и сияющее, упало на землю, ломаясь и исчезая в темноте, словно оно никогда не существовало.

Этот ангел, который казался воплощением силы и света, вдруг оказался уязвимым перед этой женщиной. Как такое могло быть? Как она смогла причинить вред существу, которое казалось воплощением божественной силы?

Но она стояла над ним, как воплощение безжалостности. Её лицо оставалось таким же безэмоциональным, как и раньше, но в её движениях чувствовалась скрытая сила, которая не знала преград.

Меня сковал ужас и непонимание.

В мгновение ока всё вокруг поглотила темнота. Когда я вновь открыл глаза, увидел камин. Удивительно было только одно, он находился в другом углу комнаты, словно я смотрел на него в зеркало. Ну может быть эта была просто усталость, и я всё перепутал.

Огонь в камине потрескивал, разливая тёплый свет.

Ульфия сидела перед ним, вытянув руки к теплу, и её лицо освещалось мерцающими отблесками пламени. За окном, которое тоже, каким-то образом, оказалось слева, а не справа, как это и должно было быть, от меня, уже царила ночь.

— Ульфия… — произнёс я. Мой голос был хриплым, будто застрявшим где-то в горле. Она повернулась ко мне с мягкой, почти невесомой улыбкой, но что-то в её взгляде казалось мне странным. Тьма за окном была глубокая, плотная, как бархатное покрывало. Небо было безлунным, звёзды скрылись за тяжёлыми облаками. Лес, что окружал нас, был неподвижен и молчалив, как будто сама природа затаила дыхание.

И вдруг, словно ударом молнии, я ощутил лёгкость, исходящую от леса. Деревья, которые раньше казались мне угрюмыми стражами, высокими и давящими, теперь выглядели иными. Я не мог понять, что изменилось, но каким-то необъяснимым образом почувствовал, что они сбросили с себя некую тяжесть, которая, возможно, висела на них веками.

Вдохнув глубже, я ощутил эту свободу, эту новообретённую лёгкость даже в себе, словно сам стал частью этой магии.

Неожиданно я почувствовал на себе взгляд Ульфии. Казалось, она читала мои мысли, видела то, что я не мог выразить словами.

— Они благодарны, — тихо прошептала она.

— Я видел — прошептал я, чувствуя, как дрожь охватывает меня, проникая в самое сердце.

Ульфия, как будто это было обычным делом, не удивилась. Её глаза не мигая смотрели прямо на меня, а лицо оставалось спокойным, словно она всё это знала и ждала.

— Всё, что я хочу сейчас, — это вернуть то, что было до этого хаоса… Я просто не понимаю… какая-то фея разрушила всё, что мы так долго строили? Как могла такая мелочь обернуться крахом?

Ульфия молчала. Она продолжала смотреть на меня, не отводя взгляда, но в её глазах было что-то, что я не мог понять. Время словно замедлилось, и комната наполнилась тягучим молчанием.

И вдруг меня осенило. Мой голос сорвался на шёпот, губы задрожали.

— Это… это была ты?

Её взгляд оставался таким же немигающим, как и прежде. Не было ни движения, ни слов. Только её тихое, ледяное присутствие, которое теперь обретало совершенно иной смысл.

                июль-октябрь 2024 г.