Маска

Глава 1
Что скрывается за человеческим чувствованием? Желание обладания. Власти над другим. Монополия на каждый миллиметр кожи и души. Желание, сопряженное со страхом. Страхом признаться в зависимости от другого человека, в зависимости физической и мысленной. Мысли о возможности обладания возбуждают значительнее самого акта обладания. Пересмотр сценария властвования, обдумывание каждой детали приносит неистовое удовлетворение, и хочется закрыть глаза, чтобы растворить реальность и перенести её в плоскость параллельного мира мечтаний. Кто знает, что скрывает мимо проходящий, с виду приличный, какими запретными плодами он питает свои мысли.
Звук её грубых ботинок каждый день тревожил спокойную гладь асфальта. Вся пропитанная искренним желанием, она шла туда, где было мерзко и извращенно, но вместе с тем приносило ей неистовое удовлетворение и свободу. Впрочем, она пользовалась своим абсолютно уникальным качеством – призрачностью. Она была призраком для окружающих, но таким весьма особенным: она будоражила воздух и заставляла оборачиваться, но кроме пошевелившегося листика на дереве или резкого звука птицы, прохожие не замечали ничего.
Ещё в детстве, в то радостное для многих и печальное для неё время, она со всей ясностью и твёрдостью поняла, что мир людей – это не её мир, её всегда как будто нарочно не замечали, не играли, не видели, не помнили. Школа была ей абсолютно ненавистна, но там она научилась главному: маскироваться. Она придумала себе много масок, которые перерастали в полноценные роли, которые она с достоинством отыгрывала каждый день. Призраку всегда легко играть роли, за маской нет ничего, что помешало бы с филигранным и, по-видимому, врождённым мастерством придумывать героинь.
Так продолжалось достаточно долгое время. Она стала виртуозом масок, жонглировала ими, идя по тонкому канату, как по лезвию. Единственным условием её игры было отсутствие любых чувств и эмоций, игра – это гармоничный союз азарта и расчётливости, если к этому добавить хоть каплю спонтанности и безрассудства, что содержатся в чувствах, канатоходец сорвётся с лезвия, и на него полетят все ножи, которыми он жонглировал. Ей было легко следовать этому установленному ею же правилу игры.
Чувства и эмоции других – вот что было наградой за победу в её игре. Она собирала свою коллекцию страха, отчаянья, ужаса, страсти, вожделения, похоти и всего того, что многие люди боялись показать, ей не интересны были счастье, радость, спокойствие, умиротворение и эта любовь. Больше всего она ненавидела любовь, поэтому старалась сторониться тех мест, где её концентрат сбивал с ног.
Будучи живым призраком, она не оставляла следов и малейшую надежду остаться в памяти хоть какого-то человека физическим воплощением. Она была скорее для всех чувственной памятью. То, о чём не могут сказать и обрывают фразу с вдохновленным жестом руки: «Ну как тебе сказать…». Она была экстрактом, эссенцией, и если вдохнуть из этого маленького флакончика, то голова закружится от резкого и сбивающего с ног запаха, но на вопрос: «А что за аромат?» ответа так и не последует. Она была всем и ничем одновременно. Она любила эту свою способность и удивлялась, что сполна пользоваться может ей только она. Может, это награда такая, что она получила ещё при рождении, а может, наоборот, наказание. Но ей неинтересно было рассуждать на эту тему, слишком уж она была возбуждена, жонглируя своими ролями.
Ночь была для неё временем активности, только ночь высвечивает те самые чувства, острые и насыщенные, которые и питали её сложную натуру. День для неё был временем рутины и офисных человечков, до автоматизма отработавших свои действия, – это были скудные и пресные эмоции, без жизненной силы и энергии. Она запиралась в своей маленькой квартире, плотно зашторивала окна, и если не спала, то читала. Читала она в основном о любви, она её не признавала, но любовь рождала в ней какие-то странные настроения и интересные мысли, от которых ей самой было противно, но эта противность была приятна.
Вообразив сполна идеальный мир любви, напитавшись этими отвратительными и желанными фантазиями, она собиралась на работу. Её работа была полной противоположностью того идеального мира чистоты. Искушенные властью и деньгами мужчины разных возрастов каждую ночь прятались в подвалах старых доходных домов, чтобы воплотить все свои мечты в реальность. Она была проводником, который наяву показывал им всё, о чем они в обычной дневной жизни боялись думать. Концентрат пота, влаги, искривлённых гримас, тел и зверских звуков был её наслаждением. Они чувствовали свою власть над ней, но, быть честной, она всегда знала, что она ими управляет, что она ведет их по той линии, которая приведёт её, ненасытную до чужих чувств и эмоций, к кульминации. Как Жан Гренуй, она со врожденной гениальностью злодея по капле вбирала их движения, звуки, мимику и соединяла всё в одну «колбу».
Очередная ночь сменилась утренним рассветом, все участники её ночного торжества «просыпались» от своих ночных кошмаров и возвращались в привычные будни. Она по обыкновению шла по своей любимой старой улице, которая ещё дышала торжественным, поэтичным и буйным началом 20-го века. Новый центр открывал перед ней стеклянные высотки, которые она старалась не впускать в свой нафантазированный мир. Заходила за кофе, по обыкновению, без молока и сахара, встречалась взглядом с не выспавшимися людьми, которые как бы жалобно кричали глазами: «Спаси!» –, и старалась как можно быстрее исчезнуть с улицы и скрыться за шторами своей комнаты.
В дневнике новая запись. Её коллекция пополнилась ещё одним поставщиком чувств. Обычно, чтобы «расчувствовать» нового клиента, у неё уходило две недели, она проводила исследование: возраст, желания, семейное положение, намерения, открытость. Ей нравилась её так называемая исследовательская работа. Она анализировала мужчин и, кажется, была уверена, что она единственная, кто может их разоблачить. Разоблачение, однако, не подразумевало никакого компромата и тем более шантажа, скорее она всецело хотела таким образом разоблачить весь род мужской.
Всё это действо было похоже на ритуал, после которого она ощущала наполненность чувствами и, в тишине и замкнутости, с закрытыми глазами прокручивала в своей внутренней кинопленке все чувства, эмоции, звуки, запахи.
Сегодняшний мужчина был слегка противен, и прокручивать пленку было, в сущности, скучно. Она взяла с полки томик одного русского классика. Чувственность прозы приводила её в восторг. Целомудренная эротичность историй оставляла шлейф тайны и откровения, те чувства, которые были дороги и тяжелы в «добыче». Она мечтала о таких мужчинах, но они были редки и не жаловали заведение, в котором она работала. Наполнив себя приятными ощущениями, она внезапно решила выйти в этот пасмурный осенний день на прогулку. Такое желание возникало редко, улица днём была собранием уставших и озабоченных людей, с невыразительными чувствами и эмоциями. Но нельзя не учесть спонтанность героини, время от времени заводившую её днем на улицу.
Она взяла наушники, в такие моменты музыка была её чувственным спасением и наполняла её внутреннюю «колбу». Тяжёлые тучи и уже проскальзывающий запах дождя одурманивали её «проголодавшуюся» натуру. Она шла быстро, будто летела по уже намеченному кем-то пути. Старые обшарпанные здания сменялись прозрачными стеклянными коробочками, зеленовато-оранжевые деревья небрежно касались её ветками. Она отпустила свой разум гулять по переулкам фантазийного мира. Будучи призрачным пустым сосудом, она могла только наблюдать и наполнять себя чувствами встречающихся ей людей, но никогда не заговорить с ними, переглянуться. Она плыла по улицам, оставляя только призрачный ветерок.
Вдруг её чувства обострились до предела, это как услышать очень громкий звук или увидеть яркую вспышку. Она ощутила это так, будто ток пронизывает всё тело и берёт его под контроль. Она мгновенно остановилась, люди продолжали идти и даже не заметили её резкого действия. Она оглянулась, но мир все жил своей размеренной жизнью, удручённой только надвигающимся осенним ливнем. Она начала сканировать своими внезапно обострившимися чувствами обстановку вокруг, такое с ней было только однажды. Пять лет назад, когда она нашла применение своему таланту в закрытых комнатах, скрывавшихся в подвалах домов, у неё был один клиент, который не желал показывать своего лица. Он ссылался на театральные традиции древних греков. Она сперва подумала, что он самовлюбленный актёришка, но, после совершенного «действа любви», как он это назвал, она впервые ощутила что-то большее, чем удовлетворение от физического акта, повлекшее всплеск эмоционального состояния и, как итог, приведший к сбору «чувственного» урожая. Так и теперь, внутри будто что-то екнуло, она не могла контролировать свои чувства, что для неё было совершенно неизвестным состоянием, приближённым к страху.
Визуально она ничего не заметила. Решив, что это лишь минутная реакция организма на погоду, людей и, в принципе, окружающую обстановку, она продолжила свой путь, но уже вернувшись из фантазийного мира в реальный. Дома она, по обычаю, зашторила окна и взяла первую попавшуюся книгу с полки, чтобы отвлечься от пережитого. Но это не спасло, она все возвращалась мысленно к этому странному чувству и пыталась понять, что это было. Не удавалось, её это страшно раздражало, она отложила книгу и начала ходить по комнате, подавляя эмоциональную напряженность физической. Спала она скверно. До работы оставался час. Она не любила работать, хорошо не отдохнув перед: впечатления от эмоций не доставляли удовольствия, при том аккумулировать чувства было сложнее и на это тратились сверхсилы.
Придя на работу, она взяла заказ, не глядя на условия, сегодня ей было совершенно всё равно, что желает клиент, сегодня она будет роботом по исполнению желаний. Она переоделась, взяла все необходимое и зашла в комнату. Не успела она закрыть за собой дверь, как её сбила с ног та энергия, которая сегодня вывела её из строя и стала предметом переживаний.
Глава 2
Знакомая маска глядела на неё деревянными глазами. Внутренний неконтролируемый трепет. Она первый раз не знала, как себя вести. Он взял её за руку, она даже не поняла, как он оказался рядом. Повел за собой, она не сопротивлялась. Её тело полностью перешло под его контроль. Плавность движений, с которой он управлял ею была чарующей. Следующие волнительные мгновения были для неё торжеством чувств и бурным всплеском самых острых эмоций. Этот знакомый незнакомец был чистейшим воплощением чего-то неизвестного ей, но яро желаемого. Он перевернул все предыдущие «колбы», разлил их, разбил, растоптал. В их первую встречу она не сразу поняла кто перед ней и собрала только малую часть с поверхности его чувств. Сейчас же это было словно кульминация в музыке или танце, или чистейший цвет в живописи, катарсис, наивысшая точка духовного и физического наслаждения. Впервые для неё физический акт сопровождался духовным соединением. Впервые подчинялась она и позволяла в этом танце вести мужчине.
Они лежали друг против друга. Он в маске, а она впервые без. Молчали. Они уже всё друг другу сказали, они уже всё друг про друга знали. Прошло около десяти минут, кажущиеся вечностью. Он молча поднялся, не снимая маску оделся и вышел. Некоторое время она лежала, собирала по крупицам всё произошедшее. Её уже ждал следующий клиент, к которому она не торопилась и даже бы не пошла, но контракт – бумажка, которая за неё решает, где, с кем и когда.
Следующий клиент был уже ей знаком. Она всё сделала, не особенно вовлекаясь в процесс, быстро собралась и ушла с работы раньше положенного. Впрочем, этого даже никто и не заметил. Её призрачность не раз помогала ей, но сейчас как никогда была ей очень полезна. Она не помнила, как дошла до дома, добралась до кровати и крепко уснула.
Она проспала почти сутки. Она не видела сны и не просыпалась ночью, что было редкостью. Она не вспоминала прожитый день, он и его герой были для неё сном или кошмаром, или счастьем.
В окружающем мире ничего не изменилось: люди также продолжали просыпаться в 6:30, наглаживали свои рубашки, пили кофе, целовали своих жён и мужей на прощанье, отвозили детей в школу, сидели в офисах, заполняли таблички, о чем-то разговаривали с коллегами, стояли в пробках, покупали на ужин стейк и овощи, целовали жену или мужа по приходе домой, запивали ужин пивом или вином, если вдруг такое настроение, пролистывали каналы в надежде найти что-то нескучное на вечер, пролистывали ленту соц. сетей, расправляли кровать, давали наставления детям как правильно жить, желали всем спокойной ночи и с утра повторяли вышеперечисленное ещё десятки и сотни раз.
Она встала с кровати и раздвинула шторы. Солнечные лучи резко пробрались в комнату, и она молниеносно зашторила окна. Она удивилась, что вообще потянулась приоткрыть эту завесу между ней и миром. Она медленно приходила в себя, кажется, что вчерашнего дня совсем не было, но воспоминания начали приходить постепенно, кажется, она начала ощущать их кожей. Ей совершенно не свойственна тактильность, что может показаться чересчур странным, учитывая специфику её профессии. Но она всегда старалась ощущать не телесно, но чувственно, собранные чувства скорее аккумулировались в её разуме, а уже телесные импульсы были побочным эффектом. Сейчас не так, физические ощущения его прикосновений начали её пугать. Нет, это была не она, нет, она не могла допустить такого, она не могла передать бразды правления, она не могла потерять контроль, она не могла поддаться иным чувствам кроме страсти, грубой и похотливой. Это было не то. Что именно, она не понимала, очень хотела понять, но внутреннее предчувствие подсказывало ей не идти за этим желанием.
В этот день она решила не ходить на работу. Она выпила кофе, съела что-то незначительное, чтобы только утолить голод и вернулась обратно в постель. Только не думать, только не вспоминать. Она включила музыку. Приятный мужской голос пел что-то на итальянском. Что-то про удивительную жизнь. Она встала и начала танцевать в такт, занимая свои мысли ритмом и словами песни, которые она пыталась воспроизвести. Каждое движение вычерчивало в её памяти прикосновение его рук, каждое пропетое, непонятное ей слово, рождало вздох, такой же, как и его вчера. Оставив все попытки не вспоминать, она решила пойти от обратного и зафиксировать каждую деталь прожитого накануне.
Сначала все сливалось в хоровод прикосновений, отдельных несвязных отрывков. Постепенно, она сложила каждую деталь воедино и нарисовала картину случившегося. В этой картине она видела отчетливо себя, впервые она видела себя со стороны. В её киноленте памяти она была главной героиней, не мужчина, не его чувства, а она. Сердце бешено забилось. Страх начал подступать к горлу. Она не могла быть главной героиней даже своей собственной памяти – она призрак, она усвоила это с детства. В её жизни на первом месте была только придуманная ею игра, но не она сама. Ей никогда не было интересно кто она. Это было как будто в порядке вещей, какой человек вообще задумывается кто он: у кого-то есть семья, и этот кто-то думает о семье, у кого-то есть работа, и этот кто-то думает о работе, у кого-то есть зависимости, и этот кто-то думает о зависимостях. Список кого-то и их объектов для раздумий можно перечислять и перечислять, у неё же была игра. Но её у себя не было.
Она начала рыться в своих тумбочках и шкафах, к которым она прикасалась только во время уборки. Она хотела найти ручку и какой-нибудь листок, мысль о себе, как о человеке съедала её – необходимо было выпустить её наружу. Когда в книгах героини вели записи в дневниках или в письмах к кому-то рассказывали о себе и своих чувствах, она только с циничной ухмылкой называла их сентиментальными дурочками. Сейчас она сама для себя была дурочкой, для которой было необходимо написать на листке «Я человек».
Наконец она нашла клочок листика, вырванного из ежедневника риелтора, который помогал ей искать квартиру. С одной стороны был его номер и имя, другая же была подходящей, чтобы написать эти два слова. Выпустив их наружу, она начала испытывать облегчение. Перечитывая и перечитывая написанное, она укореняла в себе эту мысль.
Наконец, успокоившись и вернувшись в обычный ритм жизни, она решила выйти на улицу. Да, опять туда. Желание странное, но будто бесцельное скитание помогало ей «проснуться», выйти из состояния, в котором она была призраком. Погода тоже способствовала этому желанию. Октябрь чувствовал настроение и защищал тучами всех любителей осенней меланхолии, иногда приводил их в чувства дождем.
В наушниках что-то из классики, медленное и тягучее. Она решила начать с детства. Ха, ну да, с чего бы ещё начинать копаться в своих проблемах и неудачах. Но, да, что есть, то есть. Непримечательные эпизоды со школы, обезьяноподобные одноклассники, змеевидные учителя, зоопарк, в котором она была посетителем, мечтающим выпустить их всех. Одиночество, книги. Это все. Что в этом плохого? Недоверие миру? Может быть, но кто ему доверяет? Да, она выстроила стену вокруг себя, никого не впускала и сама не выходила из-за неё. Для остальных стена слилась с окружающим миром и скрыла её вовсе. Отсюда и её призрачность. Да ей даже нравится это, но почему вдруг внезапный незнакомец заставил её испытывать такие, до этого не знакомые, чувства и эмоции?
Она начала вспоминать всех, с кем её связывали близкие отношения. Их на самом деле было мало, двое. Один одноклассник, с которым они вместе постигали тайны сексуальных отношений. Неплохой мальчик, но изрядно глупый и пошлый. Дарил одну розу в целлофане, называл «малышкой». Для первого опыта сойдет. Второго она встретила в институте. Да, она училась в институте, который закончила с красным дипломом, впрочем, скучно об этом вспоминать даже ей самой. Второй был более романтичный, что вызывало в ней больше отвращения, чем в первом, но, благодаря ему, она научилась играть в свою игру. Он неплохо читал стихи и что-то бренчал на своей гитаре, но был совершенно не раскрепощённым, да к тому же девственником. Когда она научила его искусству физических отношений, он раскрылся с совершенно другой стороны, как будто все самые темные его желания ждали именно её. С каждым разом он вел себя жестче и властнее. Сначала ей это нравилось, но потом он стал переходить границы. Когда она его бросила, он расплакался. Она поняла, что больше ни с кем он не будет таким, а только она, её тайная способность могли пробудить в нём его скрытый потенциал.
Больше она ни с кем не встречалась. В сущности, опыт отношений принес ей только сексуальное удовлетворение, что касается платонического интереса, даже лирик-девственник не смог проникнуть в её душу, выслушать и сказать что-то незначительное, но важное. Вся его напыщенность выражалась в сочинении пошлых стишков с рифмой: любить-губить и секс-рефлекс.
Она шла и не замечала времени. Ветер вернул её в реальность, она начала мерзнуть и решила продолжить просмотр киноленты памяти в любимом кафе.
Жёлтое приглушенное освещение, тихий джаз на фоне. В кафе было примерно 5-6 человек, она заметила это, когда в очередной раз выбирала, где сесть: у стены или у окна. Сегодня у окна. Крепкий чёрный кофе и опять в собственные мысли. Непривычно. Но её было не остановить. Рядом люди о чём-то переговариваются, смеются, выходят покурить и опять продолжают беседы. Явно о чем-то незначительно важном. Кто-то пришел встретиться с давним другом, с которым не виделся несколько месяцев, кто-то с парнем или девушкой – выбрали день, чтобы не сидеть дома, кто-то на первое свидание, которое может оказаться последним. Она рассуждала о них пока ожидала свой заказ, это немного отвлекло её от мыслей.
Сделав первый глоток, она отправилась блуждать по лабиринтам памяти. Как она оказалась среди похотливых, жаждущих людей с примитивными желаниями? Это был 4 курс, к тому времени она уже рассталась с лириком и не искала новых отношений, так устала она от них, в частности, от необузданного плаксы.
Одним вечером она решила сходить куда-нибудь выпить и впитать энергетику толпы. Она любила в ней теряться, её смешенная энергия завлекала своим разнообразием. Место было знакомое, не раз она там «напитывалась» толпой. В тот вечер же там было немного народу, может из-за того, что был вечер камерной музыки. Неожиданно для такого места. Разочаровавшись в срыве плана, она решила просто выпить чего-то вкусного и послушать музыку. За столиком, который стоял рядом с импровизированной сценой, сидел мужчина, она подумала наверно такой же «искатель» чужой энергии. Больше она на него не смотрела и не думала. Где-то примерно через час музыканты сделали паузу на отдых. Мужчина встал и подошел к её столику. «Знакомиться, ну нет, не сегодня», подумала она.
— Я тебя сразу почувствовал, – резко начал он. Она не нашла, что ответить на такую неожиданную и странную попытку познакомиться.
— Не понимаю, о чем вы? – резким, но сбивчивым голосом ответила она.
— Таких как ты мало, поэтому я сразу тебя почувствовал, – продолжал он, не обращая внимания на её растерянность.
— Хорошо, можете продолжать говорить, я вас всё равно не понимаю и мне на вас всё равно, – ответив, она встала и начала собирать свои вещи.
— Да постой ты. Что непонятного. На тебя можно смотреть не только глазами, я сидел всё это время к тебе спиной, но я чётко тебя видел. Ты распространяешь сильнейшую энергию, я смог нарисовать в своём воображении твой портрет и почти не ошибся, кроме цвета волос, – он продолжал спокойным голосом, как будто не понимал, что произносит полнейшую ерунду.
— И какой цвет вы нарисовали? – спросила она, намерено продолжая этот абсурдный разговор, который начал её забавлять. «Что, правда пришел «считывать энергетику», усмехнулась она про себя.
— Я был уверен, что ты брюнетка, но скорее попал в ловушку стереотипа. Брюнеток считают страстными и экспрессивными, – ответил он, миловидно улыбнувшись.
— То есть я, по-вашему, страстная и экспрессивная? – сказала она также улыбнувшись.
— Да, только если ещё умножить на десять, – ответил он, – Тебе стоит научиться управлять своей энергией, она у тебя очень хаотичная и дикая, – добавил он.
— Что значит дикая? – перебивая спросила она.
— То есть с хаотичной ты согласна? – улыбнулся он ехидно.
— Ну, допустим.
— Дикая, потому что не знает, как себя вести и управлять своей силой. Но я могу тебе с этим помочь.
— Интересное предложение, подумаю как-нибудь на досуге, – усмехнулась она, чётко давая понять, что ей совершенно не интересно.
— Только думай не долго. Такая сильная энергия скорее тебя обуздает, чем ты её, – произнося последние слова, он дал ей свою визитку и ушёл.
На визитке было написано только имя и номер телефона. Она посидела ещё недолго, обдумывая что произошло и пошла домой. Она не могла уснуть и перекручивала в голове странный диалог. «Может он и прав. Может во мне и правда есть что-то сверх, чего нет у других». Она вспомнила своего второго парня и как он изменился рядом с ней, вспомнила как благодаря ему придумала свою игру и решила связаться с барным незнакомцем.
На следующий день она ему позвонила, и он провёл её туда, где с тех пор она собирала урожай чувств и эмоций. Он научил её управлять желаниями других, манипулировать и незаметно подчинять их. Она получала свою энергетическую подпитку и неплохое материальное вознаграждение.
На этом моменте закончился её фильм воспоминаний. Больше ей вспомнить было нечего. Она допила кофе и ушла. На улице стоял аромат дождя, и ей даже хотелось под него попасть. Но вдруг опять эта одурманивающая энергия, его энергия, энергия странного незнакомца в маске проникла в её ощущения. Она начала быстро оглядываться вокруг, но она даже не знала, как он выглядит. С минуту она его ещё ощущала: участившееся сердцебиение, тепло, разливающееся по коже, и ощущение неимоверного счастья. Счастье вообще сложно ощутить чувствительными рецепторами, но она точно знала, что это счастье. Вернувшись домой, она приняла горячий душ и легла в постель в надежде уснуть. Сон не приходил, и она решила просто лежать с закрытыми глазами. Мозг начал заново вырисовывать картины их встречи там, в этой тайной комнате. Наконец, сжалившись над ней, организм погрузился в крепкий сон.
Глава 3
Следующее утро было пасмурным и спокойным, не таким, как предыдущее. Она решила раздвинуть тяжелые шторы, солнце уже не посмело так бесцеремонно вторгнуться, как вчера. Она жила на пятом этаже, как ей казалось, самое удачное положение для жизни: ни высоко, ни низко. Можно было наблюдать за людьми снизу и за облаками сверху, в зависимости от настроения. Сегодня ей хотелось следить за облаками, которые, как истинные тайные агенты, очень умело скрывали солнце. «Возможно, будет дождь», – промелькнуло у неё в голове зачем-то. Она не любила следить за погодой и предугадывать её, считала это бесполезным делом, а разговоры о погоде казались ей простым способом закончить общение, вероятно, навсегда.
Она не могла больше пропускать работу, хотя ей ужасно не хотелось туда возвращаться, и даже возможность подпитаться чувствами её не прельщала. Ей хотелось больше времени проводить одной. Её больше не пугали путешествия в прошлое, а наоборот, казалось, что она по крупицам собирает то, что давно у неё отобрали, или она сама потеряла. Она ещё не могла точно определить, может ли кто-то украсть прошлое, или же человек сам всё вычёркивает. И вообще, насколько связь с прошлым или её отсутствие мешает или помогает человеку жить. Все эти вопросы вдруг пробудили в ней интерес к своему прошлому. На какой-то момент она даже забыла о своём незнакомце и о том, собственно, что благодаря ему, она уже второй день разбирает вещи в своем шкафу памяти.
До работы ещё оставалось несколько часов. Мысли блуждали, концентрации не было. Она включила телевизор – первый раз за всё время проживания в этой квартире. Дурацкие картинки мелькали одна за одной. Но ей удалось немного увести мысли в другую сторону. Она выключила телевизор и включила музыку. Выбрала итальянскую эстраду 60-70-х. Когда-то её увлекали итальянские фильмы того же времени. Она хотела выйти замуж за Марчелло Мастроянни и жить «Сладкой жизнью». Та жизнь в кино всегда ей казалась реальностью, а реальная жизнь скорее дешёвой мелодрамой с несмешными шутками и наигранными эмоциями.
Под чуть скрипящую запись старых итальянских мотивов она решила разобрать реальные вещи в шкафу, чтобы через физические действия дойти до своих самых потаённых и скрытых подсознанием полочек памяти.
Она выложила все вещи на кровать и села рядом. Больше ей с этим ничего не хотелось делать. Так и с воспоминаниями: вытянешь завязанный клубок, а распутывать нет сил. Устраиваешь сцены древнегреческой трагедии с плачем, вместо того чтобы уже раз и навсегда развязать эту, когда-то потухшую гирлянду, включить её и радоваться вновь зажёгшимся фонарикам.
Первое, что она взяла, – старый жёлтый свитер, купленный ещё в школьное время. Со времён школы она его и не носила, но эта привязанность к материальному из-за какого-то события, связанного с ним, была сильнее её воли. Только вот, что было связано с ним, она не помнила. Может, последний и самый тяжёлый год в школе или расставание с одноклассником? Но из-за последнего она вряд ли бы что-то оставляла, а школьные годы были тяжёлые, но тоже не требующие какого-либо артефакта. Значит, свитер покидает её квартиру. А, нет, она вспомнила. Это первая вещь, которую она купила сама. Сама, без наставлений матери, без её согласия. Тогда она одна поехала в торговый центр, было странно не иметь рядом сопровождающего. Мать хоть и давала свободу действиям и не сильно заботилась, но, что касается её внешнего вида, всегда была на страже. Она была как бы её красивой, опрятной куколкой, которую она наказывала за «ненакрахмаленный воротничок». Но что она ей тогда сказала по поводу свитера? Вроде бы ничего, ей даже понравился, странно. Но тем не менее, ему уже не место в её шкафу.
По такому же принципу дома лишились джинсы, голубое платье, пара юбок и совсем уж старый пиджак, прошедший с ней все экзамены. Экзаменов больше не будет, значит, он уже своё отработал.
Ей понадобился час, чтобы собрать в пакет её прошлое. С минуту она ещё смотрела на вещи. Странная мысль промелькнула: её воспоминания материализовались и уже не казались такими абстрактными и чужими. Призрачность вдруг начала её покидать, и вот уже появились некоторые детали её паззла.
Ей срочно захотелось записать то, что только начало мелькать в её голове про прошлое и настоящее, связующим звеном которых были, как ни странно, вещи, которые она перекладывала с места на место, даже не обращая на них внимания. Блокнота не было, единственный листик она уже истратила на своё главное открытие: «Я человек». Не думая ни минуты, мигом собравшись, она побежала в ближайший магазин и купила самую обычную тетрадь. «Для начала хватит 12 листиков обычной школьной тетрадки», – подумала она. Сразу неприятные воспоминания о школе пронеслись за этой мыслью.
«Сегодня 20 октября 2024 года. Я решила перебрать свои вещи. Нашла жёлтый свитер. Вспомнила, как боялась его купить и сделать ошибку. Маме он понравился. Я удивилась. Вспомнила про голубое платье, в котором целовалась первый раз пьяная, джинсы мои любимые. Пиджак, в котором сдавала экзамен. Вспотела в нём жутко тогда. Странно вспоминать. Как будто не со мной было, а такое родное. Родное, какое ужасное слово». На этом она закончила. Ей показалось всё это бредом, а написанное – жалкой попыткой систематизировать мысли. Она закрыла тетрадь и убрала её подальше.
Время подходило к вечеру. Она начала собираться на работу. Обычно она делала красный акцент на губах. Её припухлым, острым губам очень шёл красный цвет, цвет опасности и страсти, стремительности и власти – то, за чем мужчины приходили к ней. Но сегодня ей не хотелось привлекать внимание губами, она решила сделать акцент на глаза.
Она вышла заранее, чтобы очертить границу между её новым увлечением – рефлексией и работой, о которой она уже не думала как о чувственном удовольствии. Она шла по осеннему парку, укрытому жёлтой листвой, и думала о том, как бы она хотела, чтобы её удивительный незнакомец сегодня обязательно пришёл. Он для неё был проводником к ней самой, к которой она очень хотела прийти, но очень боялась, а с ним было не так страшно преодолевать этот путь.
Она пришла на работу раньше времени, взяла заказ и ушла в комнату, наподобие актерской гримерной. Что ей нравилось в её работе, помимо игры, так это момент подготовки, настроя, грима, вхождения в образ. Это отчасти была её мечта. Она в детстве хотела стать актрисой, но судьба решила иначе. Теперь же ей хоть как-то удалось воплотить детскую мечту, правда себе маленькой она бы не стала рассказывать, каким образом исполнилась её мечта. Бойтесь своих желаний – они имеют свойство сбываться.
Актерская профессия для неё была тайной, а она любила тайны. Она думала, что, когда актёр стоит за кулисами, невидимый для зрителя, в него вселяется призрак героя, которого он играет на сцене, и перед зрителем уже разыгрывается настоящее мистическое действие. Весь театр для неё и был мистическим действием. Тайна всегда притягательна, особенно, когда знаешь, что ты её никогда не познаешь. Так и для неё весь театр был одной большой тайной.
Это был новый мужчина. Древесные удовые духи вперемешку с приторным ароматом мужского дезодоранта сразу нарисовали ей образ инфантильного мачо со свежим маникюром, бритыми подмышками и пахом, который через каждые десять минут дезинфицирует руки санитайзером, хотя таким обычно десяти минут много, они справляются за пять и, чтобы, видимо, очистить не только свою кожу, но и душу, выливает половину бутылька на руки и тщательно трёт их вплоть до локтя. Ей не часто попадались такие мужчины, но чем они были хороши, так это стремительностью и скоростью, в таких условиях чувства были более концентрированными. Но первое обонятельное впечатление оказалось ошибочным, перед ней сидел спокойный, привлекательный молодой человек с очень грустными глазами. Его огромные глаза были бездонными, василькового цвета с длинными ресницами. Он взглянул на неё страстно и одновременно нежно. От его взгляда ей почему-то стало хорошо.
— Извините, я первый раз, не знаю, с чего начинать и как вообще себя вести, – начал он тихим голосом, постепенно увеличивая громкость и повышая интонацию, что звучало неестественно, но довольно мило. «Очаровательно. Сразу с извинений», – подумала она.
— С чего вы хотите, с того и начнем. Правила устанавливаете вы, я лишь исполняю, – ответила она спокойно, даже может ласково, подумав про себя: «интересный случай».
— Я даже не знаю, с чего начать, я пришел побороть свой страх перед интимной близостью, – продолжил он, слегка нервничая, – понимаете, у меня есть девушка, я её очень люблю, но я не могу доставить ей удовольствия. Я вижу, как она старается скрыть своё неудовлетворение, ну, вы понимаете. Я пришел, чтобы вы меня научили, – последние слова прозвучали скомкано и тихо.
— Я временно не преподаю, – ответила она иронично, но с доброй улыбкой, – Я не знаю, как вам можно помочь, вам лучше поговорить со своей девушкой и разобраться с этой проблемой вместе или обратиться к специалистам, психологу или к кому ещё можно обратиться с такими вопросами. Но я вам, к сожалению, помочь не смогу.
— Да, извините, глупая была идея. Я стесняюсь говорить с ней об этом, думал решить проблему радикально. Но, правда, бред полный. Извините, я пойду, – он стал быстро и неуклюже собираться.
— Вы слишком много извиняетесь, – сказала она, ехидно наблюдая за его сборами.
— Вы так думаете? Это просто вежливость, – ответил он, обороняясь от её внезапного замечания.
— Вежливость – это хорошие манеры и уважение. Вот то, что вы ко мне обращаетесь на «вы», это вежливо, а вот то, что вы со мной не поздоровались, это уже не вежливо. Чрезмерное употребление в речи слова «извините» и неуместное его использование ведет не только к мужской импотенции, но и к женской. Это я вам как специалист со стажем говорю.
— Как специалист чего? – спросил он, усмехнувшись.
— Как специалист по удовлетворению, да, вот такая у меня ответственная должность, – почти рассмеявшись ответила она. «И с чего вдруг у меня такое желание с ним разговаривать?», – подумала она.
— Но только вы не переусердствуйте с моим советом, – продолжила она, сохраняя в своем тоне нотки учительского наставления, — В грубость лучше не впадать, но и терять самоуважение тоже не стоит.
— Хорошо, я приму к сведению, – ответил он, сохраняя неловкую улыбку.
— Не дадите ещё какой-нибудь совет, я может хотя бы частично окуплю сеанс?
— О, вы называете мою работу с клиентами сеансом, так меня ещё никто не оскорблял, – она рассмеялась, – Ну хорошо, вы меня сегодня настроили на странный лад, ни с кем у меня не было такого, как вы назвали, сеанса, да и вообще я с клиентами обычно не разговариваю, не для этого они сюда приходят. Но для вас сделаю исключение. Первое, что хочу сказать, подумайте для начала о своих желаниях, чего вы хотите, как вы хотите, где вы хотите, я сейчас про жизнь в целом говорю. Если вам так будет удобно, выпишите это, наглядно лучше воспринимается, это я вам по своему опыту говорю. Потом поговорите со своей девушкой, говорить вообще важно. Если бы люди когда-то не придумали выражать мысли словами, то род человеческий прекратил бы свое существование на начальном этапе своего развития. Ещё, поменьше извиняйтесь и не стесняйтесь быть человеком. Все, что могу сказать, исходя из своего небольшого опыта существования в человеческом теле.
— Даже не знаю, что ответить. Спасибо наверно. Не встречал ещё таких молодых девушек.
— Я тоже, – ответила она, тяжело вздохнув.
— До свидания и удачи вам, – он сказал это и посмотрел на неё как будто ещё более грустным взглядом, чем прежде.
— До свидания, и вам.
Он ушёл. Она легла на кровать и уставилась в потолок. Возможность такого диалога и при таких обстоятельствах казалась ей абсурдной. Но кажется, незнакомец в маске запустил в её жизни цепочку самых абсурдных ситуаций, чему она скорее была рада. В её мысленной кинопленке сейчас прокручивался диалог с этим странно милым парнем. Она давно ни с кем не разговаривала, кроме дежурных «здравствуйте, до свидания, все хорошо и нет, спасибо» со случайными людьми. И вот так вот, вдруг, кому-то раздавать советы, ещё и касаемые отношений. Ерунда какая-то, но приятная. Как будто эта ерунда стала ещё одним паззлом в её собственном портрете.
Лежать и ничего не делать в комнате, в которой она обычно проводит «сеансы» с мужчинами было приятно и необычно. Она смотрела на потолок думала о незнакомце, о своем прошлом, о странном парне и его девушке. Все они, вместе с ней во главе, начали закручиваться в какую-то странную воронку, как будто они все связаны и друг без друга не смогут существовать в мире. Белые, чуть мерцающие лампочки на потолке напоминали ей звезды, а она со своими странными незнакомцами и со своим странным прошлым, до этого тоже ей не знакомым, составляли целое созвездие, которое видно только из этой комнаты и только в одиночестве.
Если бы она была астрономом, то назвала бы их созвездие незнакомыми знакомцами, а форма бы у этого созвездия была круглая. Вот так и получается, что все незнакомцы знакомы друг с другом, и в каком-то месте все замыкаются в большой круг неслучайных случайностей.
Резкий стук в дверь прервал её философские размышления. Молодая девушка-администратор вошла и сказала ей, что сегодня клиентов больше не будет. Она поблагодарила девушку и решила ещё полежать и посмотреть на свое звездное небо. Тишина. В какой-то момент лампочки в глазах начали рябить, и вместо созвездия на потолке уже был хоровод светлячков, где каждый был незаменимым звеном: она, незнакомец в маске, её воспоминания, точнее люди из её прошлого и милый парень со своей девушкой. В какой-то момент у неё начала кружиться голова и она закрыла глаза.
Она стояла на берегу реки. За ней было заснеженное поле, на другом берегу реки тоже было заснеженное поле, только вот речка была не заледеневшая, её сильное течение создавало единственный звук по всей округе. Она стояла одна в какой-то серой теплой фуфайке, такие были у неё на даче. В детстве она стеснялась их носить, а потом обогревательная функция фуфайки все-таки победила эстетическую, и она с удовольствием сидела в ней на веранде, в очередной холодный вечер на даче. Она стояла без шапки и варежек, но в валенках, а под фуфайкой у неё была только тонкая белая сорочка. Во сне она не чувствовала холод, но потом, вспоминая его, свой сон, она подумала, что в такой мороз наверно ей так было бы холодно. Она стояла и кричала что-то людям на другом берегу. На том берегу стояли все её родственники и все её знакомые. Абсолютно все. Она им кричала, но звука не было, а они ей махали и улыбались, молча. А она продолжала кричать. А потом они все начали уходить, по очереди разворачивались и уходили, а берег, на котором она стояла стал вдруг отдаляться и, в какой-то момент, те, кто ещё остались на том берегу, стали для неё точками. Она всё кричала и кричала.
Она проснулась от очень неприятного ощущения в области копчика. Такое с ней бывало, когда ей снились страшные или неприятные сны. Она вышла из комнаты, в коридоре уже не горел свет. Она зашла в свою грим-уборную, села за туалетный столик и начала смывать косметику. Милый парень, созвездие и странный сон, всё перемешалось в её сознании, она устала об этом думать, поэтому решила собраться как можно скорее и пойти в свой любимый бар.
Она вышла на улицу, уже горели фонари. Осенняя прохлада вернула её в реальность. Ей жутко хотелось курить, но она себя сдерживала, знала, что это только уловки. Сейчас она начнет с «Апероля» и продолжит красным сухим. Это обещание самой себе умерило её желание выкурить сигарету. Она шла и наблюдала за прохожими: кто-то шёл, счастливо держась за руки, кто-то целовался и не замечал мир вокруг, кто-то шёл в наушниках и тоже не замечал мир вокруг, кто-то рассказывал кому-то забавную историю и смеялся. От чего-то от этих наблюдений ей стало очень хорошо.
Она зашла в бар, сразу сделала заказ и села за своё уже любимое место. Народу было немного, звучал джаз, с элементами современной аранжировки, не раздражающе, но и не скучно. Она выпила первый коктейль, от чего уже начала чувствовать физическое расслабление и свободу мыслей. К ней подсел молодой человек, хотел познакомиться, но она деликатно дала понять, что сегодня она не знакомится. Он сразу отсел. Приятный мужчина. Она выпила бокал красного сухого и поняла, что очень хочет спать, уже не думала ни о ком и ни о чем. Её цель была достигнута, она хотела очистить себя, вырваться из плена воспоминаний и самоанализа, чтобы вскоре опять занырнуть в этот океан, но уже подготовленной.
Она доехала на такси. Таксист всю дорогу молчал, по радио Кипелов пел «Я свободен», ей захотелось плакать. Она доехала за десять минут, поднялась на свой пятый этаж, она не захотела ехать на лифте. Пока поднималась считала ступеньки, это ей помогло держаться на ногах и держать над собой контроль. Правда, пока она открывала дверь, забыла сколько ступенек насчитала. Но это уже было неважно. Сейчас было главное не уступить сну и успеть помыться. Горячий душ был блаженством, он немного взбодрил её мысли и физически расслабил. Натянув пижаму, она заползла под одеяла, окружила себя подушками и тут же уснула. На этот раз ей ничего не снилось.
Глава 4
Дни шли своей чередой. Каждое утро мир просыпался, и каждый вечер засыпал, каждое утро солнце постепенно освещало улицы, а каждый вечер покидало с обещанием обязательно вернуться. Вечером фонари города включались в работу, они были ночными сторожами, чтобы, когда утром солнце вернётся на свою службу, во всех городах был порядок: любимые просыпались рядом с любимыми – таков закон, установленный самой яркой звездой на небосклоне.
Но были в этих городах мальчики и девочки, которые не соблюдали закон и просыпались в одиночестве, солнце наказывало их плохим настроением, а они, в свою очередь, жутко злились на солнце и ворчали на него за слишком яркие лучи. Но, как бы солнце ни строжилось, оно, в глубине своей раскалённой души, желало своим одиночкам просыпаться в тёплой и уютной постели рядом с любимым человеком.
Утро сменялось утром, вечер – вечером, она по-прежнему ходила на работу, только уже изменила своё отношение к мужчинам. Она теперь ко многим вещам в своей жизни изменила отношение. Взять даже солнце, теперь оно было для неё другом, лучи которого она расценивала как руки, тянущиеся её обнять. Солнце постепенно проникало в её дом, чтобы показать ей, что место, в котором она живёт, тоже хочет её внимания и любви. Теперь её «холостяцкая» квартира была открыта солнцем специально для неё. Ей захотелось всё здесь переставить, переделать и ещё много пере.
У неё была маленькая студия, которую она снимала уже несколько лет. Здесь все было в таком же состоянии и на тех же местах, как и при хозяевах. Она только убиралась, ей не так была важна обстановка, сколько функциональность вещей. Внешне её все устраивало, что было вполне достаточно для её комфортного существования. Но теперь, когда она начала проявляться, в первую очередь для себя, ей захотелось изменить все. Добавить больше света, теплых цветов, растений, пледов и свечей. Постепенно она начала наполнять свою серую и холодную квартиру светом и теплом, от чего ей казалось, что дышать стало легче.
К окружающим она тоже изменила отношение: теперь они для неё были не просто офисными человечками, а людьми, у которых есть своя история, которые тоже, возможно, как и она, в один день начали свой новый путь. У каждого прохожего была своя собственная кинолента, не менее интересная, чем её. Вот этот симпатичный молодой человек идет куда-то быстро с тремя розами в прозрачном целлофане, возможно, у него сейчас свидание, возможно первое, и пусть та девушка окажется тактичной и примет его цветы с благодарностью, или может он, наоборот, идет расставаться, тогда вполне правильное решение для прощального подарка. Или вот идет женщина средних лет (она правда никогда не понимала этого словосочетания «средних лет», довольно размытая единица измерения), но решила, что эта женщина подойдет под этот странный возраст: на ней были обычные джинсы, классическое пальто и ботинки, которые не подходили ни к пальто, ни даже к джинсам, что представить себе довольно трудно. Она шла с очень хмурым выражением лица, с отсутствующим и тяжелым взглядом. Может, она устала на нелюбимой работе, которой отдала лучшие годы своей жизни, как, впрочем, и мужу своему (она заметила колечко на пальце) и идет домой, чтобы накормить семью ужином, посмотреть серию сериала, отчитать детей и лечь спать. А может, у неё сейчас в голове план по захвату мира.
Таких людей вокруг были сотни и тысячи, каждый был историей, каждый был важным элементом в системе всего мира, связующим элементом. Как и она. Ей теперь нравилось думать о том, что действие человека запускает цепочку действий остальных и, видимым или невидимым образом, мы влияем друг на друга. Тот парень мог вполне повлиять на женщину средних лет, если бы они пересеклись: увидев молодого человека с цветами, женщина бы вспомнила свое первое свидание и расставание, возможно, это стало бы первым звеном в её цепочке изменений. А парень, если бы он случайно взглядом поймал пустые глаза женщины и захотел подарить ей цветы, может, это что-то изменило бы в его отношениях с женщинами.
Может, косвенно, а может и напрямую мы влияем на других людей: взглядом, словом, действием. Неважно как, важно что. И вот это вот «что» как будто может стать отправной точкой, механизмом, запускающим машину по изменению жизни человека.
Она шла на работу. На дворе уже была середина ноября, её нелюбимого месяца. Деревья безжизненно стояли, словно костлявые статуи, удручая и без того хмурое настроение. Тяжелые тучи, которые в любой другой месяц доставляли особенно приятное настроение, теперь склонились неподъемным грузом над головой. Серость, холодность и отчужденность месяца преследовали и безжалостно давили.
Она шла и думала о незнакомце в маске, который за этот месяц стал уже знакомцем. Она пыталась притянуть его мыслями, но каждый раз она приходила на работу и каждый раз разочарование поджидало её в комнатах, где были только знакомые, но нелюбимые мужчины или незнакомые, но не он.
Были моменты, когда разочарование перерастало в раздражение, а затем в агрессию. Она вела себя, как капризный ребенок, стараясь не проецировать свое состояние на окружающих людей, но его состояние было трудно сдерживать. И уже не в мыслях, а вслух ей хотелось закричать: «Приди! Помоги!». С чем помочь она сама до конца не понимала. За прошедший месяц она выпустила наружу, из клетки в своем сердце, всех людей, с которыми у неё когда-то были отношения, все неприятные события, которые были заперты с целью «не вспоминать», но, как всегда бывает с подобного рода воспоминаниями, они подкрадывались и набрасывались в самые неподходящие для этого моменты, как правило, перед сном или когда нужно на чем-то сконцентрироваться.
Она выпустила все это из клетки, но что делать с этим дальше, не знала. Она думала, что тот, кто стал причиной условно-досрочного освобождения заключенных из колонии особого режима «Память», должен нести ответственность за своих подопечных, поэтому так отчаянно звала его. Ей даже снились сны, в которых они стояли друг напротив друга, она его очень громко звала, но звука не было. Были он, его маска, пустота и её страшная гримаса крика. Этот сон сначала снился раз в неделю, а с каждой новой неделей повторялся по несколько раз. Он стал её кошмаром.
Она пришла на работу в чересчур раздраженном состоянии, вызванном не то ноябрем, не то погодой, не то мыслями о незнакомце. В гримёрной она пыталась привести свои чувства в порядок, думая о предстоящем мужчине и о том, как её раздражение может испортить наслаждение и её, и его.
Она начала концентрироваться на своей внешности, на том, как красиво она сегодня накрасилась. В этот раз она решила быть как Анджелина Джоли в фильме «Турист». Удовлетворение от внешнего вида привело её состояние в норму, и она настроилась на предстоящую работу.
Первый клиент был молодой человек, явно избалованный вниманием со стороны женского пола, но очень неуверенный в себе. Его неуверенность проявлялась в повелительном тоне, в резких выражениях. Он вел себя как хозяин каждой находившейся в комнате вещи, и её в том числе. Он считал её вещью, его собственностью даже на это короткое время. Но наша героиня уже научилась справляться с такими неидеальными героями, не из рыцарских романов. Она балансировала как опытный канатоходец, подключив все свои манипулятивные уловки, чтобы парень даже не заметил её явного превосходства над ним. Но потом ей вдруг захотелось все переиграть: она перестала им манипулировать и решила остановить свою игру.
– Ты хотела меня вывести, так? Но зачем? Это же тебе не на пользу, – начал он раздраженно, когда уже собирался уходить.
– Ну почему не на пользу? Я выполнила свою работу, а в контракте у меня не прописано, с каким выражением лица я должна её выполнять. Недостатка в клиентах у нас нет, даже наоборот, – ответила она спокойным и безразличным голосом.
– Но для чего, для чего ты начала это?
– Да надоело, понимаешь. Вы же думаете, что это вы такие все из себя. Но это не так, это я делаю все для того, чтобы вы так думали. Потому что вы именно за этим ко мне все приходите – чтобы успокоить себя, доказать себе, что вы – эталон, коих поискать надо. Вы же постоянно кому-то что-то доказываете. Да, для меня тоже была некая выгода в этом, но вот сегодня смотрю я на твое удовлетворенное и слащавое лицо и думаю: «Как же мне надоело, пора прекращать вам самоутверждаться за мой счет».
– Но ты так скоро потеряешь работу, – ответил он растеряно, не зная, что ещё можно добавить.
– Да, надеюсь на это, но для начала сделаю одно дело, а потом с крайним удовольствием, – она сказала эти слова быстро, давая понять, что это все, что она ему ответит.
После этого она ушла в свою гримёрную, села у зеркала и долго и пристально всматривалась в своё отражение. Что она сейчас сделала, зачем она ему это сказала? Она что, действительно так думает? Надеется найти своего незнакомца и больше не собирать все эти чувства? Бред. Не сможет она так, что в конце концов она будет делать и как перестать наслаждаться тем, что дают ей мужчины: властью и их прекрасно-ужасными чувствами. Нет, это было лишь минутное, сейчас она пойдёт к следующему и всё будет как прежде.
Так оно и было. Следующий мужчина был ей знаком, и она с удовольствием отыграла свою роль.
«Вот так. Так и надо. И не смогу я бросить это», – думала она уже после. Да, незнакомец не покидал её мысли. Сегодня у неё был ещё один клиент, к которому она пошла в хорошем настроении и предвкушении повторить то же самое, что было с предыдущим. Подходя к комнате, она уже начала понимать, что тот, кого она больше всего хотела видеть, больше всего боялась, сидит сейчас за дверью. Она молниеносно открыла дверь, уже практически не руководствуясь своими действиями. Там сидел он. В маске.
Глава 5
Первое, что она почувствовала, было удовлетворение, экстаз, удовольствие, которые сопровождались страхом и отсутствием контроля над эмоциями и действиями. Вследствие чего, спустя время, она не помнила этого момента, всё смешалось в один смутный, плохо очерченный образ. Её движения вдруг приобрели чрезмерную резкость и неуклюжесть. Она молчала, в голове слова водили хоровод, всё ускоряясь и ускоряясь, так что она хотела закрыть глаза, чтобы прогнать их из мыслей. Наконец она дошла до кровати, она шла вечность, как ей казалось. Всё это время знакомая маска молча лежала, терпеливо ожидая, когда она подойдет.
Она подошла. Он взял её за руку. Опять, как и в прошлый раз, но сейчас этот жест как будто бы вернул её в реальность. Она всё ещё не могла говорить, но уже давала отчёт своим действиям и могла контролировать их. Их прошлый танец повторился. Они всё ещё молчали, но теперь наслаждались друг другом не только физически и духовно, но и как будто переговаривались друг с другом через мысли, и их связь подкреплялась интеллектуальной удовлетворенностью. Их прикосновения, движения, жесты были срежиссированы ими в мыслях, через которые они подавали друг другу сигналы. Как блистательные актеры они играли свои роли, только они были не актерами, и это была не игра, а их эмоции, чистые и искренние, никогда бы не смогли повторить на экране даже гении. Она чувствовала запах его волос, странный и очень приятный, от которого ещё больше приходила в восторг, а он очень нежно чуть дотрагивался до её кожи, и ей казалось, что от этих прикосновений он получает особое удовлетворение. Они завершили свой танец или свою песню без слов на самой высокой ноте, от которой бы разбилось окно, при этом не опускаясь до чего-то животного и дикого.
Лежа друг напротив друга, как и тогда, они смотрели друг на друга. Он был в маске, которая для неё теперь стала невидимой. Когда он начал собираться, она спросила:
— Ты ещё придёшь? – сама испугавшись того, что смогла заговорить с ним.
— Да, – он ответил абсолютно спокойным и даже ласковым голосом.
Она впервые услышала его голос, который её заворожил. Он ушёл, а она всё ещё лежала, всё ещё пыталась оценить, насколько реально было только что произошедшее. Придя к тому, что это было вполне реально, она решила для себя не уплывать в бессознательное, когда он приходит или когда она вдруг начинает его чувствовать. Уход в бессознательное – это её страх перед её же счастьем. Часто или редко, кому уж как повезёт, счастье приходит к нам просто так и внезапно, не спрашивая разрешения, а уж когда его боятся и прячутся от него, счастье, если бы было живым существом, вероятнее всего рассмеялось и уже никогда бы больше не пришло к такому человеку.
Она была рада тому, что он оказался последним сегодня. Она не хотела смешивать полученное удовольствие с другими мужчинами. Она сидела в гримёрной и смывала с себя Анджелину Джоли, с каждым движением всё больше возвращаясь в себя. Она смотрела на себя и вдруг ей стало так хорошо. Она видела не только внешнее отражение, но и внутренний её портрет прорисовывался вместе с внешним. И он ей очень нравился.
Она шла по улицам ноября впервые за долгое время, не замечая его серость, а замечая его краску. Кое-где ещё жёлтыми пятнами лежали листья, которые не успел скрыть снег, фонари и гирлянды согревали город, поддерживая его в такое мрачное время. Она шла и улыбалась. Моментами она думала о том, как она выглядит в глазах окружающих, но потом пришла к выводу, что окружающим, в сущности, абсолютно всё равно. Может, минутой кто-то из них и подумает о том, почему она идёт и улыбается (и с каких это пор улыбаться просто так стало причиной считать человека странным), но потом вспомнит о своих заботах и ему станет на неё совершенно наплевать.
Придя домой, она забралась в горячую ванну и ещё раз предалась воспоминаниям. Рядом горела аромалампа с маслом грейпфрута, а из колонки доносился голос Джо Дассена.
«Et si tu n’existais pas…. А что, если бы его правда не было? Не было бы этих нескольких встреч, не было бы моего «пробуждения», было бы что-нибудь другое? Dis-moi pourquoi j'existerais? Для чего я бы существовала? А если бы наша встреча состоялась позже, смогла бы я понять, для чего она нужна? А если бы для этого было слишком поздно?». Все эти вопросы изменили её романтичное и вдохновлённое состояние. Она очнулась в уже холодной воде и ей захотелось поскорее выйти из неё и укутаться в одеяло.
Ей не было холодно, но ей очень хотелось сжаться в своих подушках и одеялах, чтобы согреть себя изнутри. Незнакомец дарил ей самые счастливые моменты, при этом оборачивая её лицом к самой себе, лицом к правде, которая была для неё страшной, но желанной. Она поняла, что если узнает о себе все: чего она хочет и чего она боится, какие эмоции прячет, какие воспоминания не дают ей выпустить её из своего же заточения, то у неё может начаться новая жизнь. Радостная, счастливая, открытая. А хотела она жить такой жизнью? Или ей достаточно своего закрытого, зашторенного мира, в котором она спряталась как в норке и наблюдает за происходящим вокруг из маленького пространства между шторами. Как актер, который перед самым началом спектакля наблюдает за зрителями из-за кулис. Только вот её спектакль так и не начинался, зрители уже устали ждать и ушли в другой театр. Ей было страшно осознавать, что перемены неизбежны и, что она сама хочет их. Но что-то неизвестное тянуло её обратно, просило не уходить от той, которая наслаждается чувствами мужчин и наблюдает за жизнью из-за кулис.
Она медленно уснула, медлительность проявлялась в единовременном существовании в реальности и в мире искаженного сознания. Время остановилось. Она чувствовала своё физическое тело в этом мире, а её духовное уже блуждало по тайным коридорам бессознательного. Этой ночью во сне она падала, весь сон был одним падением в бездну – чёрную и пугающую. Сон длился бесконечно и, когда она проснулась, казалось ей, что по инерции она продолжает падать. Её состояние было ужасным, она ещё продолжала существовать в бессознательном, она всё ещё куда-то падала, но при этом она четко осознавала, что лежит на кровати. Чтобы прервать свой сон, она встала и попробовала сделать несколько движений, чтобы вернуть своё тело, а за ним и мозг в реальность. Это помогло.
Она посмотрела на часы, было около десяти утра. Она начала вспоминать прошедший день. Её удовлетворённое, одухотворённое состояние теперь полностью потеряло то возвышенное, счастливое ощущение. Ей стало противно, мерзко от сознания того, что она перед ним не может себя полностью контролировать, сдерживать, чтобы наконец-то взять ситуацию в свои руки, чтобы узнать у него всё, чтобы больше ни в мыслях, ни во снах не призывать его, не гнаться за каждым веянием по улице, не ожидать его каждый раз приходя на работу, не мучиться.
Она твёрдо решила разобраться с этой ситуацией. В следующий раз, когда произойдет их встреча, она все у него узнает: кто он такой, почему он приходит именно к ней, что он о ней знает и, возможно, ей удастся узнать, почему рядом с ним она испытывает такие сильные чувства.
Чем больше она убеждала себя в своём решении всё у него узнать, тем больше она не верила в то, что она это сделает. Невидимая стена стояла между ней и незнакомцем, хотя они уже были максимально близки друг с другом, но как будто существовали в разных временных измерениях. Ей так казалось. Область её «мне так кажется» всегда её ограничивала, всегда была миром мнимых и искажённых представлений о других, об их мыслях и об их представлениях о ней. «Мне так кажется» разрушило немало её отношений. И только её рабочее пространство давало ей благоприятную среду для её «кажется», там не было эмоционального сближения. Она прекрасно справлялась со своей работой и получала искреннюю оценку от мужчин.
Сегодня был её выходной. Она решила сбежать из дома, из того уже уютного гнезда, которое она выстроила с чуждой ей материнской заботой. Ей были неприятны её мысли и её решение. Она хотела поскорее сбежать от них и опять сбежать от самой себя.
Тусклый, мрачный, тяжёлый ноябрь вторил её состоянию. Она шла медленно. Движения её были тягучими, она думала, если посмотреть сейчас со стороны на всю картину улицы, то это было бы замедленное видео.
Вечер прошёл спокойно. Она решила начать украшать квартиру к новому году. Первый раз за всё время проживания здесь. Ей это помогло на время уйти от всех других мыслей. Развешивая гирлянду, она вспомнила, каким чудом был новый год в её детстве. Сказкой, которая исполняла, пусть не все, но большинство из желаний. Семья, дом, тепло, уют и предвкушение чего-то совершенно удивительного.
Она любила новый год за запах: ёлочный, терпкий, но мягкий, салатов, мандаринов и шампанского. Она ещё тогда не пробовала эту странную газировку, но её запах ей очень нравился. А ещё, она где-то услышала стихотворение «Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском…». Оно для неё звучало уже с приятным ароматом и даже вкусом. В совокупности, новый год для неё – это один сплошной приятный аромат. Позже, повзрослев, она потеряла «обоняние» к новому году. И он перестал быть для неё чем-то особенным.
В этот же раз – у неё появилась идея возрождения нового года. Этакий Ренессанс. Она хотела освободить себя от её же придуманных догм и даже встать на путь гуманизма и антропоцентризма в отношении себя. Мандариновое масло в аромалампе, гирлянды, свечи, новогодний плейлист заставили её вновь вернуться в пору своей «девчонкости», когда ещё не было школы, а мама была нежная и рядом.
Перед сном она прочитала свою любимую рождественскую историю про Скруджа Чарльза Диккенса и уснула детским, глубоким сном. Ей снилось что-то яркое и приятное. Она не помнила сюжет, но ей так хорошо было во сне. Она проснулась в очень хорошем настроении и полной сил. Впервые за долгое-долгое время.
Глава 6
Декабрь предстал перед ней таким добрым дедушкой, какого у неё никогда не было, но общее впечатление из прочитанного и просмотренного позволяло ей заполнить графу «дедушка» в своих мыслях такими словами как, тепло, уют, безопасность, надежность, смех и конфеты. Точно такими словами она могла описать и свой декабрь. Кроме смеха. Особенно уже долгое время ничего не могло вызвать у неё смех. Только лёгкую улыбку на незначительную шутку.
Бесцельно бродя по праздничным улицам, она чувствовала себя нежданным гостем на чужом празднике. Она остановилась у блистательно украшенной витрины магазина посуды и засмотрелась на бокалы самых разнообразных видов, её привлекали изящные формы и их прозрачный блеск. Они выглядели как одинокие балерины, навечно застывшие в своих образах.
В отражении одной, одиноко стоявшей поодаль от остальных танцовщиц, она заметила мужчину. Ей показалось забавным – кто-то также уставился на витрину прямо рядом с ней. Она повернула голову и увидела молодого человека, он пристально всматривался в сервиз, расписанный гжелью. Он заметил её интерес и обратился с вопросом:
— Как думаете, подойдет для новогоднего подарка молодой семье?
— Если они коллекционеры национальной утвари, или если они живут в теремке, то да, берите, не ошибетесь, – ответила она, не скрывая иронии.
— Понял, подберу что-то менее колоритное, – его ответ по интонации был под стать её.
Она продолжала смотреть на бокалы и фантазировать об их предполагаемом танце. Он смотрел на неё. Осознав, что такой пристальный взгляд может быть неуместен, он смущенно отвернулся и пошел в магазин. Она посмотрела ему вслед, и что-то приятное проскользнуло по её телу. Она решила понаблюдать за ним через витрину. Молодой человек обратил свое внимание на парочку бокалов, стройных и вытянутых. В её голове проскользнула мысль о том, что вкус у него все-таки есть. Затем он переключился на бокал, в котором она увидела его отражение на улице. Его он тоже купил, оглядываясь на её слегка удивленное выражение лица в витрине.
— Это вам. Я заметил, как он вам понравился.
Он протянул ей красиво упакованный бокал. От смущения, удовольствия и восторга она долго не могла ничего сказать. Наконец, прервав затяжную паузу, она ответила:
— Да нет, что вы, не стоит, нет, я не могу принять, – в её голове разом возникли все варианты отрицательного ответа, и, не успев, выбрать наиболее подходящий, она использовала их все разом.
— Нет, отказ не принимается, этот бокал подходит вам как никому больше. Он стоял в стороне от всех, но именно он привлек ваше внимание, и мое тоже, не скрою. Пожалуйста, не поймите ничего такого, возьмите его, спасите его.
От последних слов ей почему-то захотелось расплакаться, но она сдержалась.
— Спасибо. Больше не знаю, что вам сказать. Пожелаю только в новом году чуда, – она не поняла, почему именно такое пожелание родилось у неё в данный момент и почему именно ему.
Он мило улыбнулся и ответил:
— Спасибо, буду банален, вам того же. Всего доброго, – он ещё раз улыбнулся ей и ушел.
Она смотрела ему вслед, потом повернулась опять к витрине, ещё раз прокрутила в своей голове танец бокалов и пошла в сторону дома.
Она решила пройти долгим путем, ей хотелось просто идти и идти. Чувство легкости и даже какого-то освобождения разлилось по всему её телу. Она подняла голову к небу. Белые снежинки тихо летели, они были похожи на звёздочки, невесомые и волшебные. Ей захотелось разрыдаться, вымыть слезами всю накопившуюся на душе пыль. Вымыть всех мужчин, все их мелкие и грязные чувства, очистить место для чего-то светлого и чистого. Она опять вспомнила про незнакомца. Она опять мысленно начала его призывать, как первую помощь.
Она проснулась от долгого и мучительного сна. Кажется, она проспала часов десять, но чувствовала себя измученно уставшей. Ей снился очень яркий и, как ей показалось, бесконечно длинный сон. Граница между сном и реальностью для неё стерлась, она будто прожила его от и до. Граф, служанки, огромный особняк, сарай и он в маске, нежная любовь, бешенная страсть и потом пустота – все стало для неё реальностью. Она старалась вспомнить лицо графа, на уровне каких-то невидимых ощущений оно ей показалось очень знакомым, но вспомнить его лицо она так и не смогла.
Её тело ломило, хотелось опять спать, но она всеми силами старалась вытянуть себя из этого состояния. На работу вечером. Работа для неё стала теперь таким далеким и иллюзорным местом. Последние дни её поглотила череда странных событий и встреч. Но ей очень хотелось опять вернуться к своим мужчинам, вернуть себе прежнюю понятную для неё жизнь. Но кажется, запустился неведомый ей механизм, который уже разогнался и скоро дойдет до своей конечной точки, и от её прежней жизни не останется ничего, а главное – теперь она прекрасно поняла, что разобраться во всём ей поможет только незнакомец в маске.
Глава 7
Утро. День. Вечер. Утро. День. Вечер. Вереница, вереница дней. Замкнутый круг. Наступает момент, когда и странные стечения обстоятельств, и перемены в жизни становятся чем-то обыденным и рутинным, и хочется, хочется всеми силами вернуться в обычную и понятную жизнь, не трогать больше этот муравейник, согласиться и принять всё, что происходит, признаться в своей слабости и неспособности противостоять всему грядущему и выдохнуть.
Она с радостью шла на работу, предвкушая растворение в ней. Она, кажется, изголодалась по их чувствам и порокам. И те чистые снежинки, которые своей прозрачностью вымыли всё скверное из её сердца, были уже не более, чем иллюзией и сказкой, а реальность, настоящая, она здесь, она в том, что вероятность чудесного «исцеления» крайне мала, если не равна нулю. Она начала это твёрдо понимать, и ей стало легче.
Уже после, сидя перед зеркалом и смывая косметику, она опять погрузилась в медитативное наблюдение своего отражения. Она хотела найти там ответы на все свои вопросы. Это как будто увидеть человека, которому хочешь высказать всё в лицо, в данном случае этим человеком была именно она. Но если другому, чужому, о чувствах и переживаниях которого она знает только с его же слов, она могла бы дать дельный, как ей кажется, совет, то себе – нет.
Она шла домой, как по острому лезвию: шаг вправо – и она навсегда забудет дорогу на работу и упадёт в безумство своих внутренних драм, шаг влево – она закроет на замок безумство и продолжит свою обыденную жизнь. Время от времени её «безумства» будут подавать жалобный писк, который маленьким острым лезвием будет медленно резать её сердце.
Сегодня без сна. Она боялась засыпать, предугадывая возможные страшные сны. Она сидела на подоконнике и смотрела на мерцающий город. Она думала о тех, кто спрятался по своим маленьким клеточкам. Кто-то вместе с семьей, кто-то один. У кого-то на кухне работает телевизор, а в духовке печётся пирог, а у кого-то в темноте пустой кухни дымится только что потушенная сигарета, внося в немое одиночество серых стен ощущение беспредельной и страшной тоски. Все вместе они были одним большим городом. Они не знали о существовании друг друга, что говорить, сейчас никто из них не знает своих соседей, а тем временем все они умещались в маленькие улицы и переулки, даже не задумываясь, насколько близко они друг к другу.
Её собственное одиночество нисколько не пугало её, а почему-то одиночество других людей приводило её к грустным мыслям. Ей было искренне жаль тех, кто хочет человеческого тепла и ласки, но не получает этого. Она хотела чуть видимым ангелом прилететь к каждому такому человеку в дом и просто обнять.
Тяжёлые от усталости и слез глаза просили сна, она осторожно спустилась с подоконника и через минуту, завернувшись в одеяло, уже крепко спала. Усталость взяла верх над подсознательным и спасла её от удушающих снов.
Она проснулась уставшей и разбитой, полуночное наблюдение за жизнью города сыграло в этом главную роль. Сегодня выходной, сегодня никуда не надо идти, а значит, опять день наедине с собой и томительные карусели выбора на чашах весов. Предвкушая свои метания, она решила спрятаться под одеялом, забиться в подушку и как можно дольше не вставать с постели. Её хватило на десять минут, которые по её собственным часам, длились около часа.
Она придумала себе один способ, чтобы заглушить всё, что происходило у неё в голове. Она начала проговаривать про себя все действия, которые собиралась совершить. «Я встаю с кровати. Надеваю тапочки. Иду в ванную. Чищу зубы». И так далее по списку. На словах «достаю из холодильника яйца» она начала громко смеяться. Что именно привело её к безудержному и даже странно-шумному смеху определить нельзя было. Да она и сама не знала. Когда она остановилась, ей стало даже неловко от абсурдности и странности ситуации. Тем не менее, метод был действенным, и она перестала на время колебаться.
Другим действенным и проверенным способом была бездумная долгая прогулка. Недолго собираясь, она вышла и пошла. Пошла куда глаза глядят, петляя переулками, знакомыми и незнакомыми улицами. Она вспоминала прошлых знакомых, которые, должно быть, жили в этих домах, а может, в этих. Память взяла мысли в оборот, и она погрузилась в петлю прошлого – забытого, заколоченного. Как призраки, перед ней вырисовывались образы далёких знакомых, которые тогда были очень даже близкими. Ведь кто знает, в какой момент самый близкий станет самым далёким? Опыт – верный друг слёз и сердечных ран – подсказал ей: как только на горизонте появляется тот, кто может в перспективе стать близким, примерь на него сразу образ далёкого. Так она пресекала возможность возникновения душевной боли, а вместе с тем вырезала и всякую возможность безоговорочного доверия и всепоглощающей любви.
А пока – она шла, и призраки прошлого возникали обрывочными фразами, улыбками, фотографиями, смехом и слезами. Наконец, выйдя из лабиринта времени, она оказалась на совсем ей незнакомой улице.
Ей помнится, как она пыталась однажды сориентироваться по карте в телефоне и запутала все пути окончательно; в этот раз она решила спросить дорогу у прохожих. К её счастью, навстречу шёл мужчина.
Это было действительно к её счастью. Петля прошлого привела её к любителю расписных бокалов, который подсказал ей дорогу не только из тупика, но и из её воспоминаний. Они договорились встретиться через день, в её следующий выходной.
Она возвращалась уже по знакомым переулкам. Она думала о нем как о свершенном и свершившемся. Она знала точно их будущее и только предвкушала наслаждения от развития событий. Её мысли и чувства были чем-то обыденным и абсолютно понятным. Это её успокаивало и пугало одновременно.
Она вернулась домой уже к вечеру. Прогулка и незапланированная встреча помогли ей расчертить границу ночным путешествием в мир собственных переживаний и размышлениями о новом знакомце, о котором она не знала ничего, кроме того, что знала его будто всю жизнь.
Вечерние ритуалы и танцы под тихий джаз вернули в её жизнь ощущение отчаянной романтики и полета желаний. Такое состояние приходило к ней не часто, поэтому она полностью могла прочувствовать каждое своё движение, каждую свою эмоцию и даже, наверное, смогла бы посмотреть на себя со стороны, настолько сильно она соскучилась по такой себе. Засыпала она в грёзах. Её фантазия в эту ночь была щедра. Она взяла её за руку и отворила кулисы красивых, нежных картинок.
Она опять была на работе. Сидела перед знакомым зеркалом и вглядывалась в знакомое отражение, в своё отражение. Но это была не она, или она? Пару раз за всю жизнь она на доли секунды впадала в такое странное состояние, которое нельзя точно описать словами: она будто на миг покидала своё тело и переставала осознавать себя. Сейчас было также, но только миг растянулся больше, чем на долю секунды.
Наконец придя в себя, она подготовилась к работе и пошла в комнату. Она петляла по коридорам, будто была там впервые, и вообще картинки перед ней проносились с молниеносной скоростью. Странное состояние испугало её. Дойдя до нужной комнаты, она вошла и увидела маску. Маска была на уже знакомом человеке, но видела она как будто бы только её, эту жуткую гримасу.
— Да что ты вообще такое? – с неистовым криком бросилась она на мужчину, но он исчез.
На кровати осталась только маска. Она взяла её и подошла к зеркалу, которого раньше здесь не было, но сейчас оно появилось, как специально для неё. Она надела маску. Это был он, это была она.
Глава 8
Главный редактор столичного литературного журнала Маргарита Николаевна резко проснулась от стука в дверь. Из её рук выпали листы мистической повести неизвестного молодого автора.
— Войдите, — громко сказала Маргарита, поднимая листы с пола.
— Маргарита Николаевна, вы просили зайти к вам через час, — неловко пролепетала помощница Маргариты Светочка.
— Да, да, Светлана, отправьте, пожалуйста, ответ этому автору, — Маргарита указала на мятые листы в её руках. — Уведомите его вежливо об отказе.
— Хорошо, — ответила Светочка и буквально испарилась из кабинета.
Маргарита подошла к зеркалу и стала внимательно вглядываться в отражение. Кого она там видела: себя, героиню, маску? А кто она сама?
Мелкая неприятная дрожь охватила Маргариту. Очнувшись от гипнотического созерцания отражения, она вернулась в своё кресло. Ещё с минуту, уставившись не то в компьютер, не то в окно, она думала о прочитанном.
«Нет, такое печатать нельзя. Нельзя».
Главный редактор столичного литературного журнала Маргарита Николаевна вернулась к своей привычной работе.