Казаки на память. Из книги Академия жизни

..Работал я тогда в Научно-Производственном Объединении "Днестр", что в городе Тирасполе. В состав объединения входили — самый старый и известный на юго-западе Союза научно-исследовательский институт овощеводства и орошаемого земледелия и ряд совхозов в разных зонах Молдавии. В период, который сегодня называют "застоем", наше объединение находилось на довольно высоком уровне экономического и социального развития, нам нужна была качественная реструктуризация — и только. Производя до 2500 тонн семян овощных культур в год, мы нуждались в их шлифовке, калибровке, инкрустации, упаковке и современном маркетинге. Нашли коллег-партнеров в Германии, в городе Гамбурге. Он известен не только как крупный порт, но и многими другими отличиями, в том числе достижениями в семеноводстве. С двумя ведущими в этом направлении фирмами, мы и вели работу.
После неоднократных взаимных посещений руководителей и специалистов, мы почти оговорили все нюансы договора о совместной деятельности по комплексной программе — от выращивания семян до их реализации. Определились с возможными рынками сбыта, объемами и всеми сопутствующими экономическими вопросами. Можно с уверенностью сказать — если бы Союз не развалили, все бы у нас получилось. Но вот это "но" и поставило крест не только на нашем объединении и НИИ, но и на всей отрасли
селекции и семеноводства овощных культур — как в Приднестровье, так Молдавии и многих других регионах, где выращивали овощи селекции нашего института. Но при всей важности семеноводства и овощеводства, тема этой были из нашей жизни —совсем другая.
Во время одной из очередных рабочих поездок, в конце девяносто первого года, нашего генерального директора и меня, пригласил к себе домой на ужин хозяин фирмы. Уютный двухэтажный коттедж на окраине Гамбурга. В гостиной за столом пятеро — сам хозяин, его восьмидесятилетний отец, нас трое и девушка-переводчик. Разговор шел в основном о будущей совместной работе, но иногда выходил на отдельные частные вопросы. Хозяина особенно удивили мои рассказы о наличии в нашей стране больших полей — от 100 до 1000 и более гектаров. "Фантастика, фантастика", — только и повторял хозяин и откровенно сожалел, что у них в стране такое уже вряд ли будет возможно.
Девушка-переводчик, не имеющая экономического образования и опыта специального перевода, часто допускала неточности, и мне приходилось вмешиваться. Когда это повторилось несколько раз, хозяин спросил, откуда я знаю немецкий язык. Ответил, что учил его в школе, институте, сдавал кандидатский минимум, изучал язык и в прифлотской школе. Когда я произнес слово "субмарина", внешне вроде даже дремавший отец хозяина, не принимавший участия в разговоре, приоткрыл глаза, посмотрел на меня и снова прикрыл их.
И тут в разговор вступил наш генеральный директор. К сожалению, его уже давно нет в живых, но у всех, кто с ним работал и общался лично, о нем остались впечатления, как о грамотном, заботливом и ответственном руководителе. Звали его Валентин Петрович Чичкин. Ко всему прочему, он был прямым и часто бескомпромиссным. Так вот, когда речь зашла обо мне, он, по прямоте своей, добавил: "А Гурковский у нас еще и потомственный казак!".
На всех сидящих, эта фраза не произвела какого-либо впечатления, кроме отца хозяина. Он как-то обмяк, затем начал плавно валиться со стула. Пока мы опомнились, старик уже лежал на полу. Хозяин подскочил к отцу, позвал каких-то женщин, и все вместе они вынесли его из комнаты. Через время приехал доктор, и все успокоились.
Мы продолжили ужин-беседу, и хозяин рассказал следующее. В декабре 1941 года, его отец, тогда молодой офицер вермахта, командовал танковой ротой, под Москвой. После войны он рассказывал сыну, как в одну из морозных темных ночей на село, где квартировала его рота, налетела какая-то банда монстров верхом на лошадях. У некоторых сзади были огромные черные крылья (так отцу показалось). Они кричали и улюлюкали, метались по селу и за какие-то полчаса вырубили всю его роту. Ему самому удалось спастись лишь благодаря тому, что, выскочив во двор в одном нижнем белье, он провалился в снежный сугроб и пролежал там, пока "монстры" не покинули село. После этого у него многие
годы были проблемы с ногами, а слово-понятие "казак" навсегда вошло в его сознание как что-то невообразимо ужасное.
Нечаянное замечание нашего директора, видимо, напомнило старику его жуткую молодость, и воспоминание это чуть не стало роковым. Я, по правде говоря, чувствовал себя в тот вечер не совсем комфортно и был вынужден прокомментировать "казачий вопрос", чтобы как-то снять возникшее напряжение.
Я рассказал, что власти в нашей стране во все времена, когда было трудно, обращались к казакам, как своеобразному государственному человеческому стержню. А казаки - в ответ на внимание власти, всегда отвечали заботой об Отечестве, проявляя невиданный героизм и отвагу. Примером тому — казачьи рейды "с саблями на танки" в тяжелейшие для нашей страны декабрьские дни 1941 года.
Значит, помнят не только казаки — и о казаках тоже помнят... И еще долго будут помнить...