Выживание - 13

13.

Следующий день выдался на удивление спокойным, томным и душным. Воздух в Далласе застоялся, пропитанный пылью, тревогой и сладковатым запахом гниющего где-то мусора. Мы маялись в тени на крыльце приюта, бесцельно наблюдая за суетой на Сент-Пол-стрит, когда ближе к обеду появился Мэтт. Он шёл отнюдь не унылой походкой человека, ищущего пропитание, а широко, размашисто, с победной ухмылкой во всю его бородатую физиономию.

— Ну, народ, а не занырнуть ли нам всем в ближайший бар отпраздновать нашу скорую и триумфальную победу над этим помойным ведром под названием Техас? — провозгласил он, подходя.

— Томпсон, если ты снова напился в стельку, пока мы тут сидели на голодном пайке, я лично придушу тебя твоими же портянками, — без особой злобы пробурчал я.

— О, мой русский друг, какая прозаичность! -прижал руку к груди Мэтт. — Я не пил. Ну, почти. Я вёл переговоры на геополитическом уровне. И, как ни странно, преуспел.

Он плюхнулся на ступеньку рядом с нами, с наслаждением протянув ноги. Все невольно придвинулись ближе, почуяв важность момента. Даже Джимми, сидевший поодаль с Тиффани и мрачно ковырявший ножом щель между половицами, насторожился, не поднимая головы.

— Ну, так что там? — нетерпеливо спросила Скай, поджав под себя ноги.

— Караван, — с пафосом объявил Мэтт, окинув нас довольным взглядом. — Тот самый, слухи о котором ходили. И это, скажу я вам, не сброд беженцев на раздолбанных седанах. Это… почти что официальная эвакуация.

Он помолчал, давая информации прочно засесть в наших головах.

— Организуют военные. Нацгвардия, если быть точным. Собирают людей в пункте на окраине, на старой сортировочной станции. Формируют колонну: три армейских грузовика с прикрытием, два школьных автобуса, переоборудованных под перевозку людей, и несколько «Хамви» для разведки и охранения. Всё серьёзно, с графиком, правилами и, чёрт побери, даже примерным расписанием на день.

— И куда именно? — вклинился я.

— На север. По нашему сценарию. Сначала по I-35 до Оклахома-Сити. Там запланирована остановка на дозаправку и, если повезёт, пополнение припасов. Дальше, на Уичито, потом смещение на I-135 и I-70, в обход Канзас-Сити, к Омахе. Командование колонны считает, что магистрали ещё более-менее контролируются. По крайней мере, у них есть актуальная разведданные и рации для связи с другими подразделениями.

— А кто едет? — поинтересовался отец Моррисон.

— В основном женщины с детьми, старики, — пояснил Мэтт, и его голос на мгновение потерял привычную шутливость. — Те, кто не может за себя постоять. Их везут в якобы «более безопасные зоны» в Небраске и Миннесоте. Теория та же, что и у нас, холод остановит эту заразу. Военные обеспечивают безопасность и порядок во время пути. Пускают не всех, проверяют. Смотрят, чтобы никто не был укушен или не выглядел подозрительно. Грузят припасами, водой, медикаментами. Выглядит… по-настоящему.

— Когда отправление? — спросил я, чувствуя, как внутри загорается крошечная, но упрямая искра надежды.

— Через три дня. Ранним утром. Сказали, быть на месте к четырем утра, будет последний досмотр и погрузка.

— Всё складывается просто прекрасно, — протянул я, больше для себя, окидывая взглядом нашу маленькую группу.

Скай стояла рядом. На лице застыло выражение осторожного оптимизма. Отец Моррисон внимательно слушал, сложив руки, как для молитвы. Джимми с Тиффани оставались немного в стороне.

Парень в последние дни вёл себя откровенно замкнуто и угрюмо, особенно после того, как на утро обнаружил Скай, спящую на моём плече. Его взгляд, брошенный в нашу сторону, был тяжёлым и недобрым. В конце концов, мы ему ничем не были должны. Да, он смог вытащить девушку из того ада на перроне, за что ему огромное спасибо. Затем, через всю Америку, из Пенсильвании в Даллас. Но он спасал и себя.

— Тогда едем? — поинтересовался отец Фрэнк Моррисон, и его голос вернул меня к реальности.

— Едем, — твёрдо согласился я, обращаясь к Томпсону. — Мэтт, сможешь договориться о местах? Закрепить за нами?

Тот утвердительно кивнул, снова превращаясь в делового переговорщика.

— Уже в процессе. Познакомился вчера с одним чуваком в баре недалеко от их КПП. Капрал, отвечает за списки и логистику. Немного подвыпил, повеселел, мы с ним нашли общий язык на почве ненависти к местному виски. Дал понять, что мы адекватные, не заражённые и с руками, растущими не из жопы, в случае чего можем и постоять за себя. Он вроде как согласился нас внести. Поговорю с ним окончательно уже сегодня вечером, закреплю наш билетик в светлое будущее.

— С оружием у нас плохо, — заметила Скай, прагматично сдвинув брови. — У Дэна тот «Глок», и всё. В автобусе с военными нас, наверное, заставят сдать его.

— Увы, — согласился я. — Но сейчас его отказываются продавать. Нынче это не товар, а необходимость, единственная защита. Даже от людей. Придётся сдать, но хоть доберёмся до места более-менее целыми.

Я обратился к отцу Моррисону:

— Скажите, Фрэнк, можно будет достать припасы в церкви? Хотя бы немного еды и воды на дорогу? В пути всё пригодится.

Священник неуверенно пожал плечами. На лице отразилась внутренняя борьба.

— Я попробую договориться с отцом Майклом и сестрой Агатой, но ничего не обещаю. У них самих запасы на исходе. Людей всё прибывает… Может, выдадут немного консервов и пару бутылок воды. Не за бесплатно, конечно. Придётся оставить доллары или… отработать.

После этого мы разошлись, каждый по своим невесёлым делам, глотнув толику надежды, но понимая, сколько ещё препятствий впереди.

Через пару часов Мэтт вернулся обратно. От него заметно пахло виски, но шагал он твёрдо. Он разыскал нас на середине чердака, где мы проверяли свои скудные пожитки.

— Всё, дети мои, пакую чемоданы,

Он сделал вид, что смахивает пыль с ладоней.

— Капрал Родригес подтвердил. Шесть мест в одном из автобусов. За нами закреплены. Только предупредил, опоздаем, уедут без нас. Сентиментальностью там не страдают.

— Так легко? — удивился я.

— Ну не легко… А вообще, удивительное дело, желающих не так уж и много. Все боятся уходить с насиженных мест. Как-никак, путь не близкий.

Отцу Фрэнку Моррисону также удалось договориться о скромных припасах, нескольких банок консервов, фасоли, бутылка воды и даже плитка старого шоколада на всех, роскошь по нынешним временам. Расплатились наличными и тем, что отец Фрэнк полдня помогал разносить еду по нуждающимся.

Нам пока везло. Но в воздухе уже висело предчувствие долгой и опасной дороги.

К нужному часу мы были полностью готовы. И что удивительно, даже разжились кое-каким оружием. Помимо моего «Глока», у Скай имелся её верный «Ругер», который она, как талисман, тащила ещё из Нью-Йорка. У Джимми был старый, но грозного вида «Смит-Вессон» третьего поколения в кобуре на поясе. Свой пистолет он презентовал молча, просто показав рукоять. На чёрном рынке, из-под полы, удалось купить оружие и для Мэтта с отцом Моррисоном. Томпсон с гордостью водрузил за пояс здоровенный, как амбарный замок, «Тaurus» 605 с коротким стволом, а священник, после недолгой внутренней борьбы, принял от меня компактный «Берсуа Тандер», 380, маленький, но лучше, чем ничего. Отдали за них сумму, о которой мне даже вспоминать не хочется. В обычное время я бы сдох от жадности, но сейчас эти куски холодного металла значили куда больше, чем любая бумажка.

Мы были на месте к трём часам ночи, как и приказывали. Старая сортировочная станция представляла собой жутковатое зрелище. Освещали её несколько мощных прожекторов, установленных на крышах «Хамви». Слепящие лучи резали глаза и отбрасывали длинные, искажённые тени. Воздух гудел от низкого рокота дизельных двигателей двух армейских грузовиков и переоборудованных школьных автобусов, с которых сняли всё яркое, закрасив окна в нижней части тёмной краской. Вокруг суетились солдаты в полной экипировке, с M4 на изготовку. Их лица были напряжены, глаза бегали по периметру, выискивая любую угрозу в окружающей темноте.

Людей, гражданских, было уже человек тридцать или сорок. Они стояли кучками, прижимая к себе детей и немногие спасённые пожитки, и молча смотрели на автобусы как на последний билет в рай. Солдат было около пятнадцати или двадцать, не считая водителей и тех, кто сидел за пулемётами на «Хамви».

— Господи, да тут как на съёмках дешёвого порно, — хмыкнул Мэтт, почесав затылок и оглядывая прожектора. — Толпа, автобусы, всякие в форме командуют. Только вот где актрисы с сиськами наружу?

Отец Моррисон нахмурился и строго посмотрел на него:

— Мэтью, не время для подобных шуточек.

— Да брось, падре, — ухмыльнулся Томпсон, подмигнув Скай. — Я просто пытаюсь поддерживать моральный дух. У мужчин, знаешь ли, есть два главных стимула выживания: жратва и женская задница. Жратву мы нашли, теперь осталось дождаться второго, и будет полный набор для счастливого апокалипсиса.

Скай приподняла бровь, стряхнув пепел в сторону.

— Ты бы лучше за языком следил, ковбой. Иначе окажется, что задница, на которую ты рассчитываешь, в итоге твоя собственная. И поверь, я знаю, как сделать так, чтобы она долго горела.

Мэтт громко расхохотался, привлекая несколько удивлённых взглядов солдат и беженцев.

— Вот это женщина! — хлопнул он себя по колену. — Господи, Дэн, если ты её не возьмёшь, я, чёрт побери, женюсь прямо завтра. Если, конечно, завтра ещё наступит.

— Перестань, — буркнул я, чувствуя, как Джимми бросает в мою сторону тяжёлый взгляд.

— Да ладно, ладно, — поднял руки Мэтт, изображая сдачу. — Но признай, что она чертовски хороша. Даже в этой толстовке и с сигаретой в зубах.

— Ещё слово — и я засуну тебе эту сигарету знаешь куда, — холодно бросила Скай, глядя на него так, что тот вновь прыснул смехом, но благоразумно замолчал.

Отец Моррисон вздохнул и покачал головой:

— Иногда я думаю, что Господь нас покарал именно за такие разговоры.

— А может, наоборот, дал нам шанс всё исправить, — пробормотал я, разглядывая людей у автобусов.

Тишина на мгновение повисла над нами, нарушаемая только дизельным гулом моторов и отрывистыми приказами сержанта.

Один из солдат, с планшетом в руках, негромко, но чётко отдавал распоряжения:

— Семья Картер, во второй автобус! Только ручную кладь! Громоздкое, в грузовик! Быстрее, люди, у нас нет целого дня!

Двое его подчинённых направляли людей, без лишних эмоций указывая жестами:

— Вы, с ребёнком, туда. Мужчины, помогайте женщинам подняться!

Рядом по-прежнему стояла Скай, курила, задумчиво глядя на садящихся в автобусы людей. Дымок от её сигареты смешивался с паром от дыхания и выхлопными газами. Я поглядел на неё краем глаза. Она в чёрной толстовке и потертых джинсах, с «Ругером» за поясом, выглядела одновременно хрупкой и невероятно стойкой. Заметив мой взгляд, она повернулась, слегка улыбнувшись уголком губ. Я вспомнил последнюю ночь… Тёплую, тихую, без слов. О Веронике я старался не думать. Просто отписался ещё с вечера, что связь возможно пропадёт надолго.

Вдохнув холодный ночной воздух, пахнущий соляркой, я заметил ещё приближающихся людей, около десятка. Они шли из темноты, по краю освещённой площадки, молчаливой и немного неуверенной походкой. Народ постепенно собирался. После этого я отвернулся, к Мэтту, который как раз рассказывал очередную скабрёзную шутку отцу Моррисону.

— …и вот один зомби говорит другому: «Слушай, а помнишь, раньше мозги были вкуснее?» А второй ему: «Да брось, у тебя просто аппетит испортился!»

Внезапно со стороны той самой группы, что подошла последней, раздался нечеловеческий, хриплый вопль. А следом, короткая, разрывающая тишину очередь из автомата. Я резко развернулся. Сердце упало куда-то в ботинки. Та десятка, что только что подошла, оказалась… Совсем не людьми. Это были заражённые! Бледные, в грязной, разорванной одежде, они с хрипами и неестественной скоростью рванули вперёд, сбивая с ног первых же испуганных беженцев. Как и откуда они здесь взялись, спрашивать не имело смысла. Ад всегда находил лазейку.

— Все в автобус, быстро! — рявкнул один из военных, поднимая свой M4.

Но было уже поздно. Началась паника. Мертвецы врезались в толпу. Один из них, женщина в лопнувшем на животе платье, вцепилась зубами в шею кричащей матери, которая пыталась прикрыть собой маленькую девочку. Ребёнок залился пронзительным, леденящим душу визгом. Двое солдат открыли огонь, но в давке и хаосе стрелять было опасно. Очередь прошила одного из заражённых, но также сразила и мужчину, пытавшегося отбежать. Кровь, тёплая и липкая, брызнула на бок автобуса. Воздух наполнился воплями ужаса, лаем команд, рёвом двигателей и сухими, хлёсткими хлопками выстрелов.

— В автобус! — рявкнул я Скай, уже доставая свой «Глок».

Она поглядела на меня широко раскрытыми глазами, но её рука сама потянулась к «Ругеру».

— Быстро! — закричал я, отступая назад, прикрывая их спины. — Мэтт, Фрэнк, также!

Священник, побледнев, но сжав в руке свой маленький «Берсуа», бросился мимо меня в открытую дверь. Следом, отстреливаясь на ходу своим здоровенным «Тaurus», побежал Томпсон.

— А ты? — спросила торопливо девушка.

— Я следом! крикнул я Скай. — Иди же!

Она кивнула и рванула за ними.

«Чёрт! Почему нельзя просто спокойно уехать?»

Я выстрелил в ближайшего зомби, который уже почти настигал старика, пытавшегося доползти до укрытия. Пуля попала ему точно в правый глаз, и он рухнул замертво. Принялся искать взглядом Тиффани. Куда подевалась эта проклятая девчонка со своим братом. Я её не нашёл в мельтешащей, обезумевшей толпе, а вот Джимми возник у меня буквально перед носом неожиданным образом. Он стоял спиной к хаосу, и на его лице не было ни страха, ни паники.

— Давай внутрь автобуса! — рявкнул я ему в лицо, отступая к двери. — Я следом!

Он посмотрел на меня своими тёмными, ничего не выражающими глазами.

— Конечно, — спокойно ответил парень.

И затем я почувствовал мощный толчок и жгучую боль в животе.

— Но только без тебя.

Я ахнул, захлебнувшись собственным дыханием. Опустив взгляд, увидел его «Смит-Вессон», который он держал в руке, уперев мне в живот, и тёмное, быстро растущее пятно на моей куртке. Ноги мигом ослабели, стали ватными. Я сделал неуверенный шаг назад. Споткнулся о чью-то сумку и тяжело рухнул сначала на колени, а потом на спину, уставившись в тёмное небо Далласа.

Он наклонился ко мне, и на его губах играла довольная, торжествующая улыбка.

— Она не для тебя, — шепнул он мне на последок.

Я ещё какое-то время слышал оглушительный хаос, вопли, выстрелы, рёв моторов. Вдыхал едкий запах пороховой гари и крови. Видел мелькающие над собой силуэты. А потом звуки стали отдаляться, превращаясь в глухой, нарастающий гул, и я погрузился в густую, беспросветную тьму.

Сознание возвращалось ко мне медленно, словно сквозь толщу мутной, вязкой воды. Я не понимал, где нахожусь и сколько времени прошло. День или ночь. Мои веки были слишком тяжелы, чтобы открыться и проверить. Я иногда приходил в себя на несколько секунд, и мир существовал лишь как какофония ощущений. Тело разрывало от тупой, раскалённой боли в животе. Всё ныло и гудело, а потом тьма накатывала снова, холодная и безмятежная.

В те редкие моменты, когда я всплывал, я слышал обрывки голосов, звучавшие глухо, как сквозь вату.

— Он выживет? — спрашивал чей-то дрожащий, наполненный страхом голос.

Кто это? Вероника? Нет, голос не похож, да и речь не русская. Тогда Скай? Точно, Скай. Но почему она спрашивает, выживет ли он? И кто он? О ком речь?

— Нужно оперировать, — доносился другой, низкий и усталый мужской голос, незнакомый.

— Прямо здесь? Это же сумасшествие!

Меня трясло, в буквальном смысле. Я лежал на чём-то мягком, но неровном, и мою голову, горячую и тяжёлую, нежно гладили чьи-то прохладные руки. Земля двигалась? Нет, не земля. Что-то другое. Равномерный гул, вибрация.

Я вновь проваливался в беспамятство, а когда снова всплывал, то боль в животе была единственной реальностью. Иногда небытие пронзали резкие звуки, частые выстрелы где-то совсем близко, отрывистые команды, мат.

— Всё будет в порядке, — шептали мне на ухо, и это был тот же голос, что спрашивал о выживании. Скай. Да, именно она.

К моим распухшим, потрескавшимся губам подносили что-то прохладное, и я с жадностью пил, чувствуя, как живительная влага растекается по пересохшему горлу. А потом снова падал на дно, в пустоту.

— Где я? — хрипло выдавил я, когда смог наконец разлепить веки и увидел над собой белый потолок.

Рядом со мной, на стуле, у постели сидела Скай. Она крепко держала мою руку в своих, и на её лице читалась такая глубокая усталость и облегчение, что стало понятно, произошло что-то серьёзное.

— Интернешнл-Фолс, — тихо ответила она, слегка сжимая мою ладонь. — Городок у самой границы с Канадой. Мы добрались.

Я попытался осмыслить эти слова. Признаться, это удавалось с огромным трудом. Мозг работал медленно и лениво. Выходило так, что весь путь от Далласа я находился в беспамятном состоянии.

— Сколько… Когда мы прибыли?

— Два дня назад. В дороге были пятеро суток.

Я пошевелился, пытаясь приподняться, и острая, знакомая боль в животе впилась в меня клыками. В памяти чётко и ясно всплыло лицо Джимми. Его спокойный голос и болезненный удар пули в живот.

— Где, Где он? — спросил я, глядя на Скай.

Она сразу поняла, о ком я, и её взгляд стал твёрдым. Она покачала головой.

— О нём больше не волнуйся.

— Почему?

— Теперь он не главная проблема.

— А какая главная?

— Твоё здоровье.

У меня было огромное множество вопросов, но силы были на исходе. Веки снова стали свинцовыми, и я погрузился в глубокий, исцеляющий сон. А проснулся уже следующим утром.

Ближе к обеду в палату подтянулись отец Фрэнк Моррисон и Мэтт Томпсон. От второго явно попахивало алкоголем, но не дешёвым пойлом, а чем-то более крепким и качественным. Скай по-прежнему сидела рядом, видимо, не отходила от меня всё это время.

— О, Смотри, кто воскрес из мёртвых! — радостно возвестил Мэтт, широко ухмыляясь. — Наш русский медведь решил присоединиться к вечеринке! А мы уж думали, ты отлыниваешь от трудовых повинностей. Скай уже сто раз палату за тебя отмыла, еду готовила, караулы стояла. Я начинаю подозревать, у вас тут не просто дружеские отношения. Она тебе даже ночной горшок подаёт, а?

Скай покраснела, но на этот раз не огрызнулась, а лишь смахнула прядь волос со лба и с лёгкой улыбкой покачала головой. Она выглядела измождённо, но спокойно.

— Ладно, ладно, Томпсон, — мягко остановил его отец Моррисон. — Дэн ещё слаб.

— Слаб? — фыркнул Мэтт. — Да он уже, гляньте, как орёл с койки взирает! Скоро на лыжи встанет и отправится за местными белочками. Кстати, о белочках. Дэн, ты не представляешь, какие тут девчонки-канадки…

— Мэтт! — предупредила его Скай, но уже без прежней жёсткости.

Я слабо улыбнулся и снова спросил о том утре. Меня это сильно терзало.

— И все-таки, где Джимми? Что случилось?

Скай сверкнула на Мэтта глазами, безмолвно приказывая ему заткнуться, но тот с радостью проигнорировал предупреждение.

— О, это шедевральный момент, настоящий блокбастер! — начал он, присаживаясь на край другой койки. — Картина маслом. Хаос, стрельба, зомби жрут наших граждан, а наш ковбой Дэн уже на земле лежит, клеит ласты. И тут этот мудак, Джимми, наклоняется над ним с таким довольным таким лицом, понимаешь? Этакая «миссия выполнена». И уже целится тебе в голову, чтобы работу доделать. А из автобуса, бах! бах! бах! три аккуратненьких таких отверстия в его грудной клетке появляются. Наш ангел-хранитель с «Ругером» в ручках недолго думая решила, что твоя голова ей всё-таки милее, чем его обиженная рожица. Вышибла ему к чёртовой матери все потроха. По-моему, даже капрал этот, Родригес, свистнул одобрительно. Эффектный выстрел!

Он посерьёзнел, глянув в пол, и голос его стал тише.

— Единственное, печалька вышла с Тиффани. Её в той давке… укусили. Прямо в автобус вскочил один… ну, ты понимаешь. Девчонка заверещала. Солдатам пришлось… Ну… Принять меры. Как это ни печально. Нельзя было рисковать всеми.

В комнате повисло тяжёлое молчание. Его нарушил отец Моррисон.

— Путь был долгим и трудным, Дэн, скажу я тебе, — начал он тихо. — После… той ситуации, колонна понесла потери, но смогла вырваться. Двигались только днём, ночами стояли в чистом поле или в брошенных фермах, выставляя дозоры. Пару раз нападали бандиты, но военные их отбили. Однажды особенно огромную стаю заражённых пришлось расстреливать… На одной из остановок, в заброшенной клинике в Южной Дакоте, с нами был врач. Хирург. Он тебя и прооперировал. Вытащил пулю. Ты был на волоске. Вначале тебя не хотели брать в автобус, считая обузой…

Он кивнул на Скай.

— Но наша подруга здесь проявила твёрдость характера. Пообещала положить на месте любого, кто посмеет тебя оставить. Уговорила, что ты не укушен, а просто ранен. Так и тащили тебя все эти дни, не зная, выживешь ли. Но, слава Богу, всё обошлось.

Скай вновь заметно покраснела, потупив смущённо взгляд.

— А здесь, — вновь подключился Мэтт, которому было трудно долго молчать, — здесь, брат, просто сказка! Ну, почти. Городишко, конечно, дыра знатная, все друг друга знают. Но зато холодно, чёрт, как у пингвина в жопе! Уже середина сентября, а на улице стабильно минус пять. Ночью до десяти доходит. Снежок поскрипывает. И главное, ни одного зомби! Все они, твари, наверное, уже в ледышки превратились. Порядок поддерживает местный шериф и такие же выжившие, как мы. Есть еда, генераторы, печки топят. Настоящий курорт, я тебе говорю!

— Ладно-ладно, — остановила их Скай, вставая и поправляя мне одеяло. — Дайте Дэну отдохнуть. Вы его утомили. Убирайтесь отсюда и приходите завтра.

— Но… начал возражать Томпсон. — Мы ведь только пришли.

— Давай, убирайся отсюда. Иди к своим белкам… Или канадкам. Завтра придёшь.

Мэтт с отцом Моррисоном послушно поднялись, попрощались и вышли. Скай посмотрела на меня, и в её глазах читалось такое облегчение, что все вопросы показались мелочными. Она снова взяла меня за руку, и я, чувствуя наваливающуюся усталость, снова закрыл глаза. Мы были в безопасности.

Я смог покинуть больничную палату только через две недели, в начале октября. Дверь старой школы, служившей госпиталем, распахнулась, и я вышел под открытое небо, вдыхая полной грудью холодный, колючий воздух. Он обжигал лёгкие, но был невероятно свеж и чист. Над головой простиралось бескрайнее бледно-голубое небо, какое бывает только на севере, а солнце светило ярко, но почти не грело. Вокруг, на заснеженных улицах, кипела жизнь. Не та, судорожная и параноидальная, к которой я успел привыкнуть, а странно-размеренная, обретшая новую норму. Суетились люди, расчищавшие снег, чинившие заборы. Неподалёку, у горящей бочки, несколько мужчин о чём-то спорили, попыхивая самокрутками. И самое главное, спокойно, без страха, играли в снегу дети. Их звонкий смех эхом разносился по тихому городку, и это был самый лучший звук из всех, что я слышал за последние месяцы.

У бочки с огнём Мэтт заметил меня и, широко улыбнувшись, махнул рукой:

— Ну наконец-то, вернулся к жизни! А мы уж думали, что потеряем тебя.

Я подошёл ближе, и он протянул мне фляжку.

— Осторожно, это не святой напиток, падре бы меня прибил, — подмигнул он.

Отец Моррисон, сидевший рядом на складном стуле, спокойно поправил шарф и сказал:

— Если бы я прибивал каждого за фляжку, то Господу скоро некому было бы молиться.

— Ага, зато мы бы все стали трезвые, как младенцы, — ухмыльнулся Мэтт и хлопнул меня по плечу. — Ну, как самочувствие? Видишь, народ тут ничего, освоились. Даже будто жизнь опять началась.

Я посмотрел на детей, играющих неподалёку, и кивнул.

— Жизнь началась. Только другая.

Как я узнал позже, здесь наладили подобие обороны. Регулярно проходили так называемые «зачистки» в окрестных посёлках. Группы добровольцев под руководством шерифа и военных методично проверяли дома и уничтожали замёрзших, обездвиженных холодом заражённых, похожих на ледяные статуи. В этих вылазках активное участие принимал и Мэтт, нашедший себя в роли городского остряка и охотника. Отец Фрэнк Моррисон, наконец, обрёл покой, служа в маленькой местной церквушке. Он был счастлив, если это слово вообще можно было применить к нашей реальности. Он был нужен, он нёс людям утешение.

— Удивительно, — сказал я однажды Фрэнку, когда мы вместе шли по снежной улице. — Я думал, вы сломаетесь. После всего, что мы видели…

Священник остановился и посмотрел на меня внимательно.

— Я тоже так думал, сын мой. Но, кажется, Бог оставил меня именно для этого. Чтобы я говорил людям, что надежда есть. Пусть даже сам я иногда в ней сомневаюсь.

— Ты всегда, отче, сомневаешься, — отозвался Мэтт, вынырнувший из-за угла с охапкой дров. — А я всегда уверен, что без выпивки этот мир давно бы рухнул. Вот и баланс!

Фрэнк лишь покачал головой, но улыбнулся.

Интернета здесь не имелось. Спутниковая связь работала урывками, только у администрации городка, поэтому я не мог связаться с Россией, дать весточку Веронике, что жив. Эта неизвестность грызла меня изнутри. Но новости из большого мира всё ещё доходили до нас через редких, чудом прорвавшихся беженцев. Дела обстояли плохо. Авианосные группы всё так же блокировали берега Северной Америки, превратив её в гигантский карантинный изолятор. Несмотря на все кордоны, зараза просочилась и в Южную Америку, Мексику, Бразилию, Аргентину… Там сейчас было лето, и ад разгорался с новой силой.

В самих Штатах дела обстояли не лучше. Беженцы, добравшиеся с юга, докладывали, что Даллас пал, захлебнувшись в волнах заражённых. Полностью пали Флорида, Джорджия, Алабама, Миссисипи, Луизиана. Весь юго-восток превратился в выжженную, кишащую нежитью пустыню. Калифорния отгородилась стеной и армией, но очаги вспыхивали и там. Радиация в Нью-Йорке, Филадельфии и других восточных мегаполисах не оставляла шансов никому. Выживали лишь островки, небольшие укреплённые городки вроде нашего, или жестокие общины в глубинке, отстреливавшие любого, кто приблизится, будь то человек или мертвец.

Скай почти всегда находилась рядом. Днём она работала на общей кухне или помогала по хозяйству, как и другие женщины. Но вечерами она неизменно приходила ко мне. Мы сидели в моей маленькой комнатке в бывшем учительском общежитии, иногда просто молча, иногда разговаривая. Говорили обо всём, о проблемах городка, о распределении провизии, о будущем. О нашем будущем. Потому что я почти уверен, что мне уже никогда не вернуться домой, к тёплому морю и запаху спелых яблок. Разве что вирус не захватит весь земной шар, и тогда старые границы рухнут. Но судя по скудным новостям, Старый Свет, Азия и Россия пока держались, ценой невероятных усилий сдерживая заразу на пороге.

Так что нам, выброшенным волной апокалипсиса на этот холодный, скалистый берег, придётся жить здесь и сейчас. Приспосабливаться. Строить заново. День за днём.

В один из таких вечеров мы стояли на окраине городка, у смотровой площадки, с которой открывался вид на бескрайние, покрытые снегом леса и замёрзшее озеро. Воздух звенел от мороза. Скай молчала, прижавшись ко мне, а я смотрел на простирающийся внизу мир. Белый, чистый, безмолвный и мёртвый. Но в этой мёртвости была не зловещая, агрессивная пустота, а холодное, суровое спокойствие. Это была пауза. Передышка.

— Знаешь… здесь впервые за долгое время можно дышать, — сказала она тихо, глядя куда-то в белую даль. — Без страха, что из-за угла вывалится чья-то гнилая рожа. И что опять придётся бежать.

Я крепче прижал её к себе.

— Я устал бежать, — признался я. — Хочу просто жить. Пусть даже вот так, среди снега и холода.

Она повернулась ко мне, улыбнулась чуть насмешливо:

— Осторожней с такими словами. А то подумаю, что ты решил остаться со мной навсегда.

— А если так? — спросил я, и сам удивился своей прямоте.

Она не ответила сразу, только долго смотрела в глаза, а потом шепнула:

— Тогда просто не подведи меня.

Мы стояли так ещё несколько минут, слушая, как ветер гуляет в соснах и скрипит под ногами снег. Позади нас светились окна домов, дымились трубы, слышались обрывки разговоров. Это был хрупкий островок жизни в белом безмолвии. Маленький, уязвимый, но живой.

Обратной дороги не было. Оставался только путь вперёд. Сквозь метели, сквозь холод, сквозь тьму, что таилась в лесах. Сражаться за каждый новый день. Не ради великих идеалов или спасения человечества. А просто чтобы завтра утром снова увидеть это высокое холодное небо и услышать смех детей, разносящийся по заснеженным улицам.

Я крепче сжал руку Скай, и мы медленно пошли назад, к свету и теплу.