Циолковский драма для Алексея Серебрякова

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову

Сцена: Уютная, но немного запущенная квартира. Вечер. На столе недопитая бутылка вина, два бокала. Алексей Валерьевич (61 год, уставший, но с блеском в глазах) сидит в кресле, перебирая какие-то бумаги. Я (42 года, в домашней одежде, с легкой тревогой во взгляде) стою у окна, смотрю на темнеющее небо.

Я: (Тихо) Ты опять допоздна?

Алексей Валерьевич: (Не поднимая глаз) Почти закончил. Еще пара строк, и все.

Я: (Поворачиваюсь к нему) Всегда "пара строк". А потом еще "пара строк". И так до утра. Ты же знаешь, что завтра рано вставать.

Алексей Валерьевич: (Вздыхает, наконец поднимает взгляд) Знаю, знаю. Но ты же понимаешь… это же не просто работа. Это… это же Циолковский.

Я: (Подхожу, сажусь на подлокотник его кресла, кладу руку ему на плечо) Я понимаю. Я всегда понимаю. Но иногда мне кажется, что ты живешь там, в своем космосе, а я остаюсь здесь, на Земле. Одна.

Алексей Валерьевич: (Наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня) Не говори так. Ты – мой космос. Моя единственная звезда, которая светит мне в этой темноте.

Я: (Улыбаюсь, но улыбка грустная) Звезда, которая ждет, пока ее герой вернется из своих межзвездных путешествий. А он все время где-то там, среди ракет и формул. Ты же знаешь, я не против твоих увлечений. Мне нравится, когда ты загораешься. Но…

Алексей Валерьевич: (Перебивает, мягко) Но тебе хочется, чтобы я был здесь. Со мной. Чтобы мы просто сидели, пили вино и говорили обо всем на свете. Без всяких там "теорий полета".

Я: (Киваю) Именно. Иногда мне кажется, что ты больше знаешь о жизни на Марсе, чем о том, как прошел мой день.

Алексей Валерьевич: (Берет мою руку, целует ее) Прости. Я знаю, что я такой. Зацикленный. Но это же… это же мечта всей моей жизни. Понять, как мы можем выйти за пределы. Как мы можем стать чем-то большим. И ты… ты даешь мне эту возможность. Ты терпишь мои странности, ты поддерживаешь меня.

Я: (Смотрит ему в глаза) Я люблю тебя, Алексей Валерьевич. Поэтому и терплю. Поэтому и поддерживаю. Но иногда… иногда мне страшно. Страшно, что ты так увлечешься своим космосом, что забудешь, что здесь, на Земле, есть кто-то, кто тебя очень ждет. Кто-то, кто тоже хочет летать, но только рядом с тобой.

Алексей Валерьевич: (Сжимает мою руку) Никогда. Ты – мой якорь. Мой единственный, самый важный якорь. И я никогда не забуду, кто ты. (Он откладывает бумаги, поворачивается ко мне полностью) А теперь… теперь я хочу поговорить с тобой. Обо всем. О твоем дне. О том, как ты себя чувствуешь. И о том, как мы можем сделать так, чтобы мой космос не отнимал у нас наше время.

Я: (Смотрю на него, в ее глазах появляется надежда) Правда?

Алексей Валерьевич: (Улыбается, его глаза снова блестят, но теперь это другой блеск – не от формул, а от любви) Правда. Обещаю. Давай начнем с того, что допьем это вино. И ты расскажешь мне все. А потом… потом мы придумаем, как нам вместе отправиться в наше собственное путешествие. Не такое далекое, но такое же важное.