Побег. Фрагмент из повести Отец

Отец




Побег


   Асфальт обжигал, казалось, Вечной мерзлотой ступни ног Леви, пробираясь через ноги и всё тело к голове, стараясь заморозить его совсем. Ноги были обуты в кожаные коричневые мокасины на тонкой резиновой подошве, через которую просачивался весь этот неизбывный холод серого, промёрзшего асфальта. Было Первое апреля, во всю светило весеннее солнце, но земля не желала прогреваться и заставляла модно одетого парня подпрыгивать и приплясывать на растрескавшейся поверхности.
Первое апреля - день различных розыгрышей - был намечен днём их отъезда из СССР, отъезда Леви и его супруги. Леви нетерпеливо приплясывал и думал, что это очень символичная дата для шуток: для самой, может быть, большой шутки в его жизни: получится у них уехать из этой страны или же это будет самый большой розыгрыш и разочарование.
 Противный автобус всё не приходил. Он опаздывал уже больше, чем на пол-часа и на час и, казалось, будет продолжать опаздывать до самого вечера и так никогда и не придёт. Место сбора и отправления было назначено на Петроградской стороне, рядом с Телевизионной башней. Леви приобрёл через одно туристическое бюро две путёвки, очень сомнительного свойства, на пароход, который должен был посетить подряд три страны: Германию, Швецию, Данию. Этот тур стоил какие-то заоблачные суммы, но зато никто не делал сложностей и не задавал ненужных вопросов о недействительном паспорте его супруги Хелены. Отплытие в Германию должно было произойти из бывшего союзного города Таллинна, столицы республики Эстония, в которую должен был их доставить замечательный автобус марки Икарус, которого с таким нетерпением и надеждой, подпрыгивая и переминаясь они сейчас все ждали: придёт-не придёт.
   Но, как это иногда бывает, в том момент, когда толпа стала бродить, разлагаться и брюзжать, вздымаясь и пыхтя недовольством, подъехал громадный железный с большими прямоугольными окнами по обеим сторонам блок на колёсах с бордовой полосой по всему боку и надписью латинскими буквами “Inturist”. Люди погрузили свой багаж в нутро блока, а сами расселись внутри в комфортных креслах, кто в


какое успел: кто у окна, кто рядом с шофёром, для лучшей видимости и наслаждения панорамной поездкой. И, вот, автобус тронулся.
 Сначала он прошипел, подобно гигантской кобре, своими невидимыми тормозами, потом медленно качнулся вперёд и, неспеша, словно колеблясь и сомневаясь, тронулся, лениво выглянул на Большой проспект своей прямоугольной мордой, выпустил из такого же прямоугольного зада огромное сизое и вонючее облако, как-будто салютуя Телевизионной башне и вальяжно покатил через весь пробудившийся, сияющий апрельским солнцем город.
 За окнами поплыли знакомые с детства картинки родных и близких до боли мест: Петроградка, Чёрная речка… Через какое-то время городские пейзажи закончились и затянула свою заунывную мелодию Ленинградская вечно неухоженная, неопрятная область. Дорога заухабилась, заасфальтилась в сторону ещё тогда советской республики. Значительный населённый пункт с непонятным для славянского уха названием - Кингисепп - сапожник, встретил их своими невзрачными пропылёнными зданиями и покосившимися ларёчками. Бесшумно, как и въехали, проследовали Кингисепп. Следующий встречающий нас был - Иван-город. Далее - Нарва. Леви наблюдал из окна эту монотонную картину тянущегося буро-зеленеющего ландшафта и размышлял, что это - побег или путешествие? Перед его глазами стояли другие путешествия из его жизни, которые стали побегами. Неудачными побегами. Побегами в никуда. Он смотрел через большое прозрачное стекло Икаруса на бегущие зелёно-бурые кусты в грязно-белых шапках тающего снега, и уходящие за горизонт леса и видел такие же леса приозерского края, которые также быстро и монотонно мелькали через окно воронка, когда его арестовали на советско- финляндской границе. Воронка? Нет это был не воронок. Военный УАЗик, зелёного цвета, в котором его везли под охраной трёх крупных, крепких парней, пограничников, вооружённых боевыми АКМ-ми.