Вагон

   Клавдия Ивановна, пожилая, худощавая, интеллигентная женщина, лет семидесяти пяти, проживала одна в своей маленькой двухкомнатной квартирке. Судьба ее не баловала: муж умер от рака, а единственный сын разбился на мотоцикле. Всю жизнь она проработала в школе учительницей начальных классов. Когда вышла на пенсию, первое время не знала куда себя деть. Сначала навещали бывшие ученики, потом все разъехались кто куда и со временем забыли о ней. Так и жила Клавдия Ивановна со своим старым котом, который, за давность, лет оставил ее. Соседских бабок она не любила из-за их склочности, необразованности и чрезмерной болтливости. В основном коротала время, сидя перед экраном телевизора или читала книги. По выходным Клавдия Ивановна ходила в храм, не столько из-за веры, а потому, что испытывала состояние умиротворения, слушая неспешное, душевное пение церковного хора. Ей нравилась спокойная обстановка храма и доброжелательность прихожан, несмотря на то, что ни с кем из них учительница не общалась. Только так ей было спокойно и комфортно. Стоя на богослужении в дальнем углу храма, она с интересом наблюдала за людьми, замечая, как они крестятся и кланяются. Все стояли молча и молились.
   В таинствах церкви Клавдия Ивановна не участвовала, так как ничего в этом не понимала. Но однажды, когда подходила ко кресту, священник ее спросил:
   - А вы почему не исповедуетесь и не причащаетесь?
   Вопрос настолько застал ее врасплох, что не знала, что ответить. Ранее она не задумывалась над этим.
   - Да я... Это...
   - Постарайтесь к следующей службе подготовиться, - произнес батюшка.
   - Да я... Эээээ, - продолжала бормотать что-то невнятное Клавдия Ивановна. - Я не готова. Я не знаю, как готовиться, - проговорила она, как бы защищаясь.
   - А вы к свечному подойдите и там вам всё объяснят, - ответил спокойно батюшка.
   Она была в полной растерянности. Да и не было никакого желания всё узнавать. Сознание ее сопротивлялось навязанному извне. Ей не понравилось, что кто-то нарушил ее личные границы, вторгся во внутренний мир, разрушив состояние умиротворения и душевного спокойствия.
   Клавдия Ивановна отошла в сторонку и постояла в раздумьях еще какое-то время. Потом развернулась и спешно пошла к выходу, но неожиданно для себя, замедлила шаг у свечного прилавка и повернулась к добродушной Анечке, стоявшей за ним.
   - Вам что-то подсказать? - спросила она, как всегда приветливо улыбаясь.
   - Да вот..., -  мысли путались в голове Клавдии Ивановны. Состояние раздражения мешало правильно сформулировать вопрос. Потом громко выдохнула, собралась с мыслями и произнесла:
   - Мне батюшка сказал подготовиться ко причастию и исповеди, а я не знаю, что делать.
   - Ничего страшного, я вам сейчас всё объясню, - участливо ответила Аня.
   Она в мельчайших подробностях рассказала Клавдии Ивановне всё, про причастие и подготовку к нему. Потом подарила ей старенький, бывший в употреблении молитвослов и пометила в оглавлении, что прочитать. Учительница старательно пыталась все запомнить, но эта новая, необычная для нее информация вызывала раздражение, которое мешало ей осмыслить сказанное до конца.
   - Так, это я всё поняла, -  ответила она немного грубовато, не желая выглядеть в глазах Ани «полной дурой», - Ну а исповедь?
   - Ииисповедь? - переспросила Анечка, немного задумавшись о том, как лучше объяснить это раздраженному человеку. - Ну, исповедь - это когда вы каетесь перед Богом в своих грехах.
   - Это как? - так же грубо переспросила Клавдия Ивановна.
   - Ну это когда вы приходите к батюшке и рассказываете ему обо всех своих грехах, - не сдавалась Анечка.
   - Так это уже не перед Богом, а перед священником, - возмутилась пожилая учительница.
   - Ну понимаете…, - свечница замолчала, раздумывая о том, как лучше объяснить.
   - Ничего не понимаю! - резко ответила женщина.
   - Священник только посредник между Богом и вами, - выпалила Аня, не дав ей договорить. Новая волна раздражения накрыла Клавдию Ивановну: "Если нужно, я перед Богом и так покаюсь, без всяких посредников!" Учительница еле сдерживала себя, пытаясь подавить свой гнев. Она считала себя интеллигентной женщиной, поэтому не могла позволить себе сорваться и выглядеть глупо в глазах этой молодой простушки.
   Ведь за долгие годы ее работы в школе через нее прошло много таких Анечек.
   Свечница тоже поняла, что не в силах более ничего объяснить этой упрямой, уверенной в своей правоте женщине и уже не находила никаких аргументов. И, как назло, рядом не оказалось никого из храмовых, кто мог бы ее поддержать и что-то подсказать. Но ведь Клавдия Ивановна при свидетелях никогда бы не подошла к свечному с вопросом и не стала бы унижаться перед какой-то девчонкой, стоящей за прилавком и, по ее мнению, ничего не знающей.
   Со стороны это выглядело так, будто перед строгой учительницей стоит ученица, плохо выучившая урок.
   Они обе поняли, что надо прекращать диалог.
   - Ладно! В общем, я всё поняла, - решила первой закончить пожилая женщина, пытаясь произнести это более сдержанно.
   Она развернулась и пошла к выходу. После ее ухода Анечка с облегчением выдохнула, но чувство вины от того, что она не смогла правильно объяснить женщине суть исповеди, легло тяжелым грузом на душе.
   По дороге домой Клавдию Ивановну обуревали мысли возмущения. Войдя в квартиру, она уже твердо решила больше в храм не ходить. И стала думать о том, чем бы ей заняться в свободное время.
   Проходили дни, недели, а интересного занятия для себя она так и не нашла. Размышляя над последним разговором в храме, со временем стала успокаиваться и, в конце концов, решила сдаться. Ведь ее там никто не оскорбил и ничем не обидел. Это она сама почему-то стала на все раздражаться.
   Клавдия Ивановна вошла в храм, когда батюшка уже заканчивал исповедь.
   Обернувшись, чтобы посмотреть, есть ли еще желающие, вдруг увидел учительницу, которая, встретившись с ним глазами, готова была провалиться сквозь землю или нырнуть в толпу.
   Отец Олег учтиво кивнул ей в знак приветствия и поманил к себе рукой. Пожилая женщина в недоумении, показывая на себя, взглядом спросила: "Я?" Батюшка утвердительно кивнул головой.
   Ноги Клавдии Ивановны приросли к полу, будто на них были надеты чугунные сапоги. И первая сверлящая мозг мысль: "Ну вот, зачем я пришла?" Но бежать было уже поздно. Она не помнила, как на негнущихся ногах дошла до священника.
   - Здравствуйте! Что-то вас давно не было видно. Болели, наверно? – дружелюбно, с улыбкой поприветствовал ее батюшка.
   - Я...? Да, - оправдывая свои внутренние психологические раздоры, ответила учительница.
   - Ну как, вы подготовились к исповеди и причастию? - продолжая улыбаться, спросил отец Олег.
   - Нет, я не готова.
   - А в чем у вас проблема? - не унимался батюшка.
   - Я не готова к исповеди, - опять начала раздражаться Клавдия Ивановна, пытаясь это скрыть.
   - Хорошо. Вот скажите, вы считаете себя грешным человеком? - учтиво, без малейшего упрека, спросил отец Олег.
   - Ну понятно, что я не святая, - ответила учительница, памятуя последнее раздражение у свечного. А про себя подумала: «сами виноваты, не надо было мне ничего навязывать».
   - Ну вот, - с улыбкой сказал батюшка, накрывая ее голову епитрахилью и что-то быстро прочитывая полушепотом. Только в конце она еле услышала: "... прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь." Она почувствовала, как священник сверху крестообразно благословил ее рукой.
   Когда отец Олег снял епитрахиль, то увидел удивленное лицо женщины. Не отвечая на застывший в ее глазах немой вопрос: "Что это только что было?", - он произнес:
   - Ну вот, теперь идите и причащайтесь. Вы же не ели ничего с утра?
   Застыв в недоумении, не меняя выражения лица, учительница произнесла:
   - Нет.
   Закончив исповедь, отец Олег пошел в алтарь.
   Так со временем Клавдия Ивановна поняла, что не нужно копаться и выискивать в себе какие-то изъяны.
   "Грешна?" "Грешна". Все просто. Надо только перед причастием немного попоститься и прочитать правила. Не так уж всё и сложно. Оправдывая такую формальную исповедь, прихожане говорили, что у батюшки нет на это времени.
   Однажды летом, после проповеди, отец Олег объявил, что в связи с его отпуском в следующие выходные службы в храме не будет. Церковь загудела как улей, и в этом шуме Клавдия Ивановна услышала диалог двух рядом стоящих женщин. Они говорили о том, что недалеко построили новый храм, в котором служит, хоть и строгий, но очень духовный батюшка-монах. И она решила туда сходить.
   Исповедь принимал седой благообразный пожилой священник с большой бородой и длинными волосами, похожий на доброго волшебника. Клавдия Ивановна представила его в остроконечной широкополой шляпе и с волшебной палочкой в руке. Она так размечталась, что не заметила, как подошла ее очередь.
   - Здравствуйте, я грешная, - произнесла пожилая учительница, ожидая, что сейчас ее накроют епитрахилью и прочтут разрешительную молитву. Но батюшка внимательно смотрел на нее, ожидая чего-то еще. Возникла пауза. Она почувствовала, будто взгляд его голубых глаз проникает в глубину ее души.
   - Ну так... в чем вы грешны? - учтиво спросил он, продолжая внимательно смотреть на нее.
   - Ну я... Просто грешна! - растерялась Клавдия Ивановна.
   Батюшка, меняя положение уставшего тела, со вздохом произнес:
   - Ну понимаете, что прощаются только те грехи, которые вы здесь называете? Те, что не назовете, останутся на вас. Получается, что вы как пришли с кучей грехов, так с ними и уйдёте.
   - В том храме, куда я обычно хожу, батюшка никогда не спрашивал о грехах, - оправдывалась пожилая женщина.
   Батюшка посмотрел на нее с горьким сожалением и отеческой любовью.
   - Скажите, пожалуйста, вы мусор из дома выносите?
   - Да, конечно, - ответила она, не понимая, к чему он клонит.
   - Раз в год или раз в несколько лет?
   - Ну как? Почти каждый день! - ответила Клавдия Ивановна, начиная возмущаться от таких дурацких, по ее мнению, вопросов.
   - А ведь человек - это дом Божий, где тоже надо наводить порядок. Особенно в сердце, в которое должен войти Господь.
   - Представьте, если бы вам сейчас сказали, что к вам гости приедет сам президент. вы немедленно бросились бы всё убирать? -  задал вопрос священник.
   - Естественно! - возмущенно ответила она.
   - А Господь ведь выше всех президентов и царей. Видели вы когда-нибудь, как живут бомжи? Они никогда не убираются и не выносят мусор. В их жилищах стоит жуткая вонь. Так же происходит внутри человека, который не выносит внутренний мусор, не исповедуется. А самое большое зловоние чувствуется от гордости.
   - Вот этот аналой, перед которым вы стоите, можно назвать мусоропроводом, - спокойно продолжал батюшка. - Видели, некоторые приходят с бумажками, куда записывают грехи, чтобы не забыть? Это и есть мусор.
   Пока священник говорил, внутри учительницы закипала буря возмущения от того, что ее, как она посчитала, назвали грязной, что дома у нее бомжатник и что она лентяйка: не выносит мусор, да еще и гордая. А сам здесь умничает. «Давно накрыл бы епитрахилью, -подумала женщина, - и все грехи простил.»
   - Ладно, я всё поняла, - фыркнула Клавдия Ивановна, резко развернулась и пошла к выходу.
   Батюшка смотрел ей вслед с великим сожалением и жалостью.
   Дома ее крутило и вертело от тяжелых мыслей, разрывающих мозг: «К этим попам больше не пойду, что один, что другой - все учат. Тоже мне… учителя нашлись. Еще унижают и обзываются. Грязнулей меня назвал, а у меня дома ни пылиночки не найти.»
   В таких внутренних раздорах она не заметила, как уснула.
   Во сне Клавдии Ивановне явился ангел и куда-то повел. Они оказались на железнодорожной станции перед большим товарным составом. В начале и в конце поезда несчётное количество открытых полупустых вагонов, а в центре - один большой закрытый, перед которым они остановились.
   - Что это? - спросила Клавдия Ивановна, так как ее заинтересовал центральный вагон
   - В этих вагонах грехи людские, а посередине твой, - ответил ангел.
   - А почему он закрыт? - с возрастающим интересом спросила учительница.
   Не успела она договорить, как двери доверху заполненного вагона открылись и к ее ногам стало высыпаться всё содержимое.
   - Это твои грехи, за которые тебе перед Богом придется отвечать, - произнес ангел.
   Клавдия Ивановна почувствовала такое страшное зловоние, что прикрыла рукой нос. То, что она увидела, сильно потрясло ее. Чего там только не было! И на всем, что выпало из вагона, были написаны содеянные грехи.
   Прежде всего поразили  маленькие кровавые эмбрионы детей, на которых было написано "убийство". На них жалко было смотреть. Крохотные, беззащитные, они шевелились в этой смрадной помойке вещей.
   Рядом лежали бутылки и стаканы с надписью "пьянство". Карандаши и ручки, которые она брала, не задумываясь, с работы с надписью "воровство". Ученические тетради с размашисто перечеркнутыми красной ручкой  листами и заниженными  оценками, где было написано "придирчивость", "раздражение", "покровительство любимчикам".
   И все это находилось на поверхности какой-то черной зловонной массы с надписями: "высокомерие", "осуждение", "самолюбие". Но самая крупная гласила - "ГОРДОСТЬ".
   Клавдия Ивановна вдруг осознала, как страшно жила, никогда не задумываясь над тем, насколько сильно своим эгоизмом ранила окружающих ее людей, не обращая внимания на причинённую им боль. Она даже не пыталась выстраивать отношения ни с кем, считая это излишней слабостью характера и пустой тратой времени. Никогда не была доброжелательна к ученикам, считая, что излишняя мягкость расслабляет их в учебе. Женщина поняла, что никогда никого не любила, даже собственного мужа. Все время им командовала. А он любил, терпел и смирялся.
    Среди прочих открытий осознала причину своего одиночества и отсутствия подруг - высокомерие и эгоизм.
   Ее охватил ужас при виде всего этого, как будто пелена спала с глаз. Она увидела то, что никогда за собой не замечала.
   Надпись "резание правды в глаза" как будто исцелила ее от духовной слепоты. Она словно заново родилась и посмотрела на себя со стороны, ту, которая считала себя во всем «правильной» и других вокруг называла «ничего не понимающими в жизни».
   Стоя перед вагоном своих грехов она готова была сгореть от стыда.
   В это время, слегка коснувшись ее плеча, ангел произнес:
   -Пойдем.
   Они мгновенно оказались в ювелирной лавке в окружении множества дорогих украшений, золота, бриллиантов. Но взор учительницы упал на выделяющийся из всех драгоценностей огромный алмаз неимоверной красоты, который и взял ангел. В этот момент в руке у него появилась странная тряпка, вся в какой-то противной слизи, от которой исходил жуткий смрад. Он положил ее на стол и стал заворачивать в нее драгоценный алмаз.
   - Что ты делаешь? - спросила в недоумении Клавдия Ивановна.
   - Это не я делаю, а ты, - ответил ангел. - Самое дорогое, что есть на земле, дороже всех драгоценностей мира - это кровь и плоть Господа и Бога Нашего Иисуса Христа, которой люди причащаются на литургии в церкви. И всегда исповедуются перед причастием, чтобы очистить свой внутренний сосуд, в который собираются опустить самую большую драгоценность на земле - кровь и плоть Христа. Ты же каждый раз, не исповедавшись, опускаешь все это в грязь. И причащаешься только себе в осуждение.
   Женщина вдруг осознала, какой страшный грех она совершала.
   В этот момент Клавдия Ивановна проснулась. Ночная рубашка была мокрая от пота и слез. Некоторое время она сидела на кровати, пытаясь осознать, что с ней произошло. Очнувшись, она огляделась по сторонам. Где ангел? В темной комнате никого не было.
   Учительница вскочила, забыв надеть любимые тапки, и босиком побежала в соседнюю комнату. Подскочив к секретеру, она открыла его и стала что-то там искать. И наконец, с восторгом воскликнув: "Вот она!", достала тетрадь и прижала ее к груди.
   Как-то давно, зайдя в магазин "Канцелярские товары", она купила толстую тетрадь за 48 копеек, думая когда-то начать писать мемуары. Момент настал, но только уже не для описания своей гордой жизни, а для перечисления накопленных грехов.
    Целую ночь она записывала в тетрадь грехи, показанные ей ангелом. Вся тетрадь была исписана мелким почерком.
   С наступлением утра Клавдия Ивановна, взглянула на старый будильник и, надев платье прямо на ночную рубашку, побежала в храм.
   Был понедельник, но она отчаянно надеялась увидеть отца Мефодия.
   По пути в храм, не видя перед собой ничего, женщина не заметила красный сигнал светофора и выбежала на перекрёсток. Услышав вдруг резкий скрежет тормозов, она, зажмурившись, замерла, прижав к груди драгоценную тетрадь.
   Когда учительница открыла глаза, то увидела перед собою бампер большого грузового автомобиля. Из кабины на нее смотрел застывший от ужаса шофер. Со стороны это выглядело так, будто эту громадину кто-то резко остановил.
   Клавдия Ивановна, перекрестилась и побежала дальше, благодаря Господа и своего ангела-хранителя, крепко сжимая в руках тетрадь.
   Переступив порог храма, она увидела выходящего из алтаря батюшку. Подбежав к священнику, она в слезах кинулась перед ним на колени и, склонив голову, протянула слегка помятую и орошенную слезами покаяния, полностью исписанную тетрадь.
   Батюшка поднял с колен плачущую пожилую учительницу и, обняв, тихо произнес:
   - Ну, ну, теперь всё будет хорошо! Слава Богу за всё!
   Было впечатление, будто он ее уже ждал.

31.08.2025