Я вернусь на Волгу

Зимой 1942 года, посреди Ленинград тьмы, я бродил по переулкам и руинам, снег покрывал все вокруг и делал его холодным, но это не могло охладить глубину конфликта и сердца противников.

Я проснулся, проспав три часа подряд, и это хорошо во время осады, бессонница и стресс превратились в смертельных врагов, как пули, некоторые из моих коллег спали стоя или даже во время дежурства.
Я проснулся, как обычно, от того, что весь день у нас в ушах гремели выстрелы, то тут, то там падали снаряды, а в воздухе разносилось эхо от самолетов.
Сидя на своем месте, мы противостоим не только нацистам, но и сильному холоду и голоду.

Я встал, чтобы найти хлебные крошки, мои внутренности разрывались от голода, и, неся винтовку на плече, двинулся от одних развалин к другим.
Через несколько мгновений зазвучали сирены, и все запаниковали, решив, что приближается нацистский рейд. Все бросились бежать к зданиям, стены которых превратились в свинцовое полотно. После нескольких мгновений паники и растерянности поднялись клубы дыма, и город охватил пожар. Я подбежал к месту взрыва и увидел то, чего не хотел видеть: останки погибших детей, стариков, других людей, застрявших под завалами.
Офицеры были призваны подготовиться к внезапному нападению на линии фронта. Я готовился вместе со своими товарищами-бойцами, и меня шатает от голода, я едва поднимаю пистолет. Поступил приказ передвигаться в виде осей: некоторые из них были проложены по огромным газовым трубам, другие – между зданиями и переулками, третьи с помощью цистерн. К несчастью для меня, я пошел, петляя, между переулками.

Я пошел со своим спутником Михаилом, православным, еще молодым человеком, который был на два года моложе меня. Мы осторожно переходили улицы, мы видели клубы дыма и огня, мы слышали топот солдат в первых рядах, так как любая винтовка, которая замолкала, означала смерть ее владельца. Мы почти на месте.

Михаил дрожащим голосом: "Есть ли смысл в том, что после такого бардака наступит мир?"
Я: "Хаос – источник мира, Нет мира без хаоса, и нет вкуса мира, если преобладают спокойствие и комфорт. Да, Михаил, хаос – это путь к миру."

Когда мы продвигались вперед, то увидели огни машины, направлявшейся в нашу сторону, поэтому мы бросились к одним из развалин, приготовили оружие к отпору, а мой товарищ начал петь христианские гимны, пока не подъехал фургон, который оказался советским. Когда я увидел ее, я приободрился. Мы появились перед ними, но им было все равно, они перевозили раненых с передовой в тыл для лечения. Крики раненых в багажнике автомобиля заставили меня очень огорчиться из-за их травм. Я побежал в противоположном направлении, чтобы не слышать этих криков, исходящих из их сердец, а не изо рта. Мой спутник Михаил последовал за мной.

Михаил: "Зачем ты торопишься умереть?"
Я такой же прерывистый: "Моя жизнь под звуки выстрелов и крики раненых меня не устраивает, дайте мне умереть, может быть, смерть станет для нас утешением".

Мы долго бежали, пока перед нами не появились артиллерийские подразделения Красной Армии, которые таранили нацистов.

Мы приблизились к ним, я поздоровался с представителем подразделения, он равнодушно ответил на приветствие, будучи занят тем, что было важнее, чем приветствовать меня. Капрал подразделения прерывает мое ожидание рядом с ними: "Идите вперед, здесь для вас нет места, Вот полное количество солдат".

Мы с Михаилом уходили, подходя всё ближе и ближе. Мы видели, что первая линия обороны всё ещё сражается. Тогда я понял, что нет другого выбора, кроме как продолжать бой, нет другого выбора, кроме как двигаться вперёд. Я бросил на товарища взгляд, который говорил всё, взгляд, который спрашивал: «Готов ли ты умереть или нет?» Я увидел на его шее цепочку с крестом. Он начал целовать цепочку и сказал: «Пошли». Мы бежали между останками и обломками танков. Я даже не слышал звука своих шагов из-за плотного свиста пуль и грохота пушек. Когда я бежал, рядом разорвался миномётный снаряд, отбросив меня в сторону. В руку попал осколок. Мне было всё равно. Меня привело сюда нечто важное. Моя Родина привела меня на этот фронт, неся свою ношу и винтовку, оставив мать одну на берегу Волги, в городе Хорьке.

Я прислонился к стене, направив винтовку в лицо врагу, и заставил ее произнести "пули", что пули - единственные, которые отталкивают и сдерживают вражеского злодея. Я сидел, как и все мои соотечественники, нас не волновали религия, принадлежность или раса. Мой товарищ Михаил – православный из Москвы, я из Хорьков нерелигиозен, и многие товарищи, принесшие себя в жертву, были разных вероисповеданий: кто-то был христианином, кто-то мусульманином, кто-то иудеем и другие.

Я все еще сражался, пока не обнаружил своего товарища в нескольких метрах от себя, храбро сражавшегося, как лев, защищающий свое логово. Я не забыл ту ночь, когда я потерял много товарищей, я пролил много крови, но что меня радовало, так это то, что мы заставили нацистов отступить и разгромили их. С окончанием боя солдаты начали распевать гимны и кричать, выражая свою любовь к Отечеству, поднимая красный флаг, который развевался среди столбов дыма, вселяя надежду на победу, но что меня опечалило, так это то, что, продвигаясь по городу, я обнаружил, что мой товарищ Михаил был застрелен убит нацистскими мутантами. Я не устоял перед жестокостью этой сцены, он умер, цепляясь за свое оружие, сохранив только крестик на шее и образ своей матери, которая воспитала в нем свободу и любовь к Отечеству. Я бросил последний взгляд на его лицо, и оно было таким же красным, как красный флаг, который мы поднимали.

Я прошел несколько метров и вспомнил его вопрос: "Ты торопишься умереть?" "И я хотел, чтобы я умер, а он остался, но ничего не в моих руках, смерть не по нашему выбору, и Я хотел умереть его смертью, быть убитым, обнимая почву этой земли. , на которой я вырос .
Ночь прошла в печали и огорчении, воспоминания ожесточили меня, а реальность познала горечь и яд жизни.
Я любил рассказывать тебе о событиях, которые происходили со мной, и о боли и печали, которые я испытываю, потому что ты – мое прибежище, когда жизнь становится для меня невыносимой, и ты облегчаешь ее горечь своими теплыми руками. Не волнуйся, мама, мы победим, даже если война продлится десять лет, пока есть мужчины, которые верят в родину, есть надежда поднять знамена победы в самом сердце своей столицы.
Будь уверен, что война закончится, враг будет повержен, будут подняты знамена и прозвучат песнопения, и я вернусь на Волгу.

Ваш сын Дмитрий, верный Родине.


Это было последнее послание, которое получила его мать. Он присоединился к своим товарищам и принял мученическую смерть, обнимая ленинградскую землю в боях за её освобождение. Его тело было возвращено на Волгу в гробу, покрытом красным флагом, и его мать приняла его на военном параде, в котором участвовали тела солдат города в честь национального праздника.

Звучали гимны, и солдаты несли тела своих товарищей. Мать не поклонилась, а стояла гордо, как гора, вспоминая своё детство, когда она посетила могилу своего деда, пожертвовавшего собой в борьбе с войсками Наполеона. Могила была окружена венками из цветов.