Хаза Каракозова

Хаза Каракозова

В снежном, полном веселости мире,
Где алмазная светится высь,
Прямо в грудь мне стреляли, как в тире,
За душой, как за призом, гнались…
Арсений Тарковский


В тире, как нигде, мы ощущаем градус своей храбрости.

…Наше мизерное по нынешним временам стрельбище располагалось аккурат между «хрущевским» двухэтажным кинотеатром, прозванным школьниками «Сараем Луначарского», и довоенной постройки школой имени Фрунзе – «Академией пехоты».

Тир представлял собой высокую, покрашенную синей краской дощатую будку: над его дверями висела облезлая вывеска (не помню, с каким текстом, кажется, связанным с ДОСААФ), а внутри тир походил на пеструю новогоднюю елку из-за ярко освещенных раскрашенных мишеней с дырками. В жару здесь работал, развеивая табачный дым, вентилятор. В дни Первого мая и Великого Октября хозяин вместо главной цели вешал фотографию пузатого нэпмана в цилиндре, а в День Победы – карикатуру на Гитлера кисти Кукрыниксов.

Это было местом паломничества всего мужского населения городка – от дворовой ребятни до важного начальства. Здесь упражнялись в стрельбе, устраивали своего рода вещевые рулетки, следили за успехами друзей и недругов. Пацанам казалось, что удачно стрельнуть в «туза» способны только настоящие мужчины, и, чтобы вырасти в своих и чужих глазах, они демонстрировали отцам, одноклассникам и одноклассницам, соседям нехитрые призы за меткость. А вот деятели номенклатуры заходили на стрельбище редко – по дороге на перерыв или домой – так сказать, проверить твердость руки, часто и важно поглядывая при этом на дорогие ручные часы и демонстративно отвергая сдачу и приз.

Придуманное кем-то из отличников название тира ввергало учителей в ступор: слово «хаза» после фильма «Бриллиантовая рука» не использовал только ленивый; а вот с цареубийцей было посложней: революционер Каракозов – полный тезка хозяина тира – был, как известно, больше террористом, чем революционером.

Так вот фактическим владельцем «Хазы Каракозова» был Дмитрий Владимирович – высоченный, здоровенный, лысый, с подстриженными усами, угрюмый, немногословный… однорукий инвалид войны. Правой руки у него не было до самого плеча, но это не мешало его левой руке ловко управлять ружьем. На работу он приходил всегда аккуратный – в свежевыглаженной сорочке с орденскими планками и брюках со стрелками.

Все было бы спокойно и благополучно в работе тира, если бы Дмитрий Владимирович нашел общий язык с новым директором школы. Но пока это не удавалось: на стенах соседнего здания появлялись «крики души подростков» с непотребными рисунками; через школьные окна явственно слышались звучные щелчки выстрелов; а в минуты побед репродуктор обрушивал на посетителей и учеников всю мощь финальной музыки из фильма «Начало» с Инной Чуриковой в главной роли. Чужое пацанье после уроков караулило детей посреди тротуара у ворот школы, вынуждая девочек идти далеко в обход, а «малахольных ботаников» – сдавать ежедневный или еженедельный «выкуп».

Дальше – больше. Однажды возвращавшийся поздно вечером из школы директор получил кулаком в глаз; у него, не найдя денег, отобрали фотоальбом с виньетками, футляр с очками в дорогой оправе и ключи от личного кабинета.

Утром, посовещавшись, учительская постановила разбой особо не афишировать, сообщив о происшествии только участковому и… Дмитрию Владимировичу.

Дмитрий Владимирович, на удивление, быстрее участкового вычислил преступника, вытащил его из бильярдной парка на пустырь, ударом ноги сшиб с ног и, уперев ему в живот… пистолет, пригрозил:
– Предупреждаю, дефективный, если хоть один волос упадет с головы учеников школы, я отправлю тебя на нары. Ты понял меня?! Понял?! А фотокарточки вернешь тому, у кого украл; и чтоб завтра к первому звонку на столе директора лежала книжка со снимками вместе с футляром и ключами.

…После возвращения школьной реликвии война между тиром и школой утихла сама собой. Дмитрий Владимирович уменьшил в тире громкость «победной» музыки, возвел деревянный забор, не позволявший посетителям выходить к воротам школы, а школа заложила кирпичами два окна из четырех, а оставшиеся превратила в непролазные форточки.

…Так и пребывали еще лет пятнадцать «Академия пехоты», «Сарай Луначарского», «Хаза Каракозова»; сквер с плакучими ивами, цветочными клумбами, фонтаном с каменными лягушками; вечно переполненный посетителями книжный магазин; филателистический киоск; магазин коопторга с медом, айвой и фисташками... В первой половине воскресного дня жители окрестных домов тянулись на главный колхозный рынок, в дни радостные – в роддом, в дни горестные – на мусульманское, православное и иудейское кладбища.

Но в конце восьмидесятых тиры – разумеется, уже без вещевых рулеток – стали устраивать в заброшенных котельных, в ждавших приватизации столовых и даже, говорят, в подвалах свежевыстроенных мечетей. Хозяевами в них были отнюдь не участники и инвалиды мировой войны, а молодые десантники-профессионалы – так что интерес к оружию приобретал иные формы.

Злополучные девяностые были наводнены невиданным прежде множеством убийц. Города превратились в большие тиры, цены на услуги киллеров росли ежемесячно. Стрелки отправляли к херам собачьим не желавших платить дань кооператоров.

Нынешняя детвора упражняется в меткости на мониторе компьютера, а об одноруком хозяине советского тира с благодарностью и в назидание потомкам вспоминают разве что разъехавшиеся во все концы света пенсионеры…

Илл.: фото Л.Шахминой из архива А.А.Чокова.