Наброски, глава слежка

Телефон вибрирует, приходят смски из сбер бизнеса о смене персональных данных. Чтож суки. Вы меня разозлили. Я начал крушить все, что было дорого ей. 
Вспышка и я в обезьяннике. Меня закрыли. Хуле это же я неадекват.

«Это какая-то вшитая в приложуху программа слежения, через эппловский сервис геометок». Читаю я в интернете, после того как мне приходят сервисные смс, а касперский утверждает, что на моем андроиде какие-то ****ь геометки


Утро, я прихожу домой и включен кондер. Плюс кто-то ****ь расковырял отверстия в змеевике. ***** да. Похоже я поехал. Кому нахуй нужно ковырять мой змеевик?

WhatsApp, похоже, пересылает пачки файлов, как курьер, который давно перестал спрашивать: «А что внутри?». Архивы, логи, чаты — всё куда-то течёт, как будто мой телефон стал маленькой плотиной, которую строили бобры-энтузиасты, а проектировал — очень злой кулхацкер

— Ок, — говорю я себе. — Выпью таблетку.
Пью. И сразу становится ясно: от паранойи таблетки помогают примерно так же, как зонт — от метеорита.
На следующий день дырки заделаны.
****арики. Нахуй ковырять змеевик?

Есть Мадемуазель.  Моя вторая жена. Не агент, не кибер-ведьма, а просто упыриха. Её техническая квалификация равна «скачала файл». Но кто-то же этот файл прислал. Значит, план есть. Значит, не одна. И если это план, то явно не мой.

Я честно пытаюсь быть добрым и современным. Говорю ей мысленно — без сарказма, ну почти:

— Если любишь это дело — стань профи. Не играй в двойную жизнь. Двойная жизнь — это не скидка 2 по цене 1, это подписка на диссоциативные расстройства.

Пока говорю, из памяти всплывает Сочи — тёплый город с холодными выводами. История про полиграф.

Потом была лаборатория ДНК, где распечатывают бумажки с уверенностью 99,9%. 99,9% — магическое число, оно лечит сомнения, как валерьянка лечит ипотеку. Мне выдают итоги, где человеческий геном похож на меню из суши-бара: много и непонятно. Я перечитываю, чувствую, что расшифровка сделана так топорно, что если прислонить лист к дереву — кольца совпадут. Через неделю офис исчезает, как аттракцион на ярмарке: «Работали до аплодисментов».

Чуть позже — больница, Мише плохо. Группа крови у него — третья. У меня первая, у матери — вторая. Генетика разводит руками, а я — бровями. И мне говорят: «Ну бывает». Бывает, конечно. Всё бывает. Даже честные полиграфы. Даже любовь, которая держится дольше гарантии на смартфон.

В настоящем времени — новый ребёнок, новая выписка, в которой забыли вписать группу крови младенца, отца поставили прочерком, как будто я — недописанный символ. Медсестра приезжает «завтра», но возникает «сегодня», ровно в тот момент, когда я выхожу из квартиры и жду лифт. В кино это называется «саспенс», в жизни — «да ладно вам».

— А что с группой крови? — спрашиваю.
— Странно, — отвечает медсестра. — Укажем потом. В базе всё есть.

Потом — это слово, которое в моей истории означает «никогда». Я смотрю на ребёнка — голубоглазый жгучий брюнет, прирождённый носитель загадок. Внутри меня двигается тяжёлая мысль: «Суд». В этом слове нет поэзии, но есть порядок. Если кто-то предлагает «ДНК-тест прямо сейчас, уверенно», я отвечаю: «Не вопрос, по суду». После этой фразы воздух в комнате становится холоднее, а разговор — короче.

Я скажу: закономерно. Великий Моисей Аронович Тынкевич(да продлит судьба его меткие формулы) учил: один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. У меня уже сезонный абонемент на закономерности.