Чревобес

Идёт по городу Гладопуп, чудище огромадное, и воет. Глаза у него чёрные, как смола, а волосы спутаны и свисают вонючими патлами. Орёт эта тварь будто бы человечьим голосом, но слов не разберёшь; а хвост у неё ослиный.

Вот вышел Гладопуп на центральную улицу и заверещал с новой силой. И барский сынок, сладко потягиваясь на ещё тёплой перине, робко молвил:

— Батя, ну батя, а давай сегодня раков закажем и барашка под ананасами.

С усмешкой нахмурился отец и ответствует:

— Милый мой, так мы и так вчера троих гусей слопали. Давай-тко сегодня попроще – мамка уж и щец кухарке затребовала.

Сыночек уж как бы и обрадовался отцову здравомыслию, и голову даже занёс, чтоб кивнуть и пойти уже умываться, но! не умолкает Гладопуп, ревёт с новой силой, и тут вот выпячивается барчонкова губа и звучит капризное:

— Хнык! Ну так то птица была, а то рыба и гады морские. Я у Тектяевых таких видал, и теперь тоже хочу. Им, говорят, дохтур прописал режим питания, так что и нам ведь не повредит. Разве худо?..

Мягчеет сердце отца, сердобольно сжимается, и вот уже бежит горничная Нюра за раками в лавку… Самодовольно приухивает Гладопуп, чувствует, что нынче не впустую выбрался из высокогорного укромища своего.

Вот вышел Гладопуп на пешеходную улицу: мимо рестораций шествует, переваливается, жирным брюхом по брусчатке трёт. Остановился у одной из витрин и вылупил зияющие дыры свои на заведение. Слышит, хозяин беседует с управляющим:

— Тебе, Михей, скоро продукты закупать для наших поваров; держи тебе три червонца, мяса и зелени притащи с рынка, на неделю должно хватить.

Запыхтел, засвистел тут Гладопуп, гниющие сосцы потирает и ухмыляется. Вздрогнул тут Михей, крутанул холёной шеей и как затараторит в ответ:

— Митрий Сьгеич, а не стоит ли нам как следует запастись побольше? Надбавьте тут, коли не жалко, ещё двадцать рублей, ну а уж я на родном на своём горбу всё дотащу, хоть бы что мне было. Так-то и вернее будет, и суразней, и солидней… и зазывал возьмём новых, чтоб всё ушло как в праздник на ярмарке. И поваров погоняем, чтоб не ослабли!

— Погоди, любезный мой, – удивляется, хмурясь, владелец, – да на что же нам столько мяса-то? И зазывалы к нему при чём? Половина же наверно попортится, и посетителей у нас столько не бывает. Куда денем тухлядь эту? Или жалованье поварское котлетами будешь платить? – разводит руками.

— Я третьего дня услыхал, – вполголоса, облизывая тонкие губы, отвечает управляющий, – ну или вроде того… В общем, в соседней оборот увеличивают, новую залу купили… карта блюд у них новая! А к четвергу приедут гости из столицы, числом штук под сто, и все о наших ресторациях местных наслышаны… вот они у них платить и будут, а нам что? И купят нас потом соседи с потрохами! В Париже для этого слово есть даже – конкуррекция!..

Тут услышал сиплый, бесстыжий вой и сам Митрий Сергеич. И вот уже у самог; глаза забегали, и руки вспотели, и в желудке сладостно заныло…

— Беги же тогда, конечно! Тогда что же, – поспешно отвечает он, – и фруктов всяческих тоже накупи с полпуда. Все вазочки наполним, десертов наделаем! И конфекты не забывай…

И вот оба они потирают руки и говорят на одном между собой языке. Доволен Гладопуп, ухахатывается, что сумел двух людей из разных сословий крепко так подружить. И шагает он дальше, к окраине городка пошёл, где не ступал ещё. Вот проходит мимо комнатки мирной, где скромные люди живут. Заглянул в окно: супруги молодые устало ужин кончают и уже почти ложатся скоро. За руки держатся, в глаза друг другу засмотрелись, даже как бы и о еде забыли.

Не понравилась такая картина Гладопупу, зарычал он, задрожал у самого окна, как пёс шелудивый. Задрал клыкастый рот кверху, к луне, и завыл. Муж тогда жену свою немного отстранил и доедать стал. Доел свою тарелку и… прямиком из кастрюли оставшееся хлебать стал, да не черпаком, а прям через край глохчет, только кадык дёргается. Благоверная его наперво удивилась, а вот и забеспокоилась, и уже руки заламывает, и места себе не находит. Слышно сквозь тонкое в трещинках стекло:

— Алёша, милый, это же деткам нашим. Старшенький-то с утра потерпит, его, даст Бог, чем в гимназии угостят, а младшеньким – чем завтракать? Мне-то и сварить нечего больше.

Молча сопит Алексей, только тонкая розовая струйка бежит по горлу. В ужасе молодка металась вокруг него, упрашивала – всё без толку; наконец осмелела и дёрнула с силой за плечо. Бросил Алексей кастрюлю на пол и злобно пихнул жену локтём, да не рассчитал и глаз ей выбил. Понял, что сгоряча, да уж поздно: сделанного не исправишь.

То ли заорал, то ли заржал юдо чумазое Гладопуп, ухахатывается, за острые рёбра со смеху хватается. Любо ему, что на такое горе человека надоумил.

Шествует Гладопуп из города в город, из села в село, из страны в страну. Подсвистывает себе в пути, причмокивает, гулит; в озёра плюёт, в болотах моется, в горах ночует, у родников нужду справляет. Сколько брюх ещё отверзнет он, сколько душ оглушит?


весна 2023