Осенняя хандра и чайки

Осень подкрадывается незаметно, как кот к тарелке с едой. Вроде ещё вчера ты носилась в сарафане, загорала и ела мороженое, а сегодня утром уже натягиваешь свитер и думаешь: «Откуда этот холод? Кто украл лето?»

— Мам, куда делись мои сапоги? — спрашивает Кира, роясь в шкафу. Десять лет, а организованности ноль. Впрочем, как и у меня.

— Там же, где и твои обещания складывать вещи на место, — отвечаю я, наливая себе третью чашку кофе. Никак не могу проснуться.

За окном серое небо и мелкий осенний дождь. Календарно ещё лето, но все признаки приблжающейся осени уже налицо: пожелтевшие листья, прохладный ветер и моё настроение, упавшее ниже плинтуса.

Муж Паша смотрит на меня с сочувствием:

— Началось, да? Ежегодная осенняя депрессия?

— Это не депрессия, — возражаю я. — Это вполне обоснованное разочарование, связанное со сменой времени года.

— Разница где? — хмыкает он, застёгивая рубашку.

— В формулировке, — важно отвечаю я. — Депрессия звучит как диагноз, а разочарование — как философская позиция.

Кира находит свои сапоги (под кроватью, конечно же) и смотрит на меня:

— Мам, но осень ведь красивая, если бы не школа...

— Поговорим об этом лет через двадцать, а пока просто запомни, что тебе нравилась осень, — говорю я ей.

Я провожаю их до двери. Паша на работу, Дочь в школу. Целую обоих, желаю хорошего дня, закрываю дверь и со вздохом облегчения опускаюсь на диван. У меня есть ещё час до начала рабочего дня (я редактор, работаю из дома). Час на то, чтобы посмаковать своё непонятное осеннее уныние.

Почему мы не любим осень? Я сворачиваюсь калачиком под пледом и размышляю. Возможно, это генетическая память. Наши предки знали, что осень — преддверие зимы, а зима — это холод, голод и опасность. Вот и мы, современные люди с центральным отоплением и доставкой еды на дом, всё равно подсознательно напрягаемся, когда дни становятся короче.

Или дело в том, что осень — это конец? Конец лета, конец беззаботности, конец иллюзии, что у тебя ещё есть время что-то изменить в этом году.
Звонит телефон. Моя подруга Наташа, душа вечеринок и профессиональный оптимист.

— Привет! — голос полон бодрости. — Ты как?

— Я в осени, — отвечаю мрачно.

— О нет, — в её голосе слышится понимание. — Опять началось. Слушай, а давай встретимся вечером? Посидим в том новом кафе на Пушкинской?

— Зачем? — спрашиваю я как будто получила предложение пересечь Сахару на одногорбом верблюде.

— Затем, что ты увидишь людей, выпьешь глинтвейна и перестанешь думать, что осень — это репетиция конца света.

— Глинтвейн? — моё уныние слегка отступает. — Ну ладно.

После разговора с Наташей я всё-таки заставляю себя сесть за работу. Редактирую статью о том, как бороться с сезонной хандрой. Ирония? Не то слово. Но что делать, если это самый популярный запрос в это врем года?

«Больше света!» — советует автор. «Занимайтесь спортом! Ешьте продукты, богатые серотонином! Планируйте приятные события!»
Как будто я не знаю всех этих советов. И не только я. Но есть нюанс: знать — это не то же самое, что делать.

Вечером мы с Наташей сидим в кафе. Глинтвейн действительно согревает, но не только он. Согревает Наташин смех, история про её кота, который решил, что осенью нужно делать запасы, и натаскал в свою миску все её резинки для волос. Согревает вид других людей, которые тоже пришли сюда спрятаться от дождя и осенней тоски.

— Знаешь, — говорит Наташа, — я тут недавно отдыхала на море и заметила одну вещь.

— Какую? — спрашиваю я, грея руки о кружку.

— Там были чайки. Сотни чаек. И вот когда погода портилась, все туристы сидели в номерах и жаловались. А чайки... они продолжали летать. Даже в шторм. Особенно в шторм! Они как будто радовались, что ветер стал сильнее, что море бурлит. Они не борются с плохой погодой, они используют её.

— И ты предлагаешь мне стать чайкой? — улыбаюсь я.

— Почему бы и нет? — пожимает плечами Наташа. — Использовать то, что даёт осень, а не противостоять ей.

Дома, уже лёжа в постели, я рассказываю Паше про чаек.

— Интересная метафора, — говорит он, откладывая книгу. — Я всегда знал, что ты немного чайка.

— В каком смысле? — удивляюсь я.

— Ну, ты всегда взлетаешь выше именно когда обстоятельства против тебя. Помнишь, как ты дописывала свою первую книгу, когда у Киры был ветрянка, у меня грипп, а у тебя дедлайн?

Я улыбаюсь, вспоминая. Он прав. Когда всё хорошо, я расслабляюсь и плыву по течению. А когда прижимает — нахожу в себе силы, о которых даже не подозревала.
Может, осень — это очередной вызов? Не уныние, а возможность проверить, из какого материала ты сделана на самом деле? Как чайки, которые не прячутся от шторма, а используют его силу.

На следующее утро я просыпаюсь под тот же мелкий дождь, но что-то изменилось. Я достаю из шкафа свой любимый рыжий свитер — такого же цвета, как осенние листья. Завариваю не кофе, а пряный чай с корицей и имбирем. И вместо того, чтобы проклинать холод, включаю музыку и танцую по кухне, пока готовлю завтрак.

Когда Кира садится за стол, она удивленно смотрит на меня: "Мам, ты чего такая... не такая?" Я подмигиваю ей: "Решила стать чайкой". Она не понимает, конечно, но улыбается в ответ.

Муж, наблюдающий эту сцену, качает головой с одобрением: "Так-то лучше". И я понимаю, что осень — это не отсутствие лета, а присутствие чего-то другого. Не хуже, не лучше. Просто другого. И моя задача — не тосковать по тому, что было, а найти прелесть в том, что есть.

Мы не любим осень не потому, что она осень, а потому, что не любим перемены, сопротивляемся им, отказываемся меняться вместе с природой.
Мы цепляемся за ушедшее лето, как за спасательный круг, вместо того, чтобы расправить крылья и позволить осеннему ветру поднять нас выше. Гораздо выше, чем мы могли бы подняться в безветренный летний день.