Туки-туки

Дождь лил третий день, превращая дороги в бурные потоки. Небесная хмарь потихоньку истончалась и местами уже окрасилась в золото. Город был похож на размытую акварельную картинку и одуряюще пах первородной свежестью. Прогноз сулил ясную погоду с понедельника, но был ещё только четверг. И в голове Елисея без конца крутились дурацкие фразы: «После дождичка в четверг» или «После дождя будет радуга». А ещё вдруг вспомнилось, что четверг когда-то считался «рыбным» днём.

Елисей не любил рыбу.
Елисей не любил дождь.
И свою работу он тоже ненавидел. В курьеры идут не от хорошей жизни. Это таксисты могли заливать пассажирам, что катаются для души, а вообще занимаются успешным бизнесом; курьер мог обмануть только себя. И Елисей поначалу обманывал: это временно, это не позорно, «все профессии важны, все профессии нужны». Но потом на него накатила тупая тоска и собственное будущее виделось унылым и беспросветным, как затянутое уже вторую неделю небо.

С работой ему не везло. Не помогали ни красный диплом по психологии, ни симпатичная физиономия. Или же он просто не умел общаться с людьми и зря потратил пять лет на обучение. Собственно, стеснение он так и не поборол и до сих пор, прежде чем куда-то позвонить или пойти, долго репетировал речь перед зеркалом. Удивительно, но психологические штучки не работают, когда знаешь механизм их воздействия. Елисею порой казалось, что он намеренно отвергал всякие приёмчики, чтоб не быть частью управляемого стада.

На понедельник у него было назначено очередное собеседование. Второй день Елисей репетировал свою речь, уверенный, что в этот раз всё пройдёт по его сценарию. Он изучил страничку эйчара, даже заплатил какому-то прыщавому малолетке за взлом этой самой странички и успел вскользь прочитать несколько диалогов, прежде чем страницу заблокировала администрация сайта. Но того, что он успел узнать, было достаточно, чтобы дёрнуть за нужные ниточки и выбить второй этап собеседования.

И хоть разум авансом торжествовал, внутреннее сомнение не переставало бурчать, вкрадчиво нашёптывая уничижительные речи. Особенно часто повторялся приветственный монолог, который в жизни Елисей бы и по пьяни не брякнул: «Здравствуйте, меня зовут Елисей, как того королевича из сказки Пушкина, только я, в отличие от него, нищеброд и неудачник. Мне очень нужна эта работа, а то уже стыдно как-то позорить такое имя».

Забавно, но разочек, когда пришёл по вакансии менеджера по продажам, ему всё-таки захотелось сказать нечто подобное. Но когда начальником оказался старикашка профессорской наружности, такая затея сама собой отпала. Собеседование он тогда провалил, не смог продать чёртову ручку. И старик доконал: упорно называл его Енисеем и радостно твердил, что у них в компании уже есть три реки: Лена, Яна и Амур. После этого в голове два дня крутилась песня: «Вела меня отсюда и до севера».

Поправив термосумку с единственным заказом, Елисей набрал на домофоне номер нужной квартиры. Ему ничего не сказали, домофон пикнул — и трубку положили. Но дверь не поддалась. Звонить второй раз было неловко: клиенты часто злились из-за такого пустяка, иногда даже занижали рейтинг. Но выбора не было.

Елисей только занёс руку для повторного набора, как домофон приветливо запиликал. Но никто не вышел. Елисей дёрнул дверь, осторожно заглянул и прислушался — тишина. И скорее вошёл, пока клиент не проклял его за долгое ожидание.

Первый этаж был глухой, ни дверей, ни лифта. Но снаружи точно было пять рядов окон. Или нет? Возможно, там магазины или нежилые помещения, а вход с другой стороны. Да и важно ли это?
Нет.

В подъезде стоял сумрак: на окнах зачем-то установили тонированные стеклопакеты, а лампочки светили так тускло, что толку от них почти не было. По выкрашенным до половины стенам змеились чёрные провода, врезаясь в потолок, и исчезали в недрах квартир. Особенно много их уходило в стену над ярко-красной дверью с огромной распечатанной на принтере цифрой «0». Другие двери были чёрными.

Елисей поднялся выше и ошалел: перед ним снова была та же красная дверь с распечатанной цифрой «0». И на следующем этаже тоже. И на четвёртом, и на пятом… и на восьмом, хотя зашёл он в пятиэтажку. В полной растерянности он спустился на несколько ступенек и замер: перед ним была глухая стена первого этажа.

— То есть? — прошептал он.

Пробежав вверх несколько лестничных пролётов, Елисей остановился перед красной дверью, выдохнул и осторожно глянул вниз: первый этаж.

— Как… — только и сумел выдавить он.

Подниматься смысла не было. Елисей пошёл вниз, но на парадной двери висела табличка «Вход». Сначала он ломился, звал на помощь. Потом просто ждал, не меньше часа, но никто не зашёл. Казалось, никто и не должен зайти, что это какой-то глюк, сбой матрицы. Может, это была альтернативная реальность, или он застрял в текстуре, как в какой-нибудь компьютерной игре. Но как выйти из вполне себе реальности?

Елисей поднялся на второй этаж, постучал во все двери — ему не ответили. И тишина подъезда становилась жуткой и всепоглощающей. Она нарастала, захватывая пространство, разрасталась до немыслимых масштабов и пожирала, вселяя страх.

«Интересно, а если я тут, значит, и там, выше, тоже я? — думал Елисей. — Если я перегнусь через перила, я увижу себя?» От этой мысли ему стало совсем жутко, и он не решился проверить свою теорию. Вместо этого поднялся и робко нажал на ручку красной двери. Та с мерзким скрипом отворилась. В лицо дохнуло сыростью промокших улиц. Елисей не сразу сообразил, что смотрит не в тёмный коридор, а в бетонный переулок.

Вверх уходило хаотичное нагромождение этажей, будто кто криворукий настроил башни в City Bloxx. А где-то далеко чернело, возможно, небо с частыми зелёными сполохами.

Елисей оставил термосумку и боком протиснулся в тесный переулок. Он смотрел вперёд, вверх, боялся оглянуться и увидеть, что дверь пропала, боялся застрять и умереть в этих стенах, как бестолковый исследователь пещер. Сердце колотилось на рекордных скоростях, отбивая ритм по всему телу. Перед глазами мерцали пятна. Но настоящий ужас накатил, когда Елисей вывалился на тускло освещённый пятачок, от которого каменными венами расползались восемь узеньких коридоров.

— Я в аду, — обречённо шепнул Елисей.
А когда осознал, что не помнит, откуда пришёл, к горлу подступила тошнота.

Из одного коридора повеяло слабым зловонным дыханием. Где-то осы;пались мелкие камешки, что-то шуршало в темноте. Зловещим крещендо донёсся неразборчивый шёпот. Елисей крутился на месте, вглядываясь в тёмные бетонные артерии, и резко замер: на него из глубины мрака таращились два белых глаза.

Секундный ступор оборвался громким воплем. Елисей кинулся прочь и не сразу сообразил, что орёт он сам, но замолчать не мог. Он отчаянно цеплялся за каменные стены, молясь всем богам о спасении. Руки натыкались на что-то склизкое, на лицо налипала паутина. А коридор петлял, как чёртово речное русло. Наконец впереди показался свет.

Елисей выскочил на широкую улицу и сразу обернулся. Тварь с белыми глазами отстала, или даже не преследовала. А может, ему вовсе показалось. Но в безопасности он себя не чувствовал и быстро огляделся. С двух сторон было то же нагромождение этажей, причём сквозь стеклянные полы виднелись уютные квартиры. Но все они оставались вне досягаемости — ни дверей, ни лестниц нигде не было.

Первая волна ужаса схлынула. Сердце билось на порядок медленнее. Засаднили ободранные ладони, задрожали ноги с отбитыми коленями. Но усталости не было. Не было жажды. И на перегруженное сознание навалилось тупое безразличие.

Широкая улица, уютно освещённая тусклыми лампочками, тянулась в бесконечность. Под ногами блестела мокрая брусчатка. Наверху причудливо переливалось полярное сияние. Изредка в бетонных стенах появлялись щели тёмных переулков. И не было ни одного человека. Лишь раз поперёк дороги пробежала мерзкая крыса, безголовая, вывернутая наизнанку, будто сбежавшая после совиной трапезы.

— Туки-туки, друг ретивый, — раздался хриплый шёпот из очередного переулка.

Елисей в ступоре уставился в темноту.

— Выходи играть, мой милый. Я считаю на ходу, я уже тебя ищу.

В темноте сверкнула пара белых глаз. Елисей сдавленно проскулил, попятился и побежал. Мысли в голове вращались каруселью, прыгали перед глазами весёлой чехардой. Не сбежать. Надо прятаться. Где двери? Елисей вдруг понял, что теперь ни за что не найдёт дорогу к красной двери — от ужаса его окатило кипятком. Он завыл, рванул быстрее, представляя, что неведомая тварь несётся позади. Но когда обернулся, увидел лишь пустую улицу.

Нервно озираясь, он старался быть бесшумным, но сердце колотило так громко, что, казалось, его эхо отскакивало от стен.

— Всё хорошо, — сказал Елисей, прекрасно сознавая, что это наглая ложь. — Я жив. У меня есть силы. Мне не нужна вода. И… зачем мне возвращаться к двери, если там нет выхода? Возможно, выход где-то здесь? Идиот, нашёл время для психоанализа!

Елисей брёл по улице, заглядывал в квартиры сквозь стеклянные полы. Несколько раз пробовал забраться по стенам, но они были скользкими. Иногда попадались витрины с непробиваемыми стёклами, уличные кафе, диваны вместо скамеек. И ни одной двери.

Впереди улица расширялась в подобие площади. В центре стоял фонтан со зловонной водой, в которой блестели монетки. Елисей попытался их достать — вдруг понадобятся? — но не решился лезть туда голыми руками. Потом хотел бросить пару своих монет, но вовремя вспомнил глупое суеверие — возвращаться сюда уж точно не хотелось.

— Брось монетку, — предложил певучий женский голос.

Ему вторил сиплый бас:
— Брось монетку.
— Бросай монетку, загадай желание, — зашептал хор голосов.
— Хочу домой, — поддался Елисей и бросил монетку в фонтан.

Вода забурлила, как кипяток от соли, и больше ничего не произошло.
«Повёлся на такую херню, а ещё психолог!» — обругал себя Елисей.

— Туки-туки, — раздалось тихо и вкрадчиво из глубин каменных коридоров.

Эта тварь ползала там в кромешной темноте и чёрт знает каким образом ориентировалась в переплетениях переулков. Преследовала, запугивала, забавлялась. Она наверняка могла поймать его ещё при первой встрече, но не сделала этого, отпустила. Знала, видно, что никуда он не денется. Она, может, дико скучала тут в одиночестве, вот и играла. Зачем же так сразу убивать новую игрушку?

От вороха мыслей стало совсем тошно. Елисей остановился у панцирной кровати с перепачканным чем-то бурым матрасом. Брезгливо поморщился и сел на грубо сколоченный табурет — в задницу воткнулась щепка.
— Твою…

Елисей подскочил и застыл: за клумбой с бархатцами пряталась тень с белыми горящими глазами. Сама тень мерцала, как глючная голограмма, и неотрывно пялилась в душу. А потом закрыла когтистыми лапами морду и выдала:

— Туки-туки, я считаю, — голос был другой, низкий, будто прокуренный, но явно женский. — С новым мальчиком играю. Я уже свой счёт веду, а потом тебя найду.

«Их несколько!» — пронеслось в голове, и окатило ледяным ужасом.
— Туки-туки, я ищу, — раздалось из бетонного коридора.

Елисей кинулся прочь. Он был уверен, что твари прячутся во мраке и ни за что не выйдут на светлую улицу, но, обернувшись, увидел двух преследователей. Они бежали на четвереньках, легко и грациозно, будто породистые скакуны, скалили в дикой улыбке пасти и, кажется, совершенно не пытались догнать. Просто преследовали. Наслаждались. Игрой. Страхом. Собой.

— По… по… — Елисей не мог выдавить из себя ни слова, но отчаянно хотел позвать на помощь.

Горло судорожно сжималось от каждого звука, да и взывать было не к кому. Бежать было некуда. Некуда было прятаться. Глаза застилало слезами, в висках стучала кровь, кровь капала из носа. А улица внезапно окончилась тупиком. Елисей рванул в бетонный коридор и бежал так долго, что начал задыхаться. Дважды он менял направление, уходил в ответвления и бежал, бежал, бежал. В редких случаях, когда заставлял себя обернуться, не видел преследователей, но всё равно не останавливался. Лишь когда в голову закралась мысль, что он может ненароком наткнуться на очередную тварь, Елисей резко остановился.

Стояла непроницаемая темнота и речная свежесть. Наверху колыхалось зелёное свечение. Елисей старался прислушаться, но весь мир тонул в грохоте его сердца.

— Господи, пожалуйста, — заплакал Елисей. — Я больше никогда не посмею жаловаться на свою жизнь. Я стану хорошим. Клянусь. Только, пожалуйста, пожалуйста, только выведи меня отсюда. Прошу-у-у.

Всхлипывая, размазывая по лицу кровь и сопли, Елисей брёл по коридору, спотыкаясь о неровно положенную брусчатку. А ведь он давно мог споткнуться, и тогда бы твари точно его догнали.

И тут за спиной раздалось издевательское:
— Туки-туки.
— Пожалуйста, пожалуйста, — неизвестно у кого и о чём просил Елисей. — Пожалуйста.

Впереди показался свет. Елисей кинулся к нему, выскочил на круглую площадку и завыл: это был тупик.

— Туки-туки.

Елисей вжался спиной в стену и уставился в единственный коридор. Вскоре там показалась пара горящих глаз. Существо медленно вылезло из темноты, поднялось на задние конечности и неуклюже приблизилось. Оно жадно выдохнуло в лицо своей жертве, принюхалось и довольно оскалилось.

— Ты пахнешь сладко, будто бабочка, — хрипло выдала тварь, дважды стукнула когтем по стене и протянула сорванный бархатец. — Туки-туки, теперь ты во;да.

Елисей дрожащей рукой взял цветок, а тварь нырнула в темноту.
— Туки-туки, — шепнул он и зарыдал.

***
Время растекалось, как часы на картине Дали. Высоко вверху на чёрном фоне продолжали перекатываться зелёные сполохи. Бетонные коридоры сплетались, разбегались в стороны от маленьких, чуть освещённых площадок. Елисей бродил так долго, что его глаза привыкли к темноте. Он пытался найти ту широкую улицу, но лабиринт всё время выводил его на небольшие участки.

Иногда Елисей слышал шорохи или видел светящиеся глаза, но твари его не трогали: он притворялся, что играет. А надежда выбраться потихоньку гасла.

Впереди появился свет. Елисей кинулся туда со всех ног, вывалился на круглую площадку и огляделся. Кажется, он уже тут был, либо такие горшки со сдохшими плющами висели всюду. Или он ходил кругами. Куда он повернул в прошлый раз?

В одном из коридоров мелькнула пара глаза.
— Туки-туки, я вожу, туки-туки, я ищу, — торопливо проговорил Елисей.
Тварь заскреблась в узком проходе, развернулась и помчалась прочь.

Блуждание по коридорам уже казалось бесконечным и бессмысленным. Ни один из них не вёл к цели, а некоторые были до того длинными, что Елисей запрокидывал голову, чтоб видеть хоть какой-то свет. Вот и теперь он шёл слишком долго и наверняка давно бы рухнул от истощения, но почему-то здесь не было усталости, хотя боль была.

Очередной свет в конце туннеля оказался просторной площадкой со столом и прогнившим от влаги деревянным стулом. На стенах висели кашпо с фиалками и факелы. Тут же, рядом с одним из коридоров, стояла тварь.

Елисей замер. Тварь переступила с одной передней конечности на другую, оскалилась и захрипела:

— Туки…
— Ни хрена! — перебил Елисей. — Я вОда. Но мне надо найти фонтан, я начну считать оттуда.

Тварь, поначалу хотевшая сбежать, склонила голову набок и заинтересованно уставилась на Елисея. Её тело исказилось, замерцало и снова собралось в цельный силуэт.

— Новый мальчик не считает? Значит, мальчик не играет, — выдала тварь, довольно оскалилась и медленно двинулась вперёд.
— Я играю. Я вожу. Но считать начну у фонтана. Ты знаешь, где фонтан?

Тварь молча приблизилась, шумно принюхалась и начала ходить вокруг Елисея кругами.

— Новый мальчик пахнет сладко, будто сахарная вата. Земляникой. Новый мальчик, верно, вкусный.

Она поднялась на задние конечности и шумно обнюхала лицо и шею Елисея. Снова опустилась на четвереньки и продолжила кружить.

— А что же стало со старым мальчиком? — спросил Елисей.
— Прежний мальчик не играл. Прежний мальчик не искал. Мы его в тупик загнали и сожрали. Новый мальчик не играет?
— Я играю. Отведи к фонтану, я начну считать оттуда.
— Мальчик, видно, потерялся. Следуй за мной.

Холод, мрак и теснота каменных коридоров поглощали, угнетали и временами вгоняли в необъяснимый ужас. Иногда казалось, что в очередном ответвлении можно остаться навсегда, заплутав, попав в кольцо или застряв. А ещё Елисей боялся превратиться в одну из этих тварей.

Он не видел, куда идёт. Не видел бегущую впереди тень. Лишь надеялся, что та окликнет его, если вдруг он пойдёт не туда. Другого ему и не оставалось, только довериться потусторонней твари, которая, как и обещала, вскоре вывела его к фонтану.

— Туки-туки, начинаю. Туки-туки, я считаю, — сказал Елисей.

Тварь радостно подпрыгнула и нырнула обратно в темноту коридора.

На широкой, тускло освещённой улице никого не было. Исчезли и диваны, стоявшие ранее вместо скамеек. Не горел свет в стеклянных ячейках криво поставленных блоков. И небо больше не переливалось зелёным, оно стало бурым, и с него сыпались редкие хлопья пепла.

Елисей подошёл к фонтану. В прошлый раз ничего не произошло, но, возможно, стоило сначала бросить монетку, потом загадывать желание, а не наоборот. Благо в кармане было до черта мелочи.

— Брось монетку, — чарующе запел женский голос.
— Бросай монетку, — вторил ему сиплый бас.
— Брось монетку, загадай желание, — предлагал хор.

Елисей выгреб из кармана горсть монет, выбрал отполированный блестящий рубль и бросил его в фонтан. Вода забурлила.

— Хочу домой.
— Ты дома, — отозвался хор. — Загадай другое желание.
— Хочу найти выход.
— Брось монетку, — запел женский голос.

Елисей бросил юбилейные десять рублей — вода забурлила.

— Хочу найти выход.
— Здесь нет выхода, только вход, — ответил фонтан нестройным хором. — Загадай другое желание.
— Так не бывает! — вспылил Елисей. — Если есть вход, значит, должен быть выход!

Чувство обречённости окутывало разум. Всё стало неважным, пустым. И Елисей с грустью подумал, что и сам он не больше чем восемьдесят килограмм пустоты. Кто бы мог подумать, что она так много весит? А она тянула вниз, отнимала последние силы. Что-то делать, куда-то идти было бессмысленно. Даже смерть от когтистых лап тварей уже не казалась страшной. Страшнее было осознание, что выхода нет.

«Я зашёл внутрь, но оказался снаружи. Может, это астрал? Но тогда, получается, я умер? Или это неправильная сторона? Изнанка измерения? Но как отсюда выйти?»

Елисей бродил по широкой улице, лениво ловил хлопья пепла. Изредка выкрикивал осточертевшее «туки-туки» и разглядывал квартиры, в которых вновь горел свет. Его тяготило собственное существование, он не понимал, что делать, но продолжал цепляться за жизнь, если, конечно, в реальности ещё не умер.

Из коридора выскочила тварь, её исказило, контур поплыл длинными штрихами влево, заклубился и вновь собрался воедино. Глаза блеснули, как стёкла очков. Тварь жадно принюхалась, приподнялась на задние конечности. Елисей замер, потом молча побежал вперёд, намереваясь обманом поймать тварь. Но та ринулась навстречу, радостно оскалив зубастую пасть.

— Туки-туки, я вожу! — испуганно закричал Елисей.

Тварь резко затормозила, поскользнулась на мокрой брусчатке и завалилась на бок. Сбила Елисея с ног, заскребла когтями, пытаясь вскочить. И, наконец отбежав, обиженно прошипела:

— Жулик! Обманывать нельзя. Туки-туки — правило! — и нырнула в тёмный коридор.
— Туки-туки, иди на хрен! — вслед проорал Елисей.

«Если я снаружи, мне надо войти, а не выйти!» — осенило его.
Он побежал к фонтану, бросил монетку и загадал:
— Хочу найти вход.

Вода забурлила, окрасилась золотом. Из неё вылетела искра и плавно, будто маленький светлячок, полетела в один из коридоров. Елисей пошёл за ней. По дороге он несколько раз выкрикнул: «Туки-туки, я вожу», — в надежде отпугнуть тварей. Вдруг им не понравится, что он сообразил, как выбраться? Вдруг они не позволят ему сбежать? Пусть лучше думают, что он прилежно играет в их дурацкие не то догонялки, не то прятки.

У открытой двери стояла оставленная им термосумка. Искра разгорелась и взорвалась крошечным фейерверком. Елисей скорее выбежал в подъезд, со злым торжеством проорал:

— Туки-туки, суки, — и захлопнул дверь.

Поднявшись на несколько этажей и убедившись, что на пролёт ниже всё равно первый этаж, Елисей сел на верхнюю ступеньку и перевёл дыхание. Он боялся спуститься вниз и проверить свою догадку, ведь, если она неверна, ему конец. Он так и останется в этом подъезде, если, конечно, твари до него не доберутся. Но и сидеть без дела было неразумно.

Елисей подхватил термосумку, спустился и остановился перед дверью с табличкой «Вход». Ни ручки, ни кнопки, ни замочной скважины не было. А чтобы войти, обычно надо позвонить. Или постучать.

Одним пальцем Елисей дважды постучал и вопросительно сказал:
— Туки-туки?

С обратной стороны приветливо запиликал домофон. Елисей буквально врезался в дверь и вывалился наружу. По узкому тротуару шла молодая мама с коляской. В палисаднике висели насквозь промокшие соцветия сирени. Серое, будто свалявшееся небо щедро поливало город дождём. И город был похож на размытую акварельную картинку.

— Эй, придурок, ты несёшь мою пиццу или нет? — заорал с балкона лысый мужчина.

Елисей ошалело уставился на него и помотал головой. В этот подъезд он не зайдёт и под угрозой смерти.

— Я ногу подвернул, вы можете сами спуститься? Пожалуйста.
— Придурок! — выругался мужчина и скрылся.

Елисей открыл термосумку, достал коробку — пицца была ещё тёплой.