А ему, псу поганому, малолетку подавай

 
 Главы из романа "Совесть человечества"

Часть 2

Вся власть - бандитам

Кузьму охрана пропускала к Чуме без проверки и формальностей. Второй после  хозяина человек,  дружбан не разлей вода. Зайдя в гостиную Кузьма подивился на Авдотью Петровну. Как будто годков двадцать сбросила. Постройнела, стерва, грудь в разрезе  роскошного халата назойливо выпирает,  на голове модная  прическа, прямо  артистка какая.  Трудно представить, что еще недавно побирушничала в грязной фуфайке у ворот городского рынка. Она теперь у Чумы доверенное лицо, заведующая по хозяйству, важная  советчица.
   -Ты что такой мрачный спросил, - Чума Кузьму  после братских обниманий.
   Да  есть повод, братан.
  - Ну не томи, что случилось? Может, помощь нужна какая?
  -   Даже не знаю, говорить тебе или нет. Хотел сам  решить проблему, а потом  рассказать.   
 -   Давай вместе решать. С каких пор  секреты, братан. Мы с тобой город поставили на уши, в  неволе  братались, ты меня с зоны встречал. Я  у тебя в долгу, проси что хошь…
- Ничего ты мне не должен, друзья в долг не дают.  А пришел  я  просить тебя об одолжении. Только очень прошу, подумай хорошенько , прежде, чем принять решение. 
- Ты чего, обкурился, разве я тебе в чем откажу? Может, бабки нужны, вроде делимся по-братски. Да я за тебя…
-  А вот и  посмотрим
- Авдотья Петровна принеси-ка нам чего-нибудь светленького, да пожевать трошки, тут  без водки не разберешься.
 - Я щас, мигом, Эдуард Алексеевич,
-  засуетилась Авдотья.
На мрачном лице Кузьмы появилось что-то вроде улыбки
- Чему смеешься, что по отчеству кличет?
Одинокая она, как  я,  бездетная, за меня в огонь в воду бросится. Только ей и доверяю свое  житиё-бытиё.  Она и сготовит, и постирает, дом держат в чистоте и порядке, стволы мои и те  до блеска  протирает.  Да и не смотри,  что ей  под  шестьдесят. Всегда ухоженная, стройная, ей  бы мужика. Слово мое для нее закон.  Вот скажу ей  докажи, Авдотья Петровна, что любишь меня как родного  -  разденься догола...
- Не надо, и так вижу.

  В комнату  стремительно вошла Авдотья, разгоряченная, ловко разгрузила поднос с  водочкой , кусками семги и помидорчиками 
 - Они махнули по стопке
- Ну рассказывай, рассказывай.
- Помнишь,  ты говорил: сирот не трогать, матерей-одиночек не обижать, а  остальных, кто власти хочет, за баблом охотиться,  можно валить, сами себе  судьбу такую выбрали.
- Ну, говорил, не отказываюсь.
- В общем, пришел просить я голову твоего Хирурга
- Какого хирурга? Дохляка, что ли?
- Да!
- Он же у нас … -  но Кузьма не дал ему договорить:
- Он мою племянницу, сироту, изнасиловал, а потом зарезал, чтобы не проговорилась, и в реку!  Но видели его, когда сбрасывал с обрыва тело.  Она только жить начинала, поступила в техникум, парень у нее вроде завелся.
Чума побагровел, сморщил  лоб гармошкой
- А ошибки быть не может?
- Ты меня знаешь, Чума.
- Он же на бабл+о, которое я ему отваливал, мог себе целый гарем завести.
- А ему, псу поганому, твари мерзкой, сироту подавай малолетнюю!
На смотри, - Кузьма протянул ему несколько фотографий с обезображенным телом девушки.
- Царствие Небесное, как говорится, - произнес сурово
Чума и молча разлил водку по стопкам. 
-  Что ж, брат, не могу я тебе отказать. Сам убьешь или…
- Сам, только сам. Задушу вот этими руками и его же скальпелем оскоплю
- Слово –то какое – «оскоплю», ну давай-давай – незаменимых нет. Сколько на нем душ замученных. Отправляй на небеса…

  Получив согласие Чумы,  Кузьма  быстро ушел и в этот же вечер  на краю обрыва, с которого  Хирург сбросил в реку
тело его племянницы,  привел в исполнение свой  приговор.
 
  Чума после ухода Кузьмы снова  налил себе водочки.
    - Вроде было полегче от процедур, но опять черти лезут в глаза,  произнес Чума  вслух, так, чтобы Авдотья слышала.Зачем он мне показал эти снимки…
- Может, еще чего-нибудь принести?
спросила Авдотья, слегка  наклонившись над столом, как будто хотела дать ему получше разглядеть свои полноватые  груди.
- Иди ко мне, - позвал  он ее наконец по имени
Она  почувствовала, что сейчас может произойти то, чего  так боялась и вместе  с тем желала. Только не могла себе признаться в этом.
   Он усадил ее рядом на диван.
- Душат меня черти проклятые, профессор говорит, лечиться надо.
- Не бережете вы себя. Эдуард Алексеевич. Что сделать для вас, чтоб полегчало, что бежали от вас черти окаянные,  родной вы мой человек, спаситель?  -  прослезилась Авдотья и стала перед ним на колени.
- Да не называй ты меня на «вы»  - сразу неволя вспоминается. -
- Только скажи, Эдуард Алексеевич, на все готова ради тебя.
Вот хоть под ноги твои лечь! К жизни ты вернул меня, человеком дал почувствовать...
- Отдашься мне? Только не из страха, а по своей воле? - спросил он неожиданно
- Я - вам? Это за что же мне такая честь? Разве я заслужила?
- Говори  честно – не обижусь.
- Конечно -  да! Еще и ноги целовать буду. Обогрею, обласкаю. Вот только жаль, что не молодая я уже. Хотя и недолюбила я  в прошлой жизни, ой как недолюбила. 
  - Раздевайся.
  - Я только свет выключу
 -  Не надо
-  Все снимай. Да не смущайся ты. Помоги чертей этих отогнать
- Всё сниму, чего мне смущаться, люблю тебя всем сердцем, как родного, как брата.
   
- Вот ты какая, покачал головой Чума, разглядывая её,   и черти, которые  мерещались, куда-то попрятались.
 = Да не прячь ты грудь свою, опусти руки
-  Да не та уже я, не та, - слезы  проступили   на глазах Авдотьи
Чума вдруг замахал рукой, словно хотел отогнать от своего лица нечистую силу.   
 - Что с тобой Эдуард Алексеевич, - встревожилась  Авдотья             
    Чума вытаращил на нее удивленные глаза, ему вдруг показалось , что на встревоженном  лице Авдотьи  проступили  черты его матери.   
- Мама, - крикнуло он…
- Да хоть мама, хоть сестра твоя, бросилась она к его ногам.
- Давай выпьем по одной предложил Чума, отряхнувшись от наваждения. Вот ты мне советовала церкви помогать, повесить в доме иконы. Не помогает. Я  на прошлой неделю  машину подарил батюшке,  на ремонт храма отвалил бабла. А как посмотрю на тебя легче становится. Ты мне и мать, и сестра, и полюбовницей будешь
- А как же Галина, она так вас любит
- Не надо сейчас о ней…
 
   Утром, он ей сказал, покачав многозначительно чугунной головой:
- А говоришь старая…