Солдат и смерть

Лес был не просто тихим. Он был выжженным и пустым, словно после долгой болезни. Воздух струился маревом, дрожа над потрескавшейся землей. Солдат шагал по этой мертвой чаще, привыкшим к опасности взглядом выискивая движение в редких, чахлых кронах. И вдруг — силуэт.



Человеческий? Не совсем... Слишком бесшумный, слишком незыблемый.



Автомат взлетел к плечу с вышколенной годами резкостью. Палец лег на спуск.



— Свой или нет?! — Голос прозвучал хрипло, сорванный пылью и многодневным молчанием.



Фигура не дрогнула. Послышался спокойный, почти певучий ответ:

— Я — сам за себя... А ты?~



Солдат медленно опустил автомат. Прищурился. По его обветренному лицу поползла ухмылка — жесткая, как шрамы на прикладе.



— Охо-хо... Раз говоришь «сам за себя» — значит, волк лесной или диверсант? А может... шпиён? — Он сделал шаг вперед, но не угрожающе, скорее с любопытством. — Но если чё, я — Солдат. Не просто солдат, а с большой буквы. Храбрый, как танк, хитрый, как лиса из штаба. И если ты не свой... ну, тогда будем выяснять по-дружески. Так ты кто? Гражданин, свалившийся с Луны? Или тоже заблудился между реальностью и приключениями?



Незнакомец будто растворился в мареве на мгновение, а его голос прозвучал отовсюду и ниоткуда:



— Я — Танатос. В греческой мифологии это имя носил небезызвестный Бог Смерти... Смекаешь, к чему я клоню, Солдат?~



Солдат задумчиво покивал, будто ему сообщили не о своем божественном статусе, а о смене пароля от штабного склада.



— Ага... Греческий бог смерти. Вот это поворот. Теперь понятно, почему ты не испугался моего оружия, хотя оно обычно очень пугает людей. — Он помолчал, вглядываясь в тени под капюшоном, где должны были быть глаза. — Но если говоришь, что ты — бог смерти, то что же ты делаешь в нашем смертном мире? Разве тебе не надо быть... ну, там, в самом Аду?



— Оглянись вокруг, Солдат. Мир уже в огне... Разве не видишь?..



Солдат повернул голову. Сжатая под палящим солнцем трава, потрескавшаяся, серая земля... Редкие деревья с голыми, корявыми ветвями, от которых не было ни тени, ни прохлады. Казалось бы, обычный день на этой войне... Но что-то висело в воздухе — тяжелое, нездоровое ожидание. Сама природа затаила дыхание в предчувствии беды.

Он, хмыкнув, снова уставился на божество и нахмурился.

— Ладно. Допустим, мир в огне. Но раз уж ты Бог Смерти, то что же заставляет тебя вмешиваться в наши жалкие человеческие дела? Разве у Бога Смерти нет других хлопот?

— Я пожинаю плоды ваших трудов. Вам та-а-ак нравится мочить друг друга, что мне буквально некогда передохнуть…

Солдат коротко рассмеялся — сухо, резко, как щелчок предохранителя.

— Ну ты и чёрный юморист, Танатос. А я-то думал, мы, солдаты, выжигаем леса и небо... А оказалось — вы сами всё делаете за нас! — Он поправил каску, сдвинув ее на затылок, и хитро прищурился. — Слушай... если у тебя график загружен из-за нас, может, заключим сделку? Я тебе помогу разгрузить твою божественную почту: отведу к штабу. Там целая очередь желающих попасть в твой список. Без очереди! Срочно! По боевой тревоге! Чего скажешь? Обмен: я тебе — клиентов, а ты мне… ну, хотя бы паспорт с пропиской в Загробном мире оформишь на обратной стороне моего удостоверения?

— Смерть не заключает договора, Солдат.

Солдат опустил автомат. Взгляд его устремился в небо, где одиноко застыла в мареве птица. Он смотрел на нее, пока та не растворилась в слепящей синеве.

— Ну да... понятно. Договора — не твой профиль. Ты больше по фактам. По внезапным встречам. По тихим шагам за спиной.

Он помолчал. Щелкнул фонариком: луч дрогнул, выхватив из сумрака его усталое, запыленное лицо.

— Но если уж ты здесь... может, разрешишь один вопрос? Не как бог — а как тот, кто всё видит? — Солдат сделал паузу, подбирая слова. — Я… вернусь домой? Или… хотя бы один из нас?

Он не ждал ответа. Уже начал улыбаться сквозь пыль и привычную маску бравады, но голос Танатоса остановил его:

— А ты хочешь? — Бог Смерти склонил голову набок. — Ты хочешь вернуться домой целым и невредимым?

Солдат посмотрел прямо туда, где должны были быть глаза. В пустоту под капюшоном, в ту самую тьму, которая видела всё.

— Ещё как хочу! Хочу услышать мамин крик: "Опять грязный приполз"! Хочу увидеть, как соседская собака снова лает на меня, а не прячется под крыльцом... Хочу... сидеть на лавке у дома, жевать семечки и спорить о чём-то глупом. — Он тихо рассмеялся, и смех его звучал горько и светло одновременно. — Но если честно... я уже почти перестал верить, что это возможно. Так что вопрос не в том, хочу ли я. А в том... разрешишь ли ты мне?

Тишина стала абсолютной. Замер даже ветер, не решаясь шевелить пыль на плечах у Солдата.

— По вере твоей да будет тебе, Солдат.

И Танатоса не стало. Он растворился, как тень в полдень.

Солдат стоял один посреди выжженного леса. Затем он медленно опустился на корточки, коснулся ладонью земли. Она была теплой, почти живой.

— ...Спасибо, Бог смерти… или… прощай?

Он поднялся. Привычным жестом поправил каску, отряхнул колени.

— Тогда… я иду домой. Шаг за шагом... А семечки, если что, в кармане найдутся по дороге.

И он пошел. Не оглядываясь. Сквозь марево и тишину. Шаг за шагом.