Байтуганские байки у костра. Первые охоты. Байка 3

Цикл-«Первые охоты Секе-Сана»

«Зима 2002 года. Первые выезды с Виктором»

У костра. В районе Байтугана.

Огонь трещал в костре, степь затихала под звёздным небом. Тёплый дым смешивался с запахом сухой травы. Дастан перевернул кочергой головёшку и сказал:

— Ну, Секе-Сан, про уток-то мы слышали. А как зима была? Ты ж тогда уже с двумя ружьями ходил.

Валерка ухмыльнулся, вытянул ноги к огню:
— Вот это самое интересное. Заяц-то не утка, он хитрец, кого угодно в дураках оставит.

Секе-Сан поправил шапку, оглядел товарищей и, чуть улыбнувшись, начал:

В тот год моя жизнь словно разделилась надвое: днём — таможня, спортзал, детские группы и взрослые клиенты; вечером и по выходным — мысли только об охоте. Зал был в моём распоряжении, и, честно говоря, я жил спортом. Но в те месяцы охота всё чаще начинала пробиваться сквозь тренировки, как зимнее солнце сквозь тучи.

Клиент у меня был один, Мурат — айтишник, старше на шесть лет, фанат гусиной охоты. Постоянно твердил:
— На гуся без вертикалки делать нечего.

И вот в начале декабря он предложил сделку:
— Серж, забирай мой ИЖ-27 в счёт пяти уроков. От дяди достался, в сейфе пылится. Есть пятно ржавчины сверху стволов, в воду попал, а внутри — хоть сейчас на витрину.

Я долго не раздумывал. Документы оформили без проблем. Так у меня появилось второе ружьё — надёжная двустволка, о которой я давно мечтал.

Димка, сидевший ближе всех к огню, загорелыми глазами вслушивался в каждое слово. Он был ещё начинающим охотником, и каждая байка для него — как живая школа.

Секе-Сан продолжал, размеренно, словно сам снова шагал по зимней целиноградской степи:

За две недели до Нового года судьба подкинула ещё один подарок. Я встретил Виктора — знакомого по институту, когда после армии поступал на первый курс. Он был младше на семь лет, но охотничий стаж имел куда солиднее моего: с детства ходил с отцом и дедом. Встретились, разговорились. Сначала о работе, потом о рыбалке, а там и до охоты добрались.

— Я этой осенью охотбилет получил, МЦ-21 оформил, да и ИЖ-27 на днях забрал, — сказал я.
— Отлично! — обрадовался Витёк. — А я вот один катаюсь. Тут недалеко, километров тридцать, по зайцу можно ходить. Путёвку-то брал?
— Брал. Только мест не знаю. Да и некогда было.
— Ну, считай, повезло. Машина у меня есть, «семёрка». А ты всё ещё на «копейке»?
— Да пока на ней.

Через пару дней звонок:
— Ну что, рванём завтра по зайцу?
— Конечно!

Виктор заехал ровно в восемь утра. В машине сидел его десятилетний сын Егор и чёрный спаниель Бим. Я вышел с рюкзаком, в котором был термос с чаем, бутерброды, патронташ и белый маскхалат, купленный ещё в Ижевске в 2000 году — заранее готовился стать охотником, хоть тогда и не знал, когда придёт время.

Мы выехали за город: объездная, один мост над железной дорогой, перед вторым свернули налево, в лесопосадки. Снег уже лёг глубокий, дорога петляла меж чахлых тополей и старых кустов. Через пару километров остановились у заброшенного карьера.

Ружья в руках, патроны в стволах, морозный воздух звенит. Виктор спокойно объясняет, кто куда пойдёт, а сам уже изучает следы. Бим, почуяв работу, возбуждённо метался. Минут через десять его лай взрезал тишину. Из-за бугра метнулся заяц — серый комок, который вдруг обрёл крылья. Бим рванул следом. Витя был недалеко от собаки и всматривался вдаль.

Мы с Егором пошли за ними, снег тянул ноги, дыхание сбивалось, сердце гулко стучало в висках. Но заяц ушёл — как будто сама степь спрятала его в своих белых складках.

Вернулись к машине, открыли термос. Чай был обжигающе сладким, бутерброды — вкуснее любого ресторана. Виктор усмехнулся:
— Ничего, Серёга. Заяц не утка, тут терпение нужно. Поехали в посадки, там, глядишь, будет удача.

И тогда я впервые почувствовал: охота зимой — это не про добычу. Это про дыхание мороза, звонкое эхо выстрела, про следы на снегу, которые как строки книги. И рядом люди, с которыми эту книгу читаешь впервые.

Мы допили чай, перекусили и двинулись дальше. Виктор сказал:
— В посадках надежнее. Заяц любит держаться возле кустов и молодых сосёнок. Там и снег не такой глубокий, и ветер слабее.

Поехали по разбитой колее вдоль полей. Снег хрустел под колёсами «семёрки». Я смотрел в окно — степь лежала белым океаном, только редкие посадки и стога прерывали горизонт. Бим в багажнике повизгивал, чуял, что работа рядом.

Остановились у полосы молодых тополей. Виктор вышел, внимательно посмотрел под ноги и сказал:
— Вот он, свежий след. Совсем недавно прошёл. Будем поднимать.

Мы пошли цепочкой. Впереди Бим, носом землю роет, хвостом метёт. Виктор сбоку, всё время что-то объясняет:
— Смотри, Серёга, заяц часто делает круг. Может лечь на лёжку прямо под кустом. Держи ружьё наготове, момент решает всё.

Я шагал, прислушиваясь к скрипу снега и собственному дыханию. В груди гулко билось сердце — как в первый раз, когда утку стрелял. И вдруг Бим взвизгнул, метнулся в сторону, и из-под куста рванул серый!

Я вскинул ИЖ — выстрел! Белое облачко пороха повисло в морозном воздухе. Но заяц, словно и не заметив, рванул дальше, подпрыгивая на снежных гребнях. Второй ствол я удержал — Витя уже стрелял следом, но тоже мимо.

— Эх, ушёл, хитрец! — рассмеялся он. — Вот теперь знаешь, что значит охота на зайца. Тут не только глаза, тут и ноги, и терпение нужны.

Мы ещё долго бродили по посадкам, изучали следы, слушали лай Бима, но тот день остался без трофея. И всё же внутри меня было странное чувство: не обида, не усталость, а радость. Радость от того, что я впервые прочувствовал настоящую зимнюю охоту.

Возвращались уже под вечер. В машине было тепло, стекла запотели. Егор дремал на заднем сиденье, Бим сопел у его ног. Виктор крутил ручку печки и улыбался:
— Ну что, Серёга, не зря съездили?
— Не зря, — ответил я. — Теперь понял, за что люди зимой зайца ждут. Это совсем другая охота.

Когда он замолчал, только искры в небо взметнулись, первым отозвался Валерка:
— Вот видишь, Димон, не всегда охота — это добыча. Заяц — это характер, это хитрость. Он учит терпению.

— Да, — кивнул Дастан. — Главное, что сердце билось и глаза горели. Остальное приложится.

Димка не выдержал, заговорил тихо, но с горячим блеском в голосе:
— Эх, скорее бы зима… Хочу сам увидеть, как заяц поднимается из-под куста.

Секе-Сан усмехнулся и хлопнул его по плечу:
— Увидишь, Димка. Только помни: не первый трофей делает охотника, а то, что ты чувствуешь в степи, когда идёшь с ружьём.

Огонь в костре ярче разгорелся, степь отозвалась гулом ночных насекомых, и каждый из них на мгновение представил того самого серого, ускользающего сквозь снег и ветер.