Санаторий на Веге

Червоточины открыли случайно. Наблюдал какой-то астроном за звёздным небом, наблюдал, да высмотрел на снимках сдвоенные объекты. В одном месте находится некое небесное тело, а неподалёку такое же, но чуть под другим углом зрения, то есть расстояние до него значительно отличается. Сначала, разумеется, никто не замечал, а потом не придавал этому значения, но сходство было настолько близким, что, наконец, кто-то задался вопросом: уж не одни и те ли же объекты мы наблюдаем? Оказалось, что да, одни.
Когда эти тела начали сравнивать, оказалось, что расстояние – это единственное, что отличает их от их копий. Всё остальное совпадало: направление вращения, если оно было известно, наличие планет, если они были, светимость, возраст и так далее. Когда идентичность подтвердилась, сделали вывод, что копии вовсе не копии, а изображения, видимые через червоточину. Особенно убедительной эта теория стала, когда обнаружили маленький эллиптический кусочек туманности. Его можно было прямо в графическом редакторе притащить на саму туманность, как при проверке, человек ты или робот, при доступе на страницы в сети. Теперь сомнений уже не оставалось.
Червоточин нашли не так уж много, но одна была совсем недалеко от Солнца. Люди любопытны и неуёмны, и у них сразу возникло желание через неё куда-нибудь попасть, в надежде получше там устроиться. Безумные идеи часто находят последователей, и эта не стала исключением. На Земле к этому времени оставаться было не слишком уж приятно, поэтому нашлись средства на переселение добровольцев незнамо куда. На них должны были построить корабль, заправить его топливом, погрузить на него экипаж и припасы и на компенсации родственникам осталось.
Пятьдесят тысяч человек для переселения собирали по всей стране, но несколько странным образом. Люди видели в прессе лишь одно сообщение о том, что тяжёлая радиационная, химическая и биологическая обстановка требует предпринять попытку переселения на планеты, возможно существующие на другом конце червоточины. Критерии отбора нигде не публиковали, но брали только рабочих, шахтёров, фермеров и военных, причём главным образом молодёжь. Гламурным гуманитариям почему-то говорили, что им позвонят, но не звонили. Сборы прошли оперативно, и довольно скоро корабль отбыл в направлении предполагаемого входа в червоточину. Все пятьдесят тысяч спали и не ведали, что летят по космосу с сумасшедшей скоростью, пока камеры не зафиксировали резкую смену вида на окружающие звёзды. Когда бортовой компьютер сравнил очередные два снимка, сделанные с разницей в сутки, оказалось, что вокруг уже не окрестности Солнечной системы, а совершенно другой участок космоса. Телескопы тут же начали осматривать всё вокруг и нашли совсем неподалёку другую звезду, да ещё и с планетами. Это выяснилось за какие-то три года с небольшим, и разбуженные капитан, первый помощник и астроном посовещались и решили развернуть корабль в её сторону.
Решение, как оказалось, было правильным. Многие не задумывались обо всём этом и воспринимали случившееся как само собой разумеющееся, но кто-то затаил думку о том, с какой вообще радости червоточина начиналась так близко к Солнцу и заканчивалась у подходящей звезды. Покружив у ближайших к ней планет, корабль нашёл примерно такую же, как Земля, и в итоге на неё высадились все прилетевшие и основали там город. Его назвали Новоархангельском, потому что самое удобное для него место оказалось на северном побережье глубокого океанского залива на одном из материков, недалеко от столь же глубокого залива к западу.
Природа и климат планеты были похожи на земные, но одно коренное отличие вызвало немалое удивление переселённых землян: на планете не было животной жизни. Кроме растений, ничего не ползало, не плавало, не летало и не ходило по планете. Деревья росли высоченные: метров сто-двести. Травы росли в рост человека. Роль бактерий выполняли водоросли. Изобилие древесины даже облегчило жизнь первое время, поэтому никто не жаловался, хотя на что-нибудь мясное перед посадкой рассчитывали многие. В отсутствие животных растения на планете имели свои особенности: никаких особо вкусных и питательных плодов на них не росло, но и ядовитых тоже не было. Съедобные растения нашлись в избытке, и то ладно. По всем этим причинам планету назвали Вегой, а себя стали в шутку и всерьёз именовать «веганами» или «веганцами», как кому забавней.
Первым делом запущенный ещё кораблём с орбиты спутник обнаружил нечто странное на северном полюсе, вернее над ним. Позже эту штуковину прозвали «Aлмазом» за форму, совпадающую с огранённым бриллиантом. Высотой и диаметром в шесть километров, это нечто, казалось, стояло на льду точно над географическим северным полюсом. Потом уже вблизи стало понятно, что «Aлмаз» не стоит, а висит, ни на что не опираясь. Своей нижней оконечностью он просверлил себе во льду лунку диаметром и глубиной метров двести. Казалось, он вращается, но на самом деле вращалась планета, а он неподвижно висел над ней. Был он сделан из какого-то серого металла, который не ржавел, но выглядел старым и шершавым. Облетая его, увидели в середине одной из граней проломленное отверстие неправильной формы размером метров тридцать на тридцать. За ним можно было разглядеть конструкции стен и перекрытий.
Верхняя плоская сторона «Aлмаза» имела по периметру наклонную часть, в точности как у бриллиантов. Единственной неровностью был выступ сбоку, заканчивающийся радиальным срезом, несколько напоминавшим отверстие в раковине улитки, когда она закрывает его стеночкой. На этом срезе находились семь идеально круглых углублений, как спутниковые тарелки: одна в центре, а остальные вокруг него. По наклонной части всё время сползал образовавшийся на верхней части ледник, и вниз то и дело летели небольшие айсберги. От них внизу под «Aлмазом» образовалось кольцо неровного, расколотого льда. Объект беспокоил землян, и к нему отправили экспедицию на самолёте. Пилот наотрез оказался подлетать под «Aлмаз», резонно опасаясь падающих сверху глыб льда, каждая из которых превратила бы самолёт в лепёшку. Он кружил вокруг «Aлмаза» на расстоянии километра от края ледника, а к отверстию отправили беспилотный вертолёт, который сбросили из хвостового шлюза. Аппарат длиной под три метра сел на небольшую горизонтальную площадку нижнего излома пробоины. Стена была толщиной в пять метров: снаружи и изнутри метровая металлическая обшивка, а между ними какая-то керамика.
Когда аппарат попытался взять образцы на стыке металла и керамики, подтвердились худшие опасения пилота. «Aлмаз» неожиданно и весьма прытко снялся с места и взмыл на высоту почти двадцать километров. Оператор беспилотного вертолёта едва успел дать полные обороты и поднять его, прежде чем его сдуло бы потоком набегающего воздуха. Сверху посыпался лёд, и пришлось маневрировать и полагаться больше на везение, чем на ловкость рук, чтобы не потерять машину. После того как люди подобрали беспилотник и улетели, прошло несколько дней, и «Aлмаз» опустился обратно. С тех пор его оставили в покое и не зря, как потом оказалось.
Прошли несколько десятков лет, за которые люди несколько освоились и приступили к исследованию земель дальше от Новоархангельска, чем те, куда можно добраться пешком через непроходимые леса. Тогда был обнаружен люк в нише. Чтобы читатель мог представить себе весь масштаб находки, следует упомянуть, что нашли его под вертикальной скалой высотой почти в километр. Это был обрыв на северной стороне горного хребта, протянувшегося почти прямо с востока на запад в тысяче километров на юго-восток от Новоархангельска. За небольшой долиной тянулся соседний хребет, так что находка была довольно незаметной и хорошо закрытой от посторонних глаз. Увидели её операторы беспилотного аппарата, который занимался подробной аэрофотосъёмкой для построения трёхмерной карты планеты. В какой-то момент они заметили эллипс, чуть выделявшийся на фоне дна долины. Когда аппарат пролетел почти прямо над ним, оказалось, что это круглая металлическая крышка, как люк на дороге, лежащая на дне неглубокой ниши, вырезанной в обрыве. На ней остались следы от инструмента диаметром метра три-четыре, как будто великан спилил склон гигантской «болгаркой». Крышка оказалась диаметром метров тридцать.
Помня об ответной реакции «Aлмаза» на вторжение людей, вопрос, посещать ли люк или не стоит, обсуждали несколько лет. Холодные головы твердили, что жизнь и так неплоха, и лезть не в своё дело нежелательно, а то можно схлопотать по полной программе. Любопытные же сулили возможность приобщиться к так необходимым технологиям высокоразвитой инопланетной цивилизации. Жадность, как водится, возобладала, и обследовать люк отправили опять-таки беспилотного робота. При этом за «Aлмазом» велось пристальное наблюдении. Когда беспилотный вертолёт сел в долине и высадил робота, эфир заполнил треск от импульсов сантиметровых волн. Источником было сначала что-то возле люка, а затем и «Aлмаз» ответил. Просканировав окрестности люка мощным направленным лучом, он взлетел и направился к долине. Зависнув над ней на высоте всего в километр с небольшим, он как-то отыскал робота, двигавшегося в сторону люка, и повернулся так, что срез его выступа на верхнем ребре смотрел прямо на него. Некоторое время он медленно покачивался  туда, сюда, а когда, видимо, у него не осталось сомнений, что робот направляется именно к люку, произошло нечто невиданное.
Из одного из углублений на срезе в робота ударил луч тусклого, синеватого света, который сразу оказался окружённым столбом молний, как щётка машины, которыми подметают улицы. Сам робот и земля под его гусеницами взорвались с яркой вспышкой, образовав воронку. Когда осела пыль, «Aлмаз» повисел несколько секунд над месте, а затем вернулся на свой пост над полюсом. Видимо, его дело было сделано, и больше ничего в долине его не интересовало.
Землянам бы оставить люк в покое, но голос разума слышат далеко не все. В долину отправили совсем маленькие беспилотники размером с крупную птицу, чтобы обследовать воронку и попытаться найти останки первого, чтобы понять, что произошло. Радиометр на одном из них зафиксировал интенсивный радиационный фон, как после атомного взрыва. Взяв пробы, учёные из Новоархангельска поняли, что удар был нанесён, скорее всего, мощнейшим ускорителем элементарных частиц, который наверняка и располагался по периметру верхней грани «Aлмаза». Именно пучок высокоэнергетических частиц уничтожил робота и создал радиоактивные изотопы всего, во что попал.
Обсудили, постановили: приближаться к люку запретить, территорию в радиусе ста километров объявить заповедником. На пару поколений этого запрета хватило, а дальше произошло ещё одно неожиданное событие: возле планеты появился космический корабль. Он прилетел на огромной скорости из глубин космоса и затормозил на орбите такой высокой, как не летают никакие спутники. Размеров он был столь же исполинских, как «Aлмаз» и люк. Выглядел он, как колесо от детского велосипеда: бублик диаметром километров тридцать и толщиной в пять, спицы и толстая цилиндрическая ступица в центре. На бублике был такой же выступ, как у «Aлмаза, только гораздо больше. Это вызвало обоснованную тревогу у людей, потому что о его назначении они уже догадывались.
Когда от большого корабля отделился гораздо меньший, всего-то метров пятьсот на триста, весь юго-восточный регион объявили бесполётной зоной. Оказалось, не зря, потому что спускаемый аппарат направлялся именно к долине с люком под скалой. Он сел неподалёку от него, раскладываясь и становясь ходячей машиной. Она подошла к обрыву за несколько шагов, двумя пальцами механических рук надавила на четыре площадки в люке и подняла его за выступившие из него ручки. Люк оказался такой же толщины, как и в диаметре. Что находилось под ним, люди рассмотреть не смогли, потому что машина тут же села на него, как курица на яйца. Дальше она несколько часов оставалась неподвижной, а потом встала, вернула люк на место и улетела к кораблю. Сам корабль тоже покинул окрестности планеты, но не туда, откуда прилетел, а под небольшим углом к направлению своего полёта. Казалось, что он посетил планету по пути куда-то далеко.
Визит инопланетян снова разбередил любопытство людей. Прошло как раз достаточно времени, чтобы сменилось поколение, и осторожные свидетели уничтожения робота вышли на пенсию, а на их месте оказалась прежняя молодёжь. Опять начались споры о том, стоит ли попытаться проникнуть под люк. Поднять его, разумеется, молодая цивилизация не имела никакой возможности, но вместо этого они начали серьёзно обсуждать возможность пробурить скважину под углом к вертикали, чтобы она вышла в шахту как раз ниже люка. К счастью, некоторым ветеранам в правительстве и армии удавалось на некоторое время отговорить сторонников неоправданного риска от вмешательства в дела инопланетян. Когда же и они вышли в отставку, проект бурения получил финансирование, и на разведку отправили автоматическую буровую машину.
Ожидаемо, результат оказался точно таким же. Когда бур приблизился к люку достаточно, чтобы вызвать беспокойство у «Aлмаза», тот опять прилетел, уничтожил его своим лучом, но не просто вернулся на полюс, а сначала подлетел к ближайшему городу в каких-то восьмистах километрах на северо-запад и провёл лучом километровую линию точно между городом и долиной. На этот раз он, видимо, прибавил мощности, потому что получилась не трёхметровая воронка, а ров шириной и глубиной метров пять. Сделав это, «Aлмаз» улетел на полюс и завис там, как и раньше. Памятуя о радиационном заражении от первого луча, люди поспешили направить ко рву технику, чтобы собрать весь радиоактивный грунт, который смогли, и захоронить его в отработанных шахтах. Всё равно местность вокруг рва оказалась заражена радиоактивной пылью, и область в несколько квадратных километров огородили и запретили туда доступ.
Этот урок люди запомнили надолго и с тех пор несколько десятилетий не приближались к долине с люком. О нём даже почти забыли все, кроме нескольких офицеров генштаба, которых занимал вопрос: откуда «Aлмаз» узнаёт, что люком интересуются. Исследовать его никто сначала не решался. На планете людей ещё даже ста тысяч не было, и бюджеты были соответственно скромные, так что терять оборудование было бы себе дороже. По этой причине в глуши заповедника долго не могли определить, что же сообщает «Aлмазу» о движении в долине, пока кто-то в генштабе не заметил, что там как-то очень аккуратно расставлен сухостой.
Вообще на планете, где из жизни есть одни лишь растения, деревья растут не только высоко, но и долго, а отмерев, не падают а стоят, пока их не съедят водоросли, которые медлительнее земных гнилостных бактерий и грибов. Такой сухостой из древних, тысячелетних деревьев, возвышался над редким горным лесом по четырём углам долины. Маленьким беспилотником с абразивным диском для взятия проб удалось собрать немного опилок с одного из стволов, и оказалось, что это и не древесина вовсе, а полимер сродни высокомолекулярному полиэтилену, армированный углеволокном. Разгадка оказалась вполне предсказуемой: деревья были ненастоящими, и в них были спрятаны камеры, датчики движения или что-то вроде этого. На планете, где нет животных, выявить вторжение совсем несложно: всё, что движется, и есть угроза. К безопасности люка его хозяин или хозяева подходили серьёзно и реагировали моментально и решительно на любое посягательство. Такой рапорт штабистов только укрепил заповедный статус люка и долины, и туда десятилетиями никто не совал носа. Заодно люди поняли, что и в других местах на планете за ними, возможно, наблюдают, но не трогают.
Если бы новые жители планеты только знали, что происходило под люком, у них бы вообще отбило охоту вспоминать о нём, но это оставалось тайной. Когда спускаемый аппарат снял и отставил крышку, а вернее пробку, в сторону, из него вниз спустился лифт. На нём стояло человекообразное существо ростом метров пять, одетое в бронированный скафандр с механическим приводом. Вероятно, оно и было пилотом спускаемого аппарата, раз никто больше не сошёл из него на землю. Позади него на полу лифта стояли четыре ящика, в которые могли бы поместиться такие же существа. Установлены они были на тележки со стойками в половину высоты и закреплены они были на шарнирах наверху этих стоек. Смысл этих конструкций стал ясен после того, как лифт опустился на сто метров вглубь горы, и пилот подошёл к стене шахты, на которой находились огромные раздвижные ворота. Прикоснувшись к ним, он заставил их открыться и пошёл вперёд по круглому тоннелю, как в метро, только с решётчатым полом понизу вместо рельсов. За ним с негромким рокотом покатились четыре ящика на тележках.
Метров через десять их путь преградила металлическая стена такого же цвета, как корпус «Aлмаза». К ней пилот притронулся уже не ладонью, а каким-то устройством, висевшим у него в кобуре на поясе. Раздались жужжание и щелчки, и стена медленно откатилась в сторону, оказавшись цилиндром толщиной тоже около десяти метров и диаметром на пару метров больше диаметра тоннеля. Из-под него поднялся такой же решётчатый пол, как везде, и пилот в сопровождении ящиков продолжил свой путь. Раздвинув ещё одни толстые металлические ворота прикосновением ладони, он оказался в небольшом зале, похожем то ли на морг, то ли на автоматическую прачечную, то ли на кухню ресторана. Его путь преграждала стена из восьми поставленных друг на друга ящиков с застеклёнными дверцами на передней стенке, два этажа по четыре. Размером они были примерно два на два метра. Между ними и стеной слева оставался проход в темноту позади, где чуть слышно гудело какое-то оборудование, к которому вели кабели и трубы. Как только пилот вошёл в зал, в нём загорелся свет, и он погасил прожекторы у себя на шлеме и плечах и опустился на колени перед вторым ящиком слева в нижнем ряду. Приложив ладони к дверце по сторонам от стекла, он прижался к нему тонированным стеклом своего шлема, через которое не было видно его лица, и провёл неподвижно и безмолвно минут пятнадцать. Четыре ящика столь же неподвижно стояли рядком позади него на решётчатом полу тоннеля. Из них иногда доносились какие-то едва слышные звуки.
В свете ламп, подвешенных к потолку, через стекло стало видно, что за дверцами ящика прямо перед пилотом и двух в верхнем ряду что-то находилось, тогда как остальные пять были пусты. Через четверть часа пилот перевернулся и сел на пол спиной к ящикам, склонив голову на грудь, вытянув ноги и положив руки на колени. Он выглядел то ли усталым, то ли отчаявшимся. Посидев так несколько минут, он встряхнул головой и встал с пола. Четыре ящика тут же въехали в зал. Один сманеврировал так, чтобы оказаться напротив дверей слева. Не говоря ни слова, пилот открыл дверь верхнего левого вверх и отошёл в сторону. Тележка наклонила ящик на шарнирах, приведя его в горизонтальное положение, открыла в сторону его дно и подъехала под дверь, вплотную к открывшейся за ней полости, напоминавшей духовку плиты. Раздалось жужжание, и через некоторое время тележка отъехала и закрыла дно ящика. Теперь в духовке на решётчатом дне лежало такое же существо, только совершенно голое. Оно было приковано к решётке металлическими обручами вокруг всего тела от головы до ног. Оно что-то не очень внятно кричало сдавленным голосом, потому что его рот был широко растянут металлической рамкой.
– Что вы делаете? Это незаконно! Мы военнопленные! – кричало существо на своём языке. – Вы не имеете права! Нас должны были предать суду!
Не обращая внимания на его вопли, существо в скафандре закрыло дверь ящика и взглянуло внутрь через стекло. Та же участь постигла обитателей двух других ящиков. Они всё слышали. Один из них не проронил ни слова, ни звука. Он молча, без жалоб и протестов принял ту участь, которой так боялся первый. Третий и четвёртый были не столь стойки и тоже громко возмущались и умоляли отпустить их, но пилот не проявил никакого участия. Когда он закрыл дверцу за последним пленником, то отошёл вправо, где у стены стоял ещё один ящик высотой, как два с дверцами. Он был похож то ли на игровой автомат, то ли на машину для продажи напитков. Включив на нём экран и пульт, пилот ввёл в него какие-то команды, и только что заполненные ящики включились, и из них опять донеслись чуть слышные звуки протеста и мольбы. Там с потолка духовок спустились гофрированные трубы на штангах и закрыли рты пленников. От стен к их телам протянулись штанги и вонзили в них иглы. Через несколько секунд трое пленников из четырёх прекратили дёргаться и замолчали, а четвёртый так и не издал ни звука и не пошевельнулся.
– Выздоравливай, любимый, – прошептал пилот, оказавшийся особью женского пола, снова подойдя и присев на корточки перед второй слева дверцей в нижнем ряду. – Скоро я вернусь и заменю истраченных доноров. Главное – это чтобы никто не вмешался. А об остальном я позабочусь.
Опустевшие ящики на тележках уже покинули зал и ждали её на полу лифта. Она встала и прошла туда же. Лифт поднялся и спустился. Ящиков на нём уже не было. Вместо этого там лежали бухты кабеля и толстого шланга, которые пилот по очереди размотала и протянула в зал за ящики. Некоторое время шланг что-то качал, а кабель то ли подзаряжал, то ли проводил диагностику. Смотав их, пилот снова исчезла в спускаемом аппарате и вернулась с другим ящиком на одной из тележек, которая тоже заехала за ящики в зале. Там пилот перегрузила какие-то тяжёлые коробки в другой шкаф и, наконец, последний раз поднялась на лифте в спускаемый аппарат. Он встал, закрыл шахту пробкой, отошёл на несколько шагов от скалы и взлетел. В космосе он состыковался с колесом, и оно покинуло планету и исчезло в глубинах космоса.
Корабль держал путь в обитаемую звёздную систему. В ней он приблизился к одной из планет и остался на её орбите. Туда прибыл небольшой челнок, и пилот пробудила от криосна и погрузила в него сотню закованных в кандалы таких же существ, которых ранее поместила в ящики под горой. Кое-кто из них заметили пропажу четверых и даже спросили её об этом. В ответ она молча приложила вопрошавшего электрошокером так, что его товарищам пришлось нести его до челнока на руках.
– Я вам не друг, не нянька и не судья, – сказала она, когда пленные набились в челнок. – Зато у меня много друзей. Если кто-то из вас поднимет шум и начнёт качать права, произойдёт столько несчастных случаев, сколько понадобится.
Несмотря на то, что её голос звучал холодно и жёстко, кто-то опять возмутился, и она сняла с пояса какое-то оружие, и, почти не целясь, направила его в толпу, которая тут же стихла, и в трюме повисла мёртвая тишина. Никто даже не дышал.
– Сейчас я положу десяток в общем направлении возмущённого голоса, и мне за это ничего не будет, – сказала она, поднимая другую руку с маленькой коробочкой. – А могу и вообще не выгружать вас, а отвезти обратно через неделю, другую, если кто-то ещё будет шевелиться, когда я вернусь. О вашем существовании знает лишь вот этот накопитель с донесениями. Понятно, что это значит? Другие возражения есть?
Все молчали, и она заперла их в туго набитом трюме, а сама устроилась в кресле в пассажирском отсеке. Челнок отстыковался от корабля и скоро сел где-то на планете. Там пленных ждал вооружённый караул в таких же бронированных скафандрах. Пилот и караульные по-особому пожали друг другу руки, и она ушла, оставив пленных на их попечении. Бетонный коридор привёл её в раздевалку, где стояли ряды пустых скафандров и шкафов для личных вещей. У одного она переоделась в яркую одежду: платье, пиджак поверх него, остроносые туфли и платок на голове, завязанный узлом за левым ухом, как у пиратов. Взяв из шкафа сумку на колёсиках, она покинула раздевалку и поднялась на лифте на несколько этажей. В коридорах ей встречались такие же существа. Кое с кем она здоровалась, с другими же обменивалась лишь жестом или кивком головы.
Перед лифтом пилот связалась с кем-то по переговорному устройству, и её пропустили автоматические двери, за которыми находился большой зал полный столов и сотрудников, одетых примерно так же, как она. В стене сбоку находился ряд дверей, и она зашла в одну из них. Это оказался кабинет старшего по званию офицера Тамо;ра, которому она представилась, как майор Део;на, и  доложила о привезённых на трибунал пленных.
– В грузовом манифесте значится, что на борт были приняты сто шесть, а на космодроме приняли лишь сто, – ответил он. – Куда делись остальные?
– Возможно, они суетились на погрузке, и кого-то посчитали несколько раз, – равнодушно ответила Деона. – Я приняла их скопом, без счёта. Там никого не волнует, сколько именно отправляют сюда. Если бы не приказ из метрополии, они бы пустили их в расход прямо на поле боя.
– Это-то мы и стараемся предотвратить, – строго ответил Тамор. – Далеко не все участники гражданской войны убеждённые враги. Впредь следует вести строгий учёт перемещённых пленных.
То же самое Деоне говорили для порядка и в первый раз, когда недосчитались двоих. В этот раз она забрала четверых, а ещё двоих самых буйных выбросила в космос, но и это не до конца вразумило её груз, как стало ясно по прилёте. С точки зрения её самой и жителей колонии, где шла самая настоящая всепланетная гражданская война, сопровождавшаяся зверствами и бессмысленной гибелью гражданских, здесь слишком носились с пленными, слишком миндальничали с ними и слишком верили им на слово. Её и других коробило от каждого оправдательного приговора или мягкого наказания, но она должна была держаться за свою работу, а своё мнение старалась держать при себе.
Началось это давно, когда война только разразилась. Молодую пару призвали на службу, и её муж Ве;рмо, как пилот, попал в штурмовую авиацию. Через два года его сбили. Копьё ракеты ПВО прошило его штурмовик прямо через кабину, не причинив почти никакого ущерба его силовой установке, но практически уничтожив тело пилота. Автопилот привёл аппарат на стартовую площадку, где сразу стало ясно, что его жизнь держится на волоске. Деона даже не была уверена, узнаёт ли он её. В госпитале Вермо как-то продержали на аппаратах искусственных органов, но в условиях войны от неё требовали принять решение о его отключении, как безнадёжного, и она поняла, что если не найдёт выхода из этой ситуации, то потеряет мужа. Выход нашёлся сам, когда она проезжала мимо конвоя с военнопленными по дороге домой. У неё появилась мысль, которая не давала ей покоя до следующего утра, когда она явилась в штаб-квартиру космических сил и вызвалась водить корабли связи с метрополией. На неё посмотрели, как на сумасшедшую, и несколько раз переспросили, хочет ли она проводить годы в рейсах ради скромной оплаты, но она стояла на своём.
С грузом добытых минералов и запросами на снабжение Деону отправили в первый рейс. Оказавшись в метрополии, она первым же делом подала анонимный донос о том, что в колонии убивают военнопленных. Кто-то, разумеется, догадывался, что исходить он мог только от неё, но ничего не поделаешь: правила анонимности там соблюдали серьёзно. Перед отлётом обратно с грузом военного назначению с ней провели беседу и выдали приказ привозить пленных для рассмотрения их дел. Только это и было ей нужно. С таким приказом на руках она приземлилась в колонии и предъявила его руководству. Они прочитали его, остались крайне недовольны навязанным им требованием, и возложили на неё же обязанность сбора пленных по передовым позициям и доставку их на космодром. Сделали они это как бы в отместку, потому что также понимали, откуда ноги растут, но не знали, что именно это ей и нужно. Истиной причины её поступка никто не понял. Так Деона получила доступ к самим пленным и их медицинским картам.
В первый же полёт в метрополию она взяла шестьдесят с лишним пленных и своего мужа в боксе, поддерживавшем его жизнь. Его отпустили из госпиталя без возражений, потому что никто, кроме Деоны, не верил, что его можно спасти. Она же убедила всех, что везёт его в метрополию на лечение. Кто-то верил, кому-то было всё равно, и никто не пытался её остановить, хотя всем было ясно, что и там никто не станет из кожи вон лезть, чтобы спасти какого-то колониста.
До метрополии Вермо не долетел. Деона отклонилась от маршрута и сделала остановку на подходящей планете, где присутствовали все условия для восстановительной терапии. Перед отлётом она предприняла некоторые не совсем законные шаги. Во-первых, она скрыла от руководства колонии, что в свой предыдущий прилёт привезла кое-какое медицинское оборудование. Оно так и осталось в её корабле на орбите нераспакованным. Теперь она угнала спускаемый аппарат, разведывательный самолёт, строительный комбайн и 3Д-принтер, которые сама погрузила в челнок. В неразберихе гражданской войны это сначала не сразу заметили, а потом было уже поздно, и выяснить, почему техника в наличии не совпадает со складскими записями, узнать не удалось. На орбите же она угнала один из штурмовых ускорителей, которыми всё равно невозможно было пользоваться в условиях гражданской войны на густонаселённой планете.
На орбите необитаемой планеты Деона села в спускаемый аппарат и приземлилась. Как и люди впоследствии, она была там впервые, и её тоже удивило отсутствие животной жизни, но это ей было только на руку, и она запустила самолёт. Облетев планету несколько раз, он нашёл для неё подходящее место: северный склон извилистого горного хребта, который почти не подвергался выветриванию из-за перепадов температуры. Под ним она вырезала нишу и бункер для медицинского оборудования, в которое поместила то, что оставалось от Вермо, и двоих подходящих пленных, биологические данные которых почти идеально подходили ему. Они тоже протестовали, но тщетно. Когда всё было сделано, Деона заперла ворота бункера и взлетела к кораблю на орбите. От него она отстыковала ускоритель и направила его в точку прямо напротив скалы, над бункером. Там она закрепила на его обшивке заряды для взрывного резания бронекорпусов и вырубила ими достаточно большой кусок стены, чтобы сделать из металла и керамики обшивки две пробки: в тоннель и в колодец. Так образовалась загадочная пробоина на стене «Алмаза», причина появления которой позже поставила в тупик людей. Теперь ускоритель мог отправляться туда, где ему не придётся тратить лишнее топливо: на полюс. А Деона продолжила свой полёт в метрополию, где сдала пленных приставам военной полиции.
На восстановление тела мужа Деоны должны были уйти пара столетий по человеческим меркам. От него по большому счёту остались только верхняя часть туловища и голова. Даже обе руки ему оторвало почти по плечи. Полностью использовать донорские тела невозможно: часть клеток неизбежно отмирает. Поэтому ей пришлось бы совершить несколько полётов, каждый раз похищая нескольких пленных. Если бы до начала войны её спросили, хочет ли она, чтобы война продолжалась как можно дольше, то она бы посмотрела на вопрошающего, как на сумасшедшего. Теперь она ответила бы утвердительно. Если бы её раньше спросили, что лучше, много пленных или мало, она бы первым делом спросила, не сошёл ли вопрошающий с ума. Теперь бы она твёрдо сказала, что чем больше, тем лучше.
Из кабинета полковника Тамора Деона отправилась дальше вглубь зала, где постучала в стекло другого кабинета. Пожилой инопланетянин в нём поднял взгляд от монитора и сделал ей жест входить.
– Вернулась уже, дитя? – улыбнулся офицер.
– Да, полковник Ко;нба, только что. Прямо с космодрома.
– Всё в порядке? Тебе никто не мешает?
– Пока всё удаётся. Вот только на той планете появились разумные существа. Прилетели откуда-то, наверное.
– Нужно доложить, согласно правилам.
– Но правила же не устанавливают, когда именно. Если они усвоят уроки и останутся в живых, может быть, доложу когда-нибудь.
– А что, пришлось им их преподать?
– Пару раз пришлось. Судя по темпам их жизни, за тридцать оборотов они успели позабыть первый.
– Цивилизация четвёртого уровня, не выше, – усмехнулся Конба. – Даже если ты не доложишь о них, и их не добавят в каталог, ничего не изменится. Так что там с Вермо? Скоро уже?
– Скажем так. Ему лучше.
– Ну да, ну да. Мы же не хотим, чтобы был повод для лишних вопросов и разговоров, – невесело улыбнулся Конба. – Ладно, девочка, пусть у тебя всё получится. Ты же знаешь: если что-то пойдёт не так, я сделаю всё возможное, чтобы тебя прикрыть.
– Если что-то пойдёт не так, самым лучшим выходом будет, если меня сошлют в колонию в штрафбат. Поэтому особо прикрывать даже не придётся.
– Будем надеяться, что этого удастся избежать. Когда улетаешь?
– Как погрузят. Дня через четыре.
Обменявшись с полковником Конба своим особым рукопожатием, Деона простилась и ушла. В отличие от других, он нежно погладил короткий мех на тыльной стороне её ладони и ласково улыбнулся ей на прощание. Минут через сорок поезд метро доставил её на станцию, почти прямо с которой она поднялась на лифте на свой этаж и скоро вошла в небольшую квартиру с видом на небоскрёбы вокруг. Там было голо и пусто, как в гостинице, потому что это была  лишь казарма, в которой временно останавливались пилоты. Из чемодана на колёсиках она разложила свои вещи, в том числе рамку с фотографией, на которой она была вдвоём ещё с кем-то. Это был её муж Вермо, который в тот момент лежал в пещере под горой на Веге, где за это время прошли шестнадцать лет.
Убедившись, что любую технику, приближающуюся к люку, уничтожает «Aлмаз», люди на Веге призадумались. Кому-то по-прежнему не терпелось узнать, что скрывается под ним. Разумеется, любую тайну они истолковывают, как возможный источник обогащения, оттого и им не терпится везде сунуть свой нос. Кому-то пришла в голову идея найти добровольца, который должен был хотя бы попытаться построить трёхмерную модель подземелья. В итоге смельчак нашёлся, и его снабдили радарным глубиномером и ультразвуковым сканером. Не зная точно, на что реагируют камеры в долине, его нарядили в циновки из трав, чтобы он не слишком выделялся на фоне скал и растительности, и доставили на вертолёте в точку ниже по долине, километрах в тридцати от люка. Оттуда он должен был добираться до своей цели пешком.
Без троп доброволец по имени Виктор смог за день пройти по предгорьям лишь двадцать километров. К счастью, на Веге ни днём, ни ночью бояться некого, и он спокойно провёл ночь среди скал. К обеду следующего дня он уже подходил к люку. Через спутник организаторы его похода следили за «Aлмазом», но тот пока даже не шевельнулся, хотя кое-какой радиообмен с деревьями по углам долины у него состоялся. Доброволец взбирался по пологому склону со дна долины к люку, и все ждали, что будет. Ближе к вечеру он, наконец, ступил на серый металл и остановился, чтобы оглядеться.
Виктору казалось, что он стоит на самом обычном дорожном люке: он тоже лежал в металлической гильзе, утопленной в скалу. Над ним ввысь на сотни метров уходил свод полости, прикрывавшей люк сверху. Доброволец подошёл к её стене и прикоснулся к ней руками. Вся она состояла из неглубоких канавок в два пальца глубиной и в ладонь шириной. Её явно выпилили большой фрезой. Пора было установить приборы на скалу рядом с люком. Он по очереди вынул из рюкзака радар, ультразвук, гель для него и батарею. Последний раз тревожно взглянув на возвышавшиеся слева и справа высоченные сухие деревья. Определить на глаз, представляют ли они опасность, было невозможно. Их стволы, оставшиеся без ветвей за долгие годы, лишь чуть заметно покачивались на ветру. Поэтому он лишь вздохнул и приступил к работе. Как только Виктор выдавил гель на камень у себя под ногами, поставил туда ультразвуковой сканер и включил его и радар, произошёл ещё один радиообмен между долиной и «Aлмазом» на полюсе, и он взлетел и устремился туда.
– Вот и всё, – пробормотал один из руководителей операции.
– Может быть, обойдётся? – возразил другой. – Парень спрячется между камней, и когда эта штука туда долетит, она покружит и оставит его в покое.
– Она знает, где он, – покачал головой первый, – а парень знал, на что идёт. Мы уже получаем картинку?
Второй окликнул младшего офицера, отвечающего за связь, но тот ответил отрицательно.
– В чём причина? – удивился офицер.
– Похоже, что-то глушит его. Одни ошибки лезут. Процентов восемьдесят. По такому модель не выстроишь.
– Но двадцать-то доходит?
– По ним мы можем только судить, что там внизу есть тоннель, но мы и так это знаем.
– Что можно сделать?
– Всё, что можно, уже сделано, – спокойно и терпеливо ответил связист. – Передатчик перебирает частоты,  каналы, поэтому двадцать процентов доходит, но глушилка тут же подстраивается и режет связь.
– Ладно, подождём, пока он вернётся, если, конечно, вернётся — вздохнул офицер и уставился в монитор, на котором было видно из космоса, как «Aлмаз» шустро покрывает тысячи километров, отделяющие полюс от долины.
Для Виктора прибытие «Aлмаза» сопровождалось отсветом, как будто позади него проехал автобус. Он оглянулся и посмотрел вверх. Оттуда спускалась громадная тень, закрывая собой всё небо. Он непроизвольно встал, провожая глазами приближающуюся громадину. Фотографии и съёмку ему показывали, но собственными глазами он такое видел впервые. Почему-то ему стало трудно дышать, и в груди как будто всё окаменело. Он стоял и смотрел, как огромный гранёный конус над ним чуть наклоняется. Его глаза были прикованы к выступу справа на верхнем ребре, срез которого теперь был направлен прямо на него. В любой момент он ожидал вспышки, которая испепелит его, но «Aлмаз» лишь неподвижно висел над долиной.
Левая рука Виктора начала неметь. Он услышал, как пискнул радар — это закончилось сканирование всей доступной ему области в скале внизу. Через минуту, другую, пискнул и второй прибор. Он сложил их обратно в рюкзак деревянными, непослушными руками и направился прочь, стараясь не смотреть на громадный гранёный конус над собой. Когда он обернулся, полчаса спустя, то увидел, что тот чуть повернулся и наклонился, продолжая целиться в него. Он шёл, оборачивался, и каждый раз видел, что «Aлмаз» повернулся и чуть наклонился, и срез его выступа по-прежнему направлен точно ему в спину. Лишь когда между ними оказался изгиб долины, Виктор почувствовал себя чуточку спокойней. Как раз спустилась ночь, и он остановился на привал, постаравшись найти для себя узкую расщелину между скал. Когда утром он продолжил путь к месту встречи с вертолётом, «Aлмаз» всё ещё висел над долиной напротив люка и целился в направлении, куда ушёл Виктор.
— Не знаю, как это понимать, — проворчал первый наблюдатель. — В нём искусственный интеллект, что ли? Он что, знает, что приближается к люку: инструмент, который может ему повредить, или прибор, которым только наблюдать можно?
— Одно ясно, — ответил второй. — Что бы там под ним ни хранилось, повредить ему можно, но нам не дадут.
По возвращении в город Виктор отправился прямиком в больницу. Здоровый молодой парень двадцати шести лет перенёс инфаркт, когда «Aлмаз» спустился над долиной и прицелился в него своим пучковым оружием. Уходил он тёмно–русым, а вернулся с сединой. Узнав об этом, организаторы операции в очередной раз ввели запрет на посещения долины. Модель, построенная обоими приборами, показывала лишь, что под люком есть небольшой колодец, от которого на пятьдесят метров в сторону отходит тоннель. Никакого подземного города, как ожидали некоторые, под горой не было, и, исходя из объёма тоннеля, эксперты решили, что туда много не спрячешь. Никаких подземных заводов, вычислительных центров, реакторов и прочих заманчивых богатств, о которых мечтали колонисты, не предвиделось, а угроза была реальная.
Родне Виктора сообщили, и они примчались в больницу. Мать и младшего брата Андрея пропустили к нему в палату. Она взяла сына за руку, качая головой со слезами на глазах. Андрей стоял позади неё, боясь смотреть на поседевшего и осунувшегося старшего брата.
– Как же так, Витя? – спросила мать. – Что там случилось?
– Ничего мама, просто перетрудился, – усталым, слабым голосом ответил Виктор. – Жара там нестерпимая. Лазить по горам тяжело. Нужно было всё сделать быстро, вот я и спешил.
– Хочешь чего-нибудь?
– Мне бы сладкого чего-нибудь. Можно чая с сахаром или чего угодно, неважно?
– Пойду, поищу, – вздохнула она и вышла.
Младший брат проводил её глазами и, наконец, взглянул на старшего.
– Так всё и было? – спросил он.
– Эта штука, которая висит над полюсом, прилетела и прицелилась в меня, – перевёл дух Виктор. – Тогда–то мне и поплохело. Сердце не выдержало.
– Так страшно было? – изумился Андрей.
– Нет, страшно не было. Но она меня как–то сломала. Я ощутил себя маленьким, как муравей или мошка на стекле. Реши она выстрелить, ничего нельзя было бы сделать, никак нельзя было бы защититься. Такая мощь… У людей и близко нет ничего подобного. Не надо нам было ввязываться во всё это, лезть туда. Нельзя, понимаешь?
– Может быть…
– Что, может быть? – рассердился Виктор.
– Может быть, понимаю, – поспешил объяснить Андрей. – Я с тобой полностью согласен. Ты только не нервничай!
– Ладно, раз так. У тебя всё впереди. Можешь выбрать любой путь. Только обещай мне, что кем бы ты ни стал, сделай всё, чтобы туда больше никто не лазил. Хорошо?
– Обещаю. Только что мы можем?
– Не знаю пока, что ты сможешь. Будущее ещё не наступило. Всё от тебя зависит.
– Ты только не волнуйся! – повторил Андрей. – Эта штука рядом с тобой пищит чаще и по–другому. Это оттого, что ты переволновался?
Пришла медсестра, взглянула на прибор и сказала Андрею, что ему пора уходить. Выпроваживая его, она столкнулась с матерью, которая принесла бутылку сока.
– Сын просил, – удивлённо объяснила она.
– Ему сейчас будут делать процедуры, а уже потом можно будет пить, – отрезала медсестра.
По коридору уже подходил врач и ещё сёстры. Родных выпроводили и закрыли дверь в палату. Через десять минут их нашли в вестибюле и сообщили, что их сын и брат умер.
– Как, умер? – изумилась мать. – Он же был в больнице, на лечении?
– Сердце не выдержало, – объяснил врач. – Слишком поздно его сюда доставили. Слишком далеко отсюда произошёл инфаркт. Повреждения были слишком обширными. Могла помочь только пересадка сердца, но вы сами знаете, что здесь нас слишком мало, чтобы иметь разнообразие доноров. Это же не Земля, где нас были миллиарды.
Прибежал офицер генштаба, который находился в то время в госпитале, выразил соболезнования, и сказал, что камера на груди у Виктора записала, всё, что он видел, и что эту запись скоро отдадут семье, потому что в ней нет ничего секретного.
Андрей не проронил ни слова. Он что-то задумал, но ни с кем этим не поделился. Виктора посмертно наградили орденом, и на этом история вроде бы закончилась. Через несколько дней матери Виктора действительно прислали файлы с записями. Она не стала смотреть и отдала младшему сыну. Он обнаружил в послании дюжину файлов и засел за их просмотр. На первом было видно, как Виктор идёт сквозь высокий кустарник  по дну долины, как время от времени его руки раздвигают ветви, и так продолжалось много часов подряд. Казалось, это совершенно неинтересно, и можно было бы пропустить к середине записей, которые были сделаны уже у люка, но Андрей терпеливо смотрел всё подряд, каждую секунду. Разумеется, его, как и других, особенно заинтересовал те моменты, когда Виктор ступил на ровный пол ниши в обрыве, когда подошёл к люку, снял тяжёлый рюкзак и опустился на колени, чтобы собственными руками потрогать шершавый, серый металл, а так же, как подлетел и спускается «Aлмаз», но он всё равно не пропустил ни кадра.
Позже Андрей окончил школу, отучился в институте на психолога и исчез. Несколько лет никто не знал, куда он делся, а он бродяжничал из города в город и ночевал, где придётся. Привело это к тому, что нежданно-негаданно среди колонистов распространилась сектантская вера в то, что люк, спускаемый аппарат, «Aлмаз» и колесо принадлежат ангелу Бога. Основателем секты оказался ни кто иной как Андрей. Его спутницей была какая-то девица со стеклянными глазами по имени Анжелика, и они вдвоём организовывали проповеди. С длинными волосами и бородкой, одетый в лохмотья, он проповедовал везде, где удавалось, и число его последователей постепенно росло.
– Мы живём в страхе, смешанном с искушением, аки мука замешана с водой, чтобы получилось тесто, с того первого дня, когда было применено оружие Бога, – проповедовал Андрей. – Соблазн и страх неразделимы. Первое вызывает второе, и больше нет покоя у нас в душе. Мой брат не понял милости божией, когда над ним нависло оружие Бога. Пойми он это, в его душе воцарился бы мир, который царит в моей душе. Не зла желал ему Бог, но умиротворения. Люди должны отказаться от соблазна и признать, что Богу богово, а человеку человечково, и не позволено нам преступать ту черту, которую провёл Бог ради нашего же блага.
Кто-то спросил его, почему бы Богу не сделать что-то для людей, не явить себя, раз его ангел уже здесь, но Андрей лишь улыбался чуть заметно и неизменно отвечал, что Бог уже сделал для людей всё, что они способны оценить, что это он привёл их на Вегу, где им ничто не угрожает, кроме их самих, и осталось им лишь усмирить свою гордыню и принять его величие.
– Это какой Бог? – спросил его один из слушателей. – Иегова? Иисус? Аллах? Будда? Кришна? Уга-дугу?
– Есть лишь один Бог, – отвечал Андрей. – Все, кто называют его именами, не желают принять эту истину и выдумывают ему имена, чтобы скрыть свою темноту.
– А ты, значит, светлый? – поддразнил его кто-то.
– Свет снизошёл на меня в ту минуту, когда я лишился брата из-за его страха и людского соблазна, а минутой раньше снизошёл он и на него самого.
– Что ж Бог его не спас?
– Промысел Божий человеку неведом, – чуть заметно улыбался на такие вопросы Андрей, – но услышали ли бы тогда меня, если бы не был мой брат принесён в жертву? Услышьте и вы меня, чтобы не пришлось нам приносить ещё большие жертвы ради того, чтобы всё равно прийти к той же главной истине!
Прошло больше двадцати лет, за которые секта ангелитов, как их стали называть, разрослась почти до пятнадцати процентов населения. К тому времени как раз начали забывать случившееся, и опять в высших эшелонах власти пошли разговоры о том, что неплохо было бы всё же найти способ исследовать подземелье. На этот раз кто-то предложил пробить тоннель с противоположного склона хребта. Почему-то этот и другие варианты наталкивались на молчаливое, но твёрдое противодействие. Всё время срывались совещания, пропадали документы, участники процесса оказывались то заняты, то переведены на другую работу, то прибывали не по тому адресу. Это невидимое сопротивление стало настолько навязчивым, что его, в конце концов, заметили и признали. Невидимая рука всё время направляла интерес руководства колонии в другую сторону.
Так продолжалось достаточно долго, чтобы опять прилетело колесо. Когда о его появлении в системе сообщили в новостях, Андрей куда-то засобирался. Удивлённая Анжелика спросила его, куда, и он молча указал рукой на юго-восток.
– Но ты же сам говоришь нам, что это запрещено! – удивилась она. – Неужели ты нарушишь собственное учение?
– Я свободен от их соблазнов и страхов, – ответил Андрей. – Мне не нужно ничего от ангела нашего Бога, но я должен быть там, чтобы убедиться, что правильно понял его волю. Нужно торопиться!
Сделав несколько звонков, он договорился, что сектант из армейской авиации тайно подбросит его на вертолёте до того же места, где высадили Виктора. Почему-то на этот раз в эфире царило молчание, и никто не был потревожен, а значит, и никто не должен был помешать Андрею. Он беспрепятственно добрался до люка и поставил палатку немного в стороне от него. Анжелика и другие сектанты затаили дыхание, но «Aлмаз» на полюсе оставался неподвижен. Это укрепило их веру, как ничто другое до этого. Все ждали, что случится.
Колесо приблизилось к планете и как всегда затормозило на её орбите. От него отделился всё тот же спускаемый аппарат. Он снизился над долиной, приземлился и направился к люку, но остановился прямо напротив Андрея, сидевшего у своей палатки, который безмятежно смотрел на приближающуюся махину. Постояв несколько секунд, машина повернулась и сделала последние несколько шагов, остававшихся до люка, подняла его и села сверху, выпустив небольшие подставки, так что между машиной и полом ниши оставался просвет сантиметров в пятнадцать. Через них всё равно ничего не было видно из-за густой тени. Скалы немного вздрагивали под Андреем, но он спокойно ждал. От машины тянуло жаром из-за быстрого снижения через атмосферу и работы каких-то приводов в её ногах. Она чуть пощёлкивала и потрескивала время от времени, как остывающая выхлопная труба только что припаркованного автомобиля. Пахло горячим металлом и озоном. Сверху иногда доносилось жужжание, но видеть, что происходит там, в сотнях метров, Андрей, разумеется, не мог.  Четыре раза за это время снизу из-под машины раздалось более громкое жужжание, и промелькнули отсветы каких-то фонарей.
Так прошли два часа, по истечении которых машина приподнялась над люком на пять метров, и Андрей увидел, что колодец закрыт полом лифта, опускающегося на четырёх телескопических штангах, а на нём стоит великан в броне. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а затем великан рукой сделал ему жест подойти. Андрей послушно встал и пробрался к люку через камни, некогда упавшие с обрыва. Там он робко остановился у края люка. Великан повторил свой жест, и Андрей понял, что его приглашают или спуститься в колодец, или подняться в спускаемый аппарат. Оказалось, первое: когда он перепрыгнул через метровый просвет между лифтом и гильзой люка и подошёл к великану, машина сначала снова опустилась, приподнимая лифт так, чтобы он оставался на одном уровне, а затем опустила его на дно колодца.
Великан молча сошёл с пола лифта в тоннель и обернулся. Андрей ждал приглашения и получил его. Они прошли сквозь открытые ворота и мимо откаченной в сторону пробки в зал, где немного чувствовался запах, как будто где-то сдохла крыса, и в то же время немного пахло больницей. Там великан присел на корточки и прикоснулся пальцем к стеклу дверцы второго ящика в нижнем ряду. Андрей подошёл и взглянул туда. Там лежал такой же великан. Было не слишком светло, но всё равно Андрей смог разглядеть, что тело великана от груди и ниже не ровное и целое, как у обычных живых существ, а в нём где-то видны кости, а где-то мышцы и сосуды. Два ряда штанг, похожих на руки роботов, касались его по сторонам, и он увидел, как одна из них выдернула из тела иглу и вонзила её обратно рядом. Лицо существа было закрыто маской, как у пилота истребителя. Андрею всё стало предельно ясно.
Великан в скафандре отошёл в сторону и включил экран на шкафу сбоку. На нём появилось схематическое изображение этого тела и несколько графиков. Из них можно было понять, что процесс восстановления завершён примерно на три четверти. Рядом с графиками менялись знаки, и Андрей понял, что это растут или уменьшаются какие-то числа. Выключив экран, Великан взял в руку прибор, похожий на пульт от телевизора, который висел у него на бедре в ножнах, снова опустился на корточки, коснулся пальцем стекла и поводил им перед Андреем в стороны, показывая ему пульт в другой руке. Это было предупреждение: «Не вздумайте мне мешать!»
Не зная, как наиболее убедительно жестами выразить своё понимание, Андрей указал за стекло и себе на голову, стараясь передать, что всё понял. Он лишь украдкой взглянул на двери других ящиков, но в них было темно, и через тонированное стекло он не видел, что в них. Выяснять это ему не хотелось, хотя у него и возникла смутная догадка. Теперь великан указал ему на стену позади. Андрей обернулся, и там появилось изображение. Проектор, вероятно, находился на теле великана, но он не решился обернуться, чтобы взглянуть, где именно. Сначала он увидел долину с высоты и в ней движущегося робота. Слева появился луч сине-фиолетового света, и по нему вдаль улетел сужающийся столб молний. Внизу блеснула вспышка, появилось облако дыма, и луч пропал. Сразу же изображение сменилось на репортаж новостей из Новоархангельска об этом происшествии. Всё это он уже видел в библиотеке, но то, что великан и машины, оставленные им на планете, следят за новостями людей, удивило его. Картинка исчезла, и он обернулся. Великан опять грозно покачал пальцем, и Андрей подтвердил, что понимает, тем же жестом, а затем вынул из-под одежды и показал великану два деревянных амулета на верёвочках: колесо и «Aлмаз». Тут произошло нечто неожиданное: великан протянул свою огромную руку и осторожно погладил Андрея по голове. Он бы потрясён. Это лишь убедило его в правильности его догадки. Великан встал и указал ему на выход. Они вернулись к лифту, и Андрея выпустили в долину, а машина запечатала колодец и улетела.
– Удивительно, – думал Андрей, сворачивая палатку, чтобы отправиться в обратный путь. – Мне было совершенно не страшно. Это существо вело себя со мной, как будто с равным, хотя мы для них так же ничтожны, как для нас мартышки. Мы ему точно не враги и не станем, если не будем опять пытаться проникнуть под крышку. Я должен не позволить никому это сделать, иначе его, а скорее, её терпение может лопнуть.
Когда он добрался до вертолёта, и второй пилот помог ему взобраться в кабину, он был поражён тем, как Андрей словно светится изнутри. Вертолёт приземлился на военном аэродроме в ближайшем от долины городе, он незаметно пересел на тентовый грузовик, и так его на перекладных привезли в Новоархангельск, и поздно вечером он пришёл в скит монастыря, построенного на пожертвования ангелитов. Когда он лёг в кровать, Анжелика села рядом и погладила его по щеке. Он взял её за руку и прижал её к своей груди.
– Что там было? – спросила она. – Что ты видел? Ты словно переродился.
– Я говорил с ангелом, как сейчас с тобой, – тихо ответил Андрей.
– Говорил… – изумлённо прошептала Анжелика. – И что он сказал?
– Думаю, что это не он, а она.
– Как так?
– Там в подземелье лежит тяжелораненый ангел. Он дорог ей. Она лечит его. Думаю, они пара.
– Чудеса! – покачала головой Анжелика. – Всё, что ты говорил, оказалось правдой.
– Ты не верила? – улыбнулся Андрей.
– Верила, но верить – это одно, а узнать на самом деле – совсем другое.
– А если я всё придумал? – усмехнулся он.
– Ты не мог. Такое не придумаешь! Я видела тебя двадцать лет, и то, каким ты вернулся оттуда, означает, что произошло что-то, из ряда вон выходящее. Должно было произойти чудо, чтобы ты так преобразился.
– Неужели так заметно? Я видел, как удивился пилот вертолёта, но он не знает меня так хорошо, как ты. Я был уверен, что, как верховный священник ангелитов, умею сохранять бесстрастное выражение лица, но, похоже, это выше моих сил.
– Ты сейчас и неделю назад – это два разных человека. Это я тебе могу сказать с полной уверенностью.
– Ясно. Теперь надо подумать, как держать это под контролем. Ты же понимаешь, какая на нас лежит ответственность. А теперь она удвоилась.
– Почему?
– Ангел дала мне понять, что если люди попытаются помешать ей, то она сделает всё, чтобы защитить того, другого.
– Дала понять? То есть не сказала? – нахмурилась Анжелика. На секунду ей показалось, что она зря так безгранично доверяла мужу.
– Думаю, что они вполне могут понимать наш язык, но она не произнесла ни слова, только показала, что находится в подземелье, и что они записывают наше телевидение и, возможно, радио. Мы общались жестами, но поняли друг друга очень хорошо.
– Ты устал, – улыбнулась Анжелика. – Спи. Что бы ни осталось, поговорим об этом утром.
Пока она ложилась, он думал о том, что, скорее всего, ангелы от кого-то прячутся на Веге. Это было очевидно, как дважды два. Но даже если так, это ничего не меняло для людей. Разве что если на Вегу явились бы те, от кого они прячутся. Но какого масштаба событие это будет, знать заранее невозможно. Внезапно он ощутил, как груз ответственности, возложенный на него братом четверть с лишним века назад, вдруг стал тяжелее.
– Сходим завтра на могилу Виктора, – пробормотал он и скоро уснул.
Ранним утром на кладбище никого не было. Анжелика убрала засохшие цветы, а он положил новый букетик диких цветов, сорванных в долине по пути обратно.
– Ты что-то хотел мне сказать? – спросила она.
– Позвони Варламову, договорись о моей встрече с ним. Если его помощник намекнёт на взятку, ничего не подтверждай, а передай мне. Я сам решу, давать ли и какую сумму. Спешки нет. Ничего не случится ещё минимум год, так что и нам не следует торопиться расстаться с деньгами.
Возложив цветы, они разделились: с кладбища Андрей ушёл в храм, а Анжелика в управление церкви, которое возглавляла. В храме вместо алтаря статуя ангела стояла на ступице точной копии колеса и держала в руке копию «Aлмаза». Он опустился на колени перед ней, провёл в молчании минуту и отправился в ризницу. Анжелика же позвонила в приёмную председателя правительства. Его секретарь пыталась выведать, зачем встреча и на какую тему, а также срочная ли она. Убедившись, что речь должна идти о текущих делах, а записать Андрея можно на любой день за следующие месяца два — три, она не стала настаивать на взятке и обещала перезвонить. Ему назначили через неделю. Всё-таки ангелиты были силой, с которой приходилось считаться, и даже в аппарате правительства работало их неизвестное число.
На Веге никто не носит костюмов: жарко, да и официоз большой цивилизации не поддерживается отсутствием производителей предметов роскоши. На встрече оба были в простых брюках и рубашках: министр в серых и белой, а Андрей – из неотбеленного холста. Его амулеты специально висели снаружи рубашки.
– Вижу, Вы в добром здравии и хорошем расположении духа, – сказал Варламов и спросил: – Зачем пожаловали, Ваше святейшество?
– Ради спасения, – чуть заметно улыбнулся Андрей. – Никогда ещё наши решения не требовали такой ответственности при их принятии.
– А что изменилось? – удивился председатель правительства.
– У меня есть основания верить, что неоднократные попытки людей проникнуть под люк вызвали недовольство его создателя и хозяина, и попытайся мы снова, его гнев может пасть на нас. Мы никогда ещё не были так близки к полному уничтожению.
– А мы и не собирались! – усмехнулся Варламов. – Вообще никто не рассматривал этот вопрос.
– Возможно, Вам это неизвестно, и Вы искренне убеждены в своих словах, но кто-то всё же тешит себя надеждой проникнуть под люк, получить доступ к технологиям инопланетян и уйти целым и невредимым.
– А Вам что известно? – насторожился Варламов.
– Верующие слушают, слышат и доносят до меня сведения, что некая армейская лаборатория занимается проектом горизонтального бурения на расстояние в пять-шесть километров. Это как раз столько, сколько отделяет самое глубокое ущелье на южном слоне хребта от ниши.
Варламов немного нахмурился. Ему было неприятно и то, что проект начали и финансируют без его одобрения, и что об этом прежде всего стало известно главе секты.
– Мы ходим по краю пропасти, – мягко заметил Андрей. – Ангел Господа или сам Господь уже провёл черту, за которую нам не дозволено заходить. Преступи мы её, он может стереть нас с лица Веги до последнего.
Варламов думал, что Андрей недоговаривает. Что-то изменилось в нём самом, и министр прекрасно видел, что человек, которого он знает, по меньшей мере, десяток лет, излучает какой-то особенный свет. И вдруг он понял, что, раз Андрей явился сразу после очередного посещения, значит, он был там и встречался с инопланетянами, а скорее с одним инопланетянином, раз он говорит об ангеле в единственном числе. Будучи убеждённым противником новой веры, Варламов постарался не подать виду, что понял это, но что-то в глубине его души изменилось, словно там образовалась трещина, через которую начали проникать новые мысли и чувства.
– А Ваше Преосвященство уверены, что сами какими-то своими поступками не подтолкнули нас ближе к обрыву? – спросил он.
– Я единственный, кто стоит между вами и краем пропасти, – покачал головой Андрей. – И я останусь на этом месте, даже если мне придётся удерживать всех и каждого одними моими распростёртыми руками.
– Дайте мне что-нибудь, за что я могу ухватиться, – попросил Варламов. – Будет неудобно, если мне придётся спонтанно начать проверку без какого-либо основания.
– Вскоре поступят заявления, – кивнул Андрей. – Основания будут.
Действительно, заявления поступили. Сотрудники, осведомлённые о тайном проекте, сообщили необходимые детали. Варламов поразмыслил, дал делу ход и обнаружил нецелевое использование средств. Головы не полетели, наказывать никого не стали, но перевели участников на другие должности и намекнули им впредь обо всём докладывать, а личные амбиции и безудержную инициативу засунуть куда подальше. На этот раз всё обошлось, но сам факт вызвал в правительстве неприятный холодок.
Прошли пятнадцать лет, и колесо принесло Деону в метрополию. Сдав пленных, она встретилась с командованием и опять зашла к полковнику Конба. Его не было на месте, и ей пришлось подождать в коридоре перед большим залом. Вернувшись с совещания, он издалека увидел её и подошёл поздороваться.
– Время обеденное. Пойдём, поедим в столовой, – предложил он.
В лифте он потрепал её по плечу и спросил: «Ну как там дела?»
– Почти готово. Не могу дождаться! – улыбнулась Деона. – Когда он откроет глаза, я, наверное, умру от изумления.
– Не умрёшь. Вас ждёт долгая и счастливая жизнь.
– Если нас опять не засосёт война.
– Всегда можно сказать «нет».
– Одни это могут, а другие нет, – усмехнулась Деона.
– Вермо к каким относится?
– Пока не знаю.
– А ты?
– К первым. Я знаю, сколько отдала, и сколько должна была. Веду счёт.
– Решения разменять чужие жизни на выгоду от войны принимают бездушные твари, лишённые сострадания. Никто им заведомо ничего не должен с самого начала. Каждый принимает то решение, которое считает правильным, и волен изменить его в любой момент. Вот только момент этот наступает, когда они уже попали в ловушку, поставленную теми, первыми.
– Поздно мы понимаем это, – вздохнула Деона. – Обычно рядом нет никого, кто подскажет правильное решение.
– Никто не хочет подставлять себя. Каждый из нас один во вселенной. Есть только «я», а «мы» – это выдумка тех, у кого «я» больше, чем у остальных.
– Как же Вы служите, полковник Кондо? – спросила Деона. – Это риторический вопрос.
– Служу, потому что ничего другого не умею делать.
– Скоро в отставку, – заметила она.
– Отставки не будет, – про себя прошептал Кондо, качая головой. – Отправлюсь в колонию, возможно, на твоём корабле.
– Вот куда не следует, так это туда. Там же война.
– Значит, мне именно туда дорога.
Когда примерно через тридцать лет колесо опять появилось вблизи Веги, постаревший Андрей с внуком опять ждали у люка. Деона опять, как и в прошлый раз, завершила свои дела в подземелье и подняла машину. На этот раз она, видя, как с трудом передвигается Андрей, протянула руки и переставила его на пол лифта. Внук перепрыгнул туда сам. Они услышали, как в своём шлеме она что-то говорит, а как только она замолчала, из динамиков у неё на груди раздался знакомый голос бессменной дикторши Новоархангельского телевидения Марины Минаевой, которая полвека назад и вела репортаж о самом первом уничтоженном роботе. Он вызвал у обоих непроизвольные улыбки.
– Это моё последнее посещение Веги, – услышали Андрей и его внук. – Всё завершилось. Мой муж здоров. Я забираю его отсюда навсегда. Больше вашему народу нечего бояться.
– Благодаря тебе и мне, мы давно не боимся, – улыбнулся Андрей.
– Они обязаны тебе своими жизнями, – сурово ответила Деона, указывая над их головами на северо-запад.
Андрей закашлялся.
– Ты болен? – спросила она.
– В тот первый раз я вдохнул радиоактивную пылинку, – усмехнулся он. – Теперь у меня рак.
– Что такое рак?
– Это когда клетки забывают, чем они должны быть, и становятся чуждыми организму.
– А, понятно. Это легко поправимо. Раз я повредила тебе, то исправлю это.
Она замолчала, и спускаемый аппарат опять накрыл люк и опустил их на дно колодца.
– Идите за мной, – велела Деона.
В зале дверь второго слева шкафа в нижнем ряду была открыта, и оттуда было выдвинуто решётчатое ложе, на котором раньше лежал Вермо.
– Сними одежду и ложись сюда, – велела Деона. – Будет не совсем удобно, но это ненадолго.
Андрей повиновался, и она подняла его, как ребёнка, и положила на место мужа. Крупные для человека ячейки решётки врезались в спину Андрея, но было вполне терпимо. Ложе с жужжанием въехало в шкаф, и дверь закрылась. Деона отошла к шкафу сбоку и что-то ввела в его терминал. Несколько рук внутри прижали Андрея к решётке, а одна больно вонзила иглу в его бедро. Сначала инъекция жгла, но потом Андрей почувствовал холодок, распространяющийся вверх и вниз, который вскоре пропал. Рука выдернула иглу, а остальные освободили его. Ложе выдвинулось, и Деона подняла Андрея и поставила его на пол. По его бедру текла тонкая струйка крови из места укола.
– Мне нечем остановить кровь, – сказала Деона. – Перевяжи себя чем-нибудь.
– Это и десяти минут не заняло, – улыбнулся Андрей.
– Ты ещё не выздоровел. Я только ввела исправляющие тела. Лечение продлится несколько лет в зависимости от того, насколько обширен этот твой…
– Рак, – подсказал Андрей.
– Да, он самый. Тебе повезло, что там осталось совсем немного жидкости.
– Я очень благодарен тебе.
– Мы все страдаем под властью тех, кому не можем отказать, и кто распоряжается нами, как им заблагорассудится, против нашей воли, – ответила Деона. – Что нам остаётся, кроме как помогать друг другу? Они-то хотят, чтобы мы грызлись, как голодные животные, пока они правят нами.
– Мы привыкли думать, что у таких, как вы, всё по-другому.
– Я видела ваше телевидение и слышала радио, – усмехнулась Деона. – Везде всё одно и то же. А теперь мне пора. Больше я сюда не вернусь. Планета ваша. Делайте всё, что хотите.
Они поднялись на лифте, и она выпустила Андрея со внуком, а сама поднялась в спускаемый аппарат. Там в одной из кают лежал Вермо. Он был уже переодет в мягкое бельё и накрыт одеялом. Как только мощные струи сначала моющего средства, а затем воздуха смыли со скафандра Деоны всё, что могло загрязнить его на Веге, она сняла его и прошла к мужу.
– Что теперь, милая моя Де;о? – спросил он.
– Летим в метрополию. У меня туда рейс.
– Расскажешь мне, что было?
– Конечно, милый. Не о чем особо рассказывать. Пару раз к тебе пытались пролезть местные существа, я их отпугнула, а в остальном ты лежал и выздоравливал.
– Где мы?
– На необитаемой планете. Вернее, почти совсем необитаемой. Сначала я привезла тебя сюда, а позже сюда же прилетели инопланетяне и поселились здесь. Мелкие, любопытные, непонятливые, но в итоге всё закончилось хорошо.
– Так ты всё сделала сама? Армия не стала меня лечить?
– Нет. Армия предала тебя, как только сочла тебя безнадёжным, а лечение слишком дорогостоящим.
Вермо помолчал, вопросительно глядя в глаза жене, но потом всё же спросил: «Где ты взяла оборудование? Как тебе позволили?»
– А как ты думаешь?
– Взяла без спроса?
– Конечно! Воспользовалась неразберихой войны и просто угнала всё, что было нужно.
– Но ведь нужны ещё и доноры!
– И их тоже угнала. Осуждаешь?
– Может быть, раньше осуждал бы, но не теперь. Тебя нельзя осуждать, потому что ты святая.
– Падший ангел, – усмехнулась она.
Спускаемый аппарат последний раз поднялся с Веги в космос. За ним туда же взлетел «Aлмаз», и они пристыковались к колесу, которое умчалось прочь в межзвёздную тьму.
В долине внук помогал Андрею спуститься по скалам и осыпям от обрыва на дно долины. Ему было жарко, и его лицо потело под респиратором, который его в самом начале заставил надеть дед. Они сначала пробирались среди скал молча, но когда местность стала ровнее, и по ней можно было спокойно идти, внук спросил деда, почему ангел сделала то, что сделала, и как он мог быть уверен, что это ему не повредит.
– Почему сделала? – переспросил Андрей. – Совесть у неё есть. А как могу быть уверен? Да никак. Она только что вернула своего мужа с того света, и мне думается, она знает, что делает.
– Так ты не знаешь, поможет ли тебе её инъекция?
– Откуда мне знать! А что?
– Страшно за тебя, деда!
– Мне семьдесят пять. Всё, что мог и должен был сделать, я сделал. Ты слышал, что она сказала? Все «веганы» обязаны мне своими жизнями. Не ей! Она бы уничтожила их, не моргнув глазом, если бы они ещё раз сунули свой нос в её дела. Мой долг выполнен. Если она спасла меня от рака, то я спокойно проживу ещё лет десять. Если не спасла, проживу их через операции, облучение и химию. Разница? Больше или меньше неприятностей, всего-то.
– Но почему ты не отказался?
– Она только что пережила самое ужасное горе и самую большую радость её жизни. Зачем было расстраивать её, если она так хотела сделать приятное кому-то ещё? Пусть делает, если ей так по душе.
Внук молчал. Он не мог понять, что вообще имеет в виду его дед.
– Она не закрыла люк, – заметил он.
– Ей всё равно. Она сюда не вернётся.
– Значит, наши узнают, как там всё работает?
– Может быть. Мы им не скажем. Пусть сами разбираются. И бабушке ничего не говори. Я сам скажу то, что ей нужно знать. А то у неё возникнут надежды, от которых она потом может расстроиться ещё больше.