st Адам II Два солнца Ясность
– Ну что? Кто-то умер? – брякнул Адам вместо приветствия.
– Адам! Ну... Ты опять куда-то пропал! – у Луки рот какой-то вялый. Артикулирует как во сне. Это с его -то крепкими челюстями. Лука откидывает голову назад и кричит кому-то в квартире: «Иду!», этим будто бы отделив себя от стоящего перед ним Адама, одновременно и невербально демонстрируя горячее желание вернуться в свое место обитания минут на пять назад и вообще не открывать эту чертову дверь. Никогда.
– Заходи! Нет? – отреагировал Лука на отрицательный жест Адама. – Как это «нет»! Заходи, Заходи! К выставке готовлюсь! Картины доделал, те, в которых баталии. Те самые, помнишь?
Шаг в прихожую Адам делает под отвратительный скрип. Дверь ванны медленно выворачивается в и без того тесную прихожую белым, крашенным масляной краской с потеками полотном. До конца дверь не раскрывается, упирается нижним краем в линолеум на полу и останавливается.
Сжатый в медвежьих объятьях Луки в течение несколько секунд, Адам наблюдает как перестав, видимо, пытаться раскрыть ее шире, из двери боком выходит Ева. Вскинув руки вверх, она неспешно разворачивает тюрбан из полотенца, вытирая мокрые волосы. Зажмурившись, она улыбается с выражением полного блаженства, дав мокрому полотенцу свободно скользить по ее лицу. Наконец она открывает глаза и встречается взглядом с Адамом.
«Ивушка, вот тут Адам пришел! Не заходит... Поговори с ним.» Непросто видеть, как твой друг отводит глаза, потому что не может тебе «предъявить», потому что виноват ты не перед ним, а перед женщиной, которая и не его даже, а твоя, а тогда какого черта он… «Друг, потому что?» – все это проносится в голове Адама с молниеносной быстротой.
– А мы тут... Лука к выставке готовится. Я в краску... волосы... случайно... отмыла еле-еле...»
– А Инга где? – спрашивает Адам, даже не пытаясь скрыть язвительности
– Кто? А... – Лука не вдается в нюансы, ему некогда в конце концов. Он машет рукой, показывая, что это сейчас неважно, и тараторит: «Заходи, проходи!»
– Ева! – чуть повышает голос Адам. – Поговорить надо. Выйдешь?
– Я? Хорошо.
Растерялась Ева всего на минуту, потом сунула в руки Луке мокрое полотенце, и кивнула.
(Кто-нибудь знает, она бы спросила: что положено чувствовать, когда не видишь человека год, а потом он приходит к своему другу и встречает тебя с мокрыми волосами и выходящей из душа. И все это выглядит именно тем, чем не является). Она вышла вслед за Адамом.
Он поднялся на площадку между этажами, занес ногу над следующим маршем лестницы, будто бы намереваясь подняться выше, но остановился – передумал.
– Ну что? Плохо!? А надо чтобы было хорошо. – начал Адам, и было непонятно кому предназначались его умозаключения. Ева вздрогнула, но не от смысла сказанного, а от удивления: как могла она не замечать все это время, что без его голоса, полного странного спокойствия, одновременно таящего в себе опасность, и наполняющего ее соком жизни, проникающего в нее сладкой волной, ей было отчаянно пусто.
– Прекрати! Шуточки свои. – Ева сказала это почти шепотом.
– И что? Портрет закончили? А ты, ты теперь с ним?
Портрет… Что он говорит. Она прижалась спиной к холодной стене, – хоть какая-то опора. Он решил, что она с Лукой?
Ей нужно пару минут. Надо объяснить, нет, надо поставить его на место. Не стоит только начинать с того, что когда они с Адамом расстались, или честнее сказать, он решил за них двоих, не оставив «им» ни малейшего шанса, ее уязвленная гордость быстро, слишком быстро, сменилась надсадной тоской по нему.
Она впала в прострацию, мучая себя вопросами, на которые невозможно было найти ответ. Поэтому, когда через месяц, или чуть больше, ей позвонил Лука с приглашением закончить портрет, она сорвалась к нему в этот же вечер, надеясь и очень опасаясь столкнуться в его мастерской с Адамом.
Это жгучее эмоциональное месиво было будоражащим до болезненности, и отчаянно томительным, да что там… это было самым настоящим счастьем. Стоило признаться себе, что за этот год она превратила тоску по нему в искусство. Она любовалась и дорожила своим произведением. И вот, – он.
– Ева, ты любишь меня?
Ева не нашлась что сказать, она только стала отрицательно мотать головой, выставив вперед руку с развернутой к нему ладонью в предупреждающем, останавливающем жесте.
– Я только… Я ничего не забыла. Ты мне сказал, что ты… что мы… что нам невозможно вместе, – Ева ощутила, как предательски пересохло во рту.
– Помню…как ты побежала. Ты… Ну, ты не спортсменка, если что, – Адам ухмыльнулся, но внезапно став серьезным, поспешно добавил: – Я же правду говорю всегда, забыла?
Ева утвердительно мотнула головой два раза, потом еще и еще, она больше не могла говорить. Не отрывая тело от стенки, она начала двигаться боком в сторону двери.
– Ты нужна мне, – тихо сказал Адам. Он встал рядом с Евой, словно не замечая ее движения, не касаясь ее, а только лишь ощущая тепло ее тела. Это было ошибкой. Он расслабился, прикрыл веки, пытаясь удержать в себе ощущение единения, или счастья, или чего-то главного не имеющего названия.
За спиной Адама хрустнула ветка – во всяком случае этот резкий звук был именно таким. Натурально, очень знакомым и очень громким. Он вздрогнул. На площадке никого не было, дверь квартиры Луки закрыта. Ева? Он уже потянулся к звонку, как вдруг его пробрал холод: он понял, что потерялся сейчас, не знал в каком пространстве есть или мог оказаться. И он слишком боялся ошибиться дважды.
Солнце, ты до обидного быстро опускаешься за горизонт, ты крадешь мою душу, позволяешь поселиться во мне томительному ожиданию грядущего утра, ожиданию твоего дара. Как пережить ночь…
Свидетельство о публикации №225091600064