Настоящее искусство. Глава 35. Просто здравствуй

     18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
     Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
     Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.


Глава 35. Просто здравствуй, просто как дела…

     Огни никогда не спящего мегаполиса полусумасшедших людей, мягко просвечивающие через прозрачность стеклянной ткани окон аэропорта Пулково, бьют Андрею в глаза, когда перед ним, пару секунд назад шагавшим по начищенным бежевым плитам пола, имитирующим мрамор, автоматически раскрываются двери зала прибытия.
     На него моментально обращаются глаза всех присутствующих в просторном помещении под фигурными потолками, жадно ищущих в каждом уставшем от перелета выходящем любимого человека, чтобы с криком радости броситься ему на шею или взять из рук тяжелые сумки, набитые всяческим сувенирным барахлом, не несущим ровно ничего полезного и служащим подтверждением того, что о верно ждущих дома родных не забывали даже в самом увлекательном путешествии. Лазарев ловит себя на мысли, что его никто и никогда не встречал в аэропорту, не делился эмоциями и сбивчивыми словами о том, как долго тянулись дни его отсутствия, не предлагал перекусить в сияющих рядом фастфуд-забегаловках. Сейчас он, конечно, мог себе позволить заказать обед из самых изысканных деликатесов в самом элитном из всех ресторанов сияющего тысячами ламп аэропорта, но никакое материальное благосостояние, позволяющее разбрасываться купюрами, не может заменить искреннего участия дорогих сердцу людей, с нетерпением ждущих его возвращения в стенах обители гигантских металлических птиц.
     Он с трудом убеждает себя в том, что если бы не происходящее сейчас с Александром — наркоторговец даже через силу не может признаться себе в том, что все то, что он с таким трудом строил заново после клинической смерти Адамова в его мировоззрении, безвозвратно разрушено и весь достигнутый прогресс полностью обнулен, — Адамов и Ева обязательно приехали бы встретить его здесь. На деле же подсознание твердит ему о том, что фотограф привязан к своему бывшему наркодилеру лишь посредством когда-то скреплявших их воспоминаний об общих абсолютно безбашенных холостяцких днях и ночах, все еще живой даже после стольких с обаятельной улыбкой совершенных грехов совести, не дающей ему разорвать отношения с человеком, спасшим его жизнь, и необходимости крепкой опоры в ситуациях, подобных той, в которой сейчас находились они втроем.
     Лазарев, придерживая свою дорожную сумку и направляясь к ленте получения багажа, почему-то машинально внимательно разглядывая прибывших и встречающих, рассуждает о том, что, возможно, их с Адамовым дружба просто банально не прошла рубеж взросления — черту, служащую показателем крепости и осознанности любого вида привязанностей. Человек имеет необыкновенное свойство меняться и менять общество вокруг себя, собирая новые части своей личности в других, словно сшивая лоскутное одеяло, и товарищество, считал он, может считаться по-настоящему надежным, если метаморфозы в духовной жизни друзей не становятся преградой для общения. Однако даже такие тоскливые мысли не могут служить верным показателем их отношений с фотографом: не зря ведь Андрей, бросив рабочие дела и клиентов, примчал первым же доступным рейсом домой, в родную сырость питерских ночей?
     Лазарев четко понимал, что супруга Адамова поддерживает с ним тесную связь в большей степени из-за того, что Александр служит в их отношениях чем-то вроде промежуточного звена, соединяющего конечные части цепочки из трех человек, — ни о какой симпатии, конечно, не могло идти и речи. Дилер и не думает даже претендовать на нее — ему вполне достаточно того, что Ева счастлива в браке. Андрей порой забывался, заглядываясь на то, как она готовит ему кофе, когда он забегал в их квартиру на час для светских бесед о погоде или, напротив, для проведения вечера исключительно мужских развлечений.
     Однажды ее рука с туркой, полной ароматного, обжигающего и пряного напитка, дрогнула, когда Ева слишком эмоционально рассказывала ему о забавном случае в своей уже законченной с началом нового брака карьере, активно жестикулируя. Терпкие, липкие и горячие капли пролились коричневой росой на ее молочно-белое запястье, оставляя на нем мелкие красные пятна. Ева очаровательно тонко ойкнула и затрясла рукой из стороны в сторону в надежде уменьшить жжение и боль.
     Какой нежный трепет он испытывал, когда, смочив кухонное полотенце ледяной водой, аккуратно охлаждал тонкую кожу, которой был бы невероятно счастлив хоть на секунду коснуться губами!.. Она смотрела на него с кроткой и стыдливой благодарностью девочки, которой старший брат после неугомонных и наполненных детской свежестью и простой радостью игр во дворе бережно заливает перекисью водорода изодранные коленки, и в этом взгляде он увидел разложенную по деталям душу женщины, которая устала быть сильной. Лазарев чувствовал, что такой несгибаемый характер едва ли можно получить от природы, ведь подобная сталь принципов и нравов закаляется исключительно в жизненных битвах или вовсе в битвах с жизнью.
     Сейчас, направляясь к выходу из аэропорта и вызывая такси до Невского, он чувствует свой долг перед ними обоими — перед Сашей, которому простит, кажется, даже самое страшное преступление, и перед Евой, которой безропотно отдаст все, что у него было, есть и будет. Перед теми, кого поразительно сильно любит, — любовь к каждому из них звучит, пахнет, ощущается на вкус и ощупь Лазаревым по-разному, но является абсолютно равной в своей мощи.
     Садясь в подъехавшую машину, Андрей замечает, что наступил на картон с ликом какого-то святого, выпавший из кармана одного из бесчисленного множества клиентов. Мокрый от туфли наркодилера, только что так опрометчиво наступившей на золотистый нимб, он смотрит на наркоторговца ужасающе требовательно; кожа Лазарева покрывается мурашками от неумолимо строгого взгляда святого в красной ризе. Предприняв еще пару попыток победить в этом бессмысленном поединке взглядов, он вспоминает икону в немецкой кирхе и поднимает небольшой образ одного из верных служителей Бога, держась за его уголок, словно опасаясь возгорания своей греховной плоти от святого лика. Он кладет его рядом с собой на заднее сиденье, но ощущает его властный взгляд даже спиной, когда, далекий от мыслей о городском пейзаже, наблюдает за не спеша проплывающими мимо освещенными оранжевой луной ночных фона-рей увлажненными слепым дождем улицами.
     Удаляясь по направлению к знакомому подъезду, Лазарев думает о том, что взгляд на иконе — даже такой жалкой на вид, как эта последняя, — слишком реален и ощутим.
     На секунду застывший в воздухе кулак, затем стук и тихий ропот открывающейся двери.
     Не зная всей ситуации, он заметил тень абсолютной усталости на лице Евы от не прекращающейся уже который день агонии Александра, часть боли от которой она будто взяла на себя. Ему отчетливо показалось, что в доме кто-то находится при смерти, но мертвенная лихорадка ненадолго ослабила цепкую хватку, оставив беспокойное тело и разум больного в покое, чтобы позже разъяренным зверем наброситься на измотанный организм с новой силой.
     — Привет, — Ева вымученно улыбается, говоря деликатным шепотом. — Проходи скорее. Ему немного лучше. Будто чувствовал, что ты скоро будешь здесь, хотя я ему об этом не говорила.
     «Перед смертью всегда становится лучше», — красные буквы жестокой надписи мелькают перед глазами наркоторговца, и он раздраженно моргает.
     — Проведешь меня к нему? Я поговорю с ним наедине.
     — Ты уверен? Он вряд ли сможет понять хоть что-то, — обеспокоенно произносит она, заламывая руки и еле сдерживая внезапно нахлынувшие слезы. — Сейчас он даже на человека почти не похож.
     — Уверен. — Он успокаивающе гладит ее тонкое плечо. — Он мог слышать меня, даже когда… — он запинается, вдруг осознавая всю неуместность планируемого высказывания, — когда еще не пришел в себя… Значит, услышит и сейчас.
     Он прикусывает губу до крови, пытаясь прогнать прочь коварные мысли о том, что Александр так и не научился ценить то, что даровано ему судьбой, и было бы вполне честно, если бы карма, Бог, судьба — есть ли, собственно, существенная разница? — хоть раз наказали его друга, передав его личное счастье в заботливые и надежные руки Лазарева.
     Хорошо зная, каким мучением отзывается в теле, переживающем абстинентный синдром, каждый острый звук, запах или картинка, наркоторговец тихо закрывает за собой дверь комнаты на ключ. Однако в этом нет никакой нужды: его друг настолько слаб, что не может даже встать с кровати, на которой остался лишь матрас.
     На постели он видит совсем не Александра Адамова, по-настоящему одаренного фотографа, светского льва и бывшего обольстителя женщин.
Перед ним — Саша Адамов, до смешного слабый, измученный, запертый в собственном теле, правящем его мыслями и разумом.
     Андрей присаживается на корточки рядом с кроватью.
     Он видел великое множество подобных сцен, но только сейчас внезапно приходит к пониманию, почему они никогда не потрясали его на должном уровне.

     Просто он никогда не видел бьющегося в наркотической агонии действительно близкого ему человека.

     — У тебя есть? — клокочет в сжатом спазмом горле Адамова, опережая желающего первым начать неловкую беседу Лазарева. — Если я не приму прямо сейчас, я умру.
     Андрей закрывает глаза, не в силах вытерпеть замутненное зеркало стеклянных глаз Александра.
     Инъекция разъедающего чувства бескрайней вины внутривенно проведена более чем успешно.