Колькин аккордеон

          К началу войны я окончил предпоследний курс архитектурного института и, не успев полностью сдать сессию, ушёл на фронт. Многие мои товарищи поступили также, и в сентябре сорок первого на одном занятии в лектории едва насчитывался десяток студентов, и группы объединяли, поскольку и большинство преподавателей решительно отправились защищать Родину от фашистских стервятников.
          Знания, полученные во время захватывающе интересной учёбы, мне весьма пригодились, и я не раз с признательностью вспоминал мудрых педагогов, умело внушивших нам, юным, любовь к черчению, техническому рисованию, сложнейшим расчётам. Благодаря своей серьёзной подготовке, я уверенно участвовал в возведении фортификационных сооружений, которые мы между собой называли «боевыми заборами», строил ДОТы, рассчитывал траектории траншей и ходов сообщений. В краткий отдых между боями я писал письма родным и предавался мечтам о продолжении учёбы в мирное время.
          По окончании войны, едва вернувшись домой, я отправился в приёмную комиссию моего вуза, где увидел изрядное количество знакомых лиц. Радостные восклицания перемежались горестными – с тяжёлым сердцем мы узнавали о гибели дорогих наших друзей и педагогов... Декан факультета предложил мне съездить на разведку в сильно разрушенный посёлок в соседнем областном центре, проектированием здания райкома в котором мне и предстояло заняться на преддипломной практике. Я с воодушевлением согласился и, прихватив лёгкий чемоданчик, благо погода стояла солнечная и тёплая, уехал на междугороднем автобусе выполнять задание профессора. До искомого Киселёвска я добрался от конечной автобусной остановки на попутном грузовике. Добродушный шофёр любезно предоставил мне место в кабине и всю дорогу, вздыхая, рассказывал об ужасах немецкой оккупации, пережитой жителями маленького посёлка.
          Киселёвск представлял собой поистине удручающее зрелище – следы разрушений свидетельствовали о тяжелейших испытаниях, выпавших на людскую долю. В райкоме, временно дислоцировавшемся в частично сохранившемся доме, мне дали адрес некой Лавровой-Тимофеевой Н. П., у которой я мог остановиться на несколько дней. Хозяйка оказалась чуть младше меня. Её муж, доктор местной больницы, отдыхал после напряжённого суточного дежурства, и мы шёпотом переговаривались, пока она устраивала меня на ночлег в маленькой уютной комнатке, в которой я обнаружил лежащий на тумбочке аккордеон с порыжелыми ремнями и потрескавшимся покрытием. «Вы играете? – вежливо поинтересовался я. – Или супруг?» Вместо ответа она вдруг опустилась на стул и тихонько заплакала, прижав руки к лицу. «Простите! – расстроился я. – Вам плохо?! Разбудить мужа?» «Нет, нет, Вы простите! – прошептала хозяйка. – Никак не привыкну, боль не уходит... Это аккордеон Кольки, моего младшего брата. Уж как он свой инструмент любил и играл замечательно! Сам научился по самоучителю, в Киселёвске отродясь музыкальной школы не было. А Колька пел отлично с самого детства и очень об аккордеоне мечтал, вот мама и купила ему в подарок ко дню рождения. А самоучитель в школьной библиотеке подарили, всё равно никому больше не нужен был. И Колька прилежно занимался, гаммы разучивал, песенки лёгкие, а потом начал на слух подбирать. На всех семейных праздниках играл, не нарадовались на него. И на школьных вечерах...» И вновь раздались приглушённые рыдания. Я молча ждал продолжения, понимая, что финал истории будет весьма трагичным. «Когда войну объявили, я сразу в райком побежала и записалась на фронт санитаркой. А Кольке наказала, чтоб маму берёг и защищал. Вот он и защитил...» Прервавшись, осиротевшая старшая сестра, несколько раз глубоко вздохнула и зашептала дальше: «Фашисты дома обходили, во все двери молотили, жителей на улицу выгоняли. Мама Кольку в подпол отправила и вылезать строго-настрого запретила, а он не послушался. Выбежал вслед за ней и как закричит на фрица: «Не смей мою маму трогать!!!» Тот, не глядя, полоснул очередью из автомата – Колька и рухнул, как подкошенный. Мама, не помня себя, на немца бросилась – он и её очередью уложил. А дом спалили дотла, только погреб целым остался, там аккордеон и нашли, когда завал разбирали. Колька инструмент спрятал, говорил, когда победим фашистов, тогда и будет снова играть... А теперь на месте нашего дома райком запланировали возводить. Вот такие дела...»
          На следующее утро, сидя в кабинете первого секретаря, я поведал горькую историю приютившей меня семьи и изложил собственные соображения, которые были приняты во внимание. Райком в итоге построили по проекту моего одногруппника в другой части посёлка ближе к железнодорожной станции, что оказалось гораздо удобнее и командированным, приезжающим в Киселёвск, и самим сотрудникам. А на месте сожжённого оккупантами дома возвели музыкальную школу, проект которой разработал я по согласованию с заведующим кафедры. Внушительное трёхэтажное здание с просторными классами и актовым залом. Над входной дверью крупная табличка с надписью золотыми буквами: «Детская музыкальная школа имени Коли Лаврова». Колькин аккордеон красуется на почётном месте в вестибюле, и ежегодно во время выпускных концертов на нём торжественно играет очередной отличник отделения народных инструментов...