Глава 24 Кафедра химии

Дверь распахнулась от удара ноги, и в лаборантскую вошли Волкова и Ольга.
Не снимая пальто, Волкова села на стул и закинула ногу на ногу.
— Милый, — сказала она, -повернувшись ко мне, — в универмаг завезли китайский футболки, сходи, купи себе. А?
— Национальная одежда это — не его! — сказала Ольга. 
— Тебя никто не спрашивает!
Волкова не очень жаловала Ольгу, но после смерти Абрам все они, словно жались друг к другу. И пиво пили даже в обед.
— Ау! Милый, правда, хватит витать в облаках, как Глеб! Купи себе футболку. Посмотри, в чем ты ходишь?
Я посмотрел. Зимой я обычно ходил в джинсах, рубашке, синем джемпере и своей городской пуховке или офицерском тулупе отца. Морозов еще не было, и я надевал тулуп прямо на рубашку. На кафедре я снимал тулуп и одевал белый халат. Еще одна из причин, почему я продержался здесь уже больше полугода.
— Я тебе займу, только сходи.
— Ну, все! У Таньки — бенефис! — сказал Гера из своего угла.
Как всегда, он там вонял и дымил паяльником.
— Слышишь, милый?
— Чего тебе?
— У меня — бенефис.
— Правда! Отстань от него, Волкова! — сказала Ольга тоном человека, который никогда не пьянеет. 
Волкова сел ко мне на колени.
— Правда, милый! Сходи! — она повернулась к Ольге. — Смотри, как смущается!
— Правда, смущаешься? — улыбнулась Ольга.
— Я вообще боюсь вашего брата.
Волкова принялась рассказывать, как она меня защищала в пионерском лагере от председателя пионерской дружины — москвички Лены. Лена была из номенклатурной семьи, взрослая, властная не по годам, и, заметив, что я в нее влюблен, всякий раз издевалась надо мной в присутствии своих товарок. 
— Пошли этот рассказ в журнал «Химия и жизнь», — сказал я. 
Волкова и Ольга засмеялись.
— Напрасно смеетесь! — сказал я. — Слышали такую фамилию — Пелевин? В «Химии и жизни» вышел его роман про двух цыплят, которые живут на птицефабрике имени Луначарского.
— Акадэмик ты мой! — Волкова погладила меня по голове.
— А почему бы вам двоим не пожениться? — сказала Ольга.
— Он женится на Сташевской, а я буду его любовницей.
— Я ушел из большого секса.
— На тренерской, Ром? — Волкова закатилась и едва не упала на пол. — Милый, правда, купи себе футболку.
— Отстань!
Зазвенел звонок, и коридор наполнился стуком каблуков и гулом голосов, точно пустой бассейн водой.
— Ну, правда! Сходи. В «Трех ступеньках» привезли недорогие китайские.
— Волкова, что ты пристала к нему? — сказала Ольга.
— Я пристала? Я не такая как ты. Правда, милый, я не такая?
— А какая я?
— Сама знаешь.
— Знаю. Ну, и что? Да, я люблю мужиков, я такая!
— Ты у нас такая!
— Да! Я такая!
Как все двойники Абрам, Ольга меня смущала, а теперь к этому чувству прибавился и вовсе какой-то потусторонний или даже некрофильский оттенок. К тому же она всегда казалась мне очень строгой. Где-нибудь в Мурманске или Одессе я бы в нее, точно, влюбился. Но не в Москве. Да, в Москве, пожалуй, нет. Правда, когда-то я даже собирался включить воображение и сделать ее в кафедральной Дамой сердца, но теперь, об этом и речи не могло идти.
Ольга пристально посмотрела на меня сквозь пьяный прищур. Даже глаза у нее были такие же — бледно голубые, словно эмалевые.
Я ответил на ее взгляд, но отвел глаза.
— Он тоже такой! Я знаю! — сказала она. 
— О чем вы, леди? Туманно как-то изъясняетесь.
— Чего ты хочешь, милый? — сказала Волкова, обнимая меня за шею. — Так понятнее?
— Весну почуяла? — спросил я.
— Угу!
— Да! Он тоже — такой! Да? Я знаю! — Ольга продолжала меня гипнотизировать.
— Отстань от него!
— А я знаю!
— Он не такой! 
Я опять ответил на ее взгляд, и снова отвел глаза.
— Он — такой! Он только вид такой делает. Да?
— Он не такой!
— А какой я?
— Я же сказала!
— Оставь его! — прошипела Волкова.
— Я молчу!..
Ольга была трусовата, даже уши не прокалывала, и Волкову — боялась.
— Видела я вашу Таню Манилову, — сказала Ольга.
— Да? И как она выглядит? Не очень? Ну и слава богу!
— А ему она нравиться? Ром?
— Не нравится! — сказала Волкова и взяла меня за ворот. — Я пральна сказала?
— Я люблю некрасивых, как вы.
— Он нас любит! Ты слышала? — сказала Ольга.
— А говорил, что я твой Идеал! — Волкова изобразила оскорбленную невинность
— Я говорил, что ты — апофеоз.
— Вот гад! Я страдаю, понимаешь, а он — ноль внимания! Милый, а, милый…
— Ну все! У Таньки бенефис! — повторил свой вердикт Гера.
— Я проверялся, вы больны не мной, — сказал я.
Дверь открылась и элегантной линией в комнату проник Боря, знаменитый тем, что бывал в Париже, и Настя тут же повисла у него на шее. Я сразу понял, чего она сидела тут, без особого желания участвовать в наших прениях.
Боря преподавал Теоретические основы электромеханики, после сдачи которых, как говорили в МЭИ, можно жениться.
Следом за Борей в «Ноту» вошла раскрасневшаяся Таня-2. Правильные черты почему-то не слишком красили ее, но с зимним румянцем она выглядела совсем иначе.
— Боря, рада тебя видеть! — сказала она.
— Не клейтесь к Боре, он сегодня занят! — сказала Настя, продолжая висеть у Бори на шее. 
— Почему тебя назвали не Анной? — спросила Волкова. В подпитии у нее иногда обострялись культурные рефлексы.
— Танюш, займешь полтинник? — спросил Боря.
Волкова встала с меня, молча достала из сумки купюру и протянула Боре.
— В том, как он берет у вас полтинник, чувствуется Карпов и Ботвинник, — сказал я.
Боря был трезв, но отреагировал мгновенно.
— Филатов?
— Муха Цокотуха.
— Точно! Танька, ты моя спасительница!
— Да пошел ты! — сказала Волкова тоном Креза.
Боря посмотрел на часы.
— Да, уже пора.
Зазвонил звонок, и Боря, корректно стряхнув с себя Марину, вышел в коридор. Я понял, что у него была лекция в аудитории, которую обслуживала «Нота». 
— Мерзавец! Сволочь! Негодяй! Подлец! Вернись!!! — сказала Настя и чиркнула спичкой, прикуривая.
Волкова тоже закурила.
— И куда он тебя водит?
— В пельменную. На Кузнецком. На углу Кузнецкого и Неглинкой.
Все засмеялись. Ольга тоже взяла сигарету. Я поднес ей спичку и сам тоже закурил.
— Насть, а он платит за двоих или только за себя? — спросила Ольга.
— Как денди лондонский одет, он заплатил за свой обед, — сказал я.
— Да он поэт! — сказала Ольга.
— Мастер эпиграммы! — сказала Волкова. 
— Над культуркой поработайте. Все тот же Филатов. А на углу Кузнецкого и Неглинки, что б вы знали, культовый дом. Там Визбор жил. С первой женой.
— Якушевой, — сказала Настя.
— Не зря есть пельмени! —  сказала Ольга.
— И восходят от моей Неглинной вертикальной пути... — продекламировал я.
— Нашел квартиру? — спросила Таня-2.
Все это время она не спеша раздевалась и приводила себя в порядок.
— Себе нет, но вариантов, как у дурака фантиков, — сказал я. — Знаю, по-моему, теперь всех, кто что-то снимает и сдает в Москве. 
— А у Матвеевой спрашивал? — сказала Волкова.
— Не надо грязи!
— Вы знаете, мы — секция — снимаем дачу у Новеллы Матвеевой? Это все Ромины друзья.
— Это которая «мне было довольно того, что твой плащ висел на гвозде»? — спросила Таня-2. Она, вообще, была девушка интеллигентная.
— Да, — сказал я. — А еще есть не квартира — дом — за десять рублей в месяц. На улице Алексея Дикого. Только там нужно иногда впускать посетителей. Это музей Дикого.
— Ну ты развел деятельность! — сказала Волкова.
—  Я, вообще, решил заняться маклерством.
— Моим друзьям нужна квартира, — сказала Таня-2. — Я думаю, они с удовольствием отдадут пятьдесят рублей, если ты найдешь им квартиру. Они уже год не могут найти квартиру в Вешняках.
— Пятьдесят рублей? Мне за скелет столько платят! — сказал Гера.
— Гера как ты это выносишь? — спросила Ольга.
— Как, как? Бутылка водки и вперёд. Главное лицо накрыть.
— Все равно! Я бы не смогла! 
— Деньги понадобятся, сможешь.
— Да ни за какие деньги! — крикнула Волкова, словно ее силой толкали в морг. 
— Как тебе объяснить… Это как портвейн, это надо полюбить, — сказал я.
— Ромины афоризмы надо записывать! — сказал Гера.
— Это фольклор.
— Я и говорю. Ходить и записывать.
— Как за Ариной Родионовной, — сказала Волкова.
— Так пятьдесят рублей, говоришь? — спросил я у Тани-2. —  Заманчиво!
— Вот и начни! — сказал Гера.
— Я бы начал…  знать бы только, сколько за это дают.
— Сколько дают? Рублей пятьдесят дают, я же сказала.
— Да не рублей — лет.
— Вы слышите? — сказала Таня-2.
Все засмеялись, только Настя опять молча смотрела в окно.
— Он спрашивает, сколько дают за маклерство. Я говорю: рублей пятьдесят, а он — нет, не рублей, а лет.
Все опять засмеялись. 
— Только пусть не объащаются к другим маклеам, — сказал я.  — Их там обеут до последней нитки и выбосят на улицу.
— А вы, батенька, алтыст! — сказала Ольга.
Настя повернулась ко мне с томно-драматическим лицом.  Челка, а ля женщина-вамп закрывала ей пол-лица.
— Найди мне квартиру, Маклер! Будешь приезжать в гости.
— Так! Еще одна! — сказала Волкова.
— Попробую, — сказал я Насте.
—  Вот и попробуй!
Мы не смотрели друг другу в глаза.
— Ладно… — Настя совсем опустила голову. — Пойду, в курилку! А то у вас тут уже дымовая завеса! И да! Если меня спросит Коровьев, я пошла на обед и съела что-то несвежее. А если меня спросит Клёпа, то я умерла.
Блеснув голой скульптурной спиной, Настя эффектно вышла из кабинета. Сзади казалось, что платье состоит только из юбки, и Настя топлис рассекает по МЭИ.
— Очередное платье-шутка! — сказала Таня-2.
— Ну, все! Деньги кончились, надо ехать на работу, — сказала Волкова.
Ольга всхлипнула.
— Надо…
— Ты мне еще заплачь!
— Говорю, да, надо.
— А надо ли? — спросил Гера. Как бывалый бизнесмен он был не согласен с этим способ заработка. 
— Надо! — сказала Волкова. — Правда, милый?
— Правда. Правда. Сходит купи себе футболку с надписью: «Оправданно дорого».
— Дурак! Мы только пьем с иностранцами. Это Настюха у нас — любительница — отрабатывает за всех.
— Широк человек — я бы сузил, — сказал я.
— Она теперь по пельменным приударяет, — сказала Ольга.
— Растёт! — сказал Гера.
— А мы сходили на «Дневную красавицу» в Иллюзион, — доложила вдруг Ольга.
— Повышение квалификации! — сказал Гера.
— Так, и что вы можете сказать о просмотренном? — спросил я.
— Денев прекрасна, а фильм — глупый! — сказала Ольга. —  Сейчас я расскажу вам про первую любовь, про скуку светской жизни, про охладевшего мужа… а вся правда в том, что, если меня завести, я любого порву как грелку.
— Отличная рецензия! — сказал я. — Растёшь!
Я вспомнил вдруг, как Абрам однажды говорила о том, что женщина просто не способна окончательно превратиться в товар.
— Может быть, просто потому что продается на протяжении всей истории. Но, как бы то ни было, всегда есть химия. Всегда есть место чувствам. Иллюзиям, мечтам, надеждам, глупости, в конце концов. И всегда — дружбе. По большей части это, вообще, выглядит как самое настоящее свидание. У нас, по крайне мере, потому то у нас все — пародия. Стиляги были пародией, и это — пародия. Особенно, совсем девчонки, они играют, они живут, не понимают, что это профессия. И вот этот кусок подлинной жизни, самой настоящей, подлинной мужчина покупает за копейки. Представляете, все время жить с содранной кожей? Тело — без кожи, полностью обнаженное для ударов окружающего мира, для любых впечатлений.
Я подумал, что Ольга и вправду читает мои мысли. 
— Абрам нам завидовала… — сказала она. —  А я, говорит, трусиха.
— А ты, мать твою в гроб, Зоя Космодемьянская! — сказала Волкова. — Я и смотрю, уши до сих пор не проколешь.
Ольга вдруг на глазах скисла. Подбородок ее задрожал, а глаза налились слезами. Меня тоже кольнуло в самое сердце слово «гроб».
— Так! Ты еще! Ну, ладно, ладно. Сейчас покурим и поедем на работу? Да?
— Да.
Ольга захныкала, как девчонка.
— А ну прекрати!
— Как мы… теперь… без Абрам?.. будем.
— Заткни рот, я тебе сказала!!!