Остановиться, оглянуться

(«Театр Грановского». Режиссёр Игорь Пехович)

«Материнское сердце, оно — мудрое, но там, где замаячила беда родному дитю, мать не способна воспринимать посторонний разум, и логика тут ни при чем».
(Василий Шукшин. «Материнское сердце»)

Продолжаю открывать для себя доселе не известные мне театры. Один из них, «Театр Грановского», находится в ДК «Аструм», что через дорогу от выхода №6 из метро «Парк Победы». Нашла я театр без труда но, кажется впервые в жизни опоздала на спектакль, не посмотрев точное время его начала.

 Как оказалось, в этой ошибке было своё преимущество. Тихонько войдя в зал и заняв место сбоку, я получила прекрасную возможность понаблюдать за артистами, изображающими толпу.  А в спектакле «Театра Грановского» это ни в коем случае не простая «массовка». Мимикой, жестами, или дружным молчаливым наблюдением народ выражает своё мнение о происходящем. Эх, посматривал бы на них хоть иногда деревенский парень Витька Борзенков (артист Александр Волийчак) — может, и не случилась  бы с ним такая беда!
 
Спектакль поставлен по двум рассказам Василия Макаровича Шукшина — «Материнское сердце» и «Сапожки».  Он получил 4 премии на Международном фестивале «Русская классика-2021». Дипломант Московского фестиваля «Шукшинская осень».

О смысле названия,  «Остановиться, оглянуться...» я задумалась только по дороге домой.  Можно ли было назвать этот спектакль просто — «Материнское сердце»? Думаю, что да. Ибо и во второй части постановки мы видим, как тепло и отзывчиво сердце Клавдии (актриса Мария Давыдова), жены шофёра Сергея (Александр Волийчак). Как спокойно воспринимает она признание дочери, что по ночам та бегает на свидание с парнем, потому что  они любят друг друга. И Клавдия не сердится, не грозится пожаловаться отцу или запереть  дочь на ночь, чтобы та больше никуда не бегала… Нет, она просит сказать парню, чтобы тот приходил к ним в дом днём, открыто, раз намерения у молодых такие серьезные…

Однако спектакль получил название «Остановиться, оглянуться…», и я все пыталась угадать, почему. Безусловно, Витьке Борзенкову, удачно продавшему в городе сало, нужно было и остановиться вовремя, и оглянуться.  И не единожды. Ну хотя бы посмотреть, как реагирует народ на «неожиданное» появление на базаре известной своими воровскими наклонностями девушки, и оценивает перспективы ее знакомства с «чужим» деревенским парнем.

Порой мимика и жесты гораздо красноречивее слов. Сидя совсем рядом с артистами, изображающими толпу, я наблюдала, как неодобрительно покачивают головами мужики и с опаской указывают на девушку женщины. Как одними только жестами уговаривает одна из женщин сидящего рядом мужика: вмешайся, мол, спаси паренька! Но тот только отмахивается: не наше, мол, это дело, — если родом дурак, так пускай сам и выпутывается!

Все это происходит на глазах у зрителя: безмолвно, но очень выразительно. Но увы, Витька уже опьянен перспективой провести веселый вечерок в компании девушки Риты и ее подруги, не отягощенных особой стеснительностью, и «знаков» этих не замечает. Когда все, что задумали прохиндейки свершается, народ просто отворачивается, не желая видеть ограбленного, валяющегося у забора Витьку. Девки-то — свои, городские, а этот — чужой…

Словно чувствуя безмолвную поддержку, воровки нацепляют на себя одежду попроще и сливаются с толпой…  Толпа принимает их в своё чрево. Они ж чужака  деревенского грабанули, своих-то  они не трогают!
Кто-то, вроде уже знакомых нам прохиндеев,  грешит нагло и бессовестно; иные видят, как свершается несправедливость, и не вмешиваются. Это, как объяснил мне пару лет назад один старенький сельский батюшка, — «грех бездействия». И он не менее страшен, чем грех активный, ибо служит отличным  оправданием для всех окружающих. Помните, как в старой песенке поётся:: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!»

А теперь — о шофёре Сергее Духанине, под влиянием некоего душевного порыва выложившего практически все имевшиеся у него деньги за дивные сапожки — в подарок жене.  Не будем смеяться над незадачливым покупателем и просить его «остановиться, оглянуться», прежде чем совершать такую дорогую покупку, не зная даже размера ноги своей жены Клавдии. Ибо он и так уже и остановился, и оглянулся… Душу жены своей, можно сказать, в первый раз за столько лет совместной жизни разглядел. Клавдия — она ведь о себе никогда не заботилась, ничего в подарок из города привезти не просила. Оттого-то и захотелось Сергею сделать ей не просто какой-нибудь пустячный подарочек, а самый красивый, самый дорогой!

А что же — толпа? Неужто не оценила «души прекрасные порывы»? «Оценила», да ещё как! И головами-то шофёры укоризненно покачивали, и дураком Серегу именовали… Все дружно соглашались: дорогая эта покупка и бесполезная,  ибо грязи в деревне по колено, и в белых кожаных сапожках по ней не очень-то походишь. Вот если б резиновые они были — тогда другое дело!
А женская часть народных масс наоборот, всячески Сергея к дорогущей покупке подстрекала. И когда он, наконец, положил в чемодан заветную коробку, — вздохнули женщины с облегчением: ну вот, хоть одной из нас с мужиком повезло!

После спектакля нас ждала встреча с худруком театра, режиссером Игорем Пеховичем и его замечательными актерами. Обсуждая постановку, зрители особо отмечали образ Настоящей Матери, готовой на все, чтобы спасти «оступившегося» сына.  А также блестящую игру Кристины Салех в роли продавщицы из магазина.
Думаю, каждый, читавший рассказ «Сапожки», удивлялся: и что эта женщина за прилавком — такая злобная? Прямо все делает для того, чтобы ушел Сергей, так и не купив вожделенные сапожки!
Удивлялась этому и я, и в этот вечер получила прямо-таки гениальный ответ на свой вопрос.

Представьте себе такую немую сцену… Прилавок, на котором громоздятся  однотипные консервные банки с неизвестной едой (неизвестной, потому что банки без этикеток)… И среди этой жестяной «серости», средь безрадостных будней ординарной продавщицы — Счастье, Мечта, Радость Жизни! Модные мягкие белые сапожки! Да ещё и за цену «в половину мотороллера», кою вряд ли кто из покупателей  когда-нибудь осилит. А значит, это Чудо всегда будет принадлежать только ей, продавщице!
Поневоле улыбаюсь, вспоминая первые сцены после антракта. Браво актрисе Кристине Салех, браво режиссеру!

И такая запоминающаяся сцена — в спектакле не единственная. Достаточно вспомнить богатую мимику двух дочерей Клавдии (актрисы Наталья Волийчак и Валентина Куприянова), гадающих, что же скрывается в такой большой коробке, привезённой отцом из города… Искреннее желание сестёр помочь матери и натянуть на ногу неподдающийся сапог… И обиженную физиономию младшей дочки Глаши, узнавшую, что ей придётся донашивать после сестры то, что останется от дивных сапожек.

Какая сцена в спектакле больше всего запомнилась именно мне? Безусловно, та, что происходила в кабинете прокурора (Игорь Пехович), когда мать Витьки (актриса Ольга Тайшихина), указуя перстом в потолок, спрашивает его:  «Ты самый главный,  али повыше тебя есть?»

«Ээх, никто-то тебе не поможет — даже если и доберёшься ты до кабинета самого что ни на есть высокого начальника!» — подозреваю, что так подумала не одна я…  Но вот что интересно: в это время в голове моей, заглушая голос разума, застучало: «Бог поможет, Бог поможет, Бог поможет»… Я взглянула наверх — туда, куда указывала несчастная мать. И мне захотелось,  чтобы волшебно исчез, растворился потолок, и мы увидели бы синее безоблачное небо…