Депрессия и лопата

Случилось это во время последнего кризиса, который толком непонятно когда начался и еще непонятнее, когда закончится. На себе мы его ощутили, когда «в» Украине произошла американская революция и законно избранный президент Янукович вынужден был покинуть страну. Не буду сейчас говорить о том, хороший он был или плохой руководитель, поскольку тема совсем другая. Вскоре после побега Януковича к нам приехала родня из Луганской области — сестра мой жены с мужем и сыном. Места у нас в доме много, с продуктами тоже нет проблем. Люди чужим помогают, а тут родная сестра с семьей, какой разговор, пусть живут. Живут-то живут, но легко сказать, а вот как жить, когда все имущество брошено в другой стране, а тут ни работы, ни постоянного жилья, ни денег, ни идей по тому, как их заработать. Племянник, молодой и здоровый, не особо задумывался над тем, что произошло, и вскоре нашел себе работу по образованию — устроился юристом в частное предприятие. А вот «старики», увы. Сестра «зависла», как вирусный компьютер   и почти не разговаривала, а если и говорила, то только односложно: «Да», «нет», «не знаю». Причем, чаще всего звучало «не знаю». Она садилась в кресло перед телевизором и смотрела не на экран, а в себя. Погружение было настолько полным, что она только на третий или четвертый раз  отзывалась на приглашение к столу. Ее муж, напротив, постоянно говорил, говорил и говорил. Говорил одно и тоже. Мол, зачем только мы уехали из дома, кому мы тут нужны, вынесут все из дома, где потом искать свои вещи. Чтобы хоть как-то его отвлечь, я привез пиломатериалы и начал перестилать полы в беседке. «Давай, Михалыч, держи доску, хватит сидеть», - приглашал я его к работе. Он начинал помогать, но разговаривать сам с собой не прекращал. Брал в руки дрель и тут  же вспоминал, что дома у него такая же осталась. Я приносил циркулярную пилу и он тут же вспоминал, что на свою он перед самым отъездом поставил новый диск. То ли жива еще его циркулярка то ли нет, бормотал он себе под нос.
Неожиданно для всех он стал покуривать. Купил себе пачку «Примы», делил сигаретку на две части и прикуривал по сути уже окурок, поскольку размер сигареты был чуть больше двух сантиметров.
Я рассказывал свояку анекдоты, призывал его вспомнить интересные истории, которые были с ним, но бесполезно. Он был как зомби. Погружение в самого себя было таким глубоким, что вытащить его оттуда у меня не было никаких сил. И вскоре я сдался. Настелив и покрасив полы в беседке, я уехал на рыбалку. Сложил в машину рыболовные принадлежности, завел и уехал. Собственно, я ведь не обязан охранять своего родственника. Крышу я ему предоставил, питание — тоже. Что я еще могу сделать? Работу я ему не мог предложить, потому что у меня у самого ее на тот период не было. Фирма наша приказала долго жить, поскольку запчасти на украинские автомобили почти перестали покупать, а именно ими мы и торговали последние десять лет. Продавцы едва зарабатывали себе на зарплату, которая была снижена почти на треть.
Когда через неделю я вернулся с Волги, Михалыч вернулся домой на Украину. Потом я снова уехал-приехал. Связался с родственником только месяца через три.
- Извини, Семен, - сказал он по Скайпу, - не мог больше без дома жить. Вернулся вот на малую родину.
- Чего ты извиняешься, Михалыч? - Неуклюже оправдывался я. - Это твоя жизнь.  Может, там снова будешь уголь возить да денежку добывать.
- Да нет. Тут никого не осталось. Уголь никто не добывает в нашей деревне. Так что работы никакой нет. Россия платит по две тысячи пенсионерам, вот и весь наша заработок.
Не знаю, связано это или нет с беженцами, но через какое-то время я тоже захандрил. Корил себя за то, что не помог Михалычу закрепиться на новом месте, хотя понимал, что причина была не во мне, а в нем. Ну, не мог он жить без родной деревни, родительского дома, в котором даже насоса не было, воду носили на огород вручную. Не мог он и не хотел жить в другом месте, потому и придумывал себе заболевание. Или не придумывал? Почти под два метра ростом, он жаловался на слабость в руках и ногах. При этом приподнимал беседку, не дожидаясь, пока я подведу под нее домкрат. Когда при встрече он приобнял меня, ощущение было такое, будто медведь придавил меня случайно.
И все же он был болен. Сила человека ведь не в мускулах, а в голове. Видимо, у него ее там не было. Постепенно эта сила стала уходить и из моей головы. Неподконтрольные мысли стали брать верх надо мной. И уже не всегда сразу удавалось мне направить их в нужное русло. То начинаю считать потери в бизнесе, то корить себя за неумение вести дело. Начинаю разбирать по деталям свою жизнь и вижу, что ничего в ней мне не удалось изучить досконально. Мой однокашник две докторские диссертации защитил, другой - прессекретарем у Президента работал, теперь генеральный директор телестудии «Останкино». Я уж не говорю про знакомых депутатов Государственной думы.  А я кто? Никому не известный обыватель. Думал, хоть предприниматель из меня неплохой, но кризис развеял и эти мысли. Я просто никто, и звать меня никак.
Так случилось, что именно в таком состоянии я получаю «В контакте» предложение дружить от моей однокашницы Юльки Беловой. Радостно откликаюсь, но пишу, что как-то грустно стало жить. Ничто меня не радует. И вдруг узнаю, что на том конце «контакта» тоже как-то все безрадостно. Вот те на. Ну, ладно у Михалыча «косяки» и у меня. Но чтобы у Юли, доктора наук, профессора, заведующей кафедрой университета, академика Академии гуманитарных наук, автора нескольких книг… Как это может быть? Может ли это быть вообще? Выходит, может, коль с ней это происходит. Откладываю свою депрессию на потом и начинаю разбираться в вопросе.
Пытаюсь понять, пока не с научной точки зрения, а с точки зрения здравого смысла, почему у нас может быть плохое настроение. Для этого надо разобраться, что у человека должно быть для нормальной жизни. Вспоминаю когда-то в юности прочтенное у кинорежиссера Сергея  Эйзенштейна, что человек должен иметь как минимум три точки опоры. Во-первых, дом или квартиру. Во-вторых, семью. В-третьих, работу.
Вспомнил прочитанное, записал и тут же подумал, что чего-то тут не хватает. Вернее, сразу понял, что Эйзенштей забыл про веру в Бога. Имея такую «точку опоры», человек может не иметь больше ничего. Вера одна может удержать его. Собственно, об этом Юле говорил и психолог. Но где взять эту веру, если ее нет, с некоторой гордостью говорила Юля. Пробовала верить, но не могу поверить в то, что не видела и не слышала. Мне очень понравились эти слова. В них было что-то такое, что давало надежду на настоящую веру. Как у Сергея Михалкова сказано? Я б в пожарные пошел, пусть меня научат.
А может, и Юлю надо научить? Ведь доктор наук она в филологии, а Богопознание никогда не изучала. Легко сказать, научить. А как это сделать?  Рассказать, что само собой ничто не случается? Рассказать пример из учебника «Закон Божий», в котором рассказывается о том, что видя правильные фигуры на пшеничном поле, мы тут же понимаем, что надо искать разум? А если видим пред собой человека со сложнейшими системами — сердечно-сосудистой, желудочно-кишечной и другими, разве не должно возникать мысли о Разуме, создавшем человека?
Думаю, наверняка Юля с ее интеллектом профессора могла и сама дойти до такой мысли. Да, но ведь выходит, не дошла. Как привести  умного, образованного человека к вере, если он готов верить, но не знает, как и с чего начать? Впрочем, не надо изобретать велосипед, надо для начала прочесть «Закон Божий». Может, вопрос сам собой  решится. Но имея веру, разве человек полностью защищен от депрессии? Нет, конечно. Значит, надо разобраться в ней со всей серьезностью. Согласно закону сохранения энергии, она не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Из чего же она возникает? Почему у одних она возникает, а у других — нет? Думаю, она редко возникает у людей физического труда не потому, что они глупее нас. Они просто ближе к Богу по определению. Господь ведь сказал, что в поте лица мы будем добывать хлеб свой. Святые отцы говорят, надо трудиться и молиться. У людей физического труда, по крайней мере, одно из требований имеется. А именно труд в поте лица своего. Если есть и молитва, то депрессии по определению быть не должно. А что у людей умственного труда? Труда «в поте лица своего» нет. А если нет и молитвы, то из двух «предписаний» не выполняется ни одно. Вчера, наконец, прочувствовал эти слова. Начал пилить кусты барбариса, увлекся, забыл о "горе", и все прошло. Думаю, в каждом из нас в глубине души живет человек физического труда, и лишившись его, человек начинает страдать. Миллионы лет люди трудились весь световой день. Разве еще сто лет назад мог кто-то позволить себе ничего не делать физически? Цари да короли. Остальные в поте лица добывали свой хлеб. Потому даже высочайшая занятость умственным трудом не защитит человека от тяги к физическому труду. Может, нехватка физического труда – это и есть депрессия? В этот раз мне помогла обрезка кустов. Я не раз замечал, что при тяжелом психологическом состоянии помогает лопата. Копай «от забора до обеда», и станет легче. А если еще шептать про себя Иисусову молитву, тревога отступает. Проверено. Да, Иисусова молитва звучит так: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Очень простая молитва, но, если так можно выразиться, эффективная. Попробуйте и убедитесь, как она устраняет депрессию. Ну, и про лопату не забывайте.
Кто-то улыбнется над моими размышлениями. Мол, ученые умы бьются над тем, как избавиться от депрессии. Воздействуют на мозг электрическими импульсами, антидепрессанты прописывают, воздействуют на ум с помощью длительных бесед и наставлений, а тут  – копай, молись, и все пройдет. Слишком просто? Да, просто. Просто следует попробовать опереться не на себя, а на молитву. И будет три точки опоры. Труд, молитва и Иисус Христос. Вроде, не совсем научно, но эффективно.