Как я стал слепым

       Часть первая. Детство.


  Родился я в Союзе в небольшом поселке (долина пьяниц и алкашей), как называл его один мой знакомый. За последними домами начинался лес и шёл до самого Уральского хребта. Не шибко далеко текла «Волга», а за ней тогда еще город Горький. Жил до девяти лет в бараке однокомнатной конуре, с родителями и младшим братом. Водопровода нет, газопровода нет, туалетапровода нет, теплопровода тоже нет. Печурка, мойдодыр, газ в болоне привозном. Воду мне приходилось таскать со скважины прилично так от дома стоящей. Со скольки лет это была моя обязанность, я не помню. Никто не кричал, это эксплуатация детского труда, это жеребёнок. Туалет конечно, тоже на улице, за домом, как в деревне. Когда переехали в огромную, шикарную трехкомнатную квартиру, я от радости чуть с ума не сошёл. Целая комната мне, мне одному! Брат не считался, кто малолеток замечает? Вода, отопление, газ и тёплый туалет.


  Детство помню я плохо, проходило оно наверно, как и у тысяч моих сверстников по всему Союзу. Курить начал рано, еще в садике мы уже дымили, да, нашлись добрые/старшие пацаны, научили. А драться научила мама, как потом выяснилось, на свою задницу. Обижали, когда меня в садике, бегал я к ней и жаловался. Мааааааам, а меня этот обидел. Надоело это ей, она возьми, да и скажи, так дай ему хорошенько в глаз. И всё, как отрезало. Нет, жалобы не прекратились, они продолжились от мамочек тех, кто меня обижать собирался. Я больше не жаловался никогда. Где мы только не лазили, чего только не взрывали, начиная от серы со спичек и пистон, кончая карбидом и селитрой. Болты, скрепленные гайкой, пузырьки и бутылки, баллончики с газом к сифону, патрончики к строительным пистолетам и ружьям. Эх, и че мне тогда хотя б один глаз не выбило-бы, или палец-бы оторвало. Так ведь нет, везучим был.


  В начальных классах пришла и первая школьная любовь, куда же без неё. Написал я одной девочке записочку, а она вся таинственная, из буковок иностранных. Ох она потом и домогалась меня. Ну скажи, че написал-то? А я и сам не знаю, просто бессмысленный набор букв. Так вот и дружить стали.


  В средних классах школы, начали и выпивать. Как только родители не замечали запаха от курева и алкоголя? Узнали только тогда, когда меня после выпускного, волоком притащили домой пацаны. Дружил с одной одноклассницей, просто дружили, подруга была другая. Частенько в гостях у неё бывал, книги там интересные, целая стенка. Анька, женщина сейчас уже, мать, может и бабушка. Мама её всё думала, гуляем мы с ней, неа, она меня чуть не на голову выше. За неё потом битва двух титанов была. Два здоровенных парня колбасились не на шутку. Один за два метра, второй чуть ниже. Оба в серьёзных войсках послужившие, учёные. Учился на троечки, только физкультура и труды были мне интересны. Не понимаю, как мои дети их ненавидят? Поведение моё всегда было – неуд, мама в школу ходила как на работу, вызывали чуть не каждый день. Не надо думать, что я уникум какой-то, все мое окружение было таковым. Но были благородные, маленьких не трогали, не били. Только положишь такого на пол, схватишь вдвоём за руки и как полетели по коридору, а он длиннющий длиннющий.


  Лето проводили на нашей речке-срачке, однажды туда приезжал даже земснаряд. Такой классный остров высосал, огромный, песчаный, мосты к нему подходили. Интересно потом было сидя под ним, за тётеньками в юбках, идущих по нему, подсматривать. Ну тупыыыыыые, они-же в купальниках на реку ходили. Но это не точно, раздевалки-то на острове все-таки были зачем-то. Жрали всё подряд, камыши, гусиный лук, верхушки от маленьких ёлочек или сосенок. Голубей ловили и жарив, тоже жрали. Что угодно, лишь-бы дома не появляться. Как пить дать, запрягут куда-нибудь. Ходили в лес собирая грибы и ягоды, и на огородах. Вот только на огородах, мы в основном таскали соседские яблоки, ягоды и подсолнухи, а не жуков с сорняками. Катались на «кукушке» запрыгнув в последдний вагон с песком и ехая по узкоколейке по лесу. Ох и доставалось нам, когда нас ловили машинисты! Ходили на свалку, туда свозили со всего города промышленные отходы. Никакая не помойка с пищевыми отходами. Жгли деревянные корпуса телевизоров, да, раньше они были из фанеры. Кидали туда шифер и дихлофос, ух как они бабахали прикольно. Крушили бракованные стекла для автомобилей, стаканы и мисочки со стеклозавода. Кидали по всем подходящим окнам шарикоподшипниками, они их не разбивают, а оставляют маленькую воронку и не всегда сквозную. Когда уже работать стали, один цех старый, так весь раздолбали. Даже лампы дневного света, те, вредные которые. Так здорово огромные окна вниз оседали, когда чем-то тяжёленьким запустишь в него. Цех огромный, высотой в три этажа и окна соответствующие. Потом таких от начальника получили. Да похрен, молодым-то.


  Зимовали в каникулы и выходные в подвалах многоквартирных домов, у трубы котельной и в спорткомплексе. Подсматривая за старшими в окна на дискотеке и казенной бане. Причем все, как мальчишки, так и девчонки! Баня-то общая, в мужской день, провертишь дырочку в краске на окне, а в не мужской, смотреть идешь, стемнеет, когда. Такой вот театр. Снежки и горки ледяные, лучше всего, верхом на девчонках съезжать. Пищат, визжат, весело! Прыгали в сугробы с крыш, а иногда и немного мимо. Один раз, у нас пацан чуть на вертикально вкопанную рельсу не сел, немного не хватило. Ну и конечно самое-пресамое, автобус рейсовый «оттягивать». Когда он отъезжает от нашей остановки, быстренько к нему бежишь и прицепляешься за задний бампер. Главное, чтобы водила не увидел, догонит, таких звездюлятин вломит. Схватился и едешь себе ногами по льду, главное, чтобы асфальта кусок под ноги не попал, жопа будет тогда. Че они все ругались, жалко чтоли? Вот будут у меня дети, думал я, всё-всё им разрешать буду. И автобус тягать, и без шапки гулять, и даже, купаться на пасху. Слава Богу, дети про такие мои мысли не знают! Сидят себе в своих смартфончиках. И слава Богу, пусть сидят, никогда не ругал за это. Я не тупая современная мамашка, я знаю, чем дети заниматься могут, когда им делать нечего.


  В межсезонье своя забава. На льдинах кататься, на стройках бегать, изображая дрантаньяна или Робина Гуда, рогатки из подходящей ветки дерева и толстенного жгута смастерить, а потом пулять друг в друга, набрав предварительно пуль от пистолета на стрельбище. А на стрельбище, сходить самый шик, когда там стрельбы проходят. Плавали в огромной луже за котельной, на пенопластовых кусках. А иногда и рядом с ними, грохнешься, когда с него. Потом домой идти страшно, сырой весь, с ног до головы. Короче, обычная беспризорная шпана, хоть и с родителями. Повесили на стройке как-то канат, привязав его к дереву и давай на него с крыши прыгать и качаться, прикольно. Однажды, не рассчитали, да и запрыгнули на него больше человек чем он удержать может, он возьми, да и лопни. Мы всей своей кучей и шмякнулись на дно котлована, где плиты бетонные лежали, фундамент. Только, руки/ноги в разные стороны торчат, как у монстра какого.


  В старших классах, стали ходить на дискотеку. Новогодняя самая главная, весь год к ней готовишься, деньги откладываешь. Сигарет дорогущих купишь, эти для себя любимого, в один карман. В другой примы сунешь, это для халявщиков всяких. Все поголовно так делали, но все равно стреляли друг у дружки, а вдруг, товарищ окажется друг. Ну а там, какая дискотека без драки. Вот и пригодились любовь к физкультуре, качалке и боксу, которые были в спорткомплексе, когда там вечерами вовсе не спорт был. Отомстил мне потом мой не раз сломанный нос. Пацаны дерутся, ерунда, не новость. Выйдут несколько друзей, разнять, когда уже звереют. А вот когда девчонки дрались. Оооо, тут уж все сбегались, такое зрелище. Возятся, царапаются, чего-то вопят. Их и не разнимали никогда. Ну что они сделать друг дружке  могут? Наркотиков мы не потребляли, только трава какая-то, вроде не та которой коров кормят. И это не наша заслуга, а от нищебродства и общей нашей безграмотности, че эт такое и где достать. Пили, курили и матерились все, а иначе, ворона ты белая.


  После 9 класса, плюнув на школу, яж уже большой, у мамки тапку отнял, которой она меня воспитывала, устроился в шарагу. Да, речное училище. Туда из-за того, что там давали настоящие тельняшки. Да, вот такие раньше были ценности. А её-то нам и не дали, ага. Мы получили форму как в школе, как в школе Карл! Конечно такого надругательства над моей голубой мечтой стерпеть я не смог. Через полтора месяца учебы, я бросил её, грызть гранит науки, я готов был только ради тельника.


  Устроившись учеником электрика на наш завод, я продолжил ожидать повестку в военкомат, в армию. Съездил один раз в вечернюю школу, оформился и забил на неё хобот. Я все равно там никого не знаю. Я же взрослый и самостоятельный пятнадцатилетний мужик. Че хочу, то и ворочу. Мама лупить меня не смогала уже давно, отец никогда этого не делал; может, из-за того, что он мне отчим, не знаю. Хороший был мужик, я его считаю папой, так и звал. Может, и зря он меня не лупил!? Смог-бы, самбо преподавал, боевое знал.
Началась взрослая жизнь. Пьянки, гулянки до утра, просыпания на работу чуть не до обеда, ну и драки на дискотеках, куда без них. Вот такая была социализация. В то время так было практически в любой деревне! Слово пацана, значило очень много, за базар отвечать тебе приходилось всегда. И чушком и чмошником, быть совсем не хотелось, и фраза: чё слабо? Была гораздо весомее, чем бабулина, сынок, учись. Появились небольшие деньги, да и научились всякий цвет-мет сдавать барыгам, где его брали, лучше вам не знать. Стало появляться всякое иностранное в магазинах, приехал даже луна-парк в Горький. Тогда-то мы и узнали впервые про жевательную резинку, а то всё гудрон жевали. Кто жвачку купил, тот и жует её пока сладость не кончится, потом отдаешь её другому, кто после, пожевать просил, а он потом другому. Так и гуляла она по несколько дней подряд. Ага, именно так все и было. Не дай пожевать, а, пожуём, покурим, погрызём?
Ездили в торговый центр молодёжный в Горький, как в музей на выставку. Там столько различной электроники появилось импортной. Видеосалоны, кабинки на несколько человек и даже в огромные залы, смотреть по телику видак. Ходили на всё, кино, мультики. Все было интересное, красивое, завораживающее. Сходишь на сеанс, занавесочку на окне завернёшь по-хитрому, а на второй сеанс уже снаружи смотришь. Окна порой, как мухами были снаружи облеплены пацанами. Везде, по всей решётке. Видак был такой редкостью, что даже сильно не все телики можно было использовать для его подключения. У нас стали приезжать военные из Германии, так их дети были самые желанные в класс. Видак у таких можно было посмотреть, даже, иногда, кассетку родительскую, если вы понимаете, о чем это я. У одного пацана, даже отец нас не шугал, сам подсаживался иногда, посмотреть, отлучаясь время от времени. Водички наверно попить ходил, остудиться. Открылся новый местный телеканал, по которому вечерами стали кино всякое иностранное показывать. Всем семейством смотрели всё подряд. Это сейчас, сцены постельные в фильмах норма, а тогда это верхом порнографии было. Так вот сидишь, кино смотришь, родители рядом, а там бац, сцены постельные. Ну и стыдобища, Испанский стыд, хоть под землю провались. Родителям думаю, тоже кринжово было в такие моменты.
Да, заброшенные развалины церквей и видеосалоны по соседству. Такой вот контраст, между прошлым и будущем. Канавинский рынок, Турецкий ширпотреб, омоновские облавы, лохотрон с тремя стаканчиками и повальная наркота.
Как-то приехали мы на Московский вокзал и не узнали его, одни обгоревшие остовы ларьков, лужи, грязь и разруха. Сгорели все в одночасье. Заборы везде з буквой М, метро копали. Как кроты все изрыв. В подземке стали продавать плакаты с интересными девицами, в нарядах и вовсе без них. Чисто эстетическое наслаждение испытываешь, смотря на это. У меня на стене висела целая коллекция картин Бориса Валеджио, мама довольно спокойно к этому относилась. Красивая эротика, как голые мужики в музеях. Как из анекдота про Вовочку: стоит статуя, совсем без х*я. Даже пачки из-под сигарет собирали, красивые все, картонные. Да че там пачки, за окурками в Горький ездили, когда сигареты пропали в одночасье, махорку и табак из мешков на Канавинском рынке, малюсенькими кулёчками покупали.
Книг стало всяческих, не счесть, особенно у центральной гостиницы. Могли там часами таращится на книги, книг вона вишь сколько, а денег хрен да маленько, вот и стоишь, выбираешь. Фантастики различной, авторов никого не знаешь. Вот у кого картинки красочней того и покупаешь. Все как инкубаторские ходили, то джемпера Турецкие, то костюмы Абибас, то блейзеры с орлом. В заводе стали разыгрывать импорт отличный, так все в Монтане тусоваться стали. Эх, святое время было, молодое, веселое, заводное.


  Так и жили. Работа интересная была. То сугробы у ТП разгребаешь, то лампочки меняешь, то проводку в строящемся доме проводили. А то бетон долбили. Положат его вчера, а сегодня долбить его надо, канал для кабеля высоковольтного проложить в трубе под бетоном. Стали потихоньку таскать в военкомат, проверять здоровье, слабоумие и пр… Никто мне не объяснил, что помимо физухи, не плохо-бы и тесты сдавать нормально, а не как слабоумный. Короче, докатился я до повестки в военкомат, слава богу не в милицию, а такое могло произойти очень легко. Драки бывали такими порой, в ход шли все подручные и подножные средства. Один раз, приехали на наше стрельбище, которое за нашим поселком, огромная партия солдат, на стрельбы. Союз тогда уже был плох и издыхал потихоньку, начинались войнушки по окраинам. Вот приехали они, а вечерами значит, стали на дискотеку похаживать, да на нас поглядывать, а че, а зачем на нас поглядывать? Вот и слово за слово, так и до драк дошло. Сначала так, небольшие стычки, один на один, кучка на кучку. А как пришло им время ехать наводить порядок на одной из окраин разваливающейся империи. Они и решили нас всех, всех парней поселка и проучить, наивные. Не знаю, мож городские были? Как пришла их вся огромная толпень, так сбежались буквально все, даже больные, хромые и лямые. Да не просто так, а кто заборчик оторвет, кто полкирпичика с собой принесет. Вот и вломили тогда всем, и нашим, и вашим, да еще и гостям досталось. Тогда в моду уже ОМОНы входили, вот и понаехало этих беспредельщиков, да таких, что я и в Горьком таких не видывал. Так даже этих не испугались, наверно, только стрельба могла-бы остановить побоище вошедших в раж озверевших и не шибко трезвых парней. И примерно такое, происходило регулярно, деревня на деревню, район на район. Потом некоторые едут в больницу, делать рентген, зашивать раны, вправлять вывихи, а кто тут, рядом, к дяде Васе. Дядя Вася легенда! Костоправ и лекарь мануальщик, самородок доморощенный. Был у него сердечный приступ, остановка сердца и клиническая смерть, так вот после этого он и развернулся, прям тот Кашпировский. Стал кости вправлять, мигрени лечить и всякие болячки. А сказочник какой был, рассказывает че-нить, да врет прям не стесняясь, а ты ему, дядь Вась, так тыж звездишь! А он в ответ, а вам не все равно че слушать? Про тот свет больше всего рассказывать любил, как и кого там черти жарят, где чьи родственники устроились. Мотоцикл один раз нашли мы на речке. Ей Богу нашли. Рыбак пьяный забыл, удалась видать рыбалка. Ну и катались, а потом, хрен его знает, что на нас нашло. Разобрали его и распродавать стали по частям. Конечно нас практически сразу нашли и в ментовку потащили. Ох и перепугали меня тогда до усрачки, чужое брать у людей с тех пор, ни-ни. Следователь женщина, она нас от тюряги и спасла, по десять раз одни и те же вопросы задавала, пока мы правильно не отвечали. Подумать в коридор отправляла, чтобы мы там вместе всё обговорили. Родители за мотоцикл этот выплачивали потом, а я на всю жизнь запомнил. А могла-бы эта тётя, просто нас взять и законопатить за воровство. Дай Бог ей счастья.


  Пришла повестка, забросив лопату которой копал канаву для электрокабеля куда подальше, пошел рассчитываться с работы, потом в военкомат. Назначили время и дату с вещичками. Через несколько дней после дня рождения. Как у любого порядочного была у меня подруга, куда без неё, особенно зимой. Вернее, не так. Была девочка, которая официально числилась подругой, та, со школьной поры. И была та, которая эта, ну самая-самая. Старше меня была она на год или два, любовь у нас была, может даже и настоящая. Но тайно, не принято было с сопляками встречаться, со мной то бишь. Разбегались мы по домам после дискотеки, а потом бочком-бочком, к её дому на цыпочках. Ох уж и целовались мы… А под утро на работу, там под лестницу, и дремать пока не хватятся. Так вот, расстался я с официальной подругой перед призывом, но на проводах она была, помогала она маме, да и всплакнули они апосля на пару. Что сказать о сборах, ничего не помню. Как начал после получения повестки, так и очнулся только в Дзержинске, на сборочном. На роспись мою в военнике, без смеха не взглянешь, курица даже не лапой это писала, окорочком, причем запеченным в духовке. Немного протрезвев, понял, все, того. Незадолго до призыва, поехали на рыбалку с ночевом, рыбачить я не люблю, не моё, но как в анекдоте. А че там уметь-то, наливай да пей. Короче на утро, обнаружил я у себя обгоревшую ногу, да очень так сильно обгоревшую, вот так сюрприз, подумал я. Враги наверно чет подмешали. Так вот на сборочном меня из-за этого огромного ожога, который занимал всю ляжку, чуть и не выперли обратно домой, зализывать. Она была противная, мокрая, все время прилипала к штанине и нещадно болела. Но я помню один Советский фильм, там Грузин говорил, мужчины не плачут, мужчины огорчаются. Вот и приходилось все время морщить рожи, постоянно огорчаясь. Как меня не выперли, я не знаю. А я профукал шанс попасть в спецназ, там ходил их купец и зазывал к себе призывников. А я даже и не слышал этого, лекарство сорокаградусное бегал все время принимать в тубзик на улицу. Спали несколько дней там, на топчанах в наверно казармах, не знаю, как они называются. Обедали в столовой и продолжали уничтожать запасы «горючего», а они поимашь все не кончались. Конечно, забор-то низкий, а за забором город, а мы все в «гражданке». Не помню сколько дней мы там жили пока «купец» не появился. Куча нетрезвых молодых долбодятлов, одетых кто как попало.
Попал я в ВВС, на самолетике летать стану, о как, думал я. Набрал себе «купец» нас и поволок на вокзал, я тогда чет заподозрил, а че на вокзал-то, че не на аэродром. Прибыли мы на Московский вокзал, все как бомжи, да, тогда мы их только по рассказам бывалых знали. Тех, кто в Москве их видал. Он как Москва-то, все у их поимашь есть! Все в старой, драной одежонке, все равно отберут. Выстроили вдоль стенки, так и стояли, ждали поезда, как диковинный цирк. Подали поезд, затолкали нас как кильку в вагон, спали на третьих полках, сидя вплотную на нижних, летом, сутки. Приехали в, короче куда-то приехав, пересели на электричку, там было уже все по-человечески, огромные кресла, просторно, красота. Доехали, загрузились в автобусы и поехали в учебку. Приехали вечером, уже поздно.


       Часть вторая. Армия.


  Въехали в часть, загрустили. Кругом все чужое, страшное, неизведанное, а главное, мамки нет нигде. Одни мужики кругом. Чет кричат, командуют, отдают распоряжения и честь. Мамааааааа, домой хочуууууу!!!
Разместили нас в каком-то здании, прям в коридоре навалив маты. Маты были разнообразные, кожзаменительные, винительные и даже родительные. А на утро, нас построили у казармы и стали выдавать подходящим к нам каким-то мужикам. У кого были права, те в одну кучку, на ШРСки. У кого нет, говорили, ну и х**и ты сюда приперся? Пихая в другую, я думал, на подсобное хозяйство, свиньям на прокорм. Разделили нас и повели по казармам. Влив нас в роту, которую сформировали незадолго до нашего прибытия. Стало нас около 120/140 человек, большинство из Нижегородской области. На следующий день, переодели в форму, которая не подошла никому по размеру. Все ходили как пугала огородные, одни только сержанты многоопытные как денди. Никаких стариков, никаких дембелей, толпищи молодых, с одного призыва.
Стали учить, ходить строем, маршировать, петь песни. Я и не знал, что в армии уроки пения есть. По утрам бегать кроссы, делать зарядку и умываться на улице почти нагишом. Всяким специальным словам, типа – разрешите, так-точно, по вашему приказанию.  А слова, типа – можно, предлагали забыть. Можно только Машку за ляжку, или за хер подержаться. Отдавать честь старшим по званию, и сами эти звания. Чего только стоило запоминание – товарищ страшный сержант, и только попробуй назвать его просто сержантом. Боже, как все это было сложно запомнить.
Ну и работали, работали столько, сколько я дома не работал никогда. С утра и до ночи, всегда и везде, в любую погоду. Мыж бесправные, прав у нас нет никаких, учиться надо было, на права-то! Вот нас и использовали как рабов, от слова работа. Было у нас всего три вещи: муштра, работы и физуха. Отойти самостоятельно ни-ни, даже в туалет, для этого есть строй и определенное для этого время, а в другое, ну чтож, в штаны. Конечно это не так, всегда можно было разрешиться и кабанчиком метнуться в туалет. Придем бывало строем туда, сержант и кричит, товарищи бойцы, поздравляю вас с прибытием в туалет. И мы все разом, ура-ура-урааааа! А потом, разойдись, и мы как расходимся только. Бегом в это длиннющее одноэтажное здание без дверей. Забегаем с одного торца, а с другого, выпадают роты, которые пришли до нас. Такое вот развлечение у наших командиров, скучно им.
Есть хочется всегда, днем, ночью, до столовой, после столовой, прям в столовой. Не сказать, чтобы кормили мало, кормили в норму, но дома все привыкли к перекусам и чаям, которых нет там. Короче, жрать хотелось всегда и праздник был, когда, нас вывозили на работы в поля. Особенно на ягодные. Это была Саратовская область и лето там теплее чем у нас.
Болело все, мышицы, мозги, кости, душа, а особенно болели мозоли. Оооооо, эти армейские мозоли первогодок, сплошные, водяные, огромные, которые так прикольно протыкать иголкой, а потом мыть в холодной воде. Наши мозоли были во всю ступню, портянки умели наматывать примерно никто. Моя грубая, как копыта у слона кожа, так думал я, пока не надел керзачи с портянками. Это был адище. Потом учить текст присяги наизусть. Да, в школе за девять лет, я выучил наизусть, гораздо меньше чем в армии за год.


  Когда закончился курс молодого бойца КМБ, назначили день присяги. Понаехали родители и начался рев молодых бойцов, маааамаааа, забери меняяяяя от сююююда, я тут никого не знваюююю, меня тут не ценяяяяят, не любяяяяят и не дают спать днеееееем. Маму очень восхитила присяга, парад в честь её принятия, такого количества одинаково марширующих и громко орущих, она видела только в кино. Потом была увольнительная в город, а после очень тяжёлое расставание с родителями. Забирали меня не вовсе уж трезвого, да и не знал я, что это такое, теперь ты в армии сынок. Настроение было у всех невеселое. Ничего, мы-же только огорчаемся, вот и огорчались потом все пацаны вечером.


  Валяясь после обеда на травке, я на свою жоп… на свою ногу с ожогом, получил какую-то страшненькую хрень. Она на месте бывшего ожога, вся покрылась какими-то огромными волдырями и страшно ломило. Меня положили в санчасть и стали тыкать в мою филейную часть иголками, как в кино про Кавказскую пленницу, уколы были очень больнючими. Я прям уползал в палату после них. Там я впервые узрел старослужащих, они прям там и состарились, прям, не выходя ни разу на плац, не получив ни одной мозоли от портянок. Да чего уж там, они-портянок-то, ни разу не намотали. О чем с такими разговаривать? Да и деды-то, они были какие-то не настоящие, плюшевые. Лежал со мной пацан у которого было все наоборот, лево направо, а право налево. Моего призыва, а состариться собирался тоже тут, в санчасти.
Вот пока я тут получал в зад, пытку адскую, командиры мои, кинуть меня решили. Оставить на сержанта в учебке, молодняк опосля дрочить. Да и развлечений все-таки было несколько больше, чем я писал выше. Были, например, прививки, куча прививок из пистолета. Делал их один полковник, делал и повторял, эта от этого, эта от того, а эта от другого, и наконец, от менингита. И говорит, очень опасное заболевание, от него либо умирают, либо дурачками становятся, я вот выжил. Он даже не понял, что он сказанул. Мы конечно не сержанты, не полковники и даже не дембеля, но суть уловили сразу. Отличный парень, но держаться от него лучше подальше.
Второе развлечение по-настоящему, без дураков, просто великолепное. Видак на огромном экране в кинозале учебки! В начале девяностых смотреть терминатора на большом экране, когда дома только за деньги в видеосалоне на маленьком телике. Скажу вам, это нечто, да за меньшее душу продавали!


  Ну так вот, командиры мои, решили спихнуть весь неликвид с глаз своих подальше, всю нашу бесправную роту. Всех Карл, всех, кроме меня! Я лежал, уколы получая, а они, а они, они меня коварные, оставить для размножений решили. Чтобы я потом, своим примером, сержантов для них размножал. Смартфончиков тогда не было, узнал я про их коварство, можно сказать в последнюю минуту, так как стал уже духом и мог немного. Дух это, низшее звание салаги в армии, получает он его после присяги. Ну и наверно рок, фатум, судьба, Божья воля. Нужное подчеркнуть. Выписали меня из санчасти, буквально за день до отбытия моих дружбанов с которыми сдружились мы за два месяца невероятно. Знали дружки мои, что один из уезжающих, вовсе этим желанием не горит. Мы к нему, чувак, слов таких раньше не было, но все равно, чувак, ну сделай че нить, а? И чувак сделал, не знаю, как, но у него воспалился аппендицит и отвезли его в госпиталь, в областной город. Я как акула, кружу вокруг двери командира роты, выжидаю из засады. Знаю точно, будут вызывать добровольцев из оставшихся. Вызвали, построили, несколько человек стоят, выжидают. Командир роты и говорит, нужен од… я сразу, Я. Он говорит, дослушайте, и продолжает. Нужен один, я опять, Я. Ну как в том Шурике, на стройке, из кинца одного. Короче, напросился, на свою как потом оказалось беду, а может, и нет. Поехал несмотря на перспективы стать сержантом, никогда не встретить ужасных дембелей, не отведав дедовщины, замечательного кинозала и так далее.
Думали, поедем поездом, ехать две тыщи километров, погудим ужо. Как-бы не так, посадили на машину, свезли в какое-то поле, и затолкали в самолетик без кресел, ремней и туалета. Загрузили в самолетишко и спровадили с глаз долой. Полет длился несколько часов, одни леса, разбавляемые иногда речушками и озерками. Так казалось сверху. В самолетике откидные седушки, туалет, ведро посреди салона, на самом коронном месте. Гад один, погадить захотел, повезло ему, не нашли мы чопика подходящего. Увезли аж за уральские горы, к одной атомной электростанции. Там и бросили на произвол. Подъехали камазы, всосали нас в себя и повезли в часть.


  Приехали мы в воинскую часть, чуть не к роте подвезли, стали выгружаться. В курилке куча каких-то мужиков стоит, одеты кто во что, усищи, волосищи, гогочут. Кричат нам, духи, вешайтесь! Ой мамочки, куда эт мы попали, куда нас завезли, капец нам. Оказалось, дедушки так шутить изволят, развлекаются оне так. Выстроили на плацу и ну давай обхаживать, всяк свою роту хвалит, всяк к себе заманить норовит. Ну так и разобрали всех по ротам. Мы попали в ОРО, отдельная поимашь рота охраны, от дураки-то мы были. Купились на автоматики и слово охрана.
Так началась наша служба в части, в роте охраны. Караулы постоянные, стрельбы, занятия в кабинете и на макете около плаца. На стрельбы сначала с радостью ходили. Чего ещё надо молодым парням? А как потом после стрельб автомат свой почистишь, а из аксессуаров к нему только ветошь и масло. Так и любить перестали стрельбы. Под кроватями в кубрике прятались, да и дрыхли. Казарма нашей роты была одна, зато с двумями этажами, там четыре кубрика, по два на этаж. Небольшая умывальная комната, даже душ, но ни одного унитаза, туалет на улице, довольно далеко. Зато четыре взлётки. Так величали главный проход между рядами кроватей. Был он из очень светлого линолеума, от собаки/извращенцы. А сапожищи-то большие, а подошвы у них чернущие, да еще и ваксой все налячканы. Вот она и была нам вместо унитазов, которые солдатики пидо***ят постоянно бритвами. Следы от сапог отчищая. Чем-бы солдат не занимался, лишь-бы зае***ся. Круглое носить, квадратное катать. Оттуда и лужи на плацу тряпочками разгонять, да травку красить. Мы таким не занимались, и без этого хватало выше крыши.


  Стали осваиваться, осматриваться, никто нас не трогал, как оказалось, пока. Научили чистить сапоги ваксой, не кремом как в учебке, а она капец какая пачкучая. Если на корточки сядешь, сзади все ляжки и жопа черные, хрен отстираешь. Форма у нас была светлая, песочного цвета, у некоторых, кто не очень умен, пятна синие на карманах грудных растекаются, у меня в том числе. Догадались, почему? Да от ручек, от пасты, вытекающей из них. Если ручку положить в этот карман пишущим узлом вверх, тогда паста спокойно вытекает прямо в карман, так-то. Некоторые даже не умели не то-что погладить утюгом, даже пуговицу пришить, не говоря уж о подворотничке. Там дедушки всему обучили. Причем по-доброму, по-домашнему. Сильно нам от них и не доставалось, в отличии от черпаков. Когда мы приехали, там уже было несколько духов, из местных, выглядели они и вовсе уж ужасно. В каких-то древнючих одеждах времен войны, точно такие-же пилотки и кителя, да блин, у них даже галифе были. Словно в кино про войну мы попали. И мы все такие нарядные, в современных афганках, пещанках, в модных кепочках. Начали короче нас дрючить, стали мы заучивать наизусть, устав караульной службы, а это не стихи, учится он гораздо хуже. Терпели дедушки, терпели, а потом, бац и терпение у них кончилось. Разбудили нас в одну далеко не прекрасную ночь, и таких мандюлей всем вломили. Стали после этого мы шибко понятливыми и гораздо более обучаемыми. Потом стало ясно, почему так произошло. Всем скорее хотелось, чтобы мы стали заступать в караул. Не очень там весело. По правилам, в караул заступают сутки через трое, а тут, трое суток в карауле и одни в роте, на отдыхе. Народу сильно не хватает. Ходить надо большой круг 8 километров вокруг базы, складов со всяческими авиационными бомбами и прочими боеприпасами к авиации. Даже, когда началось в Чечне, привезли по железке, какую-то длиннющую сигару на платформе. Так вот и служили, ходили кругами по охраняемому периметру 32 километра за сутки. Два часа идешь, два часа в бодряке находишься, два часа спишь. И так по кругу. Ну это в теории, на практике-же, всегда спали меньше, а иногда и не спали вовсе. Пропуская свою очередь, как-же, дедушка спать хочет, а бодряк ему без надобности. Как же мы завидовали тем жукам, которые умудрились сдриснуть из нашей роты. Кто на собачник, кто санинструктором, а кто и на подсобное хозяйство. Да даже этим, кто в роте вечным дневальным, потом до дежурного по роте доросли. Ну а мы, а мы в караулы заступать. Спать хотелось, как и жрать, то есть постоянно. Один раз, я шёл-шёл и уснул на ходу, даже галлюцинации видел от такого, а очнулся на колючей проволоке, всю рожу изодрал, глаза тогда не пострадали. Другой пацан, заснул и на ходу развернулся и пошёл в обратную сторону, а за ним, через два километра топает другой, и он впереди себя никого увидеть не ожидает. Идет он идет, глядь, а впереди какой-то злой бородатый Чечен через колючку перелез и чет явно украсть хочет, наверно, авиабомб ФАБ-500 десятка три, по карманам натолкать. Он и кричит как положено, стой, стрелять буду. А тот, который во сне обратно топает, очнулся, автомат поднял и кааак бабахнет. Хорошо, что не попал. Хоть и ходили мы на стрельбище чаще чем в баню, но со сна, да ночью, хрен куда попадешь. Даже спали на показах видака, вот никому-бы не поверил, спать, когда тебе бесплатно боевик с Шварценеггером крутят. Эка невидаль, у нас в караулке цельный видак стоял в бодряке, смотри сколько хошь. Высоко стоял, а пультом служил штык-нож, у каждого он есть, так хрен достанешь. Так вот, приходя с караула в роту, вечером показы кинца в клубе, правда с телика, не круто. Кажут кино, темно, все сидят и те, кто пришёл с караула, спят. А как это понятно, да все элементарно. Креслица маленькие, спинки низенькие, а головку спящий держит плохенько. Вот сидят такие чудаки и головами такие кренделя наворачивают, со смеху умереть можно. Сидишь сзади и наблюдаешь, как по всему залу то тут, то там, головы начинают всячески кивать, нырять и круги вертеть. Умора. Подняли раз нас по тревоге, кто-то порвал сигналку, засыпали в машину и стали выбрасывать по всему периметру, спать хочется. Кто где с машины спрыгнул, тот там и завалился. А один в окопчик нырь и спать. А порвал сигналку и колючку в придачу, один злой лось, даму он хотел, а дама видать наоборот вот и был он злой, как тот дворник из мультика. Гон у них короче, и в это время они колючку в несколько рядов рвут как нитку и буйные как пьяницы. Вот один такой и выбежал прямо на то самое место, где корешок наш в окопе кемарил. Издалека непонятно, где лежит друган, мы только видим, лось бежит на него, всё, каюк ему. Кричать стали, может, успеет откатиться куда? А он говорит потом, лежу на дне окопчика, сплю, слышу сквозь сон крики, поднимаю голову и вижу чудовище, растоптать меня бежит. Ладно обратно нырнул, а не выбежал со страха куда глаза глядят. Ротный его ругал потом. Где говорит я теперь шашлык из лося попробую? Дааа, а нам всё время в головы наши вдалбливали, в сторону складов не стрелять ни в коем случае. Там взрывчатки всякой и контейнеры с бомбами ОДАБ-ами.


  Осенью после дождей, такая распутица по дороге, она грунтовая. Сапоги по тонне весят, да и сырые насквозь. Грязи по самые булки.

Зимой как капуста, так накутаешься во сто одежд, если упадешь, один, хрен встанешь, куда там приемы специальные показывать нарушителю. Зато ночью красиво. Придёшь к извещателю, шмякнешься на ящик, закуришь сигаретку. Сидишь, смотришь как вокруг фонаря огромные снежинки кружась медленно падают. Тихо-тихо вокруг, лепота. Курить на посту нельзя конечно, но если нельзя, а очень хочется, то можно. Так порой и засыпали. Потом, сквозь сон слышишь, орёт кто-то дурно-матом. А это начкар через извещатель, или тот, кто после тебя топает. Вскочишь и галопом что твой сайгак, бегом скачешь к следующему извещателю.


  Первое время наплакались все мы, ах да, точно, на огорчались мы все. Ноги в кровавых мозолях, пришёл с круга, ноги в раковину, намоешь, иголкой всё проткнешь, зеленочкой смажешь, красота. Когда время подходит снова на круг, ноги как новенькие. Потом, прямо на босу ногу сапоги натягивали и топаешь себе по кругу, никаких мозолей. Копыта крепче чем у слона. Ни иголка не берет, не бычок не прожгет. По паркету что твой Ржевский цокали. Мало искры не высекая пятками.


  А баня, баня — это отдельная песня, особенно зимой. Раздеваешься и ныряешь в помывочную, от слова отопление, там только память осталась. Холодина страшная, товарищ старшина, прям в тулупе овчинном и валенках на резине там расхаживал. Только через полгода мы привыкли ко всем лишениям и армейским развлечениям. Как оказывается прикольно мыться в офицерской сауне! Девок только и не хватало, ну тех, веселых и не очень тяжёлого поведения. Кстати, подсыпали видать чет в учебке, так как в части все стало, как и дома по утрам.


  Ездили один раз на автобусе в город, в банке деньги получать на всю часть. Выдали автоматы, боеприпас и поехали. Сидим в автобусе около банка, злодеев высматриваем. Вот только подойди, собака злая! Думаю, очень мы опасны тогда были для жителей окружающих, но не для злодеев. Первую иномарку там увидали, не было их раньше. Ого, вот это что, «Волга» что ли новая. Тетрисы стали появляться, сидит мужик с маленьким телевизором, ни чё се! А потом, кто-то из ребят местных и притащил. Как мы очередь занимали, дай мне дай, ну даааааай.


  Мне невероятно повезло, попал я в больницу. Как раз в начале зимы. Отвезли в город, в инфекционную закрыли. Сейчас не помню, сколько я там пролежал, но довольно прилично. Целый курорт, отдохнул, как на море съездил. Бабуля в детстве возила, знаю. Вернулся в часть уже после нового года. Отдохнувший, румяный, рожу наел, в кубрик не входит.


  Внимания раньше не обращал, как оказывается по-разному маршировать строем, когда ты пустой, а когда у тебя на плече автомат висит. Синяки да ссадины от автоматов, постоянные спутники наши. Весло это, автомат с прикладом на плече, когда висит, а ты в строю, такие тумаки всем тем, кто рядом раздаёт, только в путь. Повернулся к одному, повернулся к другому, а глядь, соседи твои стоят, огорчаются. У одного глаз подбит, у другого нос набок. Страшное орудие этот самый калаш, длиннющий, тяжеленный и очень опасный. А штык-нож у него совсем беспонтовый, тупой и хрупкий.


  Я однажды кончик такому отколол. Стоял в карауле, а когда солдату делать нехер, он нет не яйца лижет, он дурью заниматься начинает. Штык к автомату прищёлкнут, а на земле стекляшка валяется, дайка я её зарежу, проткну как копьём. Штыком проволоку колючую резать можно, а стекляшку-то и подавно. И кааааак я её пырнул автоматом, а штык взял, да и откололся, гадина. Смотрю я на это и пребываю в ахере. Так, до Финской границы четыре тыщи километров напрямик, стоять в карауле ещё как минимум десять минут, добежать успею. А не-то, товарищ старшина, кааааак шмякнет о своё пузо. Ага, любил он это дело. Возьмет за ремень солдатика обыкновенного, он правда называл таких, долб*ёб необыкновенный, и как шмякнет о своё пузо много метровое, так и дух из такого вылетает, а дух не всегда пахнет фиалками. Уважали, короче мы его.


  Так служба и шла своим чередом. Дембеля наши по домам все разъехались, черпаки стали дедами. Ну а мы разумеется черпаками.
К зиме постарели, заматерели, пришло новое пополнение, стало шибко легче жить. Даже постоянно жрать желание куда-то подевалось. Хватало того что давали в столовке. Невероятно, хлеб стали недоедать, а про добавку хлебную и вовсе не вспоминали. Прикрутили подковы на каблуки. Тут у старшины был целый ящик. В учебке, сержанты, колхозили чего-то. А тут пожалуйста, бери сколько хошь, роту стало не узнать, все ходят в сланцах, трико и свитера, как и не армия совсем. Даже в курилку так ходили. Никаких зарядок, сон после обеда, правда только для тех, кто в караул заступает. Наверно из-за войнушки в Чечне. Да, когда там началось, мы все, как один, бросились к ротному, заявления писать. Какой пацан без войны, ну как она там без нас, захиреет. А он, он и говорит, ну потом, когда у него матные выражения кончились. Ребят, мамок-бы своих пожалели, там вовсе не пионерлагерь, там убивают, там руки/ноги отрывает. Не пустил он нас короче, ни одного рапорта не подписал.


  На ужин ходить стали редко, после отбоя пошлёшь молодого кого, принеси там всякое. В столовке свои, картошки нажарят, масла кучу таблеток навалят, песку отсыпят. Сидишь в комнате Ленинской, чаи гоняешь, никто не трогает.


  Стали мы ходить в город, в увольнения и так, в самоход. Да и вместо подков, забивали в каблуки шарики от подшипника или дюбель-гвоздь. А они каленые, крепкие, в магазине каааааак шваркнешь пяткой, так такие искры из-под неё, ууух. Ходишь, цокаешь, куда там твоей лошади. Девчонки-продавщицы перешёптываются, смотри-смотри, у них подковы. Стали кушать всякое, вкусное, городское. А то дадут зарплату, купишь на неё банку сгущенки и батон, все, зарплата кончилась, жди следующей. Как-же мы все поголовно мечтали, накупить сникерсов, сгущенки и жрать, макая сникерсы в эту самую сгущенку. Родители стали присылать деньжат, стали покупать и винца конечно. Друзья стали на вакантные места в столовке, в офицерской сауне, в клубе и прочее.


  Жизнь потекла как в сказке. И тут вдруг, в один не прекрасный день, пожар на складах возник. А везде тайга, лето, жара. Ладно, не лето это было, май месяц, но жара небывалая. Вдоль железки, которая идет в базу, к складам, валяются в раскуроченных ящиках, боеприпасы под открытым небом. И ходит там какая-то древняя паровозина, пуская искры кругом и дымы. Так вот искры и выпали на высохший мох прямо у этой железки, слава Богу, хоть не на боеприпасы, а на другую сторону от неё. Паровозик этого не заметил и укатил себе в вонючую даль, укатил, а пожар оставил. И караульный, который был на кругу у этого места, увидал и мгновенно поднял тревогу по извещателю, доложив о ЧП в караулку. Что тут началось. Крики, стоны, у некоторых офицеров истерика, как-же, ежели че бабахнет, легко достанет до атомной электростанции, а уж если бабахнет она, всю область снесет. И вместо того чтобы выть и в истерике кататься, все ломанулись на тушение пожара. Я так никогда не бегал, хоть и грамот полным-полно за бег было. Даже, пожарная рота на своих машинах позже прибежала. Прибежал танк без башни, с отвалом деревья валить, даже, пожарка на базе маза-урагана прикатила со своей огромной водяной пушкой. Потушили, праздник потом такой закатили, прям пир. Тогда-то я судьбу свою и усмотрел там, недалеко, прям у железки. Прям у ящиков, да что там, прям в них я её и увидал.


  Когда я потом ходил на круг, всегда посматривал туда, все выглядывая, че там есть интересненького. Конечно я разглядел. Это были последние деньки в моей жизни, в которые я имел роскошь, видеть. Вот, в один весенний майский день, нет, скорее вечер конца мая, я решил, пора. Спрятав автомат около внутренней колючки, пролез сквозь неё и подобрался к валявшимся все там-же ящикам с боеприпасами. Оглядел кучу с ящиками, выбрал понравившиеся патроны к крупнокалиберным пулеметам. А там и к пушкам авиационным лежали, в контейнерах небольших, взял и вернулся на круг, продолжать как ни в чем не бывало: бдительно охранять и стойко оборонять свой пост, нести службу бодро, ничем не отвлекаясь и не отлучаясь, не выпуская из рук оружие и никому его не передавая, включая и тех лиц, которым я подчинен. Это была цитата из устава караульной службы. Прошло 30 лет, я до сих пор его помню, вот что творили деды, ну и ночные построения.


  Очень весело поджигать артиллерийский порох, он как макароны, только много дырочек внутри. В туалете у нас, высота от перегородок до потолка, метра, наверное, два, так пламя лизало этот самый потолок. Туалет — это священное место, тут зимой ведут многочасовые битвы, великие грешники, которые провинились перед нашим старшиной, товарищем прапорщиком. А победить они все желают, огромные пирамиды, нет, не те, которые схожи с Египетскими, хоть и возводят их тоже человеческие существа в зимний период. Они вырастают из самых глубин ада смердящего и вздымаются как горные кряжи, поднимаясь из дырок, над которыми колдуют солдаты, справляя большую, а порой и очень большую нужду. И вот, когда они начинают мешать великим думам, выходить из товарищей бойцов. Товарищ старшина бросает в бой чудо залётчиков, ибо, обычные залётчики там будут бессильны. Эти долбо**ы с таким яростным азартом начинают их крушить, что кажется порой, на этот раз, наш туалет не устоит и падет смертью храбрых. А звон стоит аж до самого штаба, потому что, крепка и не сокрушима солдатская дума, выходящая из солдат, особенно после месяца перловки и горохового супца. Да, залетчиков попроще, старшина бросает на пожелтевшие, съёжившиеся сугробики. Они напоминают загадочные письмена иных цивилизаций, которые может, нам тщатся что-то поведать. Возникают они обычно почему-то ночью, в самый таинственный час, час ссущего оленя, ну так их старшина величает.


  Вот и возжигали мы там развеселые фейерверки. То Красочки серебрянки с марганцовочкой, то порохов всяческих. И пришла однажды, кому-то идея замечательная, а давайте посмотрим, а че там внутри пулек-то таких огромных. Ну и ковырять их стали с усердием немалым. А пульки-то не простые оказались, нет не золотые, а разрывные, взрывчаточка там была. Ну и крепкие-же они оказались, взорвалась одна такая у меня в руках не сразу. Долго её сначала грыз один мой товарищ, ага, прям зубами, прям своими, как хищный зверь. Но не захотела она во рту у него бабахнуть, пожалела видать дурака. Тут за дело взялся я, достал гвоздь и как засунул ей куда-то, по самые помидоры, тут она и оскорбилась. Помню только, как сейчас писать модно, громкий хлопок и всё, и не вижу ничего, и рук не чувствую, но течет что-то. А боли нет, совсем нет.
Подхватили меня под руки мои корешки и повели в санчасть. Там после ранения в Чечне, дослуживал санинструктор один. Он один только и не охерел от увиденного. Схватил, усадил, перехватил руку левую жгутом, вколол чего-то, не знаю зачем, так как боли я, так и не почувствовал. Сижу и спрашиваю у ребят, а че я руку свою не чувствую?  Да так, ниче, все норм, отвечают мне эти гадёныши. А че я не вижу ничего? Спрашиваю опять? Отвечают мне они, так все лицо в крови, может и вправду, ничего про глаза видно не было. Но руку-то, руку-то мою они видели, паразиты. Так и повезли меня в городскую больницу, руку чинить. Привезли, положили на каталку, раздев до костюма Адама. Лежу, мёрзнуть начинаю, трясти стало меня капец как. Простынку набросили и повезли на рентген. Руку левую ломить стало нещадно, но вот сюрприз, болела она не там, где оторвало, а там, где жгут был. Они его так и не снимали, а он прямо на бицепсе был затянут, вот мышца эта и болела нещадно. Просил я их, ребят, ну снимите вы с меня этот проклятущий жгут, сил огорчаться больше нет, как не мужчина скоро поступать стану. Неа, терпи, огорчайся и все тут. Потом пилить стали кисть, ага, прям пилой. И тут я такую боль почувствовал. Может и закричал чет, а может и нет. Но боль прошла, вкололи видать чего-то. Потом повезли в госпиталь, в областной город. Там зрение починить пытались, но плохо это я уже помню. Наверно напичкали всяким. Столько наркоты я и не видел, сколько в меня тогда вероятно впихнули. Очнулся уже в госпитальной палате, на другой день.


       Часть третья. Новая жизнь.


  Очнулся не знаю через сколько, все забинтовано, глаза, обе руки и так, везде понемногу. Слышу, в палате парни какие-то. Здоров ребят. Оказалось, борт с Чечни только пришёл, увечных да калечных, чуть больше чем до хрена. Лежал я в глазном отделении, вставать сколько-то дней, мне не разрешали совсем. Кормили меня пацаны, тазик тоже они подставляли. Представляете, каково это молодому и недавно здоровому, полному сил пацану? Ниче, терпеть теперь мой конёк. Через какое-то время разрешили немного ворочаться. Потом сняли некоторые повязки. Все это длилось и длилось. Потом вставать начал, кисть правую развязали, цела оказалась, ну почти. Практически я ничего не чувствовал ею. Болей не было, вернее не так, боли бывали в левой руке накатами. Ничего нет, потом начинает, нарастает, нарастает, а потом бац, огненный шар лопается перед глазами и все. Потом по новой. Пацаны говорили, дергался я тогда сильно, а когда нарастало, съеживался весь, от страха наверно перед огненным шаром. Да, ничего не видел, а шар этот гадский, всегда отчетливо и красочно, да и кисть свою левую, я и сейчас чувствую отлично, каждый палец, каждый ноготь. Даже каждым пальцем в отдельности, пошевелить могу, даже мышцы и жилы двигаются под кожей, ниже кисти. Тридцать лет прошло, а кисть как сейчас со мной. Где она теперь, кто её вместо меня любит? Не знаю, что были это за накаты с огненными шарами и взрывами, но выматывали они меня качественно. Но я по-прежнему, только огорчался, мужчины ведь не плачут. На самом деле плачут конечно, но по другим поводам. Слышал такое, после взрывов домов в Москве, после захвата школы в Осетии. Еще как плачут, и очень страшно такое видеть. Стал приходить психолог, вести странные беседы, о будущем, о другой, иной жизни. Стали делать уколы в глаз, уколы прям болезненные, по-настоящему болезненные. Делали не мне одному и расползались все как тараканы травлёные потом по углам. От ахера отойти, в коем пребывали некоторое время. Ходили мы на перевязки в другие корпуса, каких калек только не повстречал я в своих перемещениях, но без зрения, был только я один, гордиться прям можно, своей исключительностью. Стал ходить на иглоукалывание, увидел сразу действие иголок. Как только воткнут мне их в ухо поглубже, так рука болеть переставала, наверно помогло. Но накаты никуда не делись.

Если шрамы украшают мужчин, я теперь невероятный красавец. А осколки до сих пор иногда ещё выходят из меня. Спустя тридцать с лишком лет.


  Приехала мама, но в госпиталь её не пускали. Приехала она для того чтобы полежать со мной в городской больнице, там приезжал какой-то профессор и госпиталь договорился с ним на глазную операцию мне. Вот тогда и надо было со мной полежать в больнице. Ослаб я очень сильно, больница недалеко, но пешком я шёл очень долго, с длительными остановками и посиделками, как древний старик. Да и рука моя правая, не шибко хотела развиваться, сил и в ней не было тоже. В кулак я её сжать даже не мог. Наверно все время пребывал я в ахере, так как реагировал я на все это вяло, без особых эмоций. В потерю зрения я не верил, все наладится как-то. После операции, обратно перебрался в госпиталь, бедная мама. Уехала она опять домой, рассказали наверно ей уже тогда, что видеть я стану примерно никогда. Период тот совсем не весёлый, но сейчас, вспоминать его я могу совершенно спокойно. Сам я мог, ложку держать, сигарету курить ну и в туалет ходить. Это были все мои достижения за два месяца в госпитале. Когда Леха, друг мой лепший, сильно потом, повредился толи на горных лыжах, толи на квадроцикле говорил мне ходя еле-еле, знаешь, как плохо чувствовать себя беспомощным. Неа, не знаю, даже и не слыхал, как это.

Да, оказывается на Урале тоже есть белые ночи в июне и светло. Видели как-то пацаны из окна монашку бородатую, именно женщину и именно с бородой.


  Раны мои затянулись, пора было собираться до дома, до хаты. Свезли меня в местный завод протезирования, но там мастер сказал, что отёки с руки пока не сошли и протезировать бессмысленно. Предлагали мне маленький, аккуратненький протез левой кисти на двух пальчиковых батарейках. Но видать не судьба. И отправился я на родину, домой.

Дом, милый дом. Это самый не любимый мною период. И вспоминаю я его совершенно неохотно.


  Приехав из госпиталя сначала в часть, меня там видимо водили всем в назидание, я не в претензии. Только сам виноват, сам и отдувайся. Пацан ты или кто? Да, слово пацана и сейчас для меня много значит. Не это тупое кинцо, недавно которое вышло в прокат. А та, наша жизнь, жили которой наверно тысячи мальчишек конца великой империи. Короче, настращав наверно до диареи всех солдатиков в части моим видом повезли меня домой. Повезло великим залетчикам что была тогда вовсе не зима, наверно все ломы-бы скрошили они, брошенные на пирамиды. Выпирали-бы они в тот период, вероятно, выше Олимпа с Марса. Из бездонных глубин адских расщелин нашего армейского туалета.


  Вот и дом, вот и все родственники. Сука, как я ненавижу этот период!!! Как-же херово оставаться одному со своими накатами и вспышками в конце, реже они не становились. Одному плохо было просто физически. Мысли дурацкие, отвлечься никак не можешь. Не книгу почитать, не пройтись по лесу за посёлком. Частенько жил у бабули, наверно, самый любимый мною человек. У неё был свой дом и можно было спокойно выходить в сад, на улицу. Сентябрь в том году выдался жарким, и я загорал в саду на лавке. Конечно приходили мои друзья, конечно всплакнули девчонки одноклассницы, ну конечно я повидался с той, той, которую, которая, оказывается была мне очень дорога. Да, мы сами кузнецы своего счастья, сами его херак, и просираем с легкостью, а когда до тебя доходит, чувак, а всё, да да, всё ты уже просрал, такое порой накатывает. Куда там моим накатикам со вспышками в конце. Да, тяжёлый период в жизни это был. Конечно сразу, от меня друзья все разом не отвернулись, но потихоньку, помаленьку. Как в песне поётся, мал по малу, растворились как туман по утру. Я вначале даже, на дискотеки ходил, даже медляки танцевал с девчонками, благодарен им, даже и было. Но самоубиться я хотел все чаще и чаще. Конечно выпивал, но так, умеренно, ктож калеке нальет много. Растворилась и та, та самая, единственная.


  Скорее всего, весь тот период, я вам не расскажу, не знаю, сейчас вспоминать мне его тяжело, или тогда было также. Но до суицида я не дошёл, это было позже. Жить не хочу я и сей час, но ничего делать не стану, взрослый я уже и ответственность за прирученных никуда не денешь. Да и характер того раздолбая тоже. Шутки у тебя все дурацкие, так говорит жена все время, а Алиса, та что живёт в колонке, говорит вовсе даже наоборот. Уйду я к ней, узнает тогда жена. Ууууу её!
Больше всего убивала совершенная беспомощность, откровенная, полноценная, ничем не замутненная. Я даже зубы сам не мог почистить, ну как я без зрения и одной руки, пасту положу на щетку? И бриться я тоже сам не мог, и мыться тоже. понимаете? Как-же было тяжело моим близким, я стал капризным, нетерпимым и очень вспыльчивым, ну да, еще и очень обидчивым.


  Оформили пенсию, первую группу дали сразу, с первого захода. Губернатором был тогда Немцов, бабуля достучалась до него, он пообещал свозить меня к Фёдорову в Москву.
Возила она меня и в наш областной завод протезирования, небо и земля, в сравнении с тем, Уральским. Не в пользу нашего. Старьё допотопное, дерьму мамонтов ровесник. Предложили мне там чудо чудное, диво дивное, огроменную хрень, с ногу размерами. Представлял из себя протез этот нечто диковинное, на крагу хоккеиста очень похожий. Громоздкое, здоровенное, тяжеленное, но зато работающее. Как рука терминатора из фильма, только страшнее и громаднее.  Кэмерону надо было у этих умельцев заказывать терминатора. Ага, оно еще и двигалось, пальцы могло сжимать, а иногда и разжимать. Толстенный шнур тянулся от этого страшилища куда-то в недра пинжака или куртки, смотря что одето на так сказать пользователе, и в его глубинах входило в здоровенный аккумулятор, не как у автомобиля конечно, но с видео кассету размером точно. Ха ха, две пальчиковые батарейки и этот аккумулятор. В очереди наслушался я различных историй про его поюз. О том, например, как в автобусе, он возьми, да и заглохни в самый нужный момент. Твоя остановка, а он пальцы не разжимает, а ты за поручень держишься этим протезом. Так и проезжаешь мимо, грустным взглядом провожая свою остановку по третьему разу. Отказался я от такого чуда новейших Нижегородских разработок. Остался я короче, бандитом одноруким. И сейчас также хожу, в карман левую руку засунув. Потом была вторая попытка, хотели из меня героя фильма – вспомнить все сделать, не, не ту тетку у которой три сиськи было, другого. Был там один, кисть свою снимал, а там бац, два огроменных пальца, я бы сказал, два огроменных палица. Где столько понабрали уро… Вот и мне нечто такое предложили. Давай говорят, распилим до локтя левую твою руку, конечно мою, свою-то им жалко было, а потом, сделаем вместо неё два пальца. Отказался я и от этого.


  Откопала бабуля знакомых со слепыми и достала путевку в институт по реабилитации незрячих в Волоколамске. А я все ждал, когда-же когда я снова стану видеть, я очень сильно в это верил, но вера моя увы, не спасла меня. Достав путевку в институт реабилитации, на октябрь этого-же года, бабуля всерьез собралась меня туда сплавить. Милая бабуля. Как я не хотел туда ехать. Зачем мне туда ехать, для чего? Взывал я к ней. Она конечно меня развела, она сказала, сынок, там тебя научат пальцами читать книги. Это был удар ниже пояса. Книги читать я любил очень, была у меня целая коллекция фантастики, перечитал всё у знакомых и друзей. Когда конечно видел. А тут такое, снова мои любимые книги, конечно я поехал. Но читать книги пальцами, это совсем не то что я подумал.


  Реабилитация. Привезли меня в Волоколамск родители, обошли мы всех нужных врачей и заселился я в комнату где было несколько таких-же, незрячих, один даже, как и я, без одной кисти. Да, психологи там не зря свой хлеб едят. Это мне помогло очень сильно. Я первый-же день научился чистить зубы самостоятельно. Легче пареной репы, как заявила потом моя жена. Оказывается, чувак, нахера тебе пасту ложить на щётку? Ложи её сразу в рот, а потом и чисти себе щеткой зубы. Элементарно! Чё чё, ты бриться не умеешь? Пошли, ща покажу и показывали. Какая-же огромная польза от этих институтов, только что ослепшим. Были здесь и люди получающие профессиональное образование, различные профессии. Была тут и моя жена, только она пока об этом не догадывалась, как и я, впрочем. Стали нас там учить элементарным вещам, самообслуживанию, ориентированию в городе, физкультуре, ну и конечно чтению пальцами. Как-же я охерел увидав букварь, чудище это весило полпуда, было размером с сундук, а самое главное, там были специальные буквы, шрифт Брайля. Он совсем не похож на привычные зрячим буквы и цифры, книги огромны, их мало и только в специальных библиотеках. Эх бабуля бабуля. Но я всех простил, меня отпустило, я понял и пацанов друзей, и ту, самую, единственную. Живите с Богом.


  Тут конечно были вездесущие психологи, меня им и отдали на растерзание. Они меня почти до смерти заговорили, прописали мне и всяческие процедуры, с ваннами да жемчугами, пузырики это такие, как джакузи почти. Смотрел я кинцо какое-то до армии, сидит там мужик в чане с кипятком и прется, кайф ловит. Вода бурлит, пар валит, а ему хоть-бы что. Как думаю ему не горячо? А вот тогда и понял, как ему не горячо. Были и какие-то еще процедуры, все уже не вспомнить.


  Также проводили тама и танцы с обниманцами. Танцы отдельно, мух… простите, обниманцы отдельно. Человек я как мне говорили, высокий, стройный, красивый и полный сил, как короче Карлсон, тот, что на крыше живет. Наврал я, обычный и ничем кроме отсутствия кисти не примечательный. Просто умеющий первое впечатление положительное о себе оставить. Вот и знакомств полно появилось. Но на танцы я не ходил, ну че там заколбасишь из Кар-мена, растопчешь кого сослепу. Нет уж. Ходил в душ, болтал с пацанами в комнате, слушал аудиокниги. Вот последнее было величайшим для меня открытием. Я был просто потрясен, так просто слушать книги, оказывается. Целая библиотека в этом институте. В Нижнем тоже есть, мафоны выдают с четырьмя дорожками и скоростями.


  Никуда не ходил, а знакомые все появлялись, сосед и сказал, давай пошли, познакомь меня с ними, вот шалунишка, а женато его, дома с ребеночком нянчится осталась. Ну пошли конечно, че мне жалко, что ли, женато его, не моя. Пошли куда глаза глядят, а глядят они у меня прямо в никуда. Шли шли и все, пришли. Сидят какие-то девчонки, здравствуйте девочки. Прямо как в том анекдоте про слепого и одноглазого. Познакомились, разговорились, ба, смотрю, жена моя сидит, только не знает этого, да и я не знал этого. Пригласил кто кого, фиг упомнишь, на танцы короче пригласили. Так вот и стали общаться.


  Я всё мечтал в клинику к Фёдорову попасть и вот, перед самым новым годом, новость. Везут нас туда, глазами своими красивыми хвастать станем. Отвезли, проверили, сняли швы, которые мешали иногда. И ничего не пообещали, наше вам как говориться с кисточкой. Приехал я обратно с таким себе настроеницем. Моя будущая жена, да да, мы уже решили, тогда и сказала, а я знала, просто так группу бессрочную не дают. Мудрая двадцатилетняя женщина. Конечно, ей легко, она взрослая, пожившая, а я, малолетний девятнадцатилетний дурачок.


  Когда стало известно моим родственникам, что их кровиночку, захомутала какая-то взрослая, пожившая женщина, да ещё и слепая. Они бросили на выручку тяжёлую кавалерию, прискакала бабуля на боевом слоне. Бог мой, они всерьёз мечтали выдать меня за гуся!? Женить на зрячей женщине дома, пусть и взрослее, пусть и пожившее. Да я ничего об этом доме и слышать не хотел, как и возвращаться туда. Не в моих это было силах. Так что, пропали впустую все бабулины психические атаки. И заклинания она читала, и в бубен колотушкой била, и в хобот слона боевого трубила, и грозила отлучить от книжного чтения, читала она мне вечерами, когда у неё жил.

Отбился я легко:
Я сегодня не такой как вчера. Свежий ветер мои крылья поднял. Кожу старую взрывая на швах, новой кожей я всё небо обнял.

Уехала она не солона хлебавши, покаялась родителям, те заняли выжигате… выжидательную позицию. Ну а у нас, а у нас все было чики-пуки, как с танцами, так и с обниманцами.


  Умер отец жены, она уехала его хоронить, вернулась на самый Новый год. Отметили с друзьями, которые появились у нас там. Была она не очень весела, отца любила. В феврале стали распускать учеников по домам. Распустились и мы вместе с ними. Решили ехать прямо в логовище к заговорщикам, к родителям моим ехать короче решили. Ниче, нас не разлучили и там, решили играть свадьбу, играть тут у родителей. А потом куда нить, или к жене на работу, или в Нижний, бабуле там обещали меня взять. Конечно всегда рядом были люди, полуслепые, полу зрячие, сами мы из Москвы, вряд ли бы доехали. Приехали, познакомились, братья мои приняли её сразу, собака та еще сразее приняла её. Вот гадина, она даже на команду фас не реагировала, хотя учена была шибко. Злющая, чернющая, грамотная. Посмотрела на меня, посмотрела на неё и сказала, да ну вас нах… Ну, таким от неё словом явственно так повеяло. Подружились они короче с ней. Собака моя, даже за ошейник ей себя держать позволяла, даже когда рычала на кого-то и шерсть дыбила. Я ей такого с собой делать не позволяю даже сейчас.


  Приехали родственники практически жены, приехали гости и свидетели, пришли и мои конечно. Друг Леха, друг детства, единственный кто не бросил, не отвернулся. Я ему этого конечно никогда не прощу, всегда помнить буду. Остались конечно приятели одноклассники, даже уже женатая пара из нашего класса. Сыграли свадьбу, все как положено, с загсом, с катаниями и фотографированиями. Памятник Шаляпину, вечный огонь, платья свадебные и все такое. А потом, праздник.


  Решили ехать к жене, на работу устраиваться. Приехали, долгое время ничего мне не могли там подобрать. Какая загогулина поимашь, нет у них таких, нет и опыта работы с такими. Начальник цеха молодец, спасибо ему огромное, поддержал, придумал и сделали наконец. Взяли меня на работу. Стресс для меня конечно, чужое место, много незнакомых людей, все самостоятельные, давно ослепшие. Зато подальше оттуда, где та, та самая. Тут лучше, тут меня все знают только таким, незрячим. Стали жить, работать, притираться. Конечно с шероховатостями, какие-то запчасти вовсе не подходили. Пришлось сложно. На работе-то как раз, все было замечательно. Не замечательно было в ячейке общества, в семье нашей. Амбиции, свои хотелки и эгоизм, да и мои накаты никуда не делись, даже и не собирались. Выходишь из дома и тут как бабахнет этот самый взрыв, яркий, жаркий, неожиданный, так и шарахаешься от него. А никто его не видит, никто не понимает, даже мама, даже бабуля. Моя умная, образованная бабуля. Никак они понять не хотят, не вижу я, ну не вижу, че хошь делай, не увижу и все тут, хоть ты тресни. Да, наверно у родственников пострадавшего, тоже ПТСР бывает. Только было это в те старые, стародавние времена, когда про такое мало кто слыхал, лишь Афганский синдром и слыхали. Хотя Чечня вовсю полыхала. Помню, после фильма Невзорова – Чистилище, такой интерес ко мне проявился. Каждый считал своим долгом, подойти и спросить. А ты там был, видал такое? Да не был я там, не видал такого и другого тоже не видал. Мне моя болячка ближе, роднее, ярче бабахает что-ли. Со своим проклятым накатом.


  Стал попивать, стал до усрачки попивать, не запоями, но до потери человеческого облика. Только в выходные, но все буйнее и буйнее. Как-то жили, жена забеременела и ушла в декрет. Жизнь легла в колею и пошла по ней, не шибко быстро, не шибко ухабисто, как у всех наверно вокруг. Даже та, та, которая, снится меньше стала. Да, я вижу сны, такие, как и раньше, такие-же яркие, сочные, красивые, цветные, я там вижу. Хоть и помню о проблемах со зрением, но так, на заднем плане. К родителям ездили все реже и реже, появились тут новые знакомства. Только к Лехе, женился он, остепенился.


  Вывозили нас, практически весь завод, на волгу купаться летом, зимой на холмы, кататься на санках и спортивных матах. В лес по грибы, тех кто зрячими были, а как же, зрячие тоже работали у нас. Вот один раз и мне пришлось по грибы ехать, а че там не уметь-то, как на рыбалке, наливай да пей. Брат ко мне приехал, а как раз наших в лес повезли, я ему и говорю, поезжай, грибов наберёшь. Один он ехать отказался наотрез, пришлось мне ехать с ним вместе. Вывозили на нескольких грузовых машинах, народу битком. Когда мы пришли к машинам, начальник чуть дар речи не потерял. Ты чё, тоже с нами? Ну да, тоже с вами. Только не отходи ладно? Конечно, куда я отойду, один-то, даже по нужде, даже по очень великой нужде. Грибов тогда полным-полно в лесах было. Приехали в лес, набрали все грибов на похлёбку, сварили и стали отмечать начало. А утром следующего дня, все разбрелись собирать грибы уже для себя. Грибов там, где я рос было тоже не мало, во время работы перелезешь через забор, а там лес и грибочки, после работы домой идёшь с пакетом, на ужин картошку с грибами мама пожарит. Очень любил собирать грибы, работать нет, а собирать да. Так куда нас привезли, грибов было больше чем листьев. Брат приносит очередное ведро и говорит, а че, городские совсем грибы собирать не умеют? Полно подосиновиков стоит открыто не тронутых, да все хорошие, крепкие. Дело всё в том, что приехали все сюда за белыми грибами, вот только их и собирали. Так и брат в итоге, одних белых насобирал, десять пластиковых ведёрок, в две сумки, мечта оккупанта, клетчатые, из девяностых, с рынков. Долго потом ему грибы эти мерещились, даже, глаза когда закроет. Полноценно короче жили, практически как нормальные люди.


  Перед родами, уехали мы к родителям, страшно одним-то, там жена и родила. Девочку, доченьку. Приехали мы в роддом, дали мне её на руки, страшно мне, маленькая она, хрупкая. Собирались там пожить несколько месяцев, но начались скандалы и проблемы с родителями, уехали втроём обратно к себе. Ничего, справлялись. Родители стали частенько набегать, а вдруг че натворят с дитем-то. Че, съедим что-ли? Короче, так и росли. Приедут, поохают и обратно уедут. Ладно, это всё брюзжания мои, помогали конечно. Приехали как-то, дочь уже довольно большая стала, бабушка подойдет к ней к кроватке, руки к ней протягивает быстро, как обычно делают. А она и вздрагивает, как будто у неё свои накаты происходят. Че за дела, че с дитем? Срочно к психиатру! А когда мы подходим, когда мы берем на ручки, все нормально. , ты зачем ребеночка нам, зачем внученьку свою пугаешь? Оказывается, ребенок наш, к резким движениям не привык, он их пугается. Мы всегда плавно, медленно, а то ткнешь еще её куда нить, ну его. Стала бабушка подкрадываться к внучке своей издалека, так чтобы она видела её, так все потихоньку и наладилось. Накаты мои, как-то взяли, да и свалили от меня, даже не предупредив, куда это они. Руку вот только я все равно чувствую всю, беспокоит она меня всегда. Как будто током кисть бьёт, или отлежал. Покалывания по всей кисти постоянно, то тише, то сильнее.


  Дочь росла, мы взрослели, умнели, наверно. Стало постоянно не хватать денег, весь импорт подскочил до небес в цене. Кризис дефолт поимашь. Потом, пришёл Путин, замочил всех в сортирах, как оказалось потом, не всех. Дочь пошла в садик. Специально платили человеку, чтобы он водил нашего ребёнка туда. Люди порой завидуют нашим пенсиям, да еще и работаете, куда-деньжищи-то такие. А вот, туда, ты сама своего ребёночка в садик водишь, а нам платить приходится. И так везде. Куда сходить, уроки сделать, подшить чего и так далее. Я думаю, это шибко не умные так думают про наши пенсии, но таких гораздо меньше чем людей разумных. Хомо понимаешь цапусов. А те, хомо жадобусы. Жизнь катилась дальше, родили и друзья наши, Леха с женой, тоже девочку. Стало нам всем веселее, играть они стали вместе, но это не всегда. Не часто приезжали мы друг к другу. Тут у меня и замкнуло что-то, таблеток я нажрался. Жаль жена пришла не вовремя с работы, откачали, однако. После была еще одна потуга, но тоже как видно не удачная, и все, как отрезало потом. Ругались может мы в то время часто с женой, а может та, та, которая все не отпускала никак.


  Вот и школьная пора началась, учеба там, уроки. Бабуля у меня учитель, приехала, за один день дочь читать стала. Сколько мы с ней бились, сколько учили буквы, ну не читает и все. А тут, буквально за один день. Профессионал! Дали нам ордера на эти квартиры в которых мы жили, первоначально как в общежитии. Стали мы владельцами двушки, прямо у завода нашего. Да, самостоятельно стал я ходить на работу, боялся по началу один, однако. Жена вышла на работу, с деньгами стало легче. Жить стало лучше, жить стало веселей! Обменялись в соседний дом на трешку с доплатой. Подумать только, нам трешка встала в 100000 руб. Да и то, по 15000 руб. вернули налогами нам всем троим. Нам с женой сразу, а дочери, когда выросла и укатила от нас в мегаполисы свои гнусные и Богомерзкие.


  Стал я увлека… а нет, не так. Заболел я и сильно заболел, как говорит Маменко - наверно сглазили меня. Стал я после этого литературку всякую почитывать, учения всякие посматривать. Да, компухтеры уже тогда появились, даже и у нас появился. Купили мы его и тут понеслась душа в рай. Как я его осваивал, материалов мало, сети читай нет, рассказать, как незрячему освоить компьютер, тоже некому. Где-то там, в Богомерзких и гнусных мегаполисах бродили такие диковинные люди. Они-то изначально и помогли, потом нашёлся и в нашем городе такой умелец. Он-то мне и показал многое. Сам он зрячий, как используют компьютер незрячие он не знал, но знал прекрасно сами компьютеры. Так, путём проб и ошибок, овладели мы сим агрегатом волшебным. Вот где-книг-то привалило. Сначала в специальных, цифровых библиотеках на дисках CD. А потом и тырнет подъехал. Да, песенку на первых, можно было качать целый час, да и был он к телефону подключён. Да не к смартфону, а к проводному прости Господи. Смартфонов тогда и в помине не было. Читал я читал, применял я применял, практики всякие, но куда там без ихнего мескалина с пейотом да Дона Хуана. Даже библия и добротолюбие не помогло, на вопросы: кто я, зачем всё это мне, ответов так и не получил. Перебрался в противоположную часть света, до Индусов. А там, ничего глотать не надо, сиди себе, да пуп свой созерцай до открытия третьего глаза. Глаз я так и не открыл, но пить, да и курить заодно, бросил навсегда. Тут жена поняла, не зря мужик-то на пуп свой смотрит. Пусть его, чревовещать-бы не начал басом поповским.


  И сообразила она, да так ловко, что я опомнился только у кабинета узи, когда мне сказали, дорогой, у нас будет двойня. Вот это поворот, повторил я за гоблиным, а потом захотелось мне не только повторить. Убежать к маме под юбку. Пришлось как настоящему пацану, отдуваться за свой базар. Говорил я видимо когда-то чего-то, обрадовался я очень. А тут и подарки подъехали, ипотечный кризис там, у этих, у партнёров. Да, кризис у них, а страдаем мы. Опять стало нам не хватать денег. Родила жена уже тут, дома. Родились малюсенькие, в детском отделении доедали нужную массу. Мне че, я не пью, от недосыпов как пьяный по углам шарахаюсь. На работу как волк на луну вою, работааааать хочу. В командировку-бы в Антарктиду, хоть на срок малый, лет на пять, пингвинов с медведями белыми скрещивать. На обоих полюсах будут тогда все и запоминать не надо, где кто водится. Вон в Китае, не водятся не те, не другие и запоминать ничего не надо. Короче, как бабка все проблемы отговорила, все растаяло в утреннем тумане. Зажили мы тогда, полноценно, качественно, на совершенно другом уровне. Одного моешь, второй ждет, орет, берешь второго мыть, орать начинает первый, и так по кругу, чего-бы не начинал с ними делать. Жена лежала на сохранении, там лежала одна женщина, так у неё была тройня, я как вспоминаю про это, так меня колбасить начинает. А что, если бы это было у нас? Еще и третий орёт, капец. В тот год у нас на предприятии, вирус какой-то наверно появился, забеременели сразу одиннадцать женщин, начальник по потолкам бегает, волосья на голове дерёт. Где я столько замен найду, рабочих высококвалифицированных? Сейчас наверно, губернатор начальника, за такое наградил-бы серьёзно. А девчонки все ходят довольные, улыбаются загадочно, подозрительно все это. Было тогда три двойни, а остальные по одному, но девчонка была только у нас. Знай наших, меня короче. Такое могут не только лишь все, вернее, мало кто не только лишь может.


  Стала работа появляться, слава Богу, на работу как на праздник, никогда еще не звучало так искренне. Я с такой радостью туда уходил с утра, хоть там покемарю немножко, прислонившись к штампу многотонному. Бухает, ну и пусть себе бухает, спать не мешает. Однажды очнулся, флэшбэк, думал, теперь я в армии, в Российской армии, ооо. Спать хотелось всегда, совсем как в юности, как в карауле. И ничего, ну и хрен с этой армией, Российской армией, отпустило окончательно. И та, та, которая эта, тоже отпустила. Как-то были где-то в гостях мои родители и была там та, та, которая эта, попросила мой номер у родителей, позвонила, пообщались, не здорово ей. А мне здорово, у меня двойня родилась, я так утрахиваюсь, что на всякие там рефлексии тупо нет сил. Только неделю после звонка как в тумане жил, выл на луну ночами. А в голове только и крутилось, а ведь я тебя любила. Боже мой, что я натворил!? Да, не поправить уже ничего, дальше жить надо. Перезванивались потом ещё какое-то время.


  Но было это давным-давно, сейчас уж еще три кризиса, один за другим подъехали. Майдан, у людей развлечение, а Россияне голодали. Потом ковидла эта самая, кто-то опять, слопал чет на рынке, а страдать опять нам. В марте думали, да ладно, дома три дня посидим. Потом, на месяц продлили, думал, с ума сойду, дома сидеть столько. Через четыре месяца, с неохотой вышел на работу. Жена думала, в апреле я умру, скорую вызывать я ей не велел, в красных зонах этих, еще страшнее чем дома. Лежишь себе, дышать не можешь, все как в бреду. Теперь вот новая напасть, кто-то бабки делит, толкая мир к пропасти, а страдать снова нам.

Господи, угомони их уже, а! Только ноутбук купил новый, дай хоть по кайфовать.


  Вывозили детей к морям/окиянам, в Питер несколько раз, развивали короче. Леха брал старшую на «Волгу» с палатками и ночёвками. Мы так и сами вместе с ними ездили тоже. Ночь, костёр, огромная луна над головой низко-низко. Рыбу на лодке ловить. Подцепил Леха рыбу на спиннинг, а дочь младшая схватила подсачек и раз, рыба поймана. Будто учил кто. А какая уха была потом! Чадо вот старшее в мир из гнезда выпихнул, уезжать еще не хотела. Вторая теперь к ней, учиться типа, укатила. Хорошо хоть мы с запасом рожали, как знали, еще один у нас остался, мальчишка, ленивый. Настоящий мужик, сидит у телика целыми днями, смотрит всё чего-то, пива в руку не хватает. Ну куда он без телевизора? И правильно, че там делать в их мегаполисах гнусных и Богомерзких. Дома пускай сидит, у мамы с папой. А то услышит слово свобода, значение его узнает и все, тю-тю, тоже из гнезда упорхнет. Пускай уж доучиться, в армию сходит. Уж я ему про неё такого наболтаю.


  Радовать стали они нас несказанно, с женой все шероховатости затерлись, счастлив короче я стал.
Мужики, пупы свои созерцайте почаще!
Капец как стал я трястись над чадами своими ненаглядными, души в них не чая. Так и носил, так и тискал, все время беседы с ними разговаривал. Ужасть как я за них боялся. Гаденыш тут один, про ювеналку рассказал, сволочь проклятая. Умненькие да добренькие они у нас были, даже в школе потом. Дочь могла все что хочешь мгновенно освоить. Не любила она, если кто что лучше делает. Не успокоится, пока не пересилит. Сын начал букву Р, раньше неё выговаривать, стала она переживать, сводили её к логопеду. Показал он ей несколько упражнений и сказал, заниматься чаще. Так она без остановки только этим и занималась. К вечеру и заговорила. Лор потом всё цвёл и пах, вот какая мне реклама хорошая, наивный. Это только заслуга дочери, у которой упорства как у чемпионов олимпийских. Сын вопросы глубокомысленные задавать умел. Смотрели они у нас не телик этот гадский, а ноутбук к телику подключенный и только то, что считали необходимым именно мы. Конструкторы, лего наверно на самом заводе в меньших количествах имелись, не только и лего. Все наверно родители так, когда они не сопляки двадцатилетние, а взрослые, воспитавшие уже ранее детей. Господи, зачем дети вырастают? Какие-же маленькие все хорошие! Какое-же невероятное блаженство, брать их на ручки, прижимать к себе, гладить по головке. Мать из фильма – Брат, всегда вспоминаю, при этой фразе. Люблю юмор чёрный и шутить с серьёзной мордой лица. Дети порой и не понимают, раздуплить никак не могут. Пап, ты шутишь сейчас или нет?


  Пролетел садик, началась школа. Это был шок. Старшая дочь стихи не зубрила никогда, приходила из школы, она их помнила уже наизусть. Пока там, в школе их все читали. А эти, какой-то капец, звездец и все вместе сразу. Стихи не запоминают, постоянно слова местами переставляют, чет все пропускают. Даже дочь, которая могла всё, быстрее всех, лучше всех и красивее всех, тут была, как и все. Наверно, это потому что мы старшую растили на аудиокнигах, видак появился у нас поздновато. Да и то, зрячие спрашивали, а вам зачем? Как будто, дочери у нас тогда не было, странные люди. Я же не спрашиваю, зачем ты от жены гуляешь, хотя вру, спрашивал, а он в ответ, да ты просто не видишь, они все такие красивые. Так вот, старшая росла на аудиокнигах и могла их главами цитировать. А эти на видео-передачах. Решили мы тогда исправить свою оплошность, аудиокниги им записали и давай включать вечерами. Не хотят слушать и все тут. Ну говорю, расскажите мне ребятишки, про что-книга-то?  А они в ответ, пап, ты че, не видно-же ничего! Тут и понял я, на психологов мне столько не заработать, психику свою уже не поправить. Терять нечего, стали мы дальше с ними учиться аудиокниги слушать. Вот в такое время, мне и попалась на глаза серия книг про котов воителей. Достал я их только в электронном виде, аудио версии тогда еще не было. Компьютеры уже доросли до приличных мощей и мне легко удалось преобразовать текст в приличное аудио, с отличными электронными голосами, похожими на человеческие. Сейчас так и вообще, с нейронками-то. И свершилось чудо, стали слушать, стали понимать, стали рассказывать, воображать. А самое главное, нравится им это стало. Но стихи учить, легче от этого не стало. Зато, книги они теперь читают и много. Младшая дочь великолепно рисует, с моих слов конечно. Но она уже в пять лет такие вещи рисовала на бумаге маркерами. Ничто так не украсит квартиру, как ребёнок красками. Приехала как-то бабушка, зашла к ним в комнату и как засмеётся со всхлипами, с подхрюкиваниями. Оказалось, такие там солнышки, лошадки да прочие непотребства по всем обоям навараканы. Ну конечно, сын-то, тоже помогал. На кухонной стене висит картина маслом, которую она в девять лет на холсте писала, наравне с девушками взрослыми. Короче кружок по рисованию, потом художка, потом дизайнерский институт, так думали мы. Но увы, правда жизни всегда горше наших мечтаний. Художку она забросила сказав, там меня новому не научат, я мол знаю больше. Школу закончила после девятого, дизайна в кулинарном техникуме маловато что-то. Но собирается печь дизайнерские торты. Сейчас у них как раз такой конкурс. Сын готовится стать современным Стивом Возняком и Маркусом Перссоном в одном лице. Посмотрим. Старшая институт по прикладной информатике закончила и ничего. Печатает фигурки на 3D принтере на заказ. И обе дочери учат 3D моделирование. Посмотрим, чего получится.


  Работаем мы с женой все там-же, как и тридцать с лишним лет назад, только техника и электроника, пришла даже и туда. Компьютеры, автоматические машины. Комфорту стало везде, кондиционеры, кулеры, стеклопакеты. Летом дома гораздо хуже, летом работать хорошо, прохладно. Компьютеры да смартфоны освоил на столько, что одно время вёл нечто вроде кружка по их освоению другими незрячими на нашем предприятии, при участии директора, который предоставил кабинет, зарплату и оборудование. Мы все ему благодарны за это. Также выучил несколько языков программирования, оказывается, незрячим это доступно. Правда я освоил только программирования под Windows, под Android среда для разработки мне очень плохо доступна с теми программами экранного доступа, какие использую я. Освоение шло долго и очень со скрипом, всё надо делать в своё время. Каким-же контрастом было лёгкое освоение разработки программ под Android сыном. Оформили мы ему курсы через Госуслуги. Базы данных и программирование под Windows, он освоил уже самостоятельно. Эх, старость не радость. Как легко всё удавалось освоить тогда, молодой был, когда. Раз и готово, бац и сваривать умею, ночью правда на стены кидался, говорили ведь взрослые мужики, зайчиков на хватаешь. Ерунда, зато всё могли освоить запросто. 
Жена вяжет, но только для себя, плетёт макраме, может для всех. Она тогда, когда мы с ней познакомились, там этому и обучалась. Незрячие оказывается, многое могут! Хотя кажется, глаза закрой, что сделать можно. У нас один машинки стиральные ремонтирует, зарабатывая этим. Как ты их ремонтируешь? Да там всё легко, как конструктор, меняешь детали и всё тут. Да, каждому своё. Я все также счастлив в браке, кажется, к жене еще более глубокие чувства питать стал. Дорога она мне короче очень. Ни разу её не видел, как выглядит, как улыбается, как двигается, как она в конце концов в костюме Евы, Не спросишь-же не у кого. Очень ей благодарен за детей наших. Их конечно я тоже никогда не видел, какие были малютки, как росли изменяясь, на кого похожи были, в то или другое время. Старшая уже взрослая женщина, подумать только. Сыну скоро в армию, мужик практически, помощник. В техникуме у них говорит, спрашивали, а умеете гвоздь забить, дрелью пользоваться, а другими инструментами? Прям так, прям до такого докатилось. Капец, проблемы тогда у нас с мужским населением.


  С лишним весом и пузом, все труднее и труднее бороться стало. Как со своим, так и её. Вот разъедится последний птенчик нашего гнезда, пусто станет. Точный стих есть, Варя Ивлева - Берегите своих детей. Девочка маленькая его читает, везде он есть.
И будет как у Леонтьева, вдвоём с тобой, вдвоём с тобой, остались ты да я. Любимая, любимая, бесценная моя
Внуков сказали, не ждите, но это не точно. Да и не вижу я себя дедом. Ну какой из меня дед? На люстрах качаться, да бабушку из-под стола за ногу кусать, завывая словно стадо котов-воителей. Это единственное, чему я внуков научить смогу, настроение такое всегда у меня. Нет важности, пуза и серьёзности, хоть и голова вся седая уже. А у жены кстати, нет ни одного седого волоса до сих пор. Конечно, это-же она меня пилит, а не я её.
Компьютеры да смартфоны сильно поумнели, очень хорошими помощниками стали. Все подскажут, все расскажут, все справки прочитают. А аудиокниг, за всю жизнь не перечесть, сколько стало. Доставки, заказы, покупки эти онлайновые. А ютубчик, а треккеры, а помойки эти социальные, сети там типа вконтоса. Общение на другой, космический уровень вышло, все рядом, все тут. Ну почти.


  Да, иных уж нет, а те далече, большие изменения и у наших родственников. Бабуля давно умерла, папа тоже, мама у жены, братья наши некоторые, даже та, та, которая эта. Легко мне сейчас, детей вот троих вырастили, старшая давно работает, младшие скоро тоже начнут. Квартира своя, нет ипотеки. Погреб вона, из окна видать, а работа рядом. Надеюсь, помру скоро, загадал в пятьдесят, на следующий год уже, посмотрим, проверим.


  Конечно умолчал о многом, все не расскажешь, я не мазохист, каждую болячку, зажившую ковырять. Да и незачем. А рука-то, так и болит падла, каждый пальчик.


  Так и живём, то кофе мимо бокала положишь, то наклонишься где, забыв про угол стола. Уронишь, например, нож, а он упадёт куда-то, шаришь шаришь, нет его нигде, да тут-же гадина, рядом где-то, а хрен найдёшь.


  Жалею-ли я о случившемся со мной? Нет у меня ответа на этот вопрос. Если думать серьёзно, крыша, пожалуй, поедет. Тараканов в голове и без этого хватает, об этом ещё думать. Жена как-то спрашивала, сейчас в моде жанр про попаданцев всяких. Если тебя вернуть назад, в армию и ты знать будешь, нельзя те боеприпасы ковырять. Согласился-бы? Если забуду, что были у меня дети, жена и всё такое, то да. Все дети уже большие, а жену одну оставить, так я всё равно раньше неё. А если с памятью моей и помнить всё, то нет, не согласился-бы. Все равно, ничего не вернуть, не поправить. Лучше уж так, плыть по течению потихоньку.


  Хобби вот, на старости лет себе заработал. Ножи хорошие любить стал. Когда выпивал, боялся, не было в доме острых ножей. Сейчас полно. По началу складни больше радовали, теперь вот, кухонники разные. Что складешок, достал, повертел, поклацал и всё. Ну подточил лишний раз. А кухонник дело другое. Ты им постоянно пользуешься, постоянно он в работе. Правильно говорил один Еврей, от многие знания, многие печали. Стал изучать, стал понимать, стал различать, стал и горевать. Есть у меня из Японского отличного ламината, но есть и куда расти. Хорошие кухонники стоят как хороший телевизор, и цена эта только за одну штучку. А надо их несколько, под разные задачи свой нож, своя геометрия. Да и обслуживать его, тоже надо, затачивать в конце-то концов. А самый завалящий мусатик из хорошей керамики, как пуховик стоит. Вот и облизываюсь, на кухонники из хорошей порошковой стали, наших Российских мастеров. Не Архангельского конечно, но тоже очень приличных. Ножи Архангельского вообще не укупишь. Может, жена догадается, подарить на юбилей? Если я не помру конечно. Хотя вряд ли она догадается. Думает, жаба меня душит. Она конечно душит, но денежку я откладываю потихоньку, может, жаба и не заметит. Меня значит жаба душит, а жену, за дорогущие Итальянские пряжи нет. Знаешь, как такой вязать замечательно? Может и замечательно, может и вещи получаются замечательные. Но почему-то все как одна женские и вот удача, все её размера.


  Перечитал, подумал, получается, я весь замечательный и положительный.  А это не так, я разный, такой-же, как и все мы. И врать умею, и ругаться, и пакостить тоже умею. Но хвалить я себя, люблю всё-таки гораздо больше
Чем ругать!!! Поэтому, описание получилось таким, а не другим. Себе ведь не наврёшь.


  Зачем я написал этот текст? Тоже не знаю. Захотелось вот и всё тут, может, сотру я его потом. Уж больно откровенным он получился. Может, вспоминать я это вот всё стал чаще? А может, инвалиды стали появляться всё чаще и чаще. У знакомого жена поёт, ездят они в госпиталя, концерты дают. Возможно, показать таким ребятам и мужикам, жизнь есть и после. И время вправду лечит.