А ты настоящий

Однажды   в аэропорту я встретила  сокурсника  Станислава  Е.   Прошло более десяти лет после окончания института, но  мы    почувствовали что-то родное, обнялись и расцеловались.
 - Где твои косички? - смеясь, спросил Стас.
Это он вспомнил, как  на лекциях,  шутя, дёргал   мои  школьные косы и никогда  не признавался, а делал вид, что занят  лекцией.
- Так, где же твои косы?  - повторил он  вопрос.
 - А там же, где твоя шевелюра - весело отвечала я.
Теперь у  Станислава   лоб продолжался залысинами, и в поредевших волосах проступала седина.   Усталый вид,   складки у рта, и грустинка в добрых се-рых глазах  отозвались в моей душе необъяснимой тревогой за Стаса. Одет он был  в модное, но уже поношенное пальто.  Это как-то не вязалось с тем, что я слышала   от сокурсниц - Стас    успешный  переводчик с  немецкого и  английского, часто работает   за границей - «рукой не достанешь». И это было неудивительно.
 Стас,  старше  нас на лет пять, отличался  серьёзным отношением к учёбе.  Уже в СНО (Студенческое Научное Общество) он  выступал с сообщением, которое заслужило внимание  наших  педагогов.  Стас приехал  из Белоруссии,   никто ему не помогал. По  воскресениям  и праздникам  он  исчезал из общежития, чтобы на  вокзале  разгружать вагоны. Этим он зарабатывал  на жизнь.
 На занятиях по немецкому языку Стас свободно говорил по-немецки.   Он не был немцем и никогда не жил в Германии. Оказалось, что парнишкой одиннадцати лет он помогал семье выживать во время фашистской оккупации. Способный к языкам, он быстро научился говорить по-немецки.
  Случайной встрече мы искренно обрадовались и,  усевшись в уголке старого здания аэровокзала,  стали  вспоминать счастливейшие годы учёбы в институте.   Нам  очень повезло: нас учили основатели романо-германской  филологии в СССР - учёные петербургской  школы.  С благодарностью мы говорили о  лю-бимых  преподавателях.
Стас, смеясь, вспомнил красивый кожаный портфель, который  наш курс по-дарил на юбилей  всеми любимой преподавательнице грамматики английского языка. И что же?  На следующий день она пришла в институт со своим стареньким портфелем,  в котором был вложен наш  подарок; и по-прежнему верёвочка вместо ручки была перекинута через   её плечо.
 А я вспомнила, как  на  первом  курсе  свалилась в обморок  на экзамене: мне показалось, что  на оценку  «Четыре» я не отвечу, следовательно, и стипендию не получу.   Преподаватель Фаина Иосифовна  напугалась больше всех   и  поспешила  в зачётке  поставить  4, а меня в сопровождении студенток отправить в общежитие.

Милые, добрые наши преподаватели!  Низкий поклон Вам!
Мы говорили, не замечая времени.   Но чувство  тревоги за судьбу моего то-варища не покидало меня.  А  он  с живейшим интересом  всё  расспрашивал и расспрашивал о моей жизни на Севере и уходил  от вопросов, которые задавала я. Наконец я приступила к нему:
- Стас, ну, а ты? Переводишь? Где?
 Стас как-то поскучнел  и заговорил не сразу.
- Я после смены, -   тихо сказал он и  помолчал вновь.
- Сейчас не перевожу, но переводил и довольно много.
Я не отступала, настойчиво  расспрашивала его и Стас, наконец, сдался.
Он рассказал, как был доволен  своим распределением, хвалил себя, что ус-пел окончить за годы учёбы ещё  и вечернее отделение  немецкого языка. Вто-рой язык - немецкий был востребован не меньше первого - английского. Рабо-тать было легко и очень интересно.  Международные конференции, семинары, сопровождение специалистов здесь и за рубежом,   командировки по  Союзу и  в Европу.  И везде учился, хватая специальную  лексику на ходу.  А сколько заме-чательных  людей встретил!   
  Была командировка на Кавказ. Группа немцев из ФРГ заканчивала своё пребывание в СССР.  Традиционно  перед отъездом устроили  банкет. Немцы из ГДР и  немцы из ФРГ  заметно отличались. Ребята  из ГДР  одевались просто, многие говорили по-русски (изучали в школе,  некоторые оканчивали наши  вузы).  После конференции на банкете  могли сунуть нераспечатанную бутылку водки в пиджак подмышку и потом в гостинице весело её распить и т. д. Другое дело - западные немцы. В них   узнавали   иностранцев: по одежде, по вальяжно - вы-сокомерной манере нести себя.  Но те и другие любили у нас поесть и  выпить русской водки. Это учитывали - поили и кормили «до отвала».
 В тот раз  я не переводил,  а был администратором, следил, чтобы угощение пополнялось бесперебойно. Наступал тихий,  красивый, кавказский  вечер. Большие, почти до пола, окна в  банкетном зале давали  возможность увидеть  божественную красоту  Кавказа. Немцы  подходили к окнам, щёлкали аппаратами.   Слышалось: die Herrlichkeit!   Die Pracht!!  Wunderbar!
Они  возвращались к своим столам, поднимали бокалы и с удвоенным аппетитом ели и пили.  Их голоса становились всё громче, банкетный шум нарастал. За ближайшим   столиком  громко смеялись. Я услышал  слово «sibirisch» и подо-шёл  поближе. Немец  рассказывал о своём дяде, который,  будучи военнопленным,  имел  редкую возможность видеть, как богата и  красива Сибирь. Он    был шофёром. А когда в 1955 году вернулся к семье во  Фрайберг, то  стал  париться по  субботам в бане, которую пристроил к своему дому;  накрывал стол собственными солениями, мочёными  ягодами,  грибами.   В праздники  его гос-ти  лепили пельмени.  Переживал, что у русских в Сибири по берегам озёр и рек лежат выброшенные  волнами брёвна, и "niemand, niemand benutzt die St;mme, die bleiben dort, um zu verfaulen." (никто, никто не использует  бревна, они так и остаются там гнить).
Немец, который  сидел слева от рассказчика,  был изрядно пьян. Его лицо было  красным,  белесые волосы  прилипли к  мокрому лбу.   Он  слегка сполз  с кресла, раздвинул  свои жирные ляжки. Вдруг, не поднимая головы,  он громко и медленно произнёс: "Und all das war die russischen Schweine zugekommen!"  (И всё это  досталось Русским  Свиньям!)
 Кровь ударила в мою  голову.  Я вдруг увидел, что на нём каска, и он, играючи, целится в мою бабушку, которая  идет с мешочком отрубей по заснеженной уз-кой дорожке  зимой 1943 года. Выстрел, -  и она лицом   уткнулась в снег. В мгновение я оказался около фрица, схватил его за грудки, приподнял и  с силой прижал к стулу так, что он свалился на  пол. Но двое наших уже держали меня, и  меня повели к  выходу. к выходу.
- На этом всё закончилось.
 Он помолчал, потом добавил:  - я легко отделался, меня просто уволили.
Я    вглядывалась в помолодевшее взволнованное   лицо  Стаса. В голове про-мелькнула  фраза; - Стас, а ты настоящий! Я обняла его.
Тут объявили посадку, и мы расстались.