Не таксуйте после полуночи

                Введение.
          Все имена и фамилии вымышлены, а совпадения случайны.
          Этот фантастический и слегка мистический рассказ поведу от имени персонажа Вадима Малышева 1983 года рождения. Не судите строго:  я не юрист и не литератор, а простой грузчик. Как сумел, так написал. Приятного чтения.
           Доброго времени суток, сограждане. В эфире снова я, Малышев Вадим Сергеевич. Порой кажется, что самой судьбой мне на роду предназначено  пройти извилистым, тернистым путём, полным скрытых ловушек, познав все пороки человечества, какие только есть на нашей планете. Приходила мысль, что таинственные боги выбрали меня в качестве боксёрской груши или иного спортивного снаряда для испытания на прочность; для закалки моей неокрепшей души; моего сознания, характера; чтобы простимулировать меня к само развитию и само совершенствованию. По национальности я - казах, якут, китаец, кореец, вьетнамец, японец или татарин. Когда мне исполнилось восемь лет, в автокатастрофе погибли мои родители. И за неимением других родственников по решению суда меня отвезли в детский дом. Там я прошёл суровую школу жизни по выживанию в экстремальных условиях.  В далёком детстве я увлекался  вошедшими в девяностые годы в моду западными боевиками с Чаком Норрисом, Брюсом Ли, Стивеном Сигалом. Чтобы выдержать психологический прессинг со стороны коррумпированной директрисы и её банды малолетних преступников - карманников, попрошаек, автоподставщиков, я записался в библиотеку и стал изучать по книгам философию боевых искусств "вин-чун", каратэ, кикбоксинга, самбо, тхеквондо, джиу джитсу. Прочёл уйму полезной информации на данную тему. Подрабатывая разносчиком газет и мытьём машин на парковке в свободное от учёбы время, я прятал свои копейки от одноклассников и покупал на них обучающие видео по рукопашному бою и упорно тренировался перед зеркалом. А в качестве практики нещадно колотил оборзевших детей. Я жил по принципу: "дерусь семь раз я на неделе. Но лишь тогда, когда задели. Но, право я не дуэлянт". В приюте дети наркоманов, алкоголиков и мелких уголовников дали мне прозвище "волчонок" или "зверёныш". Десять лет спустя меня призвали в армию в танковую дивизию полковника Соловьёва. Я не стал уклоняться от службы, так подготовился к этому морально и физически. Боролся с дедовщиной в свой адрес жёстко и порой жестоко. За это сослуживцы прозвали меня грозой сержантов и прапорщиков. Заслуженно. Вопреки моей приобретённой жестокости, тех людей, которые волей судьбы оказались слабее меня, я не обижал. Ибо это был мой кодекс чести и путь самурая. Полковник Соловьёв обучил своих подчинённых по системе спецназа "Альфа" под теневым прозвищем "архитектор". Начальник штаба привлёк меня в свою банду рэкетиров в погонах красивой легендой о благородном мстителе - многоликом архитекторе, защитнике угнетённых. Испытвая триггер из детства, я сам захотел стать для кого-то опорой и поддержкой ценой своей жизни, здоровья и репутации. С той поры прошло много времени. В 2005 году после гибели приёмной дочери Насти в Северодвинске, я приезжал в Оренбург для участия в кулинарном шоу Константина Миронова, с которым познакомился в интернете. Теперь я член группы управления по планирования специальных мероприятий, чей штаб расположен в Москве, и выполняю теневые поручения Бориса Борисовича Щепкина по устранению злодеев, оправданных судом присяжных.
       Такова моя краткая предыстория.
       Описание моей внешности:
       Рост: 165 см. Телосложение худощавое, гибкое, спортивное, как у Брюса Ли, с рельефными мышцами. Жгуче-чёрные волосы аккуратно подстрижены; черты лица правильные, но слегка монголоидные: выразительные скулы, высокий лоб, чётко очерченный подбородок. Миндалевидные глаза карие; кожа слегка оливкового оттенка. Не всегда успеваю побриться из-за плотного рабочего графика. Поэтому трёх дневная щетина придаёт брутальный вид. Национальность (предположительно) казах.  Стиль одежды: строгий деловой костюм с белой отутюженной рубашкой и галстуком (либо без него). Или смокинг на худой конец.
      Характер: флегматичный, спокойный, дружелюбный, неконфликтный.
      Знак зодиака - весы.
                Глава 1. Начало.
                Четверг 1 июня 2017 год.
                Санкт-Петербург, Россия.
      Глаза полковника "УПСМ" Щепкина, суженные и внимательные, горели в полумраке кабинета в Москве, отражаясь в стекле ноутбука. На экране – моё сосредоточенное лицо; Я знал, что предстоит выполнить какой-то особенный заказ. По этому слушал внимательно, не перебивая.
- Твоя цель – криминальный авторитет Николай Щеголев, по кличке Щегол, – голос Щепкина был низким, ровным, как поверхность застывшего озера. – Мои оперативники пытались собрать против него доказательства, но безуспешно. Суд присяжных его оправдал. Ставлю задачу: под видом несчастного случая ликвидируй главаря торговцев оружием, по возможности не оставив улик.
        Я сосредоточенно кивнул:
- Так точно, товарищ полковник.
- Вопросы есть?
- Срок исполнения? – без тени сомнения уточнил я.
        Щепкин усмехнулся, проведя пальцами по своим густым, похожим на моржовые, усам и распорядился:
- Неделя.
- Слушаюсь, товарищ комбриг, – подтвердил  я.
        И экран ноутбука погас, оставив его один на один с предстоящей операцией.
С этой минуты началась кропотливая, напряжённая работа. Покинув квартиру родителей, я превратился в тень: тщательно собирал информацию о Щеглове: беседовал со свидетелями; тщательно проверял записи камер наружного наблюдения, прослушивал телефонные переговоры. Через даркнет отслеживал транзакции, а для скрытой слежки оформил липовые документы таксиста, чтобы беспрепятственно перемещаться по городу. Я выяснил состав группировки торговцев оружием и передал эти данные заказчику.
        От осведомителей я получил ценные сведения: младший Щеглов, сын криминального авторитета, имел привычку регулярно выкидывать туалетную бумагу в унитаз. Я лишь слегка ускорил этот процесс. В день «икс» я под видом сантехника, на скромном "Renault Logan" подъехал к особняку подозреваемого. Используя заранее полученный пропуск, я проник внутрь. «Чиня» канализацию, я незаметно подменил герметичный флакон с пеной для бритья на тот, что был отравлен. Затем  покинул место преступления, не оставив следов.
        Ближе к вечеру Щегол вернулся. Я, наблюдая за ним через камеры, установленные в доме преступника, видел, как мафиози принял душ, побрился и отправился на кухню готовить ужин. Постругав салат и поставив вариться пельмени, Щегол вдруг захрипел, схватился за сердце и рухнул навзничь.
     «Ничего личного. Только бизнес», – подумал я, покидая наблюдательный пункт на крыше небоскрёба.
      Приехавшая бригада скорой помощи констатировала инфаркт миокарда. Полиция, прибывшая на место, не обнаружила никаких следов проникновения посторонних. Отпечатки пальцев, снятые везде, где был потерпевший перед смертью, кроме следов самого Щеглова, его жены Ольги и сына Ивана, ничего не выявили.
- Молодец, ефрейтор. Отличная работа, – сдержанно похвалил меня Щепкин  по скайпу. – Твой гонорар я перевел на счёт в даркнете.
- Служу России, товарищ полковник, – будничным тоном отозвался я, осознавая, что мой труд – лишь часть более масштабной игры.
                Параллельно с этим два года назад:
         Санкт;Петербург, где туманы частое явление; а прохладный сырой воздух с реки Нева хранил свои секреты под тяжёлым покрывалом промозглой осени. Восьмого числа каждого месяца город словно менял ритм: фонари становились бледнее, мостовые — холоднее, а воздух — густым от ожидания. В эту ночь по улицам скользила она — в ветровке с глубоким капюшоном, как тень, пришедшая из ада проверить свои права на город. Её шаги были лёгки, но в них читалась неизбежность; взгляд, спрятанный от посторонних, горел тихой, смертельной решимостью.
        Она ловила такси так же уверенно, как рыбаки рыбачили, стоя на мосту или сидя на берегу с удочками на перевес.  Голос нежити  мягкий, настойчивый; просьба короткая — до окраин, в заброшенный коттеджный посёлок, где брошенные на произвол судьбы домики коротали свой век. Водители, привыкшие к одиночеству ночной смены, подвозили её без лишних вопросов; никто не видел за этой просьбой ничего, кроме очередной экстравагантной экскурсии в заброшенную часть города. Нежить входила в дом и исчезала в ней. А дальше начиналась другая повесть: дверь в особняке захлопывалась, едва очередной таксист переступал порог обветшалой недвижимости; шаги жертвы превращались в эхо, и время в этом старом особняке замедляло ход.
В сыром подвале,  где стены хранили запах ржавчины и воспоминания о лучших временах, вершилось её молчаливое правосудие. Она не искала славы и не оставляла улик — лишь пустоту, которой жители боятся больше всего. Лица её никто не видел; имя давно стёрто из справочников; нежить стала ночной легендой, возвращавшейся из преисподней, чтобы отомстить убийце из лихих девяностых за свою смерть. Улицы шептали о ней, таксисты обменивались тревожными историями на углах, и с каждой новой ночью восьмого числа миф о ней становился плотнее, как слой плесени на забытом доме.
         И рассвет по;прежнему окрашивал небо в радужные оттенки; Санкт-Петербург будто приходил в себя после дурного сна, не видя ничего, кроме обычного утра. Однако жизнь циклична: в восьмой день каждого месяца люди по ночам закрывают окна и двери%таксисты тихо молились, отправляясь в ночной рейс по поручению очередного клиента; а кто;то, проходя мимо зияющего пустыми глазницами окон коттеджного посёлка, невольно сплёвывает через плечо. Ведь где;то в подземельях города жила она ночная ведьма; беспощадная мстительница, не ведающая тишины и покоя...
                Июнь 2015 года.
       Полковник "УПСМ" Щепкин снова вызвал меня из Москвы по скайпу и сообщил:
- Вадим, я недавно читал отчёт о том, что в Питере в период времени с девяностых годов раз в месяц восьмого числа погибают таксисты, выполняющие ночные рейсы в разных районах. Их изуродованные трупы находят в заброшенном гостиничном комплексе под названием "Барвиха". Полиция не нашла сходства в разрозненных и не связанных друг с другом уголовных делах. Но я проследил одну закономерность: все "потеряшки" имеют общие внешние черты. Они невысокие, коротко стриженые темноволосые, узкоглазые мужчины от 25 до 35 лет. Чем-то напоминающие тебя. Твоя задача - внедриться в таксопарк, заполучить ночные дежурства и вычислить неуловимого душегуба.
- Вы хоть представляете масштаб ситуации? В нашем городе восемнадцать районов. Площадь Питера составляет 1,4 тыс. км2 3,6 тыс. человек на квадратный метр. Где я вам этого ненормального искать буду? - возмутился я.
- Я тебе помогу. Все погибшие выезжали из Выборгского в Приморский район, - Щепкин хитро прищурился и усмехнулся в моржовые усы, - водительские права и поддельный паспорт забери в почтовом ящике твоего подъезда. Я направил курьера рано утром спецрейсом Москва-Санкт-Петербург. О результатах доложить незамедлительно в любое время суток.
- Слушаюсь, товарищ полковник, - угрюмо отозвался я, нахмурив густые брови и уточнил: - в чём ваш интерес?
- Маньяк убил мужа моей дочери. Он тоже трудился таксистом, - снизошёл до объяснений комбриг и продолжил: - со своей стороны я принял меры предосторожности - распорядился через пресс службу ГУВД по Санкт-Петербургу регулярно оповещать таксистов и дальнобойщиков о грозящей им опасности в пути во время ночного рейса. Им категорически запрещено подвозить любых попутчиков после полуночи.
- Спасибо за информацию. Разрешите исполнять приказ?
- Добро, - кивнул Щепкин и вышел из скайпа.
             Хорошее настроение моментально улетучилось, как тень. Выключив ноутбук, я вышел в подъезд и забрал указанную боссом посылку с документами.
                Октябрь 2017 год. Санкт-Петербург, Россия.
         Второй год работаю под прикрытием таксистом. На след загадочного маньяка так и не вышел. Зарплата стабильная. Коллектив дружелюбный. Выходные дважды в неделю по трудовому графику. Грех жаловаться на судьбу. В ту злополучную ночь я снова взял ночное дежурство. Коллеги лишних вопросов не задавали. Видимо, привыкли давно к моим чудачествам.
         Ночь была мрачной и дождливой. Такой, когда свет неоновых вывесок растекается по асфальту тоскливыми пятнами. Дворники лениво гоняли капли по лобовому стеклу белого легкового автомобиля "Renault Logan" с характерной символикой на дверцах и жёлтой табличкой с чёрными шашечками на крыше.  Радио лениво бормотало что-то тихо и бессмысленное. В отличие от других таксистов я терпеть не мог ни громкую музыку, ни рэп, ни тяжёлый рок. Предпочитал убаюкивающие бардовские песни. Очередная смена в моей блестящей карьере таксиста. Ничего нового. Я уже успел привыкнуть к тому, что после одиннадцати вечера здесь остаются только пьяные гуляки, которых необходимо развозить по домам. Сегодня заказов оказалось совсем мало. И я было решил, что пора возвращаться домой, но внезапно впереди в свете фар мелькнул силуэт в ветровке с надетым на голову капюшоном и джинсах. На обочине стояла девушка. Тонкая фигура в тёмной кофте, рукава которой выглядывали из-под ветровки. Она подняла руку, останавливая меня. Я решил, что выполню этот последний заказ и спокойно завершу смену. Девушка не выглядела пьяной. Напротив, казалась потерянной и беззащитной. Стояла одна посередине мокрой мостовой. Единственное, что немного смущало, почему она не заказала машину через приложение на смартфоне? Впрочем, так даже лучше. Деньги я получу безо всяких комиссий. Я притормозил и остановился рядом, опуская стекло. Клиентка приблизилась, но не наклонилась к окну, как это обычно делают пассажиры, а просто открыла заднюю дверь и молча села внутрь. В тщательно прогретой печкой кабине сразу стало холодно и сыро. Повеяло знакомым сладковатым гнилостным запахом. Такой обычно присутствует в морге при вскрытии залежалых трупов. "Странно. Но чего только не увидишь за ночные смены", - решил я, равнодушно пожимая плечами. Решив сгладить неловкость, я дружелюбно улыбнулся и произнёс:
- Доброй ночи. Куда поедем?
              Она не спешила отвечать. Лишь слегка пошевелилась на заднем сидении. В зеркале заднего вида её лицо не отражалось, скрываясь в тени капюшона. Я уже собрался повторить вопрос. Когда тихий безэмоциональный голос произнёс:
- Приморский район. Посёлок "Барвиха". Пожалуйста.
              От её слов по моей коже побежали мурашки. Память услужливо подсказала наставления полковника Щепкина: "трупы таксистов находят в Приморском районе в старом посёлке "Барвиха". И мгновение я просто молчал, глядя в темноту за окном. Заброшенный район был местом странным, мрачным. Сам я трудился под личиной таксиста недавно, но пассажиры частенько рассказывали про коттеджный посёлок местные слухи и легенды. Мол, в лихие девяностые годы на окраине решили построить элитное жильё - просторные особняки на охраняемой территории с видом на сосновый лес. Мечта. Строительство почти завершили. Но за пару месяцев до открытия всё встало. Инвесторы исчезли. Уже выделенные на финальный этап работы деньги благополучно разворовали местные чинуши. Рабочие разбежались, кто куда. Техника ржавела прямо на участках. Поговаривали, что однажды на замороженной стройке исчезла целая бригада монтажников. Шестеро человек. Местные шептались, что рабочих замуровали в одном из домов. Кости никто не находил, но зеваки уверяли, будто по ночам в посёлке слышны голоса и стук из стен. Никто не знает, насколько правдива эта версия. И что там произошло на самом деле. Но факт остаётся фактом. С тех пор недостроенный участок остался доживать свой век на краю леса, превратившись в местную достопримечательность для подростков, сатанистов, суицидников, наркоманов, бомжей и алкоголиков или любителей острых ощущений. Поэтому, когда девушка назвала этот адрес, первая мысль была нелепая: "вряд ли у неё там дача"; вторая тревожная: "что ей, чёрт возьми, там нужно?"
- Вы уверены, что хотите именно туда поехать? Там же вроде никто не живёт, - деликатно уточнил я.
               Девушка слегка повернула голову. Хотя лица её я так и не рассмотрел, но почувствовал, что она смотрит прямо на меня.
- Да. Уверена, - тихо сказала она, словно бормотала сама с собой, - там меня ждут. Полторы тысячи устроит?
- Хэллоуин собираетесь встречать? - пошутил я.
- Типа того, - уклонилась от прямого ответа пассажирка.
            Я озадаченно хмыкнул, пожал плечами, но не захотел ссориться с человеком. Я удивился её предложению. Эта сумма превышала стандартный тариф втрое. К тому же я почти всю ночь провёл без заказов и ни копейки не заработал. В холодильнике дома мышь повесилась. В хлебнице чудом уцелел чёрствый хлебный сухарь. Захотелось вдруг заехать в ближайший гастроном за пельменями со сметаной и отварить их на ужин. Такой бонус точно не станет лишним. Даже если обратно придётся ехать до утра абсолютно пустым. Я вновь пожал плечами и кивнул, соглашаясь. Вот только одно не давало покоя. Зачем она всё-таки едет туда? Я попытался убедить себя, что наверняка, в том недострое неформалы устроили какую-то закрытую вечеринку в готическом стиле, о которой я не в курсе. Слышал, что сейчас хэллоуин принято праздновать в заброшках и других зловещих местах. Возможно она просто поздний гость. Однако эта мысль не слишком меня успокоила. Вздохнув, я включил поворотник и аккуратно тронулся с места, увозя нас из уютного круга городских фонарей на Выборгском шоссе в тёмную неизвестность пригорода. В центральном зеркале заднего вида лицо девушки так и оставалось скрытым от моего взора тенью от капюшона. И на миг я внезапно пожалел, что не проехал мимо. Дорога до Приморского района должна была занять около получаса.   Пассажирка сидела неподвижно, словно окаменев. Мне стало немного неловко от этого молчания. И я решил поинтересоваться:
- Вы туда в гости едете? Там вечеринка какая-то? Разрешите составить компанию?
            Она даже не повернула головы.
- Девушка, ну улыбнитесь. Ну что вы, ей богу? Такая красивая и такая мрачная.
             Моя пассажирка пошевелилась, слегка повернула голову и тихо, почти шёпотом, сказала:
- Давайте помолчим. Просто езжайте. Пожалуйста.
              Я замолчал и сжал руль чуть крепче обычного. Угрюмые пассажиры не редкость. Но данная просьба прозвучала через чур резко, почти угрожающе. В центральном зеркале внутри кабины снова мелькнул её силуэт. И я вдруг заметил странную деталь. Отражение казалось мутным. Будто смазанным. Оно слегка подрагивало, как призрак, или сгусток тумана. Я быстро оглянулся через плечо. Девушка казалась совершенно обычной. Ни хвост, ни рога, ни копыта у неё не выросли. Чёрный силуэт; капюшон; немного мокрая ткань ветровки от дождя. Я вздохнул и уставился обратно на дорогу, стараясь не зацикливаться на увиденном. Чем дальше мы отъезжали от города, тем уже становилась дорога. Асфальт сменился грунтовкой с ямами и кочками. Лес, сжавшись по бокам, нависал над белой легковушкой тяжёлыми мокрыми ветками, превращая ночную поездку в сплошную череду бесконечных теней. Хоть я и не из робкого десятка, и повидал на своём коротком веку немало тревожных моментов, подлости, предательства, несправедливости и разочарования, но такое со мной происходит впервые. Я потянулся к приборной панели и прибавил громкость радио, чтобы хоть как-то рассеять зарождающуюся тревогу. Но в ответ раздались лишь помехи, режущие слух неприятным шипением. Я выключил приёмник и бросил короткий взгляд на девушку. Она отвернулась к окну. И я, наконец, рассмотрел её профиль. Свет уличного фонаря мельком высветил лицо. И я чуть не выпустил руль от неожиданности. Из-под капюшона выглядывал голый череп с прилипшими к нему окровавленными волосами. А вместо левого глаза зияла чернотой пустая глазница. Моё сердце дрогнуло от страха и неожиданности. Я едва не выпустил руль из рук и лишь чудом взял верх над эмоциями и сохранил управление автомобилем. Я не поверил своим глазам и проморгался. Наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось. "Переутомился. Пора взять отпуск у руководства таксопарка", - подумал я и облегчённо вздохнул. От этого стало не по себе. И я предпочёл отвести взгляд в сторону. А по телу поползла холодная волна паники. "Успокойся. Такое бывает. Может, несчастный случай или болезнь? - мысленно утешал я себя, - что в этом особенного?" Однако инстинкт самосохранения настойчиво подсказывал: надо немедленно избавиться от пассажирки, пока не произошла трагедия, и как можно быстрее обратно вернуться в город. И к чёрту Щепкина с его заданием.
- Послушайте, - мой голос прозвучал немного неуверенно, - тут дорога совсем убитая. Может, высажу вас поближе. А там уж и сами как-нибудь дойдёте? Тут всего ничего осталось.
       Она не повернула головы. Только ровно и холодно распорядилась:
- Езжайте дальше.
       Я ощутил, как дрожь пробежала по позвоночнику, и снова крепче сжал руль. Ещё несколько мучительных минут, и лес расступился. На горизонте появился старый посёлок. Я сразу понял, что мы на месте. Вокруг стояли заброшенные коттеджи; мёртвые, пустые оконные рамы и покосившиеся деревянные заборы. На фоне грозового ночного неба они выглядели зловещими, грозными призраками, застывшими в ожидании очередной жертвы. Девушка медленно подняла руку, указывая на один из домов:
- Вот сюда.
       Я остановил машину у обочины. Особняк, на который она указала, выглядел так, будто провёл в этом месте целую вечность. Краска облезла, обнажая серый, промокший кирпич, окна зияли чёрными провалами; крыша подгнила от времени и дождя, и покрылась мхом и листьями. Ветви деревьев вокруг дома склонялись так низко, что, казалось, ещё чуть - чуть, и они поглотят его целиком. Я уставился на девушку, которая, неторопясь, открывала заднюю дверцу. В голове настойчиво крутились вопросы. "Что ей здесь нужно? Кто ожидает её в таком месте? Может, всё-таки, какое-то тайно свидание? Или барышня из секты демонопоклонников приехала сюда для вызова пиковой дамы?" Но при одном взгляде на покосившийся дом я мысленно усмехнулся. Сюда никто в здравом уме не пришёл бы ни днём, ни тем более ночью. Клиентка выскользнула наружу, аккуратно закрыла дверь и немного наклонилась к открытому окну.
- Подождите меня здесь.
- Нет, подруга, мы так не договаривались, - заартачился я.
- Всего пару минут.
- Тогда деньги вперёд, - сурово потребовал я и чуть мягче добавил: - ну, или, хотя бы, аванс оставьте.
            Она смерила меня долгим взглядом из-под капюшона. Потом сняла с шеи золотую цепочку, сказала, что это залог, быстро развернулась и пошла прочь. Я даже не успел ничего ответить. Девушка направилась прямо к коттеджу лёгкой, уверенной походкой. С каждым её шагом тревога во мне нарастала. Где-то в душе крепла уверенность, что ничего хорошего ждать не стоит. Она скрылась за покосившейся дверью. Я решил не выключать мотор и развернул машину на всякий случай. Двери заблокировал изнутри. Я слышал истории о том, когда доверчивых водителей заманивали в глушь и грабили. Вероятно, подельники этой странной девушки уже караулят меня за забором в тени высоких каштанов. С минуту я сидел, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в зловещую темноту. Тревога постепенно нарастала. Что-то не давало мне покоя. Какая-то деталь, которая упорно ускользала от сознания. Что именно казалось мне таким неправильным? Дом? Девушка? Запах тлена и могильный холод в кабине? Или вся эта ситуация, в которую я впутался по недоразумению? Чем дольше я ждал, тем отчётливее я понимал: мне, бывалому ликвидатору, впервые стало страшно так, как никогда раньше. Страх поднимался из самой глубины сознания; окутывал, заставляя думать только об одном: что-то тут не так. Я это кожей чую. Хотя трусом назвать меня язык не повернётся. Нужно немедленно покинуть проклятое место. Я взглянул на часы в смартфоне. Прошло уже почти десять минут. А что, если я просто себя накрутил? В таком случае бросить клиентку здесь одну не по-мужски. Может, зайти в дом и позвать её? Или предупредить об опасности? Я поёжился и понял, что и шагу не сделаю по направлению к этому жуткому дому. Внутри скреблось что-то вроде инстинкта самосохранения. Я просто больше не мог тут оставаться. "Хватит с меня!" - подумал я и уже было собрался надавить на педаль газа, как машина заглохла. Я потянулся к ключу зажигания. Ответом на поворот ключа стала пугающая тишина. Легковушка даже не попыталась завестись. Я повторил попытку, но безрезультатно. Будто кто-то перерезал жизненно важный провод, превратив "Renault Logan" в груду бесполезного пластика и металла.
- Что за чёрт? - выругался я вслух.
             Любые попытки привести транспорт в чувство бездарно провалились. Нехотя я выбрался наружу, чтобы заглянуть под капот. Осмотрелся вокруг. Вроде никого. Ночной воздух встретил холодом; пронизывающим ветром, дождевой сыростью и влажным, клочковатым туманом, стелящимся вдоль земли. Тусклый свет фонарика из смартфона с трудом пробивался сквозь мглу. Захлопнув капот, я взглянул на экран телефона. Нет сигнала. Предсказуемо. Откуда сеть в такой глуши? Я беспомощно огляделся. Взгляд невольно вернулся к коттеджу. Окна его по-прежнему были черны и пусты, словно глаза слепца. И только тогда до меня дошло, что во всём здании не зажёгся ни один огонёк: ни фонарика, ни свечи, ни телефона; абсолютно ничего. Как девушка вообще могла там что-то разглядеть? Это кажется подозрительным. Я уже собирался бежать без оглядки пешком, но память услужливо подсказала фрагмент из моего недавнего прошлого: в деняносто восьмом году я стоял на плацу спиной ко взводу солдат, одетых в русский камуфляж и произносил присягу, глядя в глаза полковнику бронетанковых войск Соловьёву:
- Перед лицом высшего командования торжественно клянусь защищать невиновных гражданских ценой своей жизни, здоровья и репутации.
            Воспоминание исчезло также внезано, как и появилось.
Вдруг из дома донёсся крик; высокий, тонкий; полный боли и ужаса; я разозлился сам на себя. С девушкой что-то случилось. Её нужно спасать! А я собрался дезертировать, как последний трус! Крик повторился. Я бросился к багажнику, где лежал ящик с инструментами, пошарил там, схватил первый попавшийся предмет - гаечный ключ - и рванул вперёд. Звук стал громче. Я как можно скорее подбежал к крыльцу, схватился за перекошенную дверь и с трудом распахнув её, ворвался внутрь. Я шагнул и скрип половицы под ногой прозвучал в тишине оглушительно, как выстрел. Сердце ухнуло в пятки. Я медленно вдохнул затхлый, пропахший сыростью воздух, пытаясь успокоиться и позвал не слишком громко:
- Эй! Вы здесь? Всё в порядке?
          Ответа не последовало. Лишь эхо собственного голоса метнулся по пустым комнатам и затих. Я осторожно ступал по скрипучему полу подвала заброшенного дома, погружённого ночную мглу. Луч телефонного фонарика заскользил по облупившимся стенам, цепляясь за обрывки старых обоев и паутину. Неожиданно свет выхватил бордовые пятна на полу под лестницей. Тёмные, неровные, похожие на кровь. Меня резко потянуло назад, к выходу. Однако ноги словно приросли к полу. "Что за наваждение?!" - подумал я, ощущая, как начинает мутить. Снова шагнул вперёд, стараясь двигаться бесшумно. Что-то хрустнуло под подошвой. Я чуть не вскрикнул. Но оказалось всего лишь ветка, неизвестно откуда здесь взявшаяся. Напряжённо вслушиваясь в тишину, я вдруг отчётливо различил глухой стон, доносившийся откуда-то снизу. Подвал. Не думая больше ни секунды, я бросился к двери, ведущей вниз. Скрип тяжёлых петель ударил по ушам, когда я распахнул её, освещая лестницу лучом фонаря из смартфона. Ступени оказались покрыты слоем пыли и паутины. Я начал спускаться почти бегом, забыв обо всём на свете, размышляя только о том, что девушка попала в беду и нуждается в помощи.  Ступени казались неровными, мягкими, а окружающее пространство постепенно расплывалось; становилось зыбким; словно я погружался в густой туман. Сердце  глухо стучало в груди, отсчитывая каждый шаг, и скрип прогнивших половиц. Голова предательски закружилась. Я чудом удержал равновесие, схватившись рукой за ржавые перила. Хотелось бежать отсюда без оглядки. Однако ноги словно приросли к ступени, на которой стоял. Мозг, всегда рациональный, острый, как скальпель, мгновенно анализировал окружающую обстановку, сканируя тени, прислушиваясь к шорохам. Я был готов к встрече с чем-то ужасным, но то, что увидел, превзошло все ожидания. Мир вокруг начал медленно меняться. На глазах обшарпанные стены затягивались свежей краской; щербатые доски становились новыми и гладкими; будто их только что обработали. Исчезали пыль, грязь и паутина; стены будто обретали прежнюю форму; время двигалось вспять, стирая следы двух десятилетий; подвал наполнился запахом древесины и строительных материалов. Из глубины дома донёсся отчётливый низкий, протяжный скрежет; словно кто-то волочил по полу что-то большое и неподъёмное. Меня окутал липкий душный ужас. Я стоял на лестнице, не в силах двинуться с места; голоса и шаги приближались. Женский всхлип сменился сдавленным стоном; а потом раздался резкий, грубый мужской голос:
- Заткнись, тварь! - садист нещадно бил потерпевшую левым кулаком в лицо, наслаждаясь своей властью над потерпевшей.
              В следующую секунду в дверном проёме появилась высокая, широкоплечая мужская фигура; в одной руке он сжимал что-то большое, бесформенное; я вгляделся в темноту, и сердце замерло. Это была она! Девушка, которую я только что подвёз! Маньяк волочил жертву по ступеням вниз, удерживая за волосы, игнорируя её попытки вырваться.
- Эй ты, придурок! Оставь её! - крикнул я зычным командным тоном.
             Но маньяк даже не обернулся, будто я тут не стоял.  Бросившись наперерез психопату, я левой рукой попытался схватить агрессора за плечо, а правую с гаечным ключом занёс над головой для контратаки. Моё удивление достигло пика, когда мускулистая ладонь прошла сквозь злоумышленника, словно я пытался ухватить дым. Пара прошла мимо меня. Девушка отчаянно рыдала; пыталась отбиваться; но тщетно. Незнакомец швырнул её на пол подвала. Я стоял в ужасе. Жёсткий ёжик волос дыбом встал на голове, приобретая седые прядки. Беспомощным свидетелем кошмара, произошедшего в лихие девяностые годы,  я ещё никогда не был. И теперь жуткая драма разворачивалась вновь перед моим взором, как в хроно мираже. В беседах с Ломовым в 2005 году я откровенно высмеивал его теорию о порталах между мирами, возникающем в грозу в произвольном порядке. Но теперь лично убедился в его правоте.
         Маньяк подошёл к жертве ближе и с силой ударил её по лицу. Девушка вскрикнула, закрываясь руками, но это лишь сильнее разозлило шизофреника. Он схватился за золотую цепочку у неё на шее и начал душить. Тот самый кулон, что лежал теперь в бардачке моей легковушки в качестве залога. Девушка задыхалась, бессмысленно засучила ногами по полу. Но это лишь развеселило негодяя. Вскинув вверх голову, он зловеще захохотал. Затем мужчина вытащил нож, блеснувший в тусклом лунном свете, пробивавшемся сквозь пыльное окнце под потолком; прижал её к полу коленом и резко и уверенно погрузил лезвие ей в плечо. Она завизжала. И этот звук впился мне в сознание, словно ледяной осколок. Я не мог пошевелиться или отвернуться; словно невидимая сила держала меня на месте, заставляя смотреть. Мужчина продолжал издеваться над жертвой; он бил её ногами и руками по голове и туловищу снова и снова, наслаждаясь безнаказанностью, с какой-то яростной сосредоточенностью. Она всхлипывала, просила пощады. Но деспот словно не слышал её мольбы.
- Посмотри на меня, тварь! Посмотри! - его рык звенел от бешенства, - ты даже не взглянула на меня, когда садилась ко мне в машину! Ты даже не обернулась, когда я сказал, что ты красивая! А теперь посмотришь! Не зависимо от того, хочешь ты этого или нет!
       Садист схватил её за подбородок, заставив посмотреть прямо на него. В сжатом кулаке блестел нож.
- Вот тебе урок, тупая шлюха, чтобы ты больше никогда не смотрела свысока на таких, как ты.
       Затем я увидел жуткое: нож коснулся лица девушки. Всё происходило мучительно медленно. Я задыхался от бессильной ярости. Хотелось прикончить этого подонка сию же секунду. Но, увы, это лишь пустая голограмма. Потерпевшая зажмурилась. Но маньяк насильно открыл ей левый глаз и с садистской аккуратностью начал ковырять в нём лезвием тактического ножа. Её крик взорвался в моей голове; резкий и отчаянный; сводящий с ума. Наконец, на пол что-то шлёпнулось с отвратительным звуком. В тусклом лунном свете бликовал глаз. На него психопат тут же наступил, превратив в мокрое кровавое пятно на полу подвала. Я хотел отвернуться или зажать уши, но оцепенел. Я всей душой ненавидел этого негодяя и сочувствовал потерпевшей. Именно для защиты таких угнетённых я и стал ликвидатором в танковом батальоне полковника Соловьёва в далёком прошлом. Маньяк действовал методично, словно исполнял заранее продуманный план; кровь текла по её щекам, смешиваясь со слезами. Наконец, насытившись её страданиями, псих поднялся на ноги и холодным безразличием посмотрел на свою жертву, которая едва дышала, свернувшись на холодном полу подвала.
- Тут тебя никто и никогда не найдёт, тварь! - презрительно процедил он сквозь плотно стиснутые зубы и, повернувшись, направился обратно к лестнице.
       Наконец, его тяжёлые шаги стихли. И осталась лишь леденящая душу тишина, нарушаемая слабым, надрывным дыханием  контуженной девушки. Одна лежала одна в темноте, израненная и брошенная умирать.  Я смотрел на неё, ощущая, как поднимается могильный холод, осознавая, что вижу всё это не просто так. Я не мог отвести взгляд от неподвижной фигуры в углу комнаты под батареей. И горькие слёзы сами текли по моим щекам. Мне было горько за эту девушку; страшно и тошно от хроно миража, невольным очевидцем которого я стал. Тело потерпевшей, казалось, медленно таяло во тьме, пока не превратилось в едва различимый силуэт. Вдруг прямо за моей спиной послышался насмешливый голос:
- В ту ночь тоже шёл дождь. Он был таксистом. Предложил подвезти. Много не попросил.
      Оцепенение спало, будто по щелчку пальцев. Я резко обернулся и посмотрел на клиентку. Гаечный ключ выпал из моей вспотевшей и похолодевшей руки на пыльный пол. Пассажирка стояла в шаге от меня в своём посмертном обличии. Та же ветровка с капюшоном; тот же отсутствующий глаз, на месте которого в лысом черепе зияла чёрная дыра. Её губы сложились в жутковатую ухмылку.
- Послушай. Не горячись. Я всё объясню, - я инстинктивно попятился задом наперёд, выставив перед собой раскрытые ладони.
- Мерзкий убийца! Подлец! Недоносок! Жалкий червяк! Я уничтожу тебя! - злорадным будничным тоном шептала нечисть, угрожающе надвигаясь на меня.
- Я скорблю вместе с тобой. Прости, если чем-то обидел, - лепетал я первое, что пришло на ум, - но я не мог этого сделать. У меня алиби. В девяностые годы я служил срочную службу у полковника Соловьёва и не мог самовольно покинуть пост. У нас с этим строго.
- Врёшь, собака! Не верю ни единому твоему слову. От тебя разит смертью, - шипела клиентка, вытягивая ко мне руки.
            Её конечности естественно удлинились. Средний палец сросся с мизинцем, а указательный с безымянным. Большой палец оттопыривался в сторону. Вместо традиционных ногтей возникли острые, как бритва, когти.
- Не спорю. Я отнюдь не ангел; я принимал заказы от одних злодеев на других; но я не он, - со вздохом согласился я; сердце билось в груди так сильно, что, казалось, выпрыгнет наружу в любой момент, - клянусь памятью погибших в ДТП родителей и приёмной дочери Насти, на мне нет крови невиновных людей. Все, кого я убил, подонки: террористы; торговцы наркотиками и оружием; педофилы и маньяки; садисты и извращенцы; воры и мошенники. Они это заслужили. По долгу службы я уничтожил тех, кого оправдал суд присяжных. Я - чистильщик, а не садист.  Это моё ремесло и нравственный долг; карма и тяжкий крест, если хочешь.  Я убивал, но смерти я не видел. Если не веришь - проверь. Изучи мою память.
- Уговорил. Но если обманул - пеняй на себя, - сурово предупредила нежить, - бездушный взгляд единственного глаза нежити, подобно сверлу, пронзил мой мозг, пробуждая похороненную личную тайну.
       Объект scp класса эвклид, существовавший вне времени и пространства, впилась в мои воспоминания, словно хищник, учуявший добычу. Каждая клеточка тела, изгиб души ощущал ледяное прикосновение смерти; эту безжалостную и беспощадную попытку взломать последний психологический барьер моей крепкой психики и несгибаемую волю к победе и жизни, обнажая самые сокровенные события и заставляя вновь испытать боль утраты близких для меня людей. Голова закружилась; в глазах потемнело;  мир сжался до единственной точки, в которой пересеклись прошлое и настоящее.  Нежить, используя демонические способности, проникала в глубину моей души слой за слоем; этаж за этажом, причиняя душевную пытку. Вжавшись спиной в шершавую стену под пыльным оконцем под потолком, я обливался потом с головы до пят. Во рту пересохло. Раскосые карие глаза расширились от неподдельного ужаса. Брюки ощутимо намокли. "Эх, зря я выпил пиво перед сегодняшней ночной сменой и не сходил в туалет прежде, чем сесть за руль", - раздосадованно подумал я.               
             Внезапно в воздухе возник хрономираж. Трагедия, ставшая отправной точкой в моей теперешней жизни, и поделившая её на "до" и "после". Дождливый осенний день. Обычная интеллигентная семья, предвкушающая радость от пикника на природе, ехала по скользкой грунтовке в лес, в котором арендован кемпинг. Смеющиеся родители; счастливые, улыбающиеся лица; и я, маленький восьми летний мальчик на заднем сидении, играющий в тамагочи на маленьком экране дешёвой приставки.  Лес таил опасность, о которой никто не подозревал. Скрип колёс по скользкой дороге; визг тормозов; душераздирающий мамин крик, брань отца, не справившегося с управлением. Стремительно приближающийся ствол дерева. Глухой удар. Звон лобового стекла. Два окровавленных трупа, пронзённых осколками, лежащие лицом вниз на капоте.  Родители... они ушли навсегда, оставив меня наедине с жестоким, бездушным, беспринципным миром подлых, коварных людей лихих девяностых годов. Я вновь пережил этот ужас, пустоту, непоправимую потерю. Ощущал запах разлившегося бензина из повреждённого бензобака. Видел предсмертную агонию собственной семьи. Теперь я остался один за всех. Во всех смыслах снова. Словно хрупкий росток, выброшенный в бурю, я чудом выполз из разбитой машины; отполз в овраг и потерял сознание. С этой роковой минуты для меня началась совсем иная жизнь, наполненная борьбой за выживание.
                Следующий кадр:
       Детский дом; чужие лица; одиночество; холод; отрешённость от реальности.  Десять лет, словно столетие, бременем опустились на мои хрупкие плечи.  Постепенно изо дня в день благодаря изучаемой по книгам в библиотеке философии боевых искусств, я создал себе стержень, вокруг которого построил с нуля свой характер, постепенно превращаясь из жертвы в хладнокровного, безэмоционального победителя, живущего лишь по принципу: "выгодно - не выгодно". Ничего личного. Только бизнес. С юных лет я видел несправедливость Ельцинской эпохи, где процветали лишь пороки человеческой души. Замечал, как богатые гнобят бедных; преступники уходят от правосудия и достигают невероятных высот в карьере и процветают. А порядочные люди становятся зависимым угнетённым классом и становясь рабами ...
                Десять лет спустя.
       Конец 1998 года. В казарменных стенах, пропахших солдатским бытом и застарелой усталостью, я завершал наряд по уборке. В проёме двери возникла коренастая фигура сержанта Иванова. Прищурив глаза, вояка процедил сквозь зубы:
- Рядовой Малышев, что  это, по-твоему? - и указал кирзовым сапогом на блестящий кафель.
         Я не возмутимо выпрямился во весь рост и будничным тоном возразил, глядя оппоненту в глаза:
- Товарищ сержант, вы, должно быть, ошиблись. Только что завершил. Можете убедиться сами.
        В ответ Иванов демонстративно, со всей гадливостью, вытер грязные сапоги о чистый пол, затем сплюнул на блестящую поверхность, словно клеймил её. Его взгляд источал презрение.
- Разуй свои свиные глазёнки, чучмек! Пол грязный! Убрать, немедленно!
         Волна гнева захлестнула мозг. Челюсти непроизвольно свело так, что под скулами заходили ходуном желваки. В этот миг в памяти всплыли слова, услышанные когда-то от легендарного Брюса Ли по телевидению: «Однажды я сбежал из приюта на лодке, – звучал в голове голос мастера, – был зол и бил веслом по воде. А потом осознал: вода многолика. Она может быть покорной и прозрачной, а может – мутной, бурлящей и смертоносной, всё зависит от течения и шторма на морской глади». Глубокий вдох, за ним медленный выдох – я словно сбросил с себя невидимый груз. С невозмутимым спокойствием, протягивая сержанту мокрую тряпку, я произнёс:
 - Боря, это ты наследил. Будь добр, сам и убери.
         Лицо Иванова побагровело. Захлёбываясь злобой, он вцепился правой рукой в моё левое плечо.
- Что, борзометр зашкалил, щенок?!» – прохрипел он.
       Тень улыбки тронула мои губы:
- Да. У тебя».
       Следующее мгновение стало вихрем движений. Моя левая рука молниеносно освободила гимнастёрку от захвата, резко вывернув запястье сержанта в сторону. Затем, перехватив Бориса за правое плечо сверху, я мгновенно заломил его руку за спину. Повалив Иванова грудью на кафель, я обездвижил его коленом. Не обращая внимания на возмущённые вопли и тщетные попытки сопротивления сержанта, я методично стал вытирать грязь его собственной камуфляжной рубашкой. Каждый мазок был словно приговор.
      Рывком подняв Иванова за шиворот, я придирчиво оглядел пол. Недовольно хмыкнув себе под нос, я пробормотал:
- Нет. Так не годится. Ещё разок.
Перевернув незадачливого сержанта на лопатки, я повторил процедуру. Затем, снова подняв его на ноги, окинул взглядом блестящий кафель и удовлетворённо подвёл итог:
- Вот теперь порядок.
      Старослужащий Иванов, задыхаясь от бешенства, изрыгал отборные ругательства и сыпал угрозами. Я, напротив, с отеческой заботой похлопал его по плечу:
- Боря, тебе бы форму привести в порядок. Если Полкан увидит твой неряшливый вид, то получишь пару нарядов вне очереди – это минимум.
- Ты мне за это ответишь, зверёныш! – прошипел Иванов, выплёвывая слова.
 - Разумеется. В долгу не останусь, – отозвался я; и в этой улыбке не было ни капли тепла.
       Ближе к вечеру меня, как и ожидалось, вызвал в свой кабинет полковник Соловьёв. Полковник, с грохотом опустив кулак на стол, проревел:
- Что ты себе позволяешь, щенок?! Я тебя из грязи вытащил, под крыло взял, выходил, вылечил, по системе "Альфы" натаскивал! А ты что? Дебош в казарме устраиваешь?!
        Я нервно теребил пальцами край гимнастёрки, стараясь выглядеть огорчённым, выдавил:
- Виноват, товарищ полковник.
        Соловьёв прищурился; и его взгляд стал острым, как бритва.
- Слушай меня внимательно, волчонок, – голос полковника опустился до ледяного шёпота. – Ещё одна подобная выходка, и я тебе покажу все прелести армейской службы. Такой ад устрою, что ты сам сбежишь. Понял?
        Я побледнел, словно мрамор, и выдохнул:
- Так точно, товарищ полковник!
- Свободен!» – рявкнул Соловьёв.
- Есть! – я коротко кивнул, изображая полное безразличие, и поспешно покинул кабинет.
     Под покровом наступившей ночи, когда казарма погрузилась в сон, я бесшумно поднялся с койки. Взяв подушку,  словно тень, я скользнул между рядами скрипучих кроватей, на которых храпели и ворочались солдаты. Достигнув своей цели, одним ловким движением прыгнул на Иванова, зафиксировав бёдрами его беспомощные руки и ноги. В следующее мгновение мягкая подушка опустилась на лицо сержанта, перекрывая доступ воздуха. Сержант проснулся, невнятно выругавшись сквозь подушку, и начал отчаянно барахтаться, задыхаясь. Из-под подушки донеслось хриплое:
 - Ты что, совсем охренел, свинья узкоглазая?!»
      Не дрогнув ни единым мускулом лица, я уставился в перекошенное страхом лицо Иванова. Мой голос звучал, как приговор:
- Ненавижу стукачей, Боря. Надеюсь, урок усвоен».
       Иванов, отчаянно цепляясь за жизнь, кое-как кивнул. Я с кошачьей грацией соскочил с койки сослуживца и парой стремительных прыжков достиг своей, и  успел скользнуть под одеяло ровно за мгновение до того, как поднялся бы шум.
       Громко кашляя и ругаясь сквозь зубы, Иванов судорожно сел на кровати. По всей казарме раздались возмущённые ворчания и скрип просыпающихся танкистов. В дверях, запыхавшись, появился дежурный по роте:
- В чём дело, сержант?! Что за ор, какого чёрта ты горланишь, словно тебя режут?!
      Я, мастерски изображая глубокий сон, театрально потёр глаза, будто только что проснулся.
              Ошарашенный, с растерянным взглядом, Иванов с трудом выдавил из себя, вращая головой, словно ища ответа:
- Виноват, товарищ лейтенант… кошмар приснился…
                Следующий эпизод:
             В душном июне 1998 года, когда раскаленный воздух казармы застыл в неподвижной истоме; я стоял на посту, словно высеченная из камня статуя. Лишь лёгкий блеск пота на висках выдавал зной. Ко мне, тяжело ступая, подошел прапорщик Сидоров. Взвесив на ладони флягу, что висела на моём ремне у бедра, он ощутил её непривычную лёгкость. На лице прапорщика, и без того хмуром, залегли глубокие складки гнева.
— Боец, — голос Сидорова прозвучал резко, словно щелчок кнута, — почему тут воды меньше, чем положено по нормативу?
       Не повышая голоса, с едва заметным, почти неуловимым движением зрачков, я ответил:
— Виноват, товарищ прапорщик. Жарко на улице. Пить захотел. Вот и отхлебнул немного.
        Вояка Сидоров, чье лицо наливалось кровью, продолжал меня отчитывать; его слова хлестали, как кнут:
— А кто тебе разрешил пить из фляги, неандерталец? Я же тебе запретил к ней прикасаться! Ты бессмертный, что ли?
        И тут произошло то, чего Сидоров никак не ожидал. Безмолвно, с почти кошачьей грацией, я протянул руку. Мои пальцы, цепкие и сильные, с хирургической точностью сомкнулись на детородном органе прапорщика. Крепкий, немыслимый хват. И в тот же миг, не меняя выражения лица, будничным, даже монотонным тоном, я повторил, словно заезженная пластинка:
— Виноват, товарищ прапорщик. Жарко на улице. Пить захотел. Отхлебнул немного. Учту ваше замечание и наполню флягу водой. Как и положено по уставу.
       Дежурный по танковой роте Сидоров, обливаясь слезами и потом от невыносимой боли и жгучего унижения, медленно согнулся пополам. Его тело, казалось, превратилось в вопросительный знак. Голос, прежде грозный, теперь звучал лишь хриплым, жалким шепотом, который он тщетно пытался сделать угрожающим:
— Ты за это заплатишь, звереныш!
— Обязательно, — усмехнулся я; и в этой усмешке не было ни капли веселья, лишь холодная сталь. Я уточнил: — У тебя всё, Пётр?
— Д-д-да, — заикаясь, выдавил прапорщик, его лицо было бледным, как мел.
— Свободен, — великодушно разрешил я и отпустил многострадальный пенис оппонента.
       С трудом ковыляя, Сидоров, словно избитый зверь, побрел прочь со двора казармы, направляясь в санчасть. Его шаг был хромым, а спина казалась сломанной.
 — Браво! — искренне воскликнул новобранец Фёдоров из весеннего призыва, его глаза горели восхищением. — Лихо ты его на место поставил!
— Стараюсь, — я польщённо улыбнулся, в его улыбке мелькнуло что-то давно забытое, теплое.
— Как тебе это удалось? Этот Сидоров та еще сволочь!
— Я прошел суровую школу выживания с восьми лет, — сдержанно, но дружелюбно пояснил я. Мой взгляд на мгновение ушёл вдаль, словно  видел картины, недоступные Фёдорову. Затем взор вернулся к собеседнику: — Саша, у тебя всё?
— Да, — кивнул солдат.
       Я, уже привычным, будничным тоном распорядился:
— Свободен.
       Молча кивнув, Фёдоров, словно испуганный заяц, убежал прочь, оставив меня одного на посту, под палящим июньским солнцем, со своей загадочной улыбкой и невидимыми шрамами в душе.
Следующий эпизод. Последний.
       Август 1998 года в Санкт-Петербурге дышал влажным теплом, окутывая Неву лёгкой дымкой. Отгул, долгожданный глоток свободы, привёл меня на берег великой реки. Я шёл по набережной, где закатное солнце золотило волны, а лёгкий бриз приносил запахи города. Впереди, на живописной тропинке, обнявшись, неспешно прогуливалась молодая пара – студент Андрей и его хрупкая девушка. Идиллия, казалось бы, полная покоя.
       Но покой был обманчив. Из-за кустов, словно тени, вынырнули три гопника. Один из них, с наглой ухмылкой, держал в руках видеокамеру, нацеливая её на ничего не подозревающих влюбленных. Их голоса, полные бахвальства, разорвали тишину:
— Эй, пацаны, смотрите, какую тёлку этот прыщавый дрищ отхватил. А у нас любви давно не было, — подельники расхохотались, словно их шутка была верхом остроумия.
        Андрей, пытаясь защитить свою спутницу, сделал шаг вперёд.
— Ребята, вы не по адресу. Моя девушка с вами танцевать не будет, — его голос дрогнул, но прозвучал с вызовом.
      В ответ один из гопников, брюнет с хищным взглядом, резко сорвал кепку с головы студента и швырнул её в грязную лужу. Девушка, испуганно вскрикнув, спряталась за спину Андрея, её шепот был едва слышен:
— Андрей, не связывайся с ними. Уходим.
— Иди. Я задержу их. Ничего, — ответил Андрей, и в его голосе прозвучала отчаянная решимость.
       Он попытался ударить ближайшего гопника кулаком в лицо. Брюнет увернулся с кошачьей ловкостью и засадил Андрею правым кулаком под рёбра. Одновременно высокий блондин толкнул парня ладонями в спину, повалив на землю. И все трое, как хищные звери, принялись пинать лежащего жениха ногами.
       В этот момент, словно из ниоткуда, раздался резкий, властный крик, прорезавший воздух:
— Эй, придурки, вы неправильный фильм снимаете!
     Положив походный рюкзак на мостовую, я побежал вперёд. Мои движения были стремительны и точны, как удар клинка. Высоко подпрыгнув, казах в воздухе распахнулся в идеальный шпагат; мои берцы, словно две меткие стрелы, врезались подошвами в челюсти брюнета и шатена. Раздался глухой хруст, и оба придурка, клацнув зубами, кубарем покатились по земле. Достигнув самого берега, шатен свалился в воду Невы, его барахтанье и возмущенные всплески тут же заглушили крики. Брюнет, в свою очередь, рухнул в овраг справа от дороги, издавая лишь глухой стон.
        Обернувшись на звук, невысокий коренастый дебошир, лысый и бритый, переложил видеокамеру в левую руку, а правой молниеносно выхватил перочинный нож. Раскрыв лезвие, он начал хаотично махать клинком перед моим носом;  его голос сорвался на истеричный визг:
— Убирайся, дебошир! Без тебя разберёмся!
        Я хмыкнул.  лицо оставалось невозмутимым, а взгляд – холодным и проницательным. С деланным равнодушием я посоветовал:
— Пёрышко опусти. Отрежешь себе ненароком чего-то лишнего.
— Иди к черту! — взревел лысый и сделал выпад, целясь ножом мне  прямо в грудь.
       Но я оказался быстрее. Левой рукой я поймал запястье противника, с хрустом вывернул его в сторону. В следующее мгновение, разведенными в виде буквы "U" пальцами правой руки, я внезапно саданул лысого прямо в кадык. Лысый дёрнулся, захрипел, выронил нож, который с глухим стуком упал в грязь, и медленно сполз спиной по земляному склону.
— Ты в порядке? Как себя чувствуешь, братан? — сочувственно спросил я, перешагивая через хрипящего лысого. Он подошел к побитому студенту и, протянув правую руку, помог Андрею подняться, заботливо отряхнув его от пыли.
— Идём в больницу, — предложил я.
         Андрей, все еще потрясённый, лишь вымученно кивнул.
         Очнувшийся в овраге брюнет, увидев расправу над своим подельником, бросился в панике наутёк, бросив смешно барахтающегося в воде шатена на произвол судьбы. Я подобрал видеокамеру с записью и нож, ставшие безмолвными свидетелями произошедшего. Затем, поддерживая хромающего Андрея, я повёл его к больнице, оставляя за собой лишь тишину и смятение на берегу Невы. Подруга студента семенила рядом, стараясь не отставать от нас...

         Мираж в подвале исчез так же внезапно, как и появился. Объект scp смерила меня пристальным взглядом единственного глаза, сверкающего из-под капюшона и подытожила:
- Ладно, смертный, живи.
        И сурово добавила:
- Узнаю, что обманул, - пожалеешь.
       Я сглотнул образовавшийся в горле комок. Ну смалодушничал сегодня слегка. Бывает. Оказался не готов к иррациональным событиям.
       Развернувшись на пятках, клиентка покинула заброшку и растворилась во мгле. Тяжело дыша, я расстегнул воротник рубашки и сполз по стене на пол, вытирая пот со лба правым рукавом. Выполнив дыхательную гимнастику, я подобрал гаечный ключ с пола и заковылял к выходу. Сырой ветер обдувал лицо; ерошил короткие смоляные волосы. Мысленно коря себя на чём свет стоит за нерешительность, я сел за руль "рено логан", завёл мотор и выехал со двора.
                Глава 2. Финал.
         Пивной бар ночи, тускло освещённый, казался последним пристанищем для потерянных душ. Я с отвратительным настроением сидел за столиком, медленно потягивая пиво. Кружка пенного казалась единственным утешением в этот момент. Образ нежити из заброшенного особняка не давал покоя, терзая сознание.
"То, что эта тварь меня отпустила – уже чудо, – угрюмо размышлял я, отправляя в рот горсть хрустящих орешков. – С одной стороны, вроде бы надо забыть, отпустить ситуацию и жить дальше. Но как потом смотреть в глаза коллегам? Ведь я присягу давал – защищать невинных. А если вернусь на трассу… она меня прикончит".
          Я глубоко вздохнул, осушая половину кружки.
          "С другой стороны, – продолжил я мысленно, – "если она душит таксистов, значит, она материальна. А значит, её можно поймать и обезвредить. Хотя это и не так просто, как кажется. Как бы поступил на моём месте Ломов? Надо ему позвонить."
         Я достал из кармана пиджака смартфон. Сердитый голос капитана Ломова прозвучал в трубке:
– На связи.
– Привет, Серёга, – стараясь говорить спокойно, произнёс я, – Спишь?
– Кто же спит в три часа ночи? – проворчал Ломов, усмехнувшись. – Выкладывай, что там у тебя стряслось? Куда опять вляпался?
Я описал ситуацию. Затем, после паузы, добавил:
– Я не справился с эмоциями и чуть не погиб. Едва не провалил задание руководства. Придётся уйти из отдела.
           Ломов вздохнул, но голос его звучал дружелюбно:
– Не спеши с выводами, Вадим. Сегодня ты впервые столкнулся с тем, чего, в принципе, не должно существовать. Однако оно существует. Когда я был в твоём юном возрасте, мне приходилось преодолевать сомнения и страх на каждом шагу. А после "Гамсутля" моя душа выгорела. Теперь я как старый армейский паек: без вкуса, цвета и запаха, но годен к употреблению. Не падай духом, братан.
– Спасибо, – я почувствовал облегчение. – Мои действия?
– Поезжай домой и отоспись. Утро вечера мудрее. Я вылетаю в Питер. Скинь приметы объекта SCP.
– Принято, – подтвердил я и тут же поправился, – Какой объект SCP? Там нежить была.
  Ломов тяжко вздохнул:
– Амиго, ты же взрослый человек и понимаешь, что чертей и ангелов не существует. Есть только объекты SCP класса "безопасный", "эвклид" или "кетер".
– Хорошо. Я тебе нарисую эту особь и скину по MMS, – пообещал я.
– Жду, – обрадовался Сергей и сбросил вызов.
         Я открыл приложение на смартфоне, нарисовал по памяти фоторобот фигуры в ветровке с капюшоном и черепом вместо головы. Сохранил чертёж и переслал его Ломову с комментарием: "Объект SCP класс эвклид".
          Ответ пришёл через несколько секунд:
          "Вижу. Спасибо. Еду в аэропорт. Завтра буду в Питере. Всё обсудим. Спокойной ночи".
           После разговора с другом я окончательно успокоился. Убрал смартфон в карман, допил пиво, расплатился и вышел во двор. Сел за руль "Рено Логан", выехал со двора, ощущая, как бремя вины отпустило сознание.
                Сутки спустя.
           В ночной тишине Санкт-Петербурга, прорезая туман и мряку желтым пятном света, двигался "Шевроле Нива" Сергея Ломова. На крыше неказистого внедорожника покачивался пластиковый знак такси, а к белому борту небрежно, словно второпях, были приклеены черные шашечки. Ломов, архитектор с душой воина, привычно держал руль; его взгляд скользил по тускло освещённой улице.
Внезапно, из пелены ночи, прямо в свете фар показалась фигура. Высокая, стройная, облачённая в ветровку с глубоким капюшоном, скрывающим лицо. Её движения были бесшумны, почти призрачны. Нежить. Ломов, не сбавляя скорости, левой рукой едва заметно дотронулся до потрепанной офицерской фуражки, словно ища у нее поддержки и одобрения. В рацию, закрепленную у левого уха, он произнес:
— Вадим, цель вижу. Жди.
    Из динамика послышался мой спокойный голос:
— Принято.
    Ломов плавно остановил машину рядом с бесшумной фигурой.
— Привет, красотка. Подвезти?
   Демонесса, не произнеся ни слова, бесшумно скользнула на заднее сидение. От неё веяло могильным холодом, несмотря на тёплую куртку..
— Куда едем? — Голос Ломова был будничным, лишенным каких-либо эмоций.
Пассажирка назвала адрес. Голос её был сухим, подобным шелесту прошлогодних листьев. Заброшенный коттеджный посёлок "Барвиха". Ломов кивнул и двинулся в путь, навстречу ночным тайнам.
Дорога казалась бесконечной. Включённое радио монотонно бубнило:
- Доброго времени суток, уважаемые петербуржцы. Пресс-служба "ГУВД" напоминает: не сажайте попутчиков ночью на трассе между Выборгским и Приморским шоссе. Это необходимо для вашей безопасности. В посёлке "Барвиха" орудует маньяк. К сожалению, фоторобот злодея составить не удалось. Подробности засекречены в целях конспирации.
        Ломов привычно усмехнулся и подумал, сцепив язык зубами во избежание непроизвольной озвучки мыслей вслух: "современная полиция ни разу никого не защитила в отличие от советской милиции. В далёком прошлом люди умели работать. Не то, что сейчас". Многозначительно хмыкнув, Сергей сам себе мысленно возразил: "старею, однако. Ворчу уже, как пенсионер: "ох и гадость же эта передача "дом-12"! Вот "дом-2" о любви была"... И сдержанно засмеялся.
        Два часа спустя такси, наконец, въехала в круг. Яркое, светящееся кольцо из кристалликов соли, словно древнее заклятие, брошенное на землю. Ломов остановил транспорт; его сердцебиение ни на секунду не сбилось. Он обернулся, рефлекторно тронул фуражку, словно ища у неё моральную поддержку, а затем, с едва заметной усмешкой в уголках губ, защёлкнул магические наручники на запястьях демонессы. Блеснули в полумраке, словно впились в плоть.
— Приехали. Конечная, — произнёс он, и в его голосе прозвучало удовлетворение от хорошо выполненной работы.
Мстительница возмущённо зашипела и дёрнулась, пытаясь плечом открыть пассажирскую дверцу.
- Куда собралась? Сядь на место! - рявкнул капитан и схватил злодейку за воротник ветровки.
            Его сильные пальцы, подобно крючьям экскаватора, впились в гнилую плоть преступницы. Маньячка зашипела. Ломов вынул из кармана джинсов православный крестик и направил на пассажирку, отрывисто бросив:
- Сидеть!
           Негодующе шипя, преступница подчинилась.
Стоя на крыше заброшенного коттеджа, я наблюдал за другом через прибор ночного видения. На моём лице играла сдержанная торжествующая улыбка. Вынув из кармана пиджака спутниковый телефон, я по памяти набрал знакомый номер и доложил:
— Товарищ полковник, это волк.  Объект SCP в Санкт-Петербурге обезврежен.
          Демонесса, взглянув на меня, проскрипела сдавленным, дребезжащим голосом, полным древней ярости:
— Ты ещё пожалеешь об этом, свинья узкоглазая.
— Сомневаюсь, — невозмутимо возразил я, качая головой.
- Что тут происходит? - опешила пассажирка, обращаясь к спецназовцу со шрамом на левой щеке за рулём такси.
           Ломов, всё ещё с усмешкой на губах, возразил демонессе:
— Мы, архитекторы, помогаем друг другу.
           Поймав мой  торжествующий взгляд, Серёга заговорщицки подмигнул.
          В ту же ночь несколько часов спустя спец борт со мной и Ломовым на борту прибыл в Москву. На парковке нас ожидал минивен с тонированными стёклами. Держа преступницу за локти, я с напарником вывел её по трапу самолёта, провёл к выходу через взлётно-посадочную полосу и посадил в укреплённый багажник  служебного транспорта. 
- Это и есть твой маньяк, Вадим? - не поверил своим глазам Щепкин, изучая объект SCP, с лютой ненавистью взирающий на нас из-за чугунных решёток.
- Так точно, товарищ комбриг, - я вытянулся по стойке "смирно".
- Ну, мужики, не перестаёте вы меня удивлять,- Борис Борисович растерянно покачал головой, - я больше ста лет на службе, а такое вижу впервые.
- Рад стараться, Борис Борисович, - сдержанно улыбнулся Ломов.
           Сев втроём в служебный микроавтобус с тонированными стёклами, мы поехали в штаб управления по планированию специальных мероприятий.
            База встретила нас холодом, контрастирующим с недавним ужасом. Нежить, пойманная и обезвреженная, теперь лежала в стальном контейнере, превратившись из ночного кошмара в музейный экспонат. Полковник Щепкин с непроницаемым хитрющим лицом зачитывал объекту scp обвинительный протокол; его голос ровным эхом отдавался в тишине, подчёркивая официальность происходящего. Каждое слово, каждый пункт – все было подчинено порядку, даже когда речь шла о существе, бросающем вызов самой природе.
        Я с Серёгой Ломовым, уставшие, но с чувством выполненного долга, получили свою порцию благодарности. Полковник, обычно скупой на похвалу, позволил себе лёгкую улыбку. Два выходных дня – награда за пережитое, за столкновение с чем-то, что выходило за рамки привычного мира.
          Очевидцы задержания (или другого контакта с нежитью), если они и были, теперь забыли всё, что видели, пожизненно. Амнезиак – верный спутник подобных операций, стирающий воспоминания, оставляя лишь легкое недоумение, словно после странного сна. Я с Серёгой по очереди подписал протокол о неразглашении, став хранителями секретной информации, навсегда запечатав пережитое в глубинах своей памяти.
         Тем временем, город, ничего не подозревая, продолжал жить своей жизнью. СМИ, получив лаконичную, обтекаемую фразу, разнесли ее по всем каналам: "Уважаемые петербуржцы! Сохраняйте спокойствие. Маньяк, орудовавший в "Барвихе", обезврежен благодаря совместным усилиям "МВД" Санкт-Петербурга и "ФСБ" Москвы. В интересах следствия конфиденциальная информация не разглашается".
          Никто горожан не знал правды. Никто не подозревал, что за этими словами скрывалась битва с порождением ада; с существом, которому нет места в реальном мире. Но я и Ломовым знал об этом. И эта информация, бременем легла нам на плечи и  осталась на всю жизнь, напоминая о тонкой грани между привычным скучным миром и тем, что скрывается в его тени.

        Закончил писать 22.09.2025 года.
        С уважением, Сергей Петров 35.