Б! Ох, кругом одни б

(Монолог Матрёны Ивановны)

Аннотация:

Знакомьтесь с Матрёной Ивановной — 74-летней женщиной, чья жизнь представляет собой суровый, но до боли знакомый портрет современной российской действительности. Её "золотые годы" омрачены сосуществованием с сорокапятилетним сыном Васенькой, вечным "геймером" и диванным философом-марксистом, который предпочитает "ловить террористов" в виртуальном мире, нежели искать работу в реальном.
В этом едком, сатирическом рассказе Матрёна Ивановна с характерной прямотой и горьким юмором описывает свой быт: индексированную пенсию, которой едва хватает на еду и свет для Васеньки, бесконечные баталии сына с "капиталистами" в онлайн-играх и его псевдоинтеллектуальные рассуждения об "отчуждении".
Единственной отдушиной для Матрёны остаётся телевизор, который становится окном в мир чужих драм и бесконечных ток-шоу, где "звёзды" повторяют судьбу её Васеньки, только с большим размахом. Это история о разочаровании, одиночестве и попытке найти смысл в мире, где даже "возвышенные" слова теряют свой первоначальный смысл, а единственной честной оценкой происходящего становится нецензурное, но такое ёмкое междометие.
"Б****, ох, кругом одни б****!" – так Матрёна Ивановна констатирует факт, превращая обычное ругательство в глубокое философское высказывание о всеобщей заблудшести.


***


Мне, Матрёне Ивановне, семьдесят четыре стукнуло. А что толку? Пенсия моя, как говорят по телевизору, «индексируется», а на деле хватает только на хлеб, таблетки и свет, чтобы мой сынок Васенька, сорокапятилетний балбес, не сидел в темноте, как летучая мышь.
Живём мы с ним вдвоём. Я-то хоть по хозяйству туда-сюда пошуршу, а он… эх! С утра до ночи эти его «танчики» да «контра». «Террористов» он там ловит. Смешно! Себя бы поймал — террориста семейного бюджета! Жена его выгнала ещё пять лет назад, и правильно сделала: кому нужен мужик, у которого все мозги — в клавиатуре, а вся душа — в чатах, где такие же бездельники сидят и умничают.
Сидят, понимаешь, рассуждают про политику. «А вот, Васёк, Америка разваливается», — орёт в наушниках какой-то такой же недобиток. «Ага, а мигранты, мигранты-то, мать их…» И сидят, как эксперты международного уровня. Я однажды сказала:
— Да у дворника и то работа есть — а вы только языками чешете!
А он мне в ответ, важно так, с видом профессора:
— Мам, ты ничего не понимаешь! Я не привык работать на капиталистов! Я не собираюсь создавать прибавочную стоимость для эксплуатации трудящихся масс! Кругом отчуждение, отчуждение и сплошное отчуждение!
Слушаю и думаю: господи, какой же ты хфилосаф… без зарплаты, без семьи, без совести.
Я-то, старуха, какое у меня развлечение? Телевизор. Вот моё окно в мир. Включу «Пусть говорят» — и сижу, слушаю, как люди друг друга матом кроют. Думаю: «Ну, хоть у других жизнь кипит». Включу сериал: там любовники целуются, драки, слёзы. А у меня слёзы только тогда, когда коммуналку оплачиваю.
И вот, бывает, смотрю очередной сериал, там эта молодуха, значит, вертится перед женатым мужиком. Вся такая из себя, как с обложки журнала "Буржуазная распутница". И, главное, при полном параде! То ляжки свои оголит, то декольте до пупа распахнёт, аж сиськи наружу просятся. Ну, ****ь, смотришь и думаешь: вот же шалава! Решила, блять, окрутить женатого мужика, оголив свои ляжки, сиськи и манду, а потом будет ходить в дорогих шубах, да на машине ездить. А его жена, дура старая, дома щи варит. И я не выдерживаю, поворачиваюсь к Васеньке, а он сидит, в своих наушниках, и орёт на этих своих "террористов".
— Васенька! Ты вот сидишь, "террористов" ловишь, а тут, на экране, настоящие террористы семейного счастья! Вот эта швабра с распущенными волосами, она же весь брак разрушит! Потому что решила, шалава такая, окрутить женатого, при деньгах мужика, оголив свои ляжки, сиськи и манду! И что ты скажешь? Это тоже "отчуждение"? Это, блять, разврат!
Он даже не шелохнулся. Будто я пустое место. А потом смотрю "Большую разницу" – там пародируют этих же звёзд, этих же "сериальных шлюх" вместе с шалавами, и смеюсь сквозь слёзы. Думаю: "Да они такие же, как мой Васёк. Только телевизор ИХ показываетЬ, а его — нет". Вот и вся разница.
Иногда сижу, слушаю, как соседи ругаются и кричат друг на друга. У их тоже сынок взрослый, на шее сидит. И у другой соседки так же. Понимаю вдруг: мы все в одной лодке. Одни старухи с телевизорами, одни Васеньки без работы, одни разговоры про «гастарбайтеров». И всё думаю: «Б****! Ох, кругом одни б****!»
И вот вроде слово-то церковно-славянская, возвышенное, понимаешь ли. Но стало оно грязным, как и вся наша жизнь. Заблудшие мы все: я — в телевизоре, Василий — в своих «танчиках» и «марксистских теориях», соседи — в кухонных сплетнях, а страна вся — в этих ток-шоу.
И выходит, что я не ругаюсь. Я просто констатирую факт:
Б****, ох, кругом одни б****!

***

Эпоха «Б**»: Монолог, который стал диагнозом**


Нам часто говорят: «Русский язык велик и могуч». Мы киваем, соглашаемся, цитируем Пушкина, Достоевского, даже Лермонтова, если сильно попросят. Но вот появляется текст, с первого взгляда непритязательный, даже грубый, словно вырванный из подворотни или кухонной брани, и бьёт под дых с такой силой, что все цитаты разом вылетают из головы. Я говорю о монологе Матрёны Ивановны, который заканчивается не то восклицанием, не то приговором: «Б****, ох, кругом одни б****!»
Этот текст — не просто жалоба, не просто бытовой скетч. Это, дорогие мои, глубочайшая, кристально чистая, если угодно, экзистенциальная критика современного российского общества. Причём критика, которую не придумаешь за столом в уютном кабинете, а выстрадаешь на кухне, между оплатой коммуналки и очередным криком из наушников сорокапятилетнего балбеса Васеньки.
Образ Матрёны Ивановны — это, по сути, архетип. Это не просто бабушка из соседнего подъезда; это квинтэссенция русской интеллигенции, доведённой до ручки. Интеллигенции, которая некогда читала Блока и слушала Шостаковича, а теперь её единственным окном в мир стал телевизор с «Пусть говорят» и сериалами про «швабр с распущенными волосами». Она, как та классическая русская старуха, которая, по Достоевскому, способна на всё, и её гнев — это не просто старческое брюзжание, это вулкан, дремавший десятилетиями и наконец извергнувший лаву чистого, незамутнённого отчаяния.
А Васенька? Васенька — это не просто сын. Это симптом, приговор, метафора целого поколения, которое, кажется, предпочло виртуальные «танчики» реальной жизни, заменило труд на «капиталистов» бесконечным созданием «прибавочной стоимости» в онлайн-баталиях. Его «марксистские теории» про «отчуждение» — это апофеоз пародийности, когда высокая идея, вырванная из контекста, превращается в щит для оправдания собственной лени и бездействия. Это, кстати, очень по-русски: взять великую идею и превратить её в нечто совершенно противоположное, как воткнутую в землю икону.
Но самая мощная часть, конечно, финал. Слово «б****», которое Матрёна Ивановна использует, — оно ведь не просто ругательное. Она сама говорит: «И вот вроде слово-то церковное, возвышенное. Но стало оно грязным, как и вся наша жизнь». Это не богохульство, это, если угодно, сакральное проклятие. Это крик о потерянном смысле, о девальвации всего, что когда-то считалось ценным.
Матрёна Ивановна не просто ругается. Она проводит блестящий лингвистический анализ, показывая, как язык, некогда наполненный смыслами, сегодня отражает всеобщую пустоту и грязь. Это слово становится универсальным ключом к пониманию, как заблудились все: она — в телевизоре, Васенька — в своих «танчиках», соседи — в кухонных сплетнях, а страна вся — в этих бесконечных ток-шоу, имитирующих жизнь.
И в этом, на первый взгляд, примитивном, но на самом деле глубочайшем монологе, мы видим всю Россию. Видим её печаль, её отчаяние, её невозможность найти выход. Мы видим, как от бессилия и невозможности что-то изменить, остаётся лишь одно — констатировать факт, без всяких прикрас, без всяких эвфемизмов.
И тогда понимаешь, что в этих словах нет ни грамма ненависти, только безмерная боль. И в этой боли — вся наша правда.
Б****, ох, кругом одни б****! И это не ругательство. Это диагноз. И лечить его пока никто не собирается.

Д. Б.