Выживший

1.

Эти странные сны... Они снились мне и раньше, но тогда я не находил в них ничего странного. Тогда... Тогда я многое не находил странным. У меня был друг, но сейчас его нет. Он погиб или ушел сам. Я не помню... Наверное, я начинаю сходить с ума...

Это все лес, с его коварной тишиной, с его мнимой безопасностью и покоем. Он настраивает меня на лирический лад, делает из меня тряпку, пытается усыпить мою бдительность. Я потряс головой, и постучал кулаком в перчатке по шлему, чтобы немного взбодрить мозги.

Толстые сосны росли так плотно, что мне казалось, будто я двигаюсь мимо нескончаемого частокола. Подлеска почти не было, земля была засыпана ковром из упавших игл, под которым были спрятаны предательские ветки. Не до лирики, надо сосредоточиться, и стать бесшумным, - я почти у цели.

Бж-ж-ж... Бж-ж-ж... Четко и явственно.

Глухой дребезжащий звук взорвался у меня в голове. На миг помутнело в глазах. Я прижался спиной к толстому стволу, положил палец на курок, и прислушался. Лес тихо шуршал. Звук был у меня в голове.

Как не вовремя! Звуки, голоса в голове, они стали появляться все чаще. Я определенно схожу с ума. Но это не важно. Я почти у цели, я не позволю помешать мне получить свое.

Вот он, заросший мхом, весь в ржавых потеках бетонный куб. Вход в бункер был ровно там, где был указан на карте, которую я выменял на три пачки антибиотиков. Я прополз последние метры, и мягко спустился в черный квадрат провалившегося входа. Как в могилу.

Сразу уперся в запертую железную дверь. Я был готов к этому. Достал из разгрузки ключ-карту, с отбитым пулей углом, и вставил в щель приемника.

Загудела сирена, над дверью заморгал красный фонарь. Вой сирены выжег в моем мозгу одно простое уравнение: только что я был невидимкой, а стал мишенью. Вся тактика к черту. Теперь только скорость и ярость.

С замиранием сердца я рванулся в черную щель открывающихся ворот, невольно сжимаясь в ожидании пули. В лицо ударил воздух - спертый, пропитанный запахом плесени, старого металла и чего-то сладковато-гнилостного. Я побежал сквозь него по длинному неосвещенному коридору, стараясь максимально быстро убраться прочь от входа, от воя сирены, от всевидящих глаз. Свернул в ответвление, потом еще в одно, в следующее, петляя по лабиринту штолен, чтобы запутать следы.

Я остановился на пределе выносливости, и втиснулся в нишу в стене. Нужно перевести дух, поесть, попить, и максимально восстановиться. Я сел и прислонился спиной к стене.

Бж-ж-ж... Бж-ж-ж... Снова четко и явственно взорвалось у меня в голове. А потом раздался голос, голос из сна: "Рома, Рома! Ответь на звонки, пожалуйста! У нас дедлайн! Ты срочно нужен! Рома, слышишь?" - и я стал проваливаться в черноту, в сон.

Я вскочил, и стал приседать. Тьма в голове понемногу рассеялась. Черт, как все это не вовремя! Я порылся в рюкзаке, достал стимулятор и воткнул его в ногу прямо через штанину. Какой дедлайн? Единственный дедлайн здесь — это пуля, которую кто-то может воткнуть мне в затылок раньше, чем я найду кейс. Я включил фонарь на шлеме и перехватил удобнее автомат. Я в норме, я готов.

2.

Я уже несколько часов иду по широкому изгибающемуся вправо тоннелю. Включаю фонарь, вглядываюсь вперед, потом выключаю, и в полной темноте преодолеваю пару десятков метров, осторожно ступая по шуршащему бетонному полу. Монотонная сосредоточенная работа, которую надо сделать. Тьма настолько плотная, что кажется, будто она касается щек. Несколько раз мне встречались железные двери в стене, на которых были намалеваны краской цифры "02", "03". Моя дверь - "05", и вскоре я к ней приду.

От монотонности и тьмы мысли выстроились привычным хороводом. Друг. Как его звали? Мы сидели у костра, делились патронами. Он смеялся. Он прикрывал мне спину. А потом… тишина. Пустота. Как будто его стерли ластиком. Возможно, и он — всего лишь сон.

"04" миновала уже давно, я был готов принять неожиданный бой, когда впереди, на изогнутой стене тоннеля заплясали отблески света. Сразу же стали слышны новые звуки, то ли завыл далекий ветер, то ли загудели человеческие голоса. Первый блокпост.

Их было четверо. Ренегаты. Двое сидят у костра, один с ППШ, другой с каким-то дробашом. Эти не проблема. Одна граната - минус два. Проблема заключалась в пулеметной установке и ее стрелке в топовом шлеме, которые смотрели ровно в мою сторону. Бросок гранаты мог стать мои последним движением, не говоря уже о том, что я терял эффект неожиданности. Вторая проблема так стояла за открытой дверью "05", что я видел только ствол снайперской винтовки. Если мне повезет, и я не умру от пулеметной очереди в упор, снайперский выстрел не оставит мне и шанса в этом пустом коридоре.

Три гранаты. Мой план был прост и жесток: рикошет от стены, с разной задержкой подрыва, чтобы взрывная волна прошла по всему пространству поста. Я выстроил их перед собой, холодный металл успокаивал дрожь в пальцах.

Бросок, второй, третий — у самого края видимости.

Мир взорвался.

Не три отдельных взрыва, а один сплошной оглушительный ад. Сперва ослепительная вспышка, выжигающая сетчатку, потом — спрессованная ударная волна, заложившая уши ватной, звенящей тишиной. Тоннель содрогнулся, с потолка посыпалась штукатурка и песок. Я вжался в пол, накрыв голову руками, пока надо мной проносился смерч из осколков и камней.

Тишина после взрыва была гуще тьмы. Звон в ушах медленно отступал, уступая место новым звукам. Треск догорающих обломков костра. Металлический скрежет где-то впереди. И потом — стон, переходящий в прерывистый, мокрый хрип.

— Браток... помоги! Маслину словил, помру щас... — голос сорвался в шепот, затем снова набрал силу, уже почти плач: — Уй, мля! Маслину словил...

Значит, живы как минимум двое. Раненый и тот, к кому он взывал. Приманка? Или искренняя мольба? В этом мире эти понятия давно переплелись.

Я поднялся, взял автомат на изготовку и двинулся вперед, прижимаясь спиной к шершавой стене.

Облако пыли и дыма медленно оседало, и в его клубах плясали отсветы от разбросанных взрывом горящих поленьев. Это была сюрреалистичная картина: длинные, искажающиеся тени скользили по стенам, очертания которых было невозможно разглядеть. Свет обманывал глаза, за каждым бликом таилась угроза. Фантасмагория из света и теней, в которой нужно было различить живое от мертвого. И сделать это первым.

Снайпер меня опередил. Совсем близко громыхнул выстрел, и в ушах оглушительно звякнула сковорода, притороченная к рюкзаку. Я успел заметить вспышку выстрела в дверном проеме напротив, когда оттуда сверкнуло снова. В ногу тупо ударила яркая молния, и нога тут же подкосилась, став ватной и непослушной.

Я вскинул автомат в сторону вспышек и дал три короткие очереди, не целясь, — лишь бы заткнуть эту черную дыру в стене, что плевалась в меня свинцом. Потом присел, прицелился, и замер. Тишина. Глухая, давящая. Только шипение в ушах и прерывистый хрип где-то у моих ног.

Я рухнул на спину и пополз, волоча за собой непослушную ногу, к спасительному прямоугольнику двери «05». Рука наткнулась на что-то теплое и мокрое. Из темноты прямо в лицо мне ударил знакомый хрип:

— Браток... помоги...

Я не стал всматриваться. Инстинкт, выжженный сотнями часов в этом аду, сработал быстрее мысли. Рука сама потянулась к кобуре и навела пистолет на ухо хрипящего. Глухой хлопок. Хрип оборвался. Убрав помеху на пути, я пополз дальше, сканируя глазами щель дверного проема, ожидая нового выстрела.

Вот она. Дверь «05». Я вполз внутрь, с силой захлопнул тяжелую дверь и, обливаясь потом, повернул массивный засов. Звук щелкнувшего металла прозвучал громче любого взрыва. Тишина.

И только тогда, во внезапно наступившей тишине и безопасности, я почувствовал, как мир теряет свою яркость и глаза мои заволакивает пеленой. Я посмотрел вниз. Густая лужа крови медленно растекалась по бетонному полу. Если бы я был с другом, все было бы иначе.

3.

Я жую безвкусную сухую вермишель. Она ломается на зубах, потом проталкивается в горло колючим комком. Стол, заставленный серыми пенопластовыми контейнерами и жестяными банками. Я делаю глоток из одной из них, и пенящаяся жидкость проталкивает комок в горле дальше по пищеводу.

Бж-ж-ж... Бж-ж-ж... Дребезжание мобильника поднимает меня со стула и переносит в темный коридор. Я кладу айфон на ладонь и провожу пальцем по дисплею.

- Рома? Рома, ответь! Ты когда выйдешь? Нам проект сдавать, нужны твои правки. Рома, ответь, пожалуйста! Мы не знаем, что нам думать. Я не знаю... Что я могу сделать, Рома? ...Рома, Рома, ответь! Мне придется пойти в полицию!

Голос из динамика бубнит, взывает, а во мне мучительной изжогой поднимается страх и стыд.

- Пошел в жопу, - разделяя слова, говорю я в черное зеркало у меня на ладони.

Я надеваю наушники перед сверкающим монитором, и ...

Я просыпаюсь. Я всегда просыпаюсь на этом моменте. Мои сны как зацикленные кат-сцены. Сначала черное забытьё, потом темная квартира, сухая вермишель, сверкающий монитор. И этот невыносимый голос.

Что мне снится? Прошлое? Будущее? Бред моего воспаленного воображения? Может, я вообще все это придумал? Это сны свели меня с ума.

Я проспал в бетонном мешке за дверью "05" почти три часа. В глазах была легкая муть от потери крови, и раненая нога ощутимо хромала. Но времени на восстановление больше не оставалось. Очень скоро на блокпост придет смена, и, очевидно, примется за поиск убийцы своих соратников, то есть, меня. И, главное, кейс для меня никто не добудет.

Умирающий дед на болотах сказал, что его карта стоит намного больше трех пачек антибиотиков, и если бы не его желание выжить, он никогда бы не отдал ее. Сейчас, когда я выбрался из лабиринта одинаковых коридоров ко второму блокпосту, ориентируясь по тонкому карандашному следу на карте, я не мог с ним не согласиться. Если бы не карта, на которой был указан обходной путь, я никогда бы не решился добыть кейс. Пробиваться через главный вход одному было самоубийством. А друга у меня больше не было.

Я высунулся из-за угла одним глазом. Еще один бетонный мешок, только на этот раз — больше, длиннее и освещеннее. По двум сторонам навалены мешки с песком, сквозь которые торчат дула пулеметов. Между ними — металлические ограждения и сетчатая калитка. Закрытая. Напротив, за мешками, по высокой стене змеится вверх лестница, к квадратному помещению, прилепленному к потолку, как осиное гнездо. Видимо, мне туда.

Когда я вставлял ключ-карту в приемник, я фоном осознавал, что будет непросто. Но сейчас это «непросто» материализовалось в неприступный редут с перекрестным огнем, и нужно абстрактное «справлюсь» превратить в рабочий план. Думай, Железнобокий, шевели извилиной.

Я вспомнил, что не обыскал трупы ренегатов на том блокпосту. Потом вспомнил, что не был уверен, что добил снайпера, и выйти за дверь было чистой авантюрой. Сейчас я смотрю на жалкие две оставшиеся гранаты и понимаю — нужно было рискнуть тогда. Теперь права на ошибку нет. Оставалось только метнуть их максимально точно в те секунды, пока они меня не засекли. Тогда — maybe — появится шанс пробиться.

Я выглянул еще раз, стараясь запомнить диспозицию — куда двигаться после взрывов. И снова меня пронзило то самое чувство: с картиной передо мной было что-то определенно не так. Признаков жизни — ноль. Дула пулеметов замерли в неестественных положениях, за мешками никто не мелькал, не было слышно ни скрипа брони, ни переговоров. Все словно вымерло.

Я решился и высунулся сильнее. Ничего. Та же мертвая тишина. Я замер, вжался в холодный бетон и превратился в один большой слух. И когда уши уже начали тонко звенеть от напряжения, на самом верху, у «осиного гнезда», вспыхнул крошечный огонек. Несколько секунд он погорел яркой звездой и потух. Снова тишина.

Я решился пошуметь, поднял звякнувший автомат, и посмотрел в оптический прицел.

На лестничной площадке перед дверью в «осиное гнездо» сидел на ящике и курил один-единственный боец. Его рука лениво подпирала шлем «Алтын», лежащий на колене. Сбоку к ящику был прислонен «калаш» с глушителем. Я прошелся прицелом по укреплениям, просканировал лестницу, каждую щель между мешками — ни души. Ни малейшего движения.

В чем прикол? Вся охрана — один тощий дрыщ в «Алтыне»? Где остальные? Я решительно не понимал.

Сделав глубокий вдох, я вышел в проем на корточках и начал осторожно продвигаться к первому укреплению, зажимая в каждой руке по гранате. И в этот момент где-то вдалеке, за поворотами тоннелей, взвыли сирены. И сразу же — глухая канонада. Треск выстрелов, серии взрывов. Я рухнул ничком на пол, сердце провалилось в пятки, на лоб выступил холодный пот.

Но вокруг ничего не изменилось. Царила все та же гробовая тишина.

И тут меня осенило. Кто-то другой. Кто-то штурмует главный вход! И всю охрану перебросили на отражение атаки.

И да! Этот засоня в «Алтыне» — и есть ВСЯ охрана! Обожаю такие тайминги!

Ледяная волна адреналина ударила в виски. Это не просто удачное стечение обстоятельств. Это момент. Такой шанс выпадает один раз. Пока там гремит бой, пока они все отвлечены...

Время пошло.

Я вскочил и побежал, на ходу убирая гранаты. Набрав скорость, сгруппировался и снес плечом калитку к чертовой матери. Сделал кувырок, чтобы не терять инерцию, и со всех ног устремился к лестнице.

Звуки боя приближались. В хаотичной канонаде стал проступать четкий, профессиональный ритм: серия взрывов, потом торопливый стрекот «эмки», и хлесткая, как плеть, работа «калашникова». Ответных выстрелов почти не было слышно. Двое. Действуют слаженно: закидывают гранатами, потом зачищают из автоматов. И продвигаются пугающе быстро. Я ускорился. В прыжке хватался за перила лестницы как можно выше, затем рывком кидал свое тело вверх.

В два прыжка преодолев лестничную площадку, я замер у двери в «осиное гнездо». Все мое тело сжалось в тугую пружину для штурма. Я начал замах ногой, чтобы вышибить дверь, но она распахнулась сама, и на меня, вплотную, выскочил боец.

Время замедлило свой бег, стало тягучим, как патока. Я будто со стороны наблюдал, как сама по себе распрямляется вперед моя рука, как кулак бьет точно под «Алтын», в кадык. Боец начал медленно, очень медленно заваливаться назад. Его тело еще было в падении, когда шлем на его голове взорвался кровавым цветком, и он рухнул на пол уже мертвым.

Время рванулось с места. В ушах звенело. Когда звон стих, я понял: бой внизу закончен. И услышал новое — тяжелые, мерные удары по металлу. Они! Я слышу их шаги в ботинках по ступеням лестницы! Они идут, чтобы убить меня и забрать мой кейс!

Я захлопнул дверь и обернулся. В полумраке комнаты на столе тускло светился монитор, а рядом, гораздо ярче, платиновым блеском сиял он. Кейс. Я дошел. Я справился. Я — легенда!

В дверь постучали. Три раза. Деликатно, и от этого — еще более издевательски и неотвратимо. Моя эйфория сгорела за секунду.

— Роман Андреевич, просим открыть дверь. Мы не причиним вам вреда. Мы вам поможем, — устало сказал густой мужской голос.

— Востриков Роман Андреевич! Это полиция. Немедленно откройте дверь, иначе мы будем вынуждены применить силу! — вторил ему другой, жесткий.

— Рома, открой! Это я, Леха! Пожалуйста, очень тебя прошу, открой. Мы тебе поможем. Я тебе помогу.

Я все вспомнил. Не друг. Предатель. Это он бросил меня тогда на болотах, без еды и бинтов. Он просто вышел из игры! А сейчас привел этих... чтобы добить меня и забрать мой кейс!

Я взорвался. Взрывом страха, обиды, стыда и боли. Я стрелял в дверь, пока не кончились патроны, пытаясь убить голоса за ней. Пули с визгом рикошетили от стен, в ушах стоя оглушительная какофония выстрелов.

Дверь взорвалась. Я видел, как она треснула, как ее сорвало с петель и швырнуло об стену. Я рванулся к окну, распахнул штору и ослеп от яркого солнечного света. И тогда я закричал. Закричал как раненый зверь.

Меня схватили крепкие руки, повалили на пол. В шею остро ударила знакомая яркая молния, и мое тело стало ватным, чужим.

Потом его куда-то волокли, перекладывали, несли. Вокруг хлопало, топало, скрежетало, бубнило неясными голосами. Ноздри обожгло сначала чистым морозным воздухом, и тут же — гарью выхлопных газов. Три раза хлопнули двери, и завыла сирена.

На звуке сирены сознание вернулось ко мне. Боль остро засвербила в шее, заломила в вывихнутом плече, заныла в ноге, простреленной пулей снайпера.

Держись, Железнобокий. Ты выживешь. Ты всегда выживаешь.