Слёзы ангела или Не спорь с Демиургом

Слёзы ангела, или Не спорь с Демиургом

А вы знаете, что такое слёзы? Мерило боли? Отметка на грани «больше не могу»? Вес памяти, мягкость любимых рук, горечь утраты, радость встречи, колыбельная матери, крик младенца, награда или наказание… Что такое эти слёзы… Откуда они и зачем? Дают ли они облегчение? Приносят ли покой? Это сигнал внешнему миру? Или… напоминание нам, что мы всё ещё живы?

— Не хочу! Не хочу!

— Ты скажешь мне спасибо, Айра.

— Нет! Почему, Эль? – возмущался растерянный Айриэль – В чём я виновен? Зачем туда, к ним?

Ответом на горький призыв было молчание.

Демиург отправил своего самого любимого ангела (назовём его так) вниз, на Терру. В неизведанное, туда, где бушует природа, где жизнь рождается из смерти, где живут его самые лучшие и вместе с тем самые невыносимые создания… Отправил и закрыл для него портал перехода на триста шестьдесят пять тысяч сто восемь часов.

Некоторое время назад.

— Что ты рисуешь, Айра? Что это за серебряные нити на сумеречном поле?

— Звёзды, Эль. Они прекрасны, правда? А вот смотри ещё – это море! Видишь, видишь, под кисеёй воды силуэт? Это дельфин! Они такие умные, такие красивые!

— А эта жарко— оранжевая полоса, что она?

— О, это саванна, а там за оранжевым маревом – жирафы, они грациозные, словно воздух, утончённые, словно музыка дождя…

— Красиво. Ты всё это видел там, Айриэль?

— Да, Эль. Это всё там, я очень люблю летать над Террой. Если бы не эти…

— Творения?

— Да. Эти тва… Творения.

— Не слишком ли ты строг к ним?

— Нет, Эль, не слишком. Не люблю я этот бестиарий душ. Они убивают.

— Все когда-нибудь убивают.

— А ты, Эль, за что ты так снисходителен к ним?

— За слёзы. За их слёзы. И я могу переубедить тебя, Айриэль.

— Могу поспорить, что нет!

…Айриэль чихнул и открыл глаза, с кончика носа свалился виновник его чихания и удрал в траву.

Ещё ни разу Айриэль не был внизу так… ощутимо, так близко. Ему было немного странно и, признаться, страшновато.

— За что, Эль, ты так со мной?

Травинки приятно щекотали пальцы. Айра огляделся и понял – на Терру пришла весна, его любимое время года. Когда всё оживает, тянется к солнцу и друг к другу. Ангел обожал рисовать весенние картины, они дышали жизнью и свежестью. Он прикрыл глаза, улёгся поудобнее на травяном ковре и незаметно задремал, растворившись в щебете птиц, музыке ветра, тёплых лучах солнца…

— Ты большая птица, что прилетает весной? – услышал Айра. Повернувшись на голос, он увидел чумазую малявку, с травинками в волосах, руками в фиолетовых разводах от ягод и яркими лучистыми глазами.

— Нет.

— Тогда зачем тебе крылья, чтобы обнимать ими небо?

— А ты кто такая, малявка?

— Я не малявка, я Тея! А ты вовсе не птица, ты ангел, как Михаэль, да? И ты тоже уйдёшь.

— Откуда…

— Не скажу, не скажу! – заскакала вокруг девчонка и вдруг, ойкнув, поджала босую ногу и захныкала, по её лицу скатилась капля воды. – Больно…

— Что это? — Айра тронул пальцем мокрый след

— Это? Слеза. Мне больно, я плачу.

— Так вот из-за этого, Эль? Из-за воды из глаз?!

Айриэль повернулся к девчонке спиной и пошёл к виднеющемуся впереди ручью. Пройдя несколько метров, он с удивлением заметил, что девочка идёт за ним.

— Тебе чего? Уходи, малявка!

— Я Тея! И… можно я пойду с тобой? Мне бывает очень страшно одной.

— Нет, нельзя. Мне не нужны попутчики. Иди к своей семье.

— Их нет…

По щекам Теи опять полилась вода.

— А сейчас почему у тебя эти… слёзы?

— Мне больно. Только не там (девчонка показала на ногу), а тут (прижала ладонь к груди). Очень больно.

Айре стало неуютно, сердце тревожно затрепетало, странное чувство, обволакивая, коснулось его и, поддавшись необъяснимому порыву, он спрятал крылья, шагнул к девочке и погладил её по голове. Тея на мгновение затихла и, вдруг прижавшись к его ногам всем своим тщедушным тельцем, разрыдалась. Айра очень испугался, он не знал, что делать и просто гладил, и гладил мягкие волосы, потом распахнул крылья и накрыл ими Тею… А ещё у него странно засвербело в носу.

Был ли шанс выжить у одинокого ребёнка? Кто знает. Да и что гадать, ведь прошлое уснуло, а в настоящем у Теи появился хранитель. Интересно, чему можно научить идеальное существо, разве что…

Одиннадцать лет спустя.

— Тея! Несносная девчонка! Почему так долго? Я искал тебя!

— Ах, Айра, не сердись, нам было так весело, мы танцевали! И со мной был Фэран.

— Тея, с юга пришли тревожные вести, карны снова нападают, снова убивают.

— Карны вернулись? – губы девушки задрожали, в зелёных глаза заплескался ужас. Воспоминания, тщательно скрытые под тёмными водами — «я была мала и ничего не помню», прорвались бешенным потоком и захлестнули Тею… Очнулась она, почувствовав на лице ледяную воду, а на плечах руки Айры, его голос пробил стену паники и ворвался в сознание:

— Тея! Я здесь! Не бойся, моя девочка, теперь ты не одна, у тебя есть хранитель.

…Пятый день пробирались Айра и Тея через пылающую пустыню, оставшуюся после нашествия карнов. Кроме Теи Айриэль вывел из погибшего города ещё семерых – Фэрана, который теперь не разговаривал с ним (пришлось усмирить мальчишку, так он рвался сражаться), его мать, маленьких брата и сестру, Дарину – подругу Теи и подобранных у разбитых городских ворот мальчишку и большую серую собаку, которую Айра не хотел брать с собой, но как ни странно, все его подопечные просили об обратном.

Закатное солнце медленно скользило вниз, окрашивая рыжей медью траву и листья редких деревьев, заливая дальние скалы соком красного винограда. Сумрак накрывал землю, тьма властвовала над твердью, мягко трогая живых, но под бархатом лап ощущались железные когти. Тревога и страх не покидали маленький отряд под предводительством опального ангела. Наконец привал. Пламя костра, кажущееся ещё более ярким, на фоне чернеющего неба, выхватывало бледные лица беглецов, словно посмертные маски с могильных плит склепа. Обречённость и боль, светлые дорожки на грязных лицах… И страх, страх, страх…

Резкий свист прервал оцепенение измученных людей, сидевших и лежавших у небольшого костра. Красная стрела разорвала круг и лишила Фэрана матери. Дикие крики нападавших будто обезволили остальных, покорных, ожидающих неминуемой смерти… Айра увидел это как со стороны, так отстранённо и странно. Откуда-то изнутри, поднимался, раздирая грудь, царапая горло, тяжело ворочаясь, наконец, вырвался наружу звериный рёв, который никак не должен был исходить из глотки ангела. Белоснежные крылья раскрылись, перья на концах ослепительно блеснули сталью….

— Айра! Айра! Остановись! Хватит! Не надо! Айра, пожалуйста! Пожалуйста…

— Что… Кто… Тея? Что случилось? Слезь с меня, на крыло наступила.

Айриэль потянул крыло к себе, увидел забрызганные чем-то бурым перья, и какую-то грязную окантовку на крыльях, поднял голову и взглянул в ставшие огромными глаза Теи. Ангел беспомощно оглядел остальных, те попятились в священном страхе. Он посмотрел выше. Войска карнов не существовало, а под ногами Айры сжавшись в комок лежал карн, совсем молодой… молодая… девчонка? «Все когда-нибудь убивают» — прошелестело в памяти.

Ангел непонимающе посмотрел на Тею: — Ты остановила меня? Ты плачешь? Почему?

— Пусть она уходит. А ты, как же ты теперь? Так жалко, ты не сможешь вернуться наверх после этого, Айра?

— Твои слёзы по мне, Тея? Я не знаю, смогу ли вернуться домой. Но я не жалею ни о чём…

Айра улыбнулся глубокой синеве над ним – «Прости. И…спасибо тебе за них, Эль!», едва заметная прозрачная капелька скользнула по ресницам и упала в истоптанную землю, хрустальным отголоском отозвавшись в небесах.

— Ты вернёшься… — чуть слышный шелест коснулся слуха Айры и улетел вместе с остатками гари сражения…

— Так вот почему у Михаэля серая дымка на кончиках крыльев, да? Он тоже? Эль...

Но небеса молчали.

Тридцать лет спустя.

— Дедушка Фэран будет ругаться, зачем ты порезала ткань?

— Нет, баба, деда сам дал мне лоскутки!

— Ну ладно, идём.

— Бабушка, снова весна! Как хорошо!

— Да. Весна. Моё любимое время года. Моё и Айры.

— Баба, смотри, смотри, я сшила это для Айры! Хорошо получилось?

— Да, моя бусинка, очень хорошо, ему понравится! Пойдём скорее к реке, осталось совсем немного…

Ещё красивая пожилая женщина вела за руку смешную девчушку, в ярком платьице, зажавшую в ручонке какие-то тряпочки. Спускаясь с пригорка, женщина чуть замешкалась и ребёнок, вырвав руку из её ладони, понёсся вниз.

— Ай! Лия, осторожно! Осторожно!

Но девочка, хохоча от счастья, свободы и красоты вокруг неслась, не слыша встревоженных криков бабушки. Вылетев на берег, она запнулась и… оказалась в крепких руках и ворохе перьев, прижатой к груди Айры.

— Осторожно, малявка!

— Я не малявка, я Лия! А ты ушёл! Я спала, а ты ушёл! Без меня! Вот – это тебе. Чтобы ты помнил меня там.

Лия сунула Айриэлю свои тряпочки, глаза её предательски заблестели, губы задрожали.

— Я буду помнить тебя всегда, малявка.

— А меня? Меня будешь?

— Тея, моя девочка. Если бы я мог…

— Не надо, мой хранитель, не надо. Я знаю.

Пожилая женщина обняла своего ангела, прижалась к его груди, спрятала боль расставания под улыбкой, хоть глаза её блестели влажной травой после дождя.

— Мне пора, Тея. Не хочу долгих расставаний, это больно. Теперь я знаю. Прощай.

— Мы будем помнить тебя, мой ангел. Моя большая птица, прилетевшая весной. Прощай!

— Айра, не уходи! Как ты будешь без меня там? Айра! – захлёбываясь горем Лия схватила ангела за край одежды, за руку, вцепилась в ногу…

— Не надо, маленькая, мне так жаль, но…

— Это его последняя весна на Земле. Заканчивается срок и Айру отзовут наверх, не мешай ему, девонька, пусть насладится весенними трелями и полюбуется на возрождение жизни. Там всё неподвижно, всегда одно и тоже, всегда… Там нет жизни… Пойдём же, Лия.

Айра сидел на берегу, расправив крылья, подставлял их тёплому свету, стекающему с розоватого неба. Глаза его были закрыты, он улыбался, покачивая головой в такт мелодии весны, слышной лишь ему одному, левой рукой он прижимал к груди маленького, кривовато сшитого белого ангела с серыми перьями на кончиках крыльев. «Не хочу» — безмолвно произнёс Айра — «Не хочу…». Из-под его сомкнутых ресниц выскользнула крупная, переливающаяся в лучах закатного солнца, слеза, скатилась в уголок рта, чуть задержалась, и неслышно упала в траву…

…В небесных чертогах раздался странный звук, разбивающий тишину сотней колоколов, колокольчиков, барабанчиков, звоночков и хрустальных капель… Где-то за облаками, в комнате, украшенной прекрасными, словно живыми картинами, понимающе усмехнулся один Демиург, и запечатал тысяча сто восьмой портал ещё на триста шестьдесят пять тысяч сто восемь дней…