Артём

Приходилось ли вам выпускать тёмное?
То, что свивает туманы в самых недрах,
там, где нет имени и формы.

Оно бродит, как дрожжи безмолвия, пузырится,
едва слышно,
едва ощутимо,
всегда заглушённое плотным сиянием ясного.

Почти заглушённое…
В этом и весь фокус.
 
Вы можете носить обычное лицо,
привычную одежду,
идти по улице,
улыбаться,
разговаривать,
жить «хорошую» жизнь,
но стоит вдохнуть каплю уязвимости —
и «оно», как неубиваемый вирус, раскатывается по венам.

О, да, вирус желанный,
тот, что поджигает странное возбуждение,
редкую энергию особенного:

ты знаешь — заражён,
ты знаешь — опасен,
ты знаешь — жертва будет.
 
От осознания этой подкожной тайны жар в венах густеет,
начинает светиться, будто в тебе кто-то зажёг тусклый фонарь,
и вот уже чувствуешь, как «оно», медленно, лениво с обречённой уверенностью выдавливает себя наружу.

Вместе с ним наружу выходишь и ты.

Всё вокруг ещё кажется гладко прежним —
окна с тёплым светом,
люди, спешащие мимо,
мерный такт мостовой,
ровный лунный диск.

И всё же воздух густеет, как перед грозой,
как если бы невидимое тело крови твоих вен заполоняло пространство.
 
Никто этого не видит.
Никто — только ты.

Ты же слышишь шире, видишь глубже -
стеклянные отражения кривятся,
тени перестают совпадать с телами,
каждый вдох каждого превращается в риск получить не кислород, а то, что однажды вдохнул ты.
 
Продолжаешь, идёшь...
И эта дорога словно никогда не имела конца.
 
Она тянется, а все дома, как с шаблона,
как и лица встречных тоже…
Лица?

Невольный смешок трогает твои губы:
где-то должен быть оригинал, всё остальное — лишь отражения.

А оригинал — это…
Ты идёшь... и вдруг немедленно,
сейчас же!
тебе нестерпимо надо увидеть своё лицо.
Надо!
 
Но в трансляции отражений всё одно.
Одно.
Одно.

Ты вертишь головой туда-сюда,
И в этот самый миг «оно» приоткрывает в тебе дверь - 
в мозг голдящей волной влетают чужие мысли,
воспоминания,
сны —
рваные, без лиц, имён,
но с липким ощущением близости:
эти люди рядом,
совсем рядом,
кто-то из них уже чувствует на себе твой взгляд.
 
Ты вглядываешься, ищешь,
вместо этого замечая иное -

как свет фонаря начинает расслаиваться,
как тень отрывается от тебя и, дрогнув, делает шаг,
как ты дёргаешься к ней —

ещё,
ещё.

Идёшь...
Быстрее, быстрее, быстрее – настигнуть, вернуть,
но тут твоя забота махом отсекается - позади улавливешь поступь.
 
Да, кто-то движется, и ритм этого кого-то повторяет твой,
повторяет почти точь в точь лишь с крошечной задержкой -  в полудолю.

Словно этот кто-то учится ходить твоими ногами.
Твоими? Взгляд машинально ползёт вниз... 


… Вика резко открыла глаза. В проёме белела фигура:
— Пятнадцать лет. Таблетки. Артём. Забирай.

Она кивнула, поднялась и, поправив халат, пошла в приёмную. Серый, потухший, пустой - как они все похожи. Как к нему...? Надо настроиться. Настроиться... Значит, ты остался. Значит, ещё не всё решено... Наушники-музыка, стихи-гитара? Девчонка? Собака? Белая, лохматая с глупыми ушами. Не было? У каждой собаки есть свой хозяин, и у твоей есть... Давай, Вика... 

- Привет… Как тебя зовут? Поехали, Артём... Устрою тебя на сегодня, а завтра…

Где-то вдали хлопнула дверь, зашелестели приближающиеся шаги. Вика вскинула взгляд в проплывающее мимо окно – лунный диск, в разводах подкожных сгустков, призывно подсвечивал, будто в глубине ядра кто-то зажёг тусклый фонарь.