Надежда Фаэтона. Отрывок, 1-4 главы

Глава 1. Остров. Каменный сад снов

Над бескрайним Солёнистым морем, разрезая облачные поля, скользил воздушный корабль. Он был похож на малый дирижабль, сотканный из просмоленной парусины и облаков, на носу его красовалась любовно выточенная фигурка фаэтонки из полированного дерева, вглядывающаяся в дали из-под руки. Но его полёт поддерживала не магия пара, а сокрытая в его сердцевине энергия большого кристалла. Роторный парус, укрывшийся между двух гондол легче воздуха, гнал его вперёд. Его ровный, низкочастотный гул отдавался в ступнях Фрэи слабой вибрацией, словно пение земли перед грозой.

Фрэя стояла у поручня, вцепившись в него пальцами. Ветер трепал её световые пряди, пахнувшие озоном и сладковатым дымом родного Арата. Он принёс с собой резкий, живительный запах моря – солёный, с горьковатыми нотами йода и свежести далёких штормов. Она глубоко вдохнула, и её 'Аео, кристалл во лбу, отозвался лёгким, почти незаметным свечением, впитывая не только свет, но и сам дух этого места.

Она не просто смотрела – она видела. Её восприятие, обострённое кристаллом, раскрашивало мир в недоступные обычному глазу цвета спектра. Вода внизу была не просто лиловой. Она переливалась ультрамариновыми всполохами подводных течений и алыми пятнами тепловых отмелей, где кишела жизнь. Воздух мерцал золотистой дымкой испарений и серебряными нитями магнитных полей, окутывавших остров, словно паутина.

И вот сквозь вечерний туман, стелющийся как покрывало, он показался – «её» остров. Не просто поросший искривлёнными деревьями клочок суши, а место силы, дышащее древней тайной. И в самом его сердце, на горе со срезанной, будто гигантским мечом, вершиной, лежало то, ради чего она прибыла сюда.

Плато.

Оно возвышалось подобным алтарю, и на нём застыл странный, немой балет. Сорок восемь окаменевших деревьев, их стволы, изогнутые в немыслимых, мучительных и грациозных позах, вырисовывались на фоне багровеющего неба. Они не напоминали деревья. Это были окаменевшие спруты, застигнутые бурей, гигантские морские коньки, застывшие в изящном изгибе, спящие драконы, свернувшиеся кольцами. Казалось, они не просто застыли, а запечатлели миг вечного диалога, титанической битвы или священного ритуала. Сучки на их стволах смотрели на мир слепыми, круглыми глазницами, десятками немых зрачков, следящих за всем островом с высоты.

Ни травы, ни цветов. Лишь призрачный серо-голубой цвет окаменелой древесины и мелкий, белёсый песок, похожий на лунную пыль. Царство безмолвия, сон, длящийся тысячелетия.

«Там... – сердце Фрэи учащённо забилось. – Именно там оно и есть».

Капитан, мужчина с лицом, изрезанным морщинами и шрамом от старого ожога, молча указал на приближающуюся каменную спираль пирса. Его молчание было красноречивее любых слов. –Удачи, – хрипло бросил он, первый и последний раз за весь путь нарушив молчание, когда деревянный трап со скрипом коснулся древних камней. – Не теряй свой свет! Она попыталась встретиться с ним взглядом, но он быстро отвёл глаза и сделал вид, что осматривает парус перед отплытием.

Корабль, оставив её одну на плато, взмыл в поднебесье. Оглушительный гул его кристалла быстро растворился в шуме ветра и криках птиц, и на Фрэю обрушилась гробовая, давящая тишина, нарушаемая лишь навязчивым, шелестящим шёпотом колючих кустарников у подножия холма. Они словно обсуждали её. Одиночество накатило физической волной, сжимая горло.

Тишина, накрывшая всё вокруг после ухода корабля, была не просто отсутствием звука. Для Фрэи она обрела плотность, вкус и цвет. Это был густой, бархатный мрак, пахнущий остывшим камнем, влажным песком и сладковатым дымком угасшего костра. Его пронизывали невидимые нити – ультрафиолетовое сияние ночных цветов, распускавшихся вдали, и инфракрасные тёплые следы пробежавших по скалам юрких бегунов. Её 'Аео, кристалл во лбу, мягко пульсировал, переводя шёпот вселенной на язык её чувств.

«Так! У меня всё получится!» – лихорадочно твердила она себе, перебирая склянки в сумке. Но голос в голове звучал чуть более визгливо, чем ей хотелось бы. Запах страха, острый и кисловатый, смешивался с ароматом моря и сухой полыни.

Она решила разбить лагерь у скального выступа, бросила вещи и с трудом добыла огонь. Использование кремня был не единственным способом развести огонь, но она не хотела истощать свои запасы. В инфракрасном спектре ей были видны холодные жилки, сбегавшие со склонов. Найденной на берегу большой раковиной она зачерпнула воды из горного ручья и, добавив туда щепотку сушеных трав и ягод, поставила на огонь. Этот восстанавливающий силы сбор она приготовила сама, подсмотрев секреты приготовления у повара в Пансионе. Едва бытовые хлопоты закончились, её взгляд вновь устремился наверх, к загадочному плато.

Она строила планы, прокручивая в голове маршрут восхождения. В реальности всё выглядело не так, как на макете. «Обойти с востока, там каменная осыпь, можно подняться... Или попробовать взобраться по тому гигантскому «хвосту»...» Ей уже виделось, как она осторожно ступает по этому священному месту, как её пальцы скользят по прохладной, гладкой поверхности окаменелостей, как она ищет... Его.

Сокровище. Причину её отчаянной вылазки. Право не быть «Напрасной вспышкой». Право носить звание Младшей Жрицы.

«Сто глаз смотрят... – прошептала она, глядя на темнеющий силуэт плато на фоне заходящего солнца. – И лишь один... ждёт именно меня».

С этой мыслью, сладкой и тревожной одновременно, она начала вечерний Танец, «Танец Заходящего Солнца», впитывая последние лучи светила. Кристалл нужно было срочно подзарядить.

Она оглянулась ещё раз, прислушиваясь к вечерним звукам, распустила пояс, и лепестки её платья взлетели. Она закружилась, подобно белому цветку, едва касаясь засохшей корочки пены у самой кромки воды. Её живое платье жадно впитывало лучи, энергия текла по венам густым золотым сиропом, но сегодня её вкус был иным – с привкусом морской соли и древней пыли… Кристалл насыщался, и страх одиночества растворялся в нём.


Глава 2. Солнечный фреш

 Солнце над морем превратилось в расплющенный эллипс и допивало последние капли отражений с дорожки на волнах, когда танец был окончен.

«Вот меня торкнуло! – глупо улыбалась она себе и покачивалась в такт прибою, чувствуя, как приятная нега разливается по телу. – Похоже, я немного перебрала солнышка...как бы не лопнуть». Энергия клокотала  внутри, переливаясь через край, и ей слышалось лёгкое, похожее на хрустальный перезвон, гудение в волосах-световодах, которые сейчас топорщило в разные стороны, как наэлектризованные бумажки на уроках физики.

Ноги сами принесли её к тлеющим углям уснувшего костра. Фрэя грациозно, как в замедленном кино, будто боялась расплескать воду из чаши, опустилась рядом, чувствуя себя невероятно могучей и немного волшебной. Голова приятно кружилась, казалось, ещё чуть-чуть – и она взлетит без помощи всяких дирижаблей. Внутри всё бурлило: кристалл на лбу пульсировал, и его энергия просилась наружу, требовала выхода, применения.

Фрэя приоткрыла веки, обычно скрывающие кристалл, подкинула веток и прищурилась своим «третьим глазом» на едва тлеющие угольки. Кристаллом было легче управлять с помощью образов, нежели физическим напряжением, по крайней мере, у неё так лучше получалось. Мысль об осторожности промелькнула дальним эхом, как чужая, и скрылась за горизонтом.
Костёр угасал, и нужно было лишь чуть поддать жару, чтобы разжечь пламя. Она представила тонкую, смиренную ниточку света... И стоило ей лишь на мгновение отвлечься на прощальный крик летуна, фокусировка хрусталика ослабла…

Из «глаза» вырвался ослепительный, яростный сгусток энергии, с громким шипяще-ревущим звуком «Бламс!», будто раскалённый металл опустили в воду. Сверкнула вспышка. Ввысь вырвалось облако горячего пара.

На месте костра дымилась аккуратная воронка с оплавленными краями. В воздухе запахло палёным камнем и озоном, как после грозы. Гул в ушах понемногу рассеивался, и сквозь него снова начинали просачиваться ночные звуки.

«Ха…Кратер… – ошарашенно подумала «надежда Фаэтона». – Кажись, переборщила…» И тут же расхохоталась. Почему-то произошедшее показалось ей до безобразия смешным. Это был смех с оттенком паники, смех-выдох, смех как защита от осознания того, что она едва не испарила себя вместе с костром.

Борясь с то и дело прорывающимся нервным смешком, она легла, укрывшись блестящим плащом, сон никак не шёл. Перед её внутренним взором проплывали то причудливые тени каменного леса, то суровое лицо капитана, то тёплые огни Пансиона. Она была здесь, на краю мира, одна. Но её сердце было полно решимости. Завтра она покорит эту гору. Завтра она шагнёт в свой сон.

Ночи на открытом воздухе были ей не в новинку – в Пансионе Света часто практиковались «ночные бдения». Но там всегда рядом был кто-то из наставников или однокашников. А здесь – лишь она, да сорок восемь немых каменных стражей на горе, чьи слепые глазницы, казалось, с любопытством пялились на неё с высоты.
 
«На что смотрите? Как «Напрасная Вспышка» с заданием справляется?» – мысленно бросила она им вызов, стараясь казаться бойкой. Но внутри всё сжималось от холода и одиночества. Чуждые звуки и потрескивания из леса, окаймляющего вершину, стали громче. Нужно было найти укрытие. Не просто костёр, а свой уголок, свой кокон, свой дом.

И тут её осенило. Вспомнилось озорное, запретное развлечение из детства – они с другими воспитанниками тайком тренировались в «стеклонадувательстве». Прятались за оранжереями и соревновались, кто выдует самый причудливый пузырь из жидкого кварца. У одних получались изящные стеклянные скульптуры, а Фрея любила изображать мир, что она видела в снах с большим приближением, погружением в материю – сложные цепочки молекул из маленьких шариков, целые спирали… Пахло тогда жжёным сахаром и озоном, а воздух звенел от сдержанного смеха. Однажды она выдула большую идеальную сферу, которая чудом не облила всех жидким стеклом, чуть не лопнув. И старый садовник, застукав их, не стал ругать, а лишь покачал головой: «Огонь – не игрушка, дитя. Он и согреет, и спалит дотла. Помни о мере. Даже свет, что льётся из твоего 'Аео, может ослепить, а не указать путь».

Мера... Осторожность в пути света. Сейчас это была не просто занудная мудрость наставников, а суровая необходимость.
Глава 3. Дом

Нащупав в сумке маленькую, тёмно-красную склянку с прозрачной, вязкой субстанцией, пахнущей раскалённым кремнием, она улыбнулась. «Сейчас вам Напрасная Вспышка покажет мастер-класс!»

Она разожгла внутреннее пламя – не костёр, а сконцентрированный луч из кристалла, направленный вглубь себя. Тепло разлилось по жилам, согревая изнутри. Энергия загудела в ушах приятным, низким аккордом. Сделав глоток из склянки, она почувствовала, как по горлу растекается обжигающая, медовая сладость, с металлическим привкусом. Это был не напиток, а материал для огненного творчества.

Она задержала дыхание, сосредоточившись. Щёки надулись. И затем – плавный, долгий выдох. Из её губ вырвалась не струйка пара, а сияющая, переливающаяся жемчужным светом масса. Она была упругой, податливой и невероятно горячей. Фрэя водила головой, как настоящий стеклодув, и на её глазах из ничего рождался прозрачный шар, увеличиваясь в размерах, пока не достиг роста в два её роста.

Воздух вокруг дрожал от жара, запахло раскалённой пустыней и чистотой горного хрусталя. Пузырь остывал на удивление быстро, он чуть осел, повторяя форму камней, а его стенки из сияющей жидкости превращались в матовое, прочное стекло. Фрэя на мгновение залюбовалась своей работой: идеальная перламутровая полусфера, в которой, как в линзе, искажались и переливались звёзды, лежала на земле. Она показала язык своему отражению и продолжила работу.

Лучом из кристалла, тонким, как игла, она аккуратно вырезала круглый лючок-шлюз. Края мгновенно оплавились и внутрь упало круглое «зеркальце». Забравшись внутрь, она приложила вырезанный кусок изнутри отверстия, и кончиком пальца, испускающим крошечную искру, «заварила» шов. Получилась идеальная, автономная капсула.

«А воздуха тут на пять минут», – вскоре поняла она. Кончиком лазера, с хирургической точностью, она проделала три крошечных отверстия в самом низу купола и три – на макушке. Послышался едва уловимый свист – это заработала естественная вентиляция: тёплый воздух уходил вверх, а снизу подсасывался свежий, ночной, напоённый запахами моря и полыни.

Готово!

Фрэя плюхнулась на ещё тёплый пол своего хрустального кокона. Внутри было уютно, тихо и невероятно безопасно. Сквозь матовые стены лился приглушённый, размытый свет звёзд. Однако Ковш можно было ещё узнать. Она была внутри гигантской жемчужины, внутри собственного свечения.

Она только что создала дом из своего дыхания и света! Чего она ещё сможет добиться? Да чего угодно!

Пить не хотелось. Энергия, переполнявшая её, казалось, сожгла и всю жажду. Испарившаяся вместе с пляжной раковиной вода не смогла испортить её приподнятого настроения. «Зато не надо мыть посуду», – продолжила она мысленно шутить, забираясь в свой хрустальный кокон и устраиваясь на ночь. Урок о чувстве меры был усвоен. Пусть и таким опасным путём. «Лучше пару раз обжечься, чем сгореть», – прозвучали в голове слова наставницы.

Впереди ждали сладкие сны. Тело гудело, как струна, и засыпая, она чувствовала, как под веками танцуют золотые зайчики, а на лбу тепло пульсирует всё ещё переполненный силой кристалл. Этот день был однозначно ярким. И запоминающимся.

 
Глава 4. Летучий дух и слепые корни

Ночь накрыла остров тяжёлым, бархатным покрывалом, сквозь которое лишь самые яркие звёзды, как серебряные булавки, прокалывали крошечные окошки. Хрустальный кокон Фрэи светился изнутри мягким, молочным сиянием, как исполинская жемчужина, закатившаяся в каменные джунгли. Внутри было тихо, тепло и безопасно. Переизбыток энергии, наконец, нашёл выход не в разрушении, а в глубоком, животворном сне.

Но сон для фаэтонки – не бегство от реальности. Это другая форма бытия.

Её тело лежало, безмятежно дыша, а дух – та самая «Напрасная вспышка», что так яростно горела днём, – мягко отсоединился от физической оболочки. Он был похож на светящуюся медузу, на сгусток тёплого тумана, просочившегося сквозь матовые стены кокона, не нуждаясь в дверях и окнах. Кристалл на её лбу, даже во сне, продолжал свою работу. Тончайший, призрачный луч высвободился из него и серебряной нитью упёрся во внутреннюю поверхность сферы. Он ждал. Ждал откровений, которые принесёт ночное странствие.

А снаружи начиналась своя, ночная жизнь.

Сначала это были тихие шуршащие звуки, словно кто-то ворошил сухие листья. Потом послышалось царапание – медленное, настойчивое, будто острый коготь водил по стеклу. Тени зашевелились.

Они выползали из расщелин, сползали с тёмных склонов горы. Борлохи. Когда-то, в незапамятные времена, они были подобны ей. Фаэтонянами. Но их свет погас, их кристаллы потускнели и обратились в тусклые, смолянистые наросты. Разум, лишённый подпитки Светом, съёжился, уступив место древним, слепым инстинктам. Их тела, подчиняясь хаотичной воле одичавшей энергии, вытягивались, искривлялись, становились ходячими деревьями, паукообразными тенями.

Один из них приблизился к кокону. Его длинные, корневидные пальцы с сухими, потрескавшимися подушечками медленно ощупали гладкую поверхность. Он склонил голову, лишённую глаз – на её месте была лишь сморщенная, бугристая корка. Он втягивал воздух, пытаясь учуять жизнь внутри, и издавал тихое, шипяще-булькающее «кххрр… ссс…». Его спутники, другие твари, такие же причудливые и несчастные в своём безобразии, облепили сферу, как слепые личинки. Их ветвистые руки обхватывали её, длинные, как плети, пальцы пытались просунуться в крошечные дырочки для воздуха, но были слишком грубы и толсты.

Они боялись этого света. Он жёг их одичавшую сущность. Но их влекло к нему неодолимое влечение – смутная память о тепле, о силе, которую они утратили. Они были живым воплощением того, чем могла бы стать Фрэя, предав свой свет. Они были её самым страшным сном наяву.

А тем временем её дух парил над островом.

Он летел над спящим морем, и его поверхность на просвет была не чёрной, а тёмно-фиолетовой, и на ней серебристой вышивкой светились сложные, кружевные узоры пены, оставленные невидимыми течениями. Он видел вертикальные громады облаков, и они были похожи на башни из хрустальной ваты, пронизанные изнутри розоватым светом далёких, невидимых глазу туманностей.

Он нырнул в каменный лес на плато. Теперь это был не лес, а зал забытого дворца. Сорок восемь окаменевших существ заговорили с ним. Не звуками, а вибрациями, цветами, ощущениями. Один «ствол», изогнутый в немом крике, передал вкус пепла и боль утраты. Другой, склонившийся над ним, источал тихую печаль и прохладу прощения. Они разыгрывали перед ним свою вечную пьесу – не битву, как ей казалось днём, а великую трагедию ошибки и искупления.

И где-то там, в самой гуще, он почувствовал тёплый, ровный пульс. Тот самый, что должен был найти её физическое тело. «Дыхание», – прошептал её дух, и луч кристалла в коконе дрогнул.

Внутри сферы началась магия. Призрачный луч ожил. Он касался стеклянной поверхности, и там, где он проходил, оставались выжженные тончайшие линии. Он рисовал схемы течений в океане. Он запечатлел причудливые узоры облачных башен. Он скопировал позы каменных стражей, и под его лучом проступали не их формы, а их чувства – геометрия скорби, алгебра надежды.

А снаружи борлохи, испуганные внезапной активизацией света внутри, отползли прочь, шипя и поскрипывая своими деревянными суставами. Их слепые лица были обращены к кокону, в котором бушевала тихая гроза творения.

Фрэя не видела их. Её дух летел дальше, в миры, где звёзды были ближе, а законы физики – иными. Но её рука, её физическая рука внутри кокона, лежала на стекле прямо над одним из нарисованных образов – над тем самым тёплым пульсом среди каменных великанов.

На рассвете, когда её дух вернётся, а луч погаснет, она проснётся. И первое, что она увидит, будет сложная, прошитая светом карта на покрытом испариной внутреннем куполе её убежища. И в самом её центре будет сиять маленькая, яркая точка – тот самый, единственный оживший «глаз», что посапывал во тьме. Ответ, подаренный ночью.

Но до этого была ещё долгая ночь полёта. А снаружи, в синеве предрассветных сумерек, слепые корни продолжали своё немое, тоскливое бдение.