А ты настоящий

Однажды   в аэропорту я встретила  сокурсника  Станислава Е.   Прошло более десяти лет после окончания института, но  мы    почувствовали что-то родное, обнялись и расцеловались.
 -Где твои косички? -смеясь, спросил Стас.
Это он вспомнил,Как  на лекциях,  шутя, дёргал   мои  школьные косы и никогда  не признавался, а делал вид, что занят  лекцией.
-Так где же твои косы?  - повторил он  вопрос.
 -А там же, где и твоя шевелюра, - весело отвечала я.
Теперь у  Станислава   лоб продолжался залысинами, и в поредевших волосах проступала седина.   Усталый вид,   складки у рта, и грустинка в добрых серых глазах     отозвались в моей душе необъяснимой тревогой за Стаса. Одет он был  в модное, но уже поношенное пальто.  Это как-то не вязалось с тем,что я слышала   от сокурсниц: - Стас    успешный  переводчик с  немецкого и  английского, часто работает   за границей, - «рукой не достанешь». И это было неудивительно.
 Стас,  старше  нас на лет пять, отличался  серьёзным отношением к учёбе.  Уже в СНО (Студенческое Научное Общество) он  выступал с сообщением, которое заслужило внимание  наших  педагогов.  Стас приехал  из Белоруссии,   никто ему не помогал. По    воскресениям  и праздникам  он  исчезал из общежития, чтобы на  вокзале  разгружать вагоны. Этим он зарабатывал  на жизнь.
 
На занятиях по немецкому языку Стас свободно говорил пJ немецки.   Он не был немцем и никогда не жил в Германии. Оказалось, что   он, парнишкой одиннадцати лет помогал семье выживать во время фашистской оккупации. Способный к языкам, он быстро научился говорить по - немецки.
  Случайной встрече мы искренно обрадовались и,  усевшись в уголке старого здания аэровокзала,  стали  вспоминать счастливейшие годы учёбы в институте.    Нам  очень повезло: нас учили основатели романо-германской  филологии в СССР - учёные петербургской  школы.  С благодарностью мы говорили о  любимых  преподавателях.  Стас, смеясь, вспомнил красивый кожаный портфель, который  наш курс подарил на юбилей  всеми любимой преподавательнице грамматики английского языка. И что же?  На следующий день она пришла в институт со своим стареньким портфелем,  в котором был вложен наш  подарок, и по-прежнему верёвочка вместо ручки была перекинута через   её плечо.
 А я вспомнила, как  на  первом  курсе  свалилась в обморок  на экзамене: мне показалось, что  на оценку  Четыре я не отвечу, следовательно и стипендию не получу.   Преподаватель Фаина Иосифовна,  напугалась больше всех   и  поспешила  в зачётке  поставить  Четыре, а меня в сопровождении студенток отправить в общежитие.

Милые, добрые наши преподаватели!  Низкий поклон им!

Мы говорили, не замечая времени.   Но чувство  тревоги за судьбу моего товарища не покидало меня.   А  он  с живейшим интересом  всё  расспрашивал и расспрашивал о моей жизни на Севере и уходил  от вопросов,которые задавала я.
Наконец я приступила к нему: Стас, ну, а ты? Переводишь? Где?
 Стас как-то поскучнел  и заговорил не сразу.
-Я после смены, -   тихо сказал он.  Помолчал вновь.
- Сейчас не перевожу. но переводил и очень много. 
Я не отступала, настойчиво  расспрашивала его и Стас, наконец, сдался.

Он рассказал, как был доволен  своим распределением, хвалил себя, что успел окончить за годы учёбы ещё  и вечернее отделение  немецкого языка. Второй язык -немецкий был востребован не меньше первого- английского. Работать было легко и очень интересно.     Международные конференции, семинары, сопровождение специалистов здесь и за рубежом,   командировки по  Союзу и  в Европу.  И везде учился, хватая специальную  лексику на ходу.      А сколько замечательных  людей встретил!   
  Была командировка на Кавказ. Группа немцев из ФРГ(Федеративная  Республика Германии) заканчивала своё пребывание в СССР.  Традиционно  устраивали перед отъездом банкет. Немцы из ГДР и  немцы из ФРГ  заметно отличались. Ребята  из ГДР  одевались просто, многие говорили по-русски (изучали в школе,  некоторые оканчивали наши  вузы).   После конференции на банкете  могли сунуть нераспечатанную бутылку водки в пиджак подмышку и потом в гостинице весело её распить и т. д. Другое дело - западные немцы. В них  тот- час узнавали   иностранцев: по одежде, по вальяжно - высокомерной манере нести себя.  Но те и другие любили у нас поесть и  выпить русской водки. Это учитывали: поили и кормили «до отвала». В тот раз  я не переводил, а через переводчика узнавал кулинарные предпочтения гостей и следил, чтобы угощение пополнялось бесперебойно.

Наступал тихий кавказский  вечер. Большие, почти до пола, окна в  банкетном зале давали  возможность увидеть   божественную красоту  Кавказа. Немцы  подходили к окнам, щёлкали аппаратами.   Слышалось: die Herrlichkeit!   Die Pracht! Wonderwall!
Они  возвращались к своим столам, поднимали бокалы и с удвоенным аппетитом ели. Их голоса становились всё громче, банкетный шум нарастал. За ближайшим от меня столиком  громко смеялись. Я услышал  слово «sibirisch» и подошёл  поближе. Немец  рассказывал о своём отце, который,  будучи военнопленным,  имел  редкую возможность видеть, как богата и  красива Сибирь. Он там   был шофёром. А когда в 1955 году вернулся к семье во  Фрайберг, то  стал  париться по  субботам в бане, которую пристроил к своему дому,  накрывал стол собственными солениями, мочёными  ягодами,  грибами.   В праздники  его гости   обязательно   лепили пельмени.  Переживал, что у русских в Сибири по берегам озёр и рек лежат выброшенные  волнами брёвна, и "niemand, niemand benutzt sie, sie bleiben dort, um zu verrotten." (никто, никто не использует их, они так и остаются там гнить)
 Немец, который  сидел слева от рассказчика,  был изрядно пьян. Лицо покраснело, а белесые волосы  прилипли к  мокрому лбу.   Он  слегка сполз с кресла, раздвинув  свои жирные ляжки. Вдруг, не поднимая головы,  он громко и как-то значительно произнёс: "Und all das ging an die russischen Schweine!"  (И всё это  досталось Русским  Свиньям!)
 Кровь ударила в мою  голову.  Я вдруг увидел, что на нём каска, и он, играючи, целится в мою бабушку, которая с   мешочком  отрубей идет по деревне Т. летом 1943 года.  За ней шёл немец, -   выстрел, и она лицом   уткнулась в землю. Во мгновение я оказался около фрица, схватил его за грудки, приподнял и  с силой прижал к стулу так, что он свалился на  пол. Но двое наших уже держали меня, и  мы шли к выходу.
- Warum bist du seine  (За что ты его?), - кто-то  крикнул   из зала.
- Он знает за что, -  тихо сказал я.
- На этом всё закончилось. 
 Он помолчал, потом добавил:  - я легко отделался, меня просто уволили.
Я    вглядывалась в помолодевшее взволнованное   лицо  Стаса. В голове промелькнула  фраза; - Стас, а ты настоящий! Я обняла его.
Тут объявили посадку, и мы расстались.
Позже  я узнала, что Стас вернулся в Белоруссию.