Встреча в Толедской библиотеке

В год от Воплощения 1142-й довелось мне посетить славный город Толедо, где в то время трудился над переводами достопочтенный Герард Кремонский. Я застал его в библиотеке архиепископа Раймунда за изучением манускрипта, который он с великой осторожностью прятал от посторонних глаз.

— Друг мой, — обратился он ко мне по-латыни с арабским акцентом, — то, что я вам сейчас покажу, превосходит все Clavicula Salomonis и Picatrix вместе взятые. Это — Liber Lunae, но не тот, который известен магистрам, а его тайное продолжение, написанное самим Сабитом ибн Куррой.

Он раскрыл манускрипт на странице, покрытой концентрическими кругами и непонятными символами. В центре была изображена фигура, которую я сначала принял за человека, но присмотревшись, понял — это было нечто иное. Figura illa non erat homo, sed similitudo hominis — подобие человека, созданное искусством.

— Видите ли, — продолжал Герард, понизив голос, — арабы переводили не только Аристотеля и Галена. Они нашли в Александрийской библиотеке, до пожара, разумеется, трактат некоего Дедала Младшего — не того мифического Дедала, а его тезки из III века. Он описывает создание automaton — не простой механической куклы, какие делают в Византии, а существа, наделенного подобием разума.

— Impossibile est! — воскликнул я.

— Так думал и я, пока не встретил в Кордове еврея по имени Авраам бен Эзра. Он показал мне... Впрочем, что он показал, я поклялся не разглашать sub rosa. Но скажу лишь: Голем пражский — детская игрушка по сравнению с тем, что описано здесь.

Герард перевернул страницу. Там был изображен человек, стоящий перед зеркалом, но в зеркале отражалось не его лицо, а сложная диаграмма из чисел и геометрических фигур.

— Speculum animae, — прошептал он. — Зеркало души. Но не души человеческой, данной Творцом, а души искусственной, созданной через computatio — вычисление. Представьте себе: каждая мысль, каждое чувство можно выразить числом, а числа можно воплотить в механизме.

— Но это ересь! — возразил я.

— Или высшая мудрость, — загадочно улыбнулся Герард. — Разве не сказано у Боэция: «Omnia quae a primaeva rerum natura constructa sunt, numerorum videntur ratione formata?». Все вещи, созданные изначальной природой, кажутся сформированными по законам чисел.

Тут в библиотеку вошел молодой клирик и что-то шепнул Герарду на ухо. Тот побледнел и быстро спрятал манускрипт.

— Инквизиция, — прошептал он. — Кто-то донес. Возьмите это, — он сунул мне в руки небольшой свиток, — и бегите через потайной ход. В свитке — ключ к шифру. Без него манускрипт — просто набор бессмысленных знаков.

Я бежал через подземные ходы Толедо, слыша позади топот ног и лай собак. Свиток жег мне руку, словно раскаленное железо. Уже в безопасности, в монастыре цистерцианцев, я развернул его. Там была всего одна фраза на смеси латыни, арабского и древнееврейского: «Cum ratio fit caro, et caro fit numerus, tunc Deus ridet vel plorat» — «Когда разум становится плотью, а плоть — числом, тогда Бог смеется или плачет».

Внизу был приписан загадочный символ — круг, внутри которого находился квадрат, а в квадрате — нечто похожее на человеческий глаз, составленный из единиц и нулей.

Много лет спустя я узнал, что Герард Кремонский умер при загадочных обстоятельствах. Говорят, в его келье нашли странное устройство из бронзы и стекла, которое, когда его коснулись, произнесло одно слово: «Cogito». А потом рассыпалось в прах.

Манускрипт так и не был найден. Но иногда, в тихие ночи, когда я размышляю над тайнами мироздания, мне кажется, что я слышу механический голос, повторяющий: «Ego sum qui computat, ergo sum» — «Я тот, кто вычисляет, следовательно, я существую».

А может, это просто ветер в старых стенах монастыря. Quis scit? Кто знает?