История Каталеи. Книга вторая

С чего начать свой путь,
если сама с израненной потерями душой,
и только начинаешь освобождаться от страха
 быть без всех и устоять при этом?

«С чего начать свой путь?»
- задаст вопрос сама себе,
и не найдёт ответа Каталея…

А может нужен не ответ,
а тихий разговор меж сердцем и душой?

И чтобы слышать их мягкий шёпот
 - нужно успокоить ум и тело!

Волк...
Их встреча - рок... судьба, знамение, но...

Хотя он и принёс спасенье телу,
удержав магиню
от точки на жизненном пути.

И волк же вовлёк её в тревогу
 от неясности: один он или с ней…

Сомнения значат лишь одно:
он не выбирал её!

Это больно…
Это страшно...

Боль эту она смогла признать,
и оттолкнувшись от неё,
 она прогнала прочь его!

И в этом сила Каталеи
 - отпустить непрочную любовь!

Наступил рассвет. В доме царила тишина.

Каталея проснулась от того что замёрзла, лежа на полу. Девушка потихоньку встала, добрела до кровати, рухнула на неё и накрылась одеялом с головой.

Согреваясь под одеялом, она вспомнила события минувшей ночи, и вновь заплакала, но беззвучно.

Немного поплакав, Каталея перевернулась на другой бок и погрузилась в сон.

Окончательно выспалась она ближе к полудню.

Девушка окинула взглядом комнату, скинула с себя одеяло и отправилась на кухню.

Там она заварила крепкий чай с чабрецом и, не торопясь, принялась его пить, слушая суетливые, но приятные трели птиц, которые свили гнездо под крышей её дома. 

Каталея сидела с кружкой около окна. Полуденное солнце по-детски заигрывало, призывая выйти на улицу, и она решила отозваться на приглашение светила.

Оказавшись на пороге, девушка не узнала свой пустынный двор. Она удивилась тому, как он преобразился! Территория вокруг дома уже не казалась унылой и печальной, она будто ожила!

Что же произошло за последние сутки? Может это в Каталее что-то изменилось, а дом это почувствовал и воодушевился?

На самом деле, девушке не хотелось вникать и разбираться в этом. Ей хотелось просто жить!

Душа не тяготилась воспоминаниями о свершившихся трагичных событиях!

Впервые за последние два года это перестало так влиять на неё, определять её настоящее.

А в настоящем – здесь и сейчас – она видит солнечную погоду, ощущает приятную свободу от того, к кому привязалась за считанные недели.

Каталея подняла голову к солнцу и, прищурившись, улыбнулась ему широкой спокойной улыбкой.

«Каталея! Каталея!» – девушка услышала голос и обернулась. Через калитку вошла Седа и быстрым шагом направилась к крыльцу, где стояла Каталея.

Пухленькая суетливая женщина, двигаясь торопливо и нервозно, на ходу затараторила: «Каталея! Спасибо! Огромное спасибо за целебный сбор! Он вкуснее, чем прежний! А моя боль не возвращается уже сутки! А я так устала от неё! Спасибо! Ты – волшебница!»

«Не называй недомогание своей болью… Так ей, боли, проще привязать тебя к себе, - ответила Каталея. – «Моя» - значит нужная и важная для тебя… Понимаешь, о чем я тебе толкую, Седа?»

Седа остановилась, открыла рот, выпучила глаза и произнесла: «Оооо! Оооо… Даа… Кажется, я понимаю…»

Женщина что-то держала в руках и от внезапных раздумий почти выронила это. Резко полуприсев она поймала, выскальзывающую из рук ношу: «О-ёй! Совсем забыла, что принесла тебе сыр. Помню, мы договаривались о сливках, но в такую жару молоко недолго остаётся свежим, к сожалению. Вот, прошу тебя, возьми сыр. Тут много! Хватит и тебе, и твоему гостю!»

Седа кивнула в сторону дома.
Каталея вздрогнула, сама не поняла отчего.
Такое чувство было, что её в чем-то уличили.
Ей стало совестно...
Но почему испытала эту неловкость из-за слов соседки, понять она не могла.

«Благодарю за сыр, – холодно сказала Каталея. – Извини, я собиралась уйти по делам. Всего доброго, Седа».

Седа перевела взгляд с дома на Каталею. В её глазах читалось нескрываемое любопытство. «Как зовут твоего гостя? – шипяще-противным сдавленным голосом спросила женщина. – Интересно, откуда он и где вы познакомились? Он из соседней деревни?»

Каталея ощутила брезгливость и отвращение по отношению к сплетнице.

 «Я сказала, что мне некогда, - ответила Каталея, развернувшись спиной к тараторке, и жестом указала на калитку. - До свидания…»

Девушка пошла в сторону дома, но вспомнив, что забыла сыр, вернулась, молча взяла его из вялых рук Седы, и ушла в дом.

Каталея закрыла за собой дверь на задвижку, прислонилась к стене и потихоньку сползла на пол. Она просидела на полу какое-то время, приходя в себя. Потом она налила воды в бутыль, отломила хлеб, завернула его в холщовую салфетку. Затем она взяла другую салфетку, смочила её водой и обернула ей ломтик сыра. Сложила все эти припасы в корзину, накрыла пледом и вышла во двор.

Деревню с одной стороны окружал лес, из которого они с Олэном пришли тайком ночью. С другой стороны, простирались луга, через которые можно было выйти к обрыву над морем.

Девушка направилась в сторону лугов – она чувствовала, куда ей сейчас необходимо прийти.

Каталея ступала по утоптанной травяной дорожке, которая выбегала из деревни, и, уходя далеко вперёд, пряталась в сочно-изумрудной зелени.
Миновав поселение, девушка сняла обувь и пошла босиком. Каждый шаг ощущался щекочуще – мягким прикосновением к земле.
Каталея прикрыла глаза, и неспешно продолжила идти вперёд. Соприкасание с землёй стало чувствоваться острее, чётче. Девушка ощутила текстуру и температуру почвы под ногами - она была тёплая, твердая и шуршащая.
Каталея остановилась и, не открывая глаз, сделала несколько глубоких вдохов и медленно тянущихся выдохов.
Подул влажный северо-восточный ветер.
Каталея не двигалась и стояла с закрытыми глазами.
Порыв ветра принёс с собой детские воспоминания. Вспомнились слова отца: «Встань навстречу ветру, Каталея, не сопротивляйся ему!»

Случилось так, что целитель взял с собой дочь в соседнюю деревню. Там они несколько дней пытались выходить горе-охотника, который угодил в свой же капкан. Девочка помогала отцу: подавала смоченные в соляном растворе ткани, которыми тот промывал рану пострадавшему.
Состояние охотника стабилизировалось и можно было возвращаться домой. Поднявшись на рассвете, целитель вышел на улицу и взглянул на небо.
«Будет буря, – подумал он про себя. – Похоже, для Каталеи начинаются испытания…»
Колдун присел на одно колено, положил одну ладонь на землю, а вторую на уровень сердца.
«Взялись же вы за неё, – с лёгкой укоризной обратился он к солнцу. – Что ж… делать нечего... Повинуюсь провести дочь через урок!»
Ладонь отца переместилась на лоб, и он произнес: «С терпимостью и любовью обещаю сопровождать моего ребёнка через Ваши испытания, о Стихии! Прошу снисхождения к нам обоим, о Стихии! Благодарю!»
Далее, колдун очертил распростертыми руками несколько больших кругов. Потом стал перемещаться широкими шагами, кланяясь, отдавая дань почтения, четырём сторонам света.
Так он готовил свой разум, душу и тело к трудностям, которые предстояло преодолеть его дочери.
***
Как только они прошли половину пути и оказались в лугах, их настиг ураган...
Пасмурные облака, скрывающие солнце, вмиг почернели. Ветер был настолько сильный, что еле можно было устоять на ногах. В глаза летели куски земли, листья, трава.
Каталею сковал ужас. Она встала как вкопанная, обхватила лицо руками и закричала.
Белый маг положил ладони на плечи дочери, присел перед ней и начал громко говорить: «Ты - человек! Ветер – стихия! Отнесешься с уважением к Стихиям – они станут твоими союзниками! Начнёшь воевать с ними – неизбежно проиграешь!»
Каталея прониклась словами отца, и она попыталась совладать с паникой. Девочке удалось уменьшить парализующий страх до инстинкта самосохранения.
«Что нужно делать, папа? Как спастись нам?» – прокричала Каталея отцу.
«Уууммббиии...» –  завывал ветер, но голос отца легко проскальзывал сквозь эту бушующую стену.
«Твоя сила в разуме! Твоё оружие - это внимание!»  – голос Белого мага был мощный, а тон - спокойный.
 «Защити глаза и нос от пыли! - колдун передал Каталее кусок мокрой ткани, а другой стал сооружать на своём лице повязку. – Нам нужно найти укрытие! Ищи канаву, овраг или яму! Поторопимся!»
Девочка увидела овраг, но не в силах перекричать бурю, жестом указала отцу направление возможного убежища.
Преодолевая силу ветра, они добрались до ямы и спустились в неё. Белый маг накрыл их ветками деревьев, приказав Каталее плотно прижаться к земле. Они стали ждать, когда успокоится разбушевавшаяся стихия.
***
Каталея разомкнула веки. Перед был ней привычный пейзаж тихой природы и низкое пасмурное небо. 

Девушка стояла одна среди зелёной травы, в нескольких шагах от старого развесистого дуба, а вокруг никого не было.

Она подошла к дереву, на ветвях которого были закреплены качели, сооруженные из веревок и ветоши.
Каталея поставила корзину и ещё раз осмотрелась - вокруг ни души. Издалека качели не были видны, но отсюда, стоя возле дуба, девушка могла рассмотреть очертания домов поселения, бескрайние луга и тропинку, по которой она пришла сюда. Здесь можно было укрыться от любопытных глаз – уединенный уголок природы для влюбленных парочек - не боясь быть обнаруженными внезапно.
Девушка расположилась на траве и достала из корзины воду, хлеб и сыр. Утолив жажду несколькими глотками, она начала есть бутерброд, но не доев, завернула его в салфетку и положила в корзину. Каталея завернулась в плед и улеглась в качели.  Она начала тихонько раскачиваться, изучая рисунок неба с облаками и крону листвы.
Каталея закрыла глаза.
«Мм... мфф... мм... ннф...»  – пришли звуки из далёкого прошлого.
Кателея открыла глаза, подняла голову и посмотрела по сторонам – никого – значит это сознание подкидывает образы, возвращая её к началу...
Девушка сделала глубокий вдох, задержала дыхание и прикрыла веки.
«Ннф... мм... мфф...» – мягкий звук вернулся.
Каталея начала медленно выдыхать. И когда воздух покинул лёгкие, на щеках она ощутила прикосновение капелек воды. На этот раз девушка решила не сверять ощущения с реальностью – глаза открывать не стала.
Ум успокоился.
Сознание смогло впустить возвращающееся прошлое.
***
Это был пасмурный день. В доме полумрак.
«Ннф... мм... мфф...» – мягкий звук просочился в комнату и разбудил Каталею.
Младшие дети спали, а девочка встала и пошла на зов убаюкивающей мелодии, которую тихонько наплевала её мама.
Кухня.
Перед окном стоит стол, за ним сидит мать и держит руку над небольшим чаном с водой. С её ладони стекают капли, свободно падая вниз.
Она снова опускает руку в ёмкость, и поднимает её над поверхностью воды, позволяя стечь жидкости. Её движения по-детски игривые и этим завораживают Каталею. В них она читает лёгкость, интерес, непосредственность. Такой она не видела свою мать.
И вдруг женщина замирает всем телом. Её застывшая в воздухе ладонь тоже не двигается. А капли... Они повисли в воздухе! Девочка не верит своим глазам и делает шаг, приближается к маме...
И вдруг слышит: «Тшш, Каталея, не спугни волшебство своим неверием! Всё так, как ты видишь! Перестань удивляться и просто наблюдай!»
Девочка удивлённо смотрит на мать и замечает улыбку на её устах и в этот самый момент зависшие капли разом рухнули вниз.
Женщина переводит взгляд со своих ладоней на дочь.
И когда её глаза встречаются с детскими глазками полными недоумения, мать улыбается дочери и, чтобы вывести её из оцепенения после увиденного, забавно морщит носик. Эту гримасу Каталея знает с детства, это означает – всё в порядке... бояться нечего... мама рядом...
Мать жестом подзывает дочь - та подходит к ней –  усаживает к себе на колени и начинает легонько укачивать: «Мм-мм-у! Уу-м! Мм-мм-мн!»
«Доча, вода любит людей, – нашептывает мама. – Реки любят, когда люди наблюдают их течение... Моря расстилают свою гладь, когда человек с берега рассматривает далекую линию горизонта... Океаны берегут стекающие в них воды для человечества, для того, чтобы продолжалась жизнь на Земле. Всё в нашем мире взаимосвязано, переплетено. Позволь воде показать тебе чудеса, на которые она способна! Она этого ждёт! Она ждёт тебя, твоего принятия и любви ко всему существующему!»
Нынешняя Каталея через тело той, себя, девочки-Каталеи, которая находится в объятиях своей матери, сквозь года, которые улетели безвозвратно, протягивает руку к лицу матери.
А сердце так щемит от тоски по ней…
Каталея ощущает, как прикоснулась к её щеке – такая реальная нереальность!

Сердечная тоска девушки медленно испарилась, превратившись в облако смиренной грусти, и она тихо прошептала: «Мама… Мамочка моя…»

Ощущение прикосновения к материнской щеке растеклось по телу расслабляя его. После расслабления пришло чёткое осознание границ тела и то, что пальчики правой ноги касаются почвы. Осознание реальности, которая окружала здесь и сейчас: «лето… я на качелях… вокруг луга…»

Каталея оттолкнулась босой ногой от земли и взмыла высоко-высоко! 
Лес наблюдал за раскачивающимися качелями.
Шшхх – шх – шшх - шхх! 
Воздух с ароматом влажной земли и сочной травы, касался локонов светлых волос, плеч. 
Ветви старого дуба расступались перед ней, открывая клочок пасмурного неба.
Пока качели продолжали свой полёт, первая капля дождя упала на ресницу, но Каталея слегка зажмурившись, не стала открывать глаз.
Ещё одна — на губу - пресная, как вода из чана в незабытом сне о матери.
Качели скрипнули, а небо вдруг «сорвалось с цепи»! Дождь хлестнул сквозь зеленый свод листвы.
Прозрачные капли начали бить в лицо ритмично, настойчиво, словно пытались вернуть Каталею в реальность. 
Ливень закончился также внезапно, как и начался.
Качели всё ещё медленно качались.
Полоски солнечных лучиков пробрались сквозь листву и прикоснулись к лицу Кателеи, а потом, изогнувшись, оттолкнулись от неё и скользнули ввысь, размазав радугу на сером небосводе.
Качели остановились и Каталея спрыгнула на землю.
Позабыв про корзину, девушка отправилась в сторону деревни.
Она получила то, зачем сюда приходила – ощутила силу рода, заключенного в детских впечатлениях, в воспоминаниях об отце и матери.
Эта родственная энергия, вдохнувшая в неё силы, не требовала жертв или оплаты. И только открытое сердце готово к принятию даров предков!
Каталея шла в ореоле солнечного света, а позади неё простиралась огромная радуга. 
Что это было?
Яркий природный рисунок?
Или осознание своей силы?
Так или иначе это было красиво!
Это была чистая красота!
***
Каталея шла вдоль лугов, а в это же время, по лесу, который находился с другой стороны от деревни, плёлся оборотень в обличие волка.
По его густой чёрной шерсти стекали прозрачные капли дождевой воды.
Его тяжелый хвост задевал травы, расшвыривал в стороны низкие кустарники.
Массивные лапы не спеша несли его прочь от Каталеи.
Так уж сложилось: он один…
Опять один!
Но в этот раз выбрал своё одиночество не он сам – Каталея прогнала его.
Причин он не знал.
Но понимал, что то, что она увидела во сне – не причина, а следствие того, что Каталея прикоснулась к настоящей причине.
Она почувствовала – да!
Она поняла, что увидела – нет!

Никто не знает ответ, предназначенный тебе для рывка.
Единственный способ разобраться
– научиться жить, оставаясь вниманием в настоящем. 
Пройденный путь
– определяет набросок твоей реальности.
Но ты меняешься постоянно!
Обрати внимание на свой набросок, нарисованный тобой в прошлом, возьми ластик, сотри лишнее и добавь новые детали.
Только на это ты можешь влиять
- менять свой рисунок жизни!

Расставание Каталеи и Олэна было неизбежно, потому что их пути и цели не имели общей точки соединения.
Обрыв был не случайностью – судьбоносной встречей.
Для Каталеи это был шанс прервать путь по бессмысленным закоулкам отчаяния и брошенности.
Для Олэна – возможность преломить путь волка и выбрать человеческое существование.
Удалось ли им узреть и взять эти шансы у судьбы?
Покажет время! Ведь пространство медленно разворачивается при определяющих изменениях, которые выбирает существо, будь он зверь, будь он человек…
Оба почувствовали дефицит от расставания, но одновременно, и увеличение личной силы. А это признак, что решение, принятое Каталеей, которому Олэн подчинился – правильное решение.
Олэн появился в её жизни, чтобы не допустить шага в пропасть.
Уберёг…
Но являлся ли он, тем кто не причинит ей зла?
Оборотень - беспощадный зверь, убийца. Он такой же монстр, как и те, что забрали у Каталеи мать и младшую сестру.
«Он убил их», — думала она с первого момента их встречи.
Но её бедное сердце сопротивлялось, не могло это принять: «Нет, не может этого быть! Так не бывает! Слишком много жестоких совпадений!» 
Что Олэн мог дать своим нахождением рядом с ней?
Недочеловек, недоволк – он всего лишь жертва обмана собирателя душ.
Его - воина, отца семейства, любящего мужа - застали врасплох, воспользовались тем, что тело умирало, а душа почернела, не смирившись с тем, что увидели глаза. Оглушённый отчаянием и болью от потери семьи, он думал, что получает новую жизнь –  существование безжалостным зверем, убийцей - и отомстит, отомстит за своих!
Но то, для чего он соглашался на эту судьбу было давно им забыто. Его ежедневный выбор уводил дальше от человеческого, и приближал к звериному существу.
Не месть он вершил, а подчинялся инстинкту охоты ради забавы и выживания.
Не силу он обрёл, а зависимость от луны и своей ярости.
Это была его реальность.
***
Ликан рухнул на землю от усталости. В обличие волка всё было чётко и понятно: инстинкт нападать, инстинкт убегать.
Но обличие человека размывало чёткие границы понятного выживания: появлялись оттенки чувств, возникало больше эмоций, и Олэн запутывался в них.
Чёрный закрыл глаза, задремал и проснулся в своём сне…
Что-то не так.
Очень странные ощущения.
Он спал как человек, в человеческих условиях.
Но в помещении кто-то присутствовал кроме него – он слышал, как кто-то ходит.
И этот кто-то ему не угрожает.
Какое-то странное спокойствие.
Хотя...
Шаги приближались...  
Это же она.
Тут он точно понял, что не спит.
В руках у нее был чай.
Чай для него...
Мило...
Он почувствовал порыв обернуться волком.
Это его насторожило.
Каталея тоже заметила эту настороженность в нём.
Олэн был растерян.
Всё не так.
Всё не по его.
Радостное спокойствие и умиление перемешивались с диким страхом и ужасом…
И подкатывала агрессия!
Но на кого?
Ликан понимал, что это не битва с врагами, а битва с самим собою, со своими чувствами… к женщине.
Его разрывало изнутри!
В волка!
В лес!
Прочь от неё!
Будь ты проклят, обрыв, что соединил нас!
Да кто она такая?
Куда я вляпался?
Что со мной?
Кто я?
Кто она?
Как ей удалось оставить слепок в моём сознании, да ещё такой чёткий? Прошло всего ничего… Несколько недель вместе…
Чёртова девчонка!
Волчица!

Лапы волка задёргались во сне, напоминая угорелый бег.
Бег по кругу.
Бег от себя.
Такова была реальность оборотня.

***
Что пришлось бы отдать Каталее за полуприсутствие  получеловека с израненной душой, измученного внезапными видениями то ли прошлых событий, то ли вспышками предчувствия о будущем?
Что ждало Каталею рядом с Олэном?
Разгадывать его видения, размышлять над загадками, которые он подкидывал, уводя её от самой себя?
Жить этим? Его жизнью?
Нет! Это ложный путь.
Ей нужно было увидеть свой путь.
Восстановиться от потерь и утрат.
Обособиться ото всех, укрепиться в своей деревне, либо уехать из неё навсегда. Но следовать зову своего сердца!
Посвятить себя магии, исцелять тела и врачевать испуганные заплутавшие души – туда всё настойчивее звало её сердце.
***
Седа. Деревенская сплетница. Она невольно подсобила Каталее.
Одним она поведала о возвращении Каталеи в деревню.

Слышала?
Она вернулась похорошевшей!
И не одна – с мужчиной!
Видела его?
О, я видела!
Чужак!
Сразу видно: взгляд у него холодный, ручища во!
Бррр..!

Другим о том, как Каталея вылечила её.

Ох, милая, сходи к Каталее и попроси помощи.
Ой, вспомнить страшно как я мучилась – ведь больше года - с того времени, как мать Каталеи...
Очень печальная история!
Бедняжка Каталея!
Столько смертей перенести!
Досталось же девочке!
Да и видно по ней было – сторонилась людей наших, а потом и вовсе сгинула. 
И мужчина то у неё не из наших мест...
Не мудрено сломаться: утрата за утратой, трагедия за трагедией! Боже милостивый, Храни нас всех от несчастий!

Сплетница на то и сплетница, чтобы болтать со всеми подряд и обо всём.
Внезапное исчезновение и возвращение Каталеи обрастало домыслами - потихоньку интерес к дочери Белого мага начал расти - о девушке начали говорить. В поселении новости распространились быстро.
Так, не прилагая излишних усилий, но занимаясь тем, что просила душа, Каталея начала практиковать целительство.
***
Каталея шла вдоль лугов, размышляя о могуществе Стихий. О том, что её память возродила воспоминания о материнской нежности Воды и отеческой мощи Воздуха.
Пришли вопросы о пустовавшей безжизненной земле возле дома. Что стало причиной осиротелости территории?
Как напитать почву намерением дарить жизнь цветам, траве, деревьям? И чтобы жизнь множилась через рождение цветов, плодов и ягод.
Чем привлечь жизнь, чтобы она не боялась присутствовать рядом с домом белого мага?
Девушка предавалась раздумью, но была внутренне спокойна. Откуда-то пришло знание - вопросы возникают в разуме, но ответы должны прийти не через ум, а через незыблемые чувства, интуитивные действия - нужно задавать себе вопросы и внимать душой подсказки во вне, а через сердце совершать действия в направлении ответов.
Погружённая в свои думы, она подошла к тропинке, ведущей к деревне, и вдруг у неё возникла мысль пойти не к дому, а на базар. Каталея не понимала зачем ей туда без гроша в кармане? И всё же… доверяя этому порыву, она свернула в сторону рынка.
Издалека Каталея увидела, что там творится сутолока - будто все жители поселения переждали дождь и разом ринулись за покупками.
После ливня выглянуло солнце и начало нещадно припекать землю. 
Небесная вода, преобразовывалась в водяной пар и томно устремлялась ввысь.
Было невыносимо душно!
«Ннф…» - Каталея почувствовала головокружение от суматохи и мелькания лиц в прозрачной дымке испаряющейся воды. У неё потемнело в глазах, а шум в ушах оглушил её напрочь.
Она была дезориентирована.
Остановилась.
Зажмурилась.
Стала тереть виски.

Вот-вот и Каталея могла упасть в обморок! И вдруг шум в ушах - так ей показалось - превратился в шепот!
«Ряяядом… дееевоочкааа… ообернииись… соовсем ряядооом… ообееерниись…» - таинственная сила заставила её повернуться вправо. Девушка, ощущая свинцовую тяжесть век, постаралась открыть глаза.
Затуманенный взгляд Каталеи уцепился за испуганную девочку. Она сидела на земле и пыталась собрать рассыпавшиеся груши обратно в свою корзину, а спешащие за своими покупками прохожие, смачно наступали на спелые фрукты и стыдили её за неуклюжесть. Каталея посочувствовала бедняжке и, несмотря на головокружение, решила подойти к ней: «Здравствуй, милая. Давай помогу!»
«Спасибо, добрая незнакомка!» - тихо ответила малышка и посмотрела на неё.
У девочки были красивые карие глаза, а в её взгляде мелькнуло что-то очень знакомое.
Лишь миг длился этот пристальный взгляд, но вокруг нечто изменилось: люди, увлечённые своими покупками, вдруг стали обходить замерших на месте Каталею и девочку, не смея прервать их общее мгновение.
Может из-за того, что двоих трудно не заметить, даже если ты спешишь? Возможно дело было именно в присутствии Каталеи, чьё возвращение в поселение с чужаком обрастало сплетнями.  Или… это некая сила возвела невидимую преграду, чтобы произошла сцепка важных друг для друга людей.
Мгновение длилось пока Каталея не отвела глаза первой и, как ни в чём не бывало, стала складывать не раздавленные фрукты в корзину, которых осталось немного.
Одну из груш девочка протёрла подолом платья и, улыбнувшись, предложила Каталее. Девушка взяла фрукт, а малышка протянула ладошку и, коснувшись её щеки, произнесла полушепотом: «Твоё открытое сердце привело тебя сюда. Доверяй ему. И ты никогда не собьешься с пути!»
На секунду, Каталее показалось, что лицо девочки изменилось – она будто повзрослела, когда она произносила эти простые, но мудрые слова!
А в следующее мгновение опять превратилась в ребёнка и, звонко рассмеявшись, сказала: «Ещё раз спасибо, добрая незнакомка! А мне пора домой!» Девочка быстро поднялась с колен, схватила свою корзину и двинулась в толпу.
«Как тебя зовут? Кто твои родители?» – спросила было девушка, но ребёнок уже не слышал её, скрылся за спинами толпящихся покупателей.
Каталея вышла с рыночной площади и, отойдя чуть поодаль, присела на землю, сорвала травинку и сунула её в рот. Состояние заметно улучшилось: голова не кружилась, слух отчетливо различал пение птиц, стрекотание кузнечиков и приглушенный гам толпы позади неё. Солнце, к этому времени, изрядно просушило почву. Стало намного легче дышать. Появились силы идти домой. Придя домой, Каталея попила немного воды, прилегла, и незаметно для себя погрузилась в сон.
***
Каталея проснулась от ощущения голода. Она пошла на кухню, отломила ломоть хлеба и отхватила от него изрядный кусок. Потом открыла настежь окно, и, разместившись около него, стала с удовольствием есть.
Хлеб был слегка заветренный, но Каталее он казался очень вкусным! Её кожа ощущала приятную прохладу летнего вечера. По телу побежали мурашки. Было уютно. Вкусно. Спокойно.
Вспомнились слова девочки: «Доверяй сердцу, и ты никогда не собьешься с пути!» Эти слова прозвучали словно вспышка от чирканья спички!
«Спичка… Спичка вспыхнула и погасла… - подумалось Каталее. – Не нужно зацикливаться, цепляться. К полной картине я приду позже, составляя её из отдельных штрихов».
«Штрихи…Рисунок на песке… песок… почва… - ассоциации вели Каталею к действию. – Земля! Земля желает, чтобы к ней прикоснулись руками!»
Девушка вскочила со стула и выбежала во двор.
Её ступни почувствовали тёплую шероховатость сухой почвы – приятное ощущение.
Каталея присела на корточки и положила ладони на землю.
«Я тебя услышала, землица! – Девушка провела ладонями по земле. – Я принесу тебе жизнь, и мы вместе попробуем сохранить и приумножить её!»
С этими словами девушка, словно маленькая птичка, влетела в дом и прошмыгнула в волшебную каморку. Среди сухоцветов и целебных настоек, она нашла мешочек с вышитым на нём оранжевым цветком.
Каталея ослабила ниточку, которая стягивала края мешочка, заглянула в него, и довольно улыбнулась.
Она нашла то, что искала – семена неприхотливых ярких цветочков – календулу!
Положив семена в карман платья, девушка отправилась в сарай – нужно было найти инструменты для того, чтобы сделать грядку.
Полоски света через щели в стенах освещали помещение, и Каталея без труда нашла лопату, грабли и лейку – они дружно стояли в углу.
Девушка разрыхлила небольшой участок земли, полила его и разбросала по нему семена ноготков.
Итак, начало было положено! Достаточный полив и немного времени покажут результат труда. Подружиться со стихией не очень сложно, но усилия приложить – необходимо.
***
Деньки бежали в ногу со временем жизни. Они легко сменяли друг друга и были похожи один на другой.
Размеренность - желанная понятная рутина - принесли покой сердцу. Это то, что было необходимо Каталее сейчас, чтобы укрепиться и наладить свою жизнь.
Утром Каталея проверяла и, при необходимости, поливала свой цветник. Днём время пролетало в бытовых заботах, коротких разговорах с жителями деревни.
Через неделю из земли показались всходы. Это очень обрадовало девушку! Воодушевившись, она принялась за следующий участок – тот, на который падал солнечный свет утром, а после обеда тень от дома загораживала посевы от палящих полуденных лучей - засеяла зеленью кудрявой петрушки и ароматного базилика густо-фиолетового цвета.
Каждый раз прикасаясь к земле, Каталея мысленно благодарила Стихию за отзывчивость. Не прошло и месяца, как территория вокруг дома возродилась, пестря ярко-оранжевым, изумрудным и фиолетовым цветом разнотравья.
***
Одинокие вечера, которые раньше так пугали Каталею теперь наполнились смыслом - она наполнила их смыслом - теперь это было волшебное время суток.
Лишь только солнце начинало клониться к закату и лазурное небо окрашивалось в золотисто-розовые тона – наступало время для приготовления особенного чая.
Девушка отправлялась в волшебную кладовую и интуитивно выбирала травы. Она кидала щепочку или две в котелок, заливала водой и ставила на огонь.
Аромат разваренных трав распространялся по дому, создавая атмосферу для вечернего таинства - погружение в мир бытовой магии.
Девушка застилала одеялом пол, располагалась на нём, ставила перед собой большую кружку с чаем, и листала рукописи матери. 
Мать вела подробные дневники, в которых записывала рассуждения, сомнения, практики, ошибки, выводы. Оказалось, что всего лишь за год, который они прожили без отца, мать Каталеи многое осознала, многому научилась.
Все рецепты, заметки, выводы Каталея изучала неспешно и внимательно, иногда возвращаясь на несколько страниц назад - перечитывала.   Пришло ощущение, что необходимо углубиться в целительство через травоприменение и техники дыхания.
Про самопомощь через дыхание, она поняла: интуитивно многое она уже делала, когда ей становилось совсем худо от отчаяния и душевной боли. Так она пришла к знанию, что их постоянное применение может способствовать не только поддержанию, но и укреплению духа.
***
Каталея по годам очень юна, но уже прожила долгую жизнь.
Каталея знала, что такое внезапно, при трагических стечениях обстоятельств, терять родных.
Каталея помнила, как это оказаться один на один с тягостной тишиной, когда больше всего нуждаешься в поддержке и сердечном слове.
Каталея пережила моменты: «почти шагнуть с обрыва, но быть спасённой от этого» и «тебя толкает в пропасть тот, в кого ты влюблена».
Каталея ощутила, как это отпустить любимого мужчину, который её не выбирает.
Каталея – дочь Белого мага – у неё особая ответственность перед собой и… Богом.
Сама жизнь сводила определённых людей, чтобы клан Белого мага множил данные им необыкновенные Божьи дары.
Влияние судеб кровных родных неизбежно. Это сплетение может безвозмездно даровать знания и опыт – нужно лишь верить благословению и искренне благодарить родные души за эти дары!
***
Каталея вспомнила некоторые интересные подробности из детства: именно она собирала травы на поляне, в то время как мать и сестра, принимая из её рук цветки и листья, только складывали их в корзиночки, перекладывая холщовой ветошью.  Она просто знала какие травы нужно собирать и легко находила их среди сорного разнотравья.
Так же девушка припомнила, как мучаясь лихорадкой в пещере, она ощущала теплоту почвы, которая не дала ей замёрзнуть ночью, когда Олэн покинул её, смущённый своими порывами и сомнениями.
Стихия Земли радушно, по-матерински принимает людскую щедрость и отдаёт в стократ больше, чем приняла.
Земля открыто делиться своими благами с человеком - всё на поверхности! Нужно только увидеть и бережно принять её дары!   
***
Деревенские приходили с разными проблемами и просьбами. Каталея помогала им, применяя усвоенные знания из записей матери, и что-то своё она тоже привносила – например, интуитивно меняла рецепты снадобий. Её методы хорошо работали.
Жители были ей благодарны, проявляли радушие при встрече на улице. Но она знала, что люди, которые нуждались в помощи и получали её, могут быстро забыть об этом. Каталея помнила о том, что случилось с её семьёй!
Она хорошо усвоила, что людская натура – переменчива.
Между обожанием и желанием уничтожить – шепоток зла.

Девушка учила себя держаться ровно, доброжелательно, но отстранённо. От всеобщей любви тоже необходим щит. Каталея старалась не допускать сильного, пусть даже приятного, волнения за восстановившееся самочувствие заболевшего. И когда ей это не удавалось, то целительница прекращала принимать посетителей - закрывала калитку большой метлой из прутьев рябины - оставалась в одиночестве пока не восстановится её сила духа.
Молва быстро разнесла, что рябиновая метла означает – деревенскую ведьму нельзя беспокоить.
Со временем к изучению методов врачевания добавились прикладные расклады на рунах и картах. К ним Каталея обращалась, когда применение методик, воздействующих через тело – травы и дыхание - помогало слабо или медленно.
Иногда первопричина болезни скрывалась в невидимых нитях между кровными родными. А порой с теми, с которыми страждущий не был близок, и столкнулся лишь раз в жизненной суете. Все люди соединены между собой связями единой Жизни.
***
 «Эй, ублюдок, просыпайся!» – Олэн почувствовал толчок под рёбра. Он так крепко забылся в своём сне наяву, что не услышал приближающихся врагов.
Перед ним стояли приспешники Собирателя Душ, у них в руках были палки, верёвки.
«Ты охренел нападать на своих? С каких пор ты перестал жрать людей и начал защищать их?» - трое мужчин окружили волка.
«Она - не просто человек. Она - моя женщина», - человеческая часть оборотня вступила в безмолвный диалог.
Олэн предположил, что они хотят сделать и не дожидаясь атаки бросился первым. А это было то, что нужно им!
Мгновение в прыжке – и он угодил в расставленные сети. Посыпались удары палками.
Били до тех пор, пока ликан не потерял сознание. 

Очнулся он в шатре.
Снаружи доносилось монотонное пение.
Олэн пошевелился - не тело, а сплошная боль - как ни странно он не был связан. Превозмогая себя, он приблизился к выходу из шатра, выглянул: лес, ночь, костёр и беснующие в танце люди с разрисованными лицами. 
«Снова они! Шш-ууу-ххх», - сознание затянуло его в прошлое. В ту самую точку, где он согласился на судьбу оборотня, чтобы продолжать жить и мстить.
Оборотень ощущал себя в двух реальностях одновременно.
Голова гудела, мыслей не было, избитое тело раздваивалось между прошлым и будущим.
Он еле стоял на ногах.
Сквозь пелену в глазах он увидел, что один из танцующих остановился и показывает на него, тявкает, словно пёс.
Теперь остальные поворачиваются в его сторону и вторят этот противный рык.

Оглушительный звон в ушах.
Ватное тело.
Олэн рухнул на землю, потеряв сознание.


***

Оборотень то бежал, то переходил на усталый шаг, но не останавливался. В голове слышался пронзительный скрипящий шепот Собирателя Душ:
«Ты влюбился что ли в эту девку?
Вон как тебя встряхнуло… Ну-ну…
Потешь себя человеческими радостями! Ну-ну…
Эти-то по незнанию напали на вас.
Не тронут… я прикажу, чтобы не трогали.
Потешься, потешься сейчас!
А то заскучал зверем быть. Отупел.
Вон как страсть-то к ней расшевелила твои дары.
А то всё жрёшь да жрёшь, убиваешь да убиваешь.
Оскотинился.
А ты ведь не такой как эти.
Нет! Ты другой. Особенный.
Я сразу это знал. Как увидел тебя, сразу знал!
Тебе нельзя было умирать.
Особенный ты.
Нужный.
Я прикажу.
Не тронут.
Ступай».

«Первое… и второе… - оборотень бурчал себе под нос. – Начало и конец… Конец… Начало… Раз-два, раз-два… раз-два-раз! Чёёёрт! Думай, волчья ты башка, тварь ты человеческая! Соображай быстрее! Что-то тут не так! Не так… не так! Подвох. Обман чую! Шкурой чую!»

Олэн начал напряжённо вспоминать что и как происходило, во время присутствия Каталеи в его жизни.
Принятые вместе с волчьей личиной способности Олэна начали пробуждаться, как только появилась Каталея.
Тогда в лесу, он почувствовал её.
Тогда в обличие волка, он увидел не человека, идущего по лесу, а светящийся силуэт с четырьмя шипами. И он начал тускнеть тем больше, чем ближе она приближалась к пропасти, а очертание шипов становилось чётче.

- Что за хрень?
- Шипы?
- Я запомнил, но не видел?
- Что я говорю!
- Сбрендил?
- Не-не…
- Видел, запомнил, но не понял.

Шипы в оболочке Жизни – орудия усмирения способностей Каталеи. Из-за них она была безвольна. Шипы – порождение эмоций отчаяния, которые возникли при непереносимой боли от утраты родных. Она сама их создала! Она сама себя убивала!

Чтобы избавиться от них нужна была вспышка чистой мощной энергии. И это случилось.

В ту полнолунную ночь, в пещере, один из них растворился, когда Олэн, в обличие мужчины, впервые приблизился к ней.

Когда оборотень второй раз заставил Каталею вернуться к обрыву, а потом сбежал, оставив её в болезни - три оставшихся шипа окрепли и почти убили её. Но что-то ей помогло справиться с ними, усмирить.

Потом эта тихая прогулка вдвоём по лесу и молчание в единении душ – и два шипа исчезли.

От четвёртого Каталея освободилась, прогнав Олэна.

- Стало быть она освободилась от..?
- Как же это назвать?
- Свободна от стремления к своей смерти!
- Хорошо, значит это конец её мукам и терзаниям!
- Стоп...
- Почему конец?
- А может начало…
- Это начало или конец?
- Так, ладно…
- Ему что-то от меня нужно.
- Собирателю Душ нужно от меня… Что?
- Послал меня к ней… Зачем?
- Олэн остановился как вкопанный.
- Она?
- Собирателю Душ нужна она, Каталея?
- Да что происходит!

Много вопросов, на которые ликан не знал ответов. Пока не знал.

Он побрёл дальше обычным шагом – бежать не было сил.
Его мучала жажда.
Тело почти не болело.
Ушибы и раны заживали быстро, как на собаке - Олэн считал это привычным, для своего существования.
Живучая тварь!

- Что взять девчонки?
- Мг…
- Мг, сначала и по порядку!
- Каталея со способностями – да, так.
- Каталея – дочь Колдуна – да, это так.
- Каталея меня прогнала… - да, это тоже так!
- А это тут причём? Сбрендил?
- Да ты просто злишься на неё!
- И это тоже так…
- Мг…
Вдруг он услышал журчание воды: «Наконец-то!» Олэн в два прыжка достиг ручья и, припав к нему, жадно начал пить.

***
Вечер.
Тень Олэна была неотделима от шершавой коры старого дуба на краю поля. Он стоял, словно вросший в землю. Его силуэт растворялся в предвечерних сумерках, окутавших деревню. Взгляд, острый и безжалостный, был прикован к невысокому дому, из трубы которого вился тонкий, домашний дымок. Дом Каталеи.
День.
Доносились обрывки звуков — далекий лай собак, скрип колодцев, кудахтанье деревенских кур, запертых в загоне. И среди всего этого - её голос. Каталея напевала что-то, работая на земле. Простая песня, но в ней, в этих тихих, ровных нотах, была та самая сила, что заставила его каменное сердце дать трещину.
«Надо же, мёртвая земля поддалась её чарам», - удивился ликан.
Он видел, как она, выпрямившись, вытерла лоб тыльной стороной ладони, оставив лёгкую полосу земли на коже. Как посмотрела на заходящее солнце, и на её лице не было и тени отчаяния. Был покой. Принятие. Тихая мудрость, что прорастает из самых горьких почв, словно тонкая трава сквозь камни.
Каталея вдохнула полной грудью, и Олэн невольно повторил за ней это движение, ловя тот же воздух, будто мог вдохнуть частицу её умиротворения. Им овладело острое, почти физическое восхищение. Не просто красивой девушкой, а тем, во что она превратилась. Фениксом, возродившимся не в огне, а в тишине и простоте этого места. Она нашла точку опоры в том, чтобы быть там, где она есть не только телом, но и душой.
Губы сами собой дрогнули, пытаясь сложиться в улыбку, которую Олэн себе не позволял.
Это длилось ишь мгновение…
Ледяная волна накрыла с головой: разум, выдрессированный охотой и опасностями, яростно взбунтовался.
«Прекрати! - пронеслось в голове сухим, трезвым щелчком. - Эта идиллия - ловушка. К Каталее тебе сейчас нельзя! Пока не поймёшь зачем она нужна Собирателю Душ, к ней нельзя приближаться».
***
Каталея не подозревала о том, что против неё затевают недоброе. Она жила себе неспешно, чутко ощущая каждый миг скоротечной человеческой жизни.

Со стороны это выглядело сказочно красиво.
Ночь.
Тихий дом.
Камин.
Аромат чая.
На полу сидит девушка с короткими светлыми волосами, одетая в простое, удобное платье.
Перед ней лежат тетради матери, колода карт, деревянные брусочки рун.
В комнате не зажжены свечи – в этом нет необходимости - потому что ярко-ярко полыхает огонь в камине.

С детства у Каталеи были длинные волосы. Светлые вьющиеся от дождя кудряшки – милая особенность, придающая ей ангельский вид. Но однажды… когда многое поменялось в её жизни… она решила их обстричь. И обстригла. Сама.
Она стояла перед зеркалом и безжалостно срезала длинные вьющиеся локоны. С каждым чиканьем ножниц она «отрезАла»: предательство любимого, возмущение и негодование от людской глупости и жестокости, страх и отчаяние от того, что жизнь вероломно забрала у неё всех близких! Всех…
Это случилось в полнолуние, в ту ночь, когда она, не помня себя, побрела в сторону обрыва над морем.
Это случилось перед тем, как она встретила Олэна.

Теперь эта короткая стрижка выделяла её среди толпы девушек. Но Каталея не знала о себе то, что никогда не сливалась с общей массой, что она всегда была особенной. Но никто, никогда не подумал сказать ей об этом. Не хотели или умели говорить эти очевидные, но важные слова. А так бывает… часто.
Каталея – имя, означающее нежный цветок – старшая дочь Белого колдуна. У него она училась слышать секреты звёзд в ночном небе: читать их рисунки, прибавлять к ним времена года и умножать силу трав, собранных в день, когда Земля готова отдать дары человеку. Её мир был прочно скреплён смехом младшей сестрёнки, гонявшей по двору кур, и тёплым комочком трёхлетнего братишки, засыпавшего у неё на коленях под сказки о добрых духах леса.
Все дети Белого мага были наивными, хрупкими, радующимися солнцу цветами. Они росли в заботе и любви матери, которая полностью посвятила себя семье. А отец всего себя отдавал людям. Весь их быт был подчинён этому. Это было не плохо, не хорошо, но оказывало влияние. Дружная была у них семья, хоть и необычная. В доме пахло хлебом и сушёным зверобоем, слышалось мерное жужжание материнского веретена, а светлые нити магии, что струились с пальцев отца, множили и множили добро.
Этот мир был крепким, как камень, и ясным, как родниковая вода. Пока однажды…
Обезумевшая толпа.
Чья-то тёмная рука с силой швыряет булыжник, не в дверь, не в стены - в маленький, испуганный комочек жизни у порога.
Материнский вой.
Ярость отца на необъяснимую жестокость людей.
В ту ночь в Каталее умерло нечто большее, чем просто детство…
Зло чаще всего порождает зло.
Иногда оно замыкается на человеке, который не справился с потоком тёмной энергии Зла.
И этот несчастный, вместо стремления к жизни, делает выбор в пользу смерти.

Добро не всегда порождает добро.
Это происходит чаще, если баланс нарушен - равновесие мудрой дороги Жизни.

Именно понимание того, что необходим противовес к злу, застрявшему в ней, вывел Каталею на путь к тому, чтобы быть главной причиной гармонии в своей жизни.

***
Осеннее равноденствие.
Стоял чудесный тёплый вечер.

Каталея вышла на прогулку и отправилась в сторону рынка, где, в честь праздника завернули Осеннюю ярмарку.

Толпа гудела, как растревоженный улей.
Музыка, смех, запах жареного мяса и сладких яблок — всё сливалось в один пёстрый клубок народного веселья.

И Каталея позволила этому вихрю подхватить и закрутить себя!
Она влилась в толпу танцующих.

О, как её тело радовалось этой свободе!
Ноги сами несли её в пляс, подол платья вздымался волнами, волосы развивались в такт плавным движениям.
Она смеялась! Искренне, от души!

Каталея летала как юркая бабочка, привлекая взгляды — восхищённые, добрые. Это было странно и непривычно — чувствовать лёгкость в груди вместо привычной тяжести.

И вдруг…
Холодной иглой, в самое основание черепа, вонзилось ощущение.
Каталея встала как вкопанная посреди кружащихся в танце пар.

Взгляд.
Чужой, тяжёлый, липкий.
Не восхищённый...
Изучающий.
Злой.

Каталея бросилась прочь, расталкивая удивлённых танцующих людей. Бежала, не оглядываясь, чувствуя тот взгляд у себя за спиной — настойчивый, неотвязный.

Дом.
Надо в дом.
Запереться.

Она влетела в дом, захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной, пытаясь перевести сбившееся дыхание. Сердце колотилось так бешено, что казалось оно готово выпрыгнуть из груди.

Каталея закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании.
Прерывистое, быстрое...
Она слышала через него весь свой ужас.
- Так...
- Мне страшно... Вдох...
- Мне страшно... Выдох...
- Страааашнооо.... Вдооооох....
- Мнее страаашшшшноо...Выыыдоохшшш...
Шшшшшшшш – долгий протяжный выход.
Сердце успокаивалось и начало замедляться.
- Надо вернуться.
- Мысленно.
- Попробую рассмотреть того, чей взгляд на ярмарке заставил испытать...этот первобытный страх.

- Я стою, съёживаюсь от страха, но кругом смех, радость, танцуют люди, дети веселятся, я смотрю на них… толпа... улыбки… смех со всех сторон… яркая толпа... счастливые лица…
- Стоп!
- Серый силуэт...он отличается ото всех...Чем?
- Он... Он... Он нечёткий! Это не человек...
- Это дымка в виде человека! И он присутствует среди людей!
- Кто ты такой?
- Что ты такое?
- Сколько злого холода в тебе...
- Он пошевелился... Что он делает? Он... Он протягивает невидимую для окружающих руку… прямо сквозь них, и… касается меня!
- Рука, несущая смерть... хватает меня за горло… начинает душить!
- Боже!!!
Каталея открыла глаза.

И тут в дверь постучали.
Тук. Тук. Тук.
Каталея вздрогнула, вжалась в стену, зажмурилась.
Кровь застыла в жилах.
Это ОН.
Пришёл.

«Каталея? Ты здесь? Это я, Седа», - голос соседки. Тревожный, но такой обыденный, такой… человеческий.
«Я… я здесь, - голос девушки сорвался на шепот. - Всё в порядке, Седа».
«Испугалась я за тебя, девочка. Видела, как ты танцевала, радовалась вместе со всеми, а потом... Ты так побежала, словно за тобой сам дьявол гнался. У тебя всё хорошо? Открой, милая».
«Сам дьявол». Как близко к истине.
«Всё хорошо, правда! - заставила себя сказать Каталея, делая голос твёрже. - Просто… голова закружилась от танцев. Я лягу. Спасибо, что проведала».
За дверью помолчали.
«Ладно… если что - приходи... я напою тебя чаем. Отдыхай, Каталея», - сказала Седа и ушла.
Шаги затихли.
Каталея осталась одна.
Прислушалась.
Ничего, кроме стука собственного сердца.
Стало зябко.

Девушка взяла самое тёплое одеяло, завернулась в него и опять села к стене. Прислушиваясь к тишине, и ощущая согревающие объятия тяжёлого одеяла, она приходила в себя.
Немного успокоившись, Каталея достала старую, потрёпанную, пахшую сушёными травами колоду. Карты ложились с тихим шелестом, намекая о тишине перед бурей.
Перевёрнутая Башня. Внезапный крах. Разрушение устоев. Насильственное свержение.
Дьявол. Иллюзия, ловушка, порабощение. Тёмная одержимость.
Десятка Мечей. Предательство. Неотвратимый, жестокий конец.
И венчал это расклад — аркан Смерть. Не как физическая гибель, а как необратимая перемена. Как конец всего, что было дорого.
Против неё затеяли зло. Сильное, древнее, неумолимое.
Сердце заколотилось.

Рука сама потянулась к горлу, к тому месту, где она ощутила ледяное нападение зла. Оно отозвались тупой болью в затылке и пронзительным звоном в ушах. И в этот миг, среди парализующего страха, пришла мысль об Олэне.

Оборотень с его диким взглядом, в котором читалась не только злоба, но и… понимание. Возможно, он видел нечто большее, чего не видела она. 

Олэн путался в своих видениях, которые через его подсознание пытались достучаться до неё, пытались о чём-то сказать, предупредить, а она…

Она прогнала его. Оттолкнула единственное существо, которое могло понять природу надвигающегося кошмара, и могло бы сейчас быть здесь, рядом. Его волчья суть, его ярость - вот что нужно было сейчас против Серой тени, что выследила её в праздничной толпе.

Сожаление ударило острее страха.
Горькое, едкое, бесполезное сожаление....

«Глупая, - прошептала она себе, сжимая в кулаке карту Смерти. - Глупая гордая дура!» Тишина внутри была мгновенно разорвана невысказанным извинением, и страшной, одинокой мыслью: а теперь-то, кто её спасёт?

***

Целительство усиливало крепость духа деревенской ведьмы Каталеи.
Познание и развитие своих даров, через помощь страждущих, перемещали её на более высокий план, где нет места страху, неверию, отчаянию. Там было абсолютное присутствие в «здесь и сейчас». Гармония. Ей нравилось возвращаться «туда».
Ладони целительницы, прижатые к горящему лбу ребёнка, излучали ровный, тёплый свет. Боль уходила, его испуганный взгляд прояснялся. Мать мальчика смотрела на Каталею как на божество, бормоча слова благодарности. А Каталее было… хорошо. Не легко, нет. Отдача давалась непросто. Но внутри была непривычная тишина. Та самая, что появилась после ухода Олэна.
Шипы в её оболочке…
Каталея их не видела, но распознавала, как присутствие в ней чего-то инородного, давящего и угнетающего.
Сейчас они были слабы, едва ощутимы.
Словно старые шрамы, а не свежие раны.
Каталея больше не будила их сама, не ковырялась в них до крови, не кормила их своим отчаянием.
Она была свободна от стремления к своей смерти.
Казалось, всё наладилось…
Но случай на Осенней ярмарке нарушил обретённую гармонию.
Опасность.
Она чувствовала её кожей.
Не явную, не здесь, в деревне, где её наконец-то принимали.
Угроза вилась оттуда — из чащи леса.
Тяжёлый, липкий взгляд, ползущий по коже мурашками.
Кто-то наблюдал. Кто-то ждал.

***
Олэн наблюдал издалека за жизнью Каталеи. Не приближался, не отдалялся. И размышлял. Снова и снова задавался вопросом, глядя на неё: «Что нужно Собирателю Душ от Каталеи?
Ответ пришёл не как озарение, а как леденящая душу уверенность, пробившаяся сквозь все его сомнения.
Ему нужна не она!
Ему нужны её саморазрушение, отчаяние, её боль, материализовавшиеся в четыре орудия усмирения — шипы.
Это не просто барьер для её сил, а уникальная, концентрированная энергия чистой, абсолютной потери.
Такая боль - редкость даже для бессмертного существа, питающегося душами - изысканный яд для такого существа, как Собиратель Душ.
Шипы — это не часть её жизни, это отрицание её.
Собиратель Душ - воплощённый конец всего живого - жаждет этой энергии не-жизни, этого самоубийства, растянутого на годы.
«Каталея освободилась от стремления к смерти… значит, шипы ослабли. Конец её мукам? — с горькой иронией подумал Олэн. — Нет! Если Собиратель Душ заберёт шипы, он вырвет их вместе с тем, что Есть сама Каталея. Это будет не освобождение, это будет окончательная гибель. Забрав боль, он заберёт и её саму».
Оборотень резко поднялся на ноги. Звериное нутро пробудилось. Растерянность сменилась холодной, яростной решимостью.
Олэн не позволит Собирателю Душ забрать боль Каталеи.
Боль – противовес любви - не менее важная часть живого существа!
Забыв про свою боль, отрицая её, человек не способен на любовь ни к себе, ни к другим.
План действий сложился мгновенно, подсказанный волчьим инстинктом.
Во-первых, нужно сбить со следа. Если Собиратель Душ идёт на её свет, то его собственного волчьего духа должно хватить, чтобы перекрыть, затмить собой сияющий силуэт Каталеи. Олэн станет живым щитом, барьером между ней и тем, что идёт за ней.

Во-вторых, понять, как устроены шипы и найти способ уничтожить их, не дав Собирателю сделать это. Он видел и чувствовал их. Его пробудившиеся способности — ключ! И при этом не сломать её, а… растворить, переплавить боль в силу.

В-третьих, быть готовым встретить Собирателя Душ не как добыча, а как… страж. Бежать-то от Собирателя - бессмысленно. Его не обманешь надолго. Нужно вступить в игру, навязать свои условия и сделать так, чтобы цена за её душу оказалась для Собирателя слишком высокой. Олэн оскалился, обнажив клыки, уже не человеческие, но ещё и не волчьи. В его глазах горел жёлтый огонь – принимаю безмолвный бой!

«Хорошо, — тихо прохрипел он в ночную тишину. — Ты хочешь её боли? Тогда тебе придётся пройти через меня. У меня есть когти. И зубы...с мёртвой хваткой, чтобы это не значило. И волчья беспринципность. И я буду рвать за неё. В этот раз я буду рядом! Тогда, я не успел защитить родных, и потерял не только их, но и себя. В этот раз всё будет иначе!»
Олэн развернулся и бросился в чащу. Он двигался навстречу Тьме, чтобы отстоять тот самый Свет, что когда-то увидел в Каталее. Свет, который сам же и пытался потушить своей незаживающей во век душевной раной.

Уже давно шла невидимая война.
Война между Добром и Злом.
 Добрая сила стала источником завистливого страха противовесного Тёмного клана.
Страх Тьмы был порождён действиями Белого колдуна
 - отца Каталеи - 
который значительно качнул чашу весов в сторону Добра. 
Война завершится, когда
чаши Противовесных Сил сравняются
 и восстановится баланс.



Яркие краски осени потускнели - медленно приближалась зимняя пора. Состояние Каталеи после дня Осеннего равноденствия напоминало хрупкий лёд первых заморозков, на котором, даже при лёгком прикосновении появлялись новые трещины.
Всё началось с запахов.
Однажды, проснувшись среди ночи, Каталея отчётливо уловила аромат цветущей вишни. Это всколыхнуло память о матери, которая обожала этот запах. Она приносила букет из веток, усыпанных мелкими цветочками, и весь дом наполнялся чудесным ароматом раннего лета. Следующей ночью, это видение повторилось. Запах цветов вишни витал в спальне, густой и явственный, но исчез, стоило Каталее вдохнуть полной грудью, пытаясь уловить его источник.
Затем, заваривая утром чай, она уловила запах сырого леса. С этим было связанно воспоминания об отце. У деревенского колдуна был особый ритуал. Каждый день на рассвете он отправлялся в лес, чтобы наполниться энергией четырех Стихий.
Потом, среди дня целительница ощутила молочный детский запах и хвойно-лиственный аромат. Точь-в-точь как пахнул её маленький братик и младшая сестрёнка.
Каталее чудилось будто её семья рядом. Эти ощущения приходили в хаотичном порядке, повторялись снова и снова, день за днём, неделя за неделей.
Потом пришли звуки.
Сквозь шум дождя за окном ей послышался смех младшей сестры. Такой знакомый, звонкий, будто колокольчик. Каталея распахнула дверь - и там конечно же никого не было, кроме возродившейся её стараниями земли, которая готовилась к выпадению первого снега.
По ночам, сменяя видения об ароматной вишне, стали возникать звуки приглушенного голоса отца, будто рассказывающего сказку брату. Тот самый голос, от которого у неё самой когда-то слипались глаза. Но в комнате не было никого, кроме гнетущей, густой тишины.
Это не было похоже на тоску по родным. Видения преследовали её, изводили своей внезапностью, навязчивостью.
Пиком стали тактильные ощущения и игра с памятью.
Перекладывая вещи, она наткнулась на детские погремушки. Каталея покрутила их в руках, понюхала, потрясла. При этом она ощутила не тоску, а тихую печаль, смирение. Перед глазами поплыли картинки из прошлого, напоминающие о приятных семейных моментах, простых радостях. Она даже улыбнулась… И в тот же миг ей показалось, что кто-то маленький и невесомый тронул её за подол платья, точно так же, как это делал братик, когда хотел привлечь её внимание. Ощущение было настолько ярким и неожиданным, что Каталея с криком отпрянула. Погремушки вылетели из её рук и с грохотом упали на пол.
На этом странное преследование не прекратилось…
В тот вечер призраки явились все разом. Это было не только зрелище для глаз, но и испытание для разума.
Каталея сидела перед камином и смотрела на огонь, когда воздух в комнате резко похолодел. Из угла, из самой густой тени, пополз шёпот. Он был сплетен из трех голосов сразу — низкого баса отца, певучего голоса матери и детского шёпота сестры.
«Ты жива...» - прошипел голос отца.
«Ты дышишь, ты ешь, ты спишь в тёплой постели...» - добавила мать, и в её голосе не было ни капли привычной ласки.
«А мы в земле... - запищал тоненький голосок сестры. – Она давит на нас… Давит… Давит!»
Каталея вжалась в кресло, не в силах пошевелиться.
«Почему ты не пошла вместо меня? - нараспев, произнесла сестрёнка. - Ты всё плакала по жениху… Лила слёзы по тому, кто отвернулся от тебя… Слабая! Малодушная! Предательница! Ты же старшая. Ты должна была защитить...»
«Не защитила!» — гаркнуло хором из угла, и от этого звука задрожали стекла в окнах.
Перед глазами Каталеи поплыли круги.
В пустой комнате стало тесно, будто там была толпа народа.
Девушке стало нечем дышать.
Она заплакала.
Она зажмурилась, судорожно глотая воздух.

«Простите! - из неё вырвалось рыдание. – Я не справлялась! Я не знаю, как так вышло! Я не хотела! Простите меня!»
Она молила их, плакала, билась головой о спинку кресла, пытаясь заглушить голоса в голове. А они все шептали, шептали без конца.
Когда наступило утро, Каталея лежала на полу, вся в слезах, с разбитым в кровь лбом. Комната была пуста и тиха. Лучи солнца освещали пыль и беспорядок.
Она заставила себя встать с пола и подошла к окну.
Распахнула его.
Ветер холодный, порывистый - он будто ждал её приглашения и тут же влетел в комнату, закружил рукописи, разбросанные по полу.
Каталея мигом замерзла!
Она потянулась, чтобы закрыть окно, и, в последний момент, вместе с порывом ветра влетела фраза – «грубое вмешательство».

И тут Каталея поняла: мучавшие её видения – это инструменты, с помощью которых, некто пытается забрать её разум, воздействуя через чувство вины и страха, превращая душу в марионетку!
Каталея как подкошенная села на пол перед камином, в котором давно уже погасли угли, и начала вглядываться в пепельную золу. Руки её беспомощно лежали на коленях, тонкие пальцы едва шевелились, в попытке ощутить свою реальность.
Но, нет… опять накрыло…
Одиночество чёрное, липкое состояние души…
«Зачем? - этот вопрос жужжал в голове назойливой мухой. - Зачем я прогнала Олэна?»

С ещё большей силой вернулся страх, страх от непонимания кто её атакует и зачем. Мгновенное ощущение, от которого стынет кровь в жилах, сковало тело: стойкое чувство, что сзади, в дверном проёме, кто-то стоит. Не враждебный, не добрый — просто присутствующий. Каталея резко обернулась, сердце ёкнуло, ударившись о рёбра. Проём был пуст. Но пустота эта была обманчивой, нарочитой, будто пространство только что освободилось, но… ещё хранило тепло незримого тела.
А вечером пришли тени.
Они скользили по пространству дома.
Неуловимые.
Хитрые. 

Боковым зрением Каталея ловила движения: полотенце колыхнулось, будто от сквозняка, которого не было. Тень от глиняного кувшина на подоконнике вдруг удлинялась на мгновение, принимая сгорбленную, когтистую форму, чтобы в следующую секунду сжаться обратно. Это был морок, тихий и издевательский.
Он не кричал «Бойся!», он шептал «Сомневайся! Сомневайся в себе!»
Силы Собирателя Душ работали не грубым молотом, а тонким скальпелем, рассекая её реальность по швам.
А потом начались атаки.
Это было не больно.
Вернее, боль была вторичной.
Сначала — холод.
Резкий, пронзительный холод, будто в солнечное сплетение вогнали ледяной клинок.
Дыхание перехватывало, тело деревенело.
Она зажмуривалась, стискивая зубы, чувствуя, как по её невидимому щиту в человеческой оболочке, бьют целенаправленными, отточенными импульсами.
Точечные удары.
Не чтобы убить, а, чтобы продемонстрировать: твоя защита — паутина.
Мы её уже почти порвали.

В один из таких моментов, когда ледяная волна отступила, оставив после себя дрожь и тошноту, Каталея подняла глаза к потолку, и увидела… их.
Не глазами, нет.
Её внутреннее зрение, тот самый дар, что делал её уникальной, нарисовал картину с пугающей чёткостью.
Они не были монстрами.
Они были хуже.
Тени в плащах с капюшонами, без лиц, лишь намёк на очертания.

Они парили под потолком, словно дым, и их длинные пальцы-плети были направлены на неё. От этих пальцев и исходили те самые иглы холода, эти разряды невидимой энергии от которых росли шипы, что выжигали её изнутри.
Они молчали.
Их безмолвие было оглушительным.
В нём читался абсолютный по своей сути ужас: «Тебя пришли учесть. Твоя душа внесена в реестр. Процесс начался».

Каталея сжалась, пытаясь стать меньше, незаметнее.
Но как сражаться с тишиной?
Как сражаться с холодом, который приходит изнутри собственного тела?
Как противостоять тому, кто даже не считает тебя достойным противником, а лишь — пассивным объектом для изъятия?

Стоп…
Стоп!
Противник думает, что ты - НИЧТО.
В этом его брешь!

Но как найти силы, если монстры почти победили твой ум?
Как сражаться за себя, если ты поверила им, что ты – НИЧТО?
Нет сил…
У меня нет сил защищать себя…
У меня нет сил даже встать…
Когда я последний раз ела?
Какой сейчас день?
Сейчас ранее утро или вечер?

Каталея встала с пола, ощущая пристальное наблюдение теней.
Заставила себя двинуться с места.
«Просто подойди к окну или двери и выгляни на улицу,» - уговаривала она себя.
Шаг…
Возник неприятный шорох - тени то ли зашуршали одеждами, то ли начали перешёптываться.

Второй шаг…
Их шорох стал сильнее.
Девушка смотрела не на них, а на дверь.

Третий шаг…
Пространство между ней и дверью вытянулось, удлинилось.
«Пусть происходит то, что происходит… - говорила она себе. - Просто иди. Иди к двери. Сколько бы времени не понадобилось. Шаг за шагом… шаг за шагом…»

Четвертый шаг…
Тени оглушительно загалдели.
Это было настолько громко, что её сознание перестало воспринимать этот шум. Каталея слышала лишь звук своего сердца и себя: «Иди вперед… происходит то, что происходит… просто иди… ступай к двери…»

Девушка двигалась с вытянутыми вперед руками.
Глаза фиксировали удаляющуюся от неё дверь, но… сделав пару шагов, ладони почувствовали препятствие…

Дверь!
Я её не вижу, но чувствую…
Зрение обманывает меня?
Меня пытаются обмануть через зрение!

Каталея закрыла глаза и на ощупь нашла дверную защёлку и открыла её. Дверь скрипнула и открылась!

Шум и галдёж теней смолк.
Солнечные лучи прыгнули на её сомкнутые веки – Каталея зажмурилась и закрыла лицо руками.

«Ей! – услышала она знакомый голос. – Что с тобой?»
Девушка открыла глаза.
Перед ней стоял Олэн.
Она бросилась к нему и зарыдала.

***

Шесть дней.
Шесть дней Олэн стоял в тени старого дуба, среди серых лугов. Шесть долгих дней он наблюдал за домом Каталеи, и в его сердце зрела тревога.
Он знал каждый её день.
На рассвете она выходила во двор, чтобы набрать воды из колодца, и её бледное лицо в сером свете утра казалось призрачным.
Днём к её калитке робко стучались деревенские – то женщина с плачущим младенцем, то старик с вывихнутой рукой. Она никому не отказывала. Олэн видел, как её руки, тонкие и ловкие, готовили снадобья, накладывали повязки, и как после ухода каждого просителя она на мгновение замирала у порога, будто собирая рассыпавшиеся силы, прежде чем вернуться в тишину дома.
Но вечера… Вечера изменились. Раньше в окнах зажигался мягкий свет свечи, отбрасывая на занавески уютные тени. Потом, в тот первый странный вечер, свет не появился. Лишь отсвет камина дрожал на стене, и одинокая фигура Каталеи сидела перед огнём, неподвижная, как маленькая статуя. Олэну почудилось, что даже пламя в очаге горит как-то иначе – не согревающим янтарем, а холодным, зеленоватым отблеском.
На следующий день – то же самое. Только камин. А на третий и огонь в очаге погас. Дом погрузился в абсолютную тьму, слившись с ночью в единое чёрное пятно. Ни единого признака жизни.
Мысль о том, что могли сделать с ней помощники Собирателя, терзала его. Он понимал, что не будет применяться грубая сила, их методы будут тоньше и подлее.
Именно это и происходило.
Они влияли на реальность Каталеи, искажали её, заставляли видеть кошмары наяву: приходили из темноты, нашёптывали сомнения и страх. Они медленно, капля за каплей, гасили в ней тот самый свет, что он привык видеть в окнах - свет её души.
Шесть дней ожидания.
Шесть дней тревоги.
Это был предел.
Больше ждать было нельзя!

На рассвете седьмого дня Олэн переступил невидимую грань, отделявшую его наблюдательный пост от её мира.
Он двигался по деревне бесшумно. Лишь кое-где были слышны подвывания псов, почуявших волка.
Подойдя к дому Каталеи оборотень ощутил, как странно пахнет воздух вокруг дома: густой и холодный, с примесью остывшей золы и… чем-то ещё.
И как только он подошёл к двери, Каталея внезапно сама распахнула её, и замерла в дверном проёме.
Её глаза были закрыты.
Она дрожала.
Лицо прикрыла ладонями от лучей восходящего солнца.
Волосы у неё были грязные, спутанные.
Через ткань помятого платья виднелись очертания покатых плеч и угловатость исхудавшего тела.
Каталея убрала руки от лица, и увидев Олэна, бросилась к нему.

Её объятия были не порывом, а падением.
Ликан застыл на месте с опущенными вдоль тела руками.
Он растерялся - не понимал, что надо сейчас сказать или сделать.
Олэн чувствовал, как бешено колотиться её сердце, а его тело, будто окаменело. 
Он не обнял её в ответ сразу. Но когда ладони легли на её вздрагивающую спину, случилось странное: муть шести дней и ночей наблюдений будто отступила.
Мир сузился до простого понимания:
Она – единственно важное создание на земле, и нуждается в нём.
Он будет её защищать, даже если она не попросит об этом.

Из открытой двери дома пахнуло травами, воском и пылью, но сквозь эти знакомые запахи пробивался сладковатый, тленный дух.
«Я знаю этот запах! – сказал шепотом Олэн. - Так пахли одежды Собирателя Душ».
Но Каталея не слышала, что он говорит. Она громко плакала и сильнее прижималась к нему, желая найти убежище в его больших тёплых руках, и спрятаться там.
«Ты пришёл, - прошептала она, и это был не вопрос, а констатация чуда. — Я чувствовала. Все эти дни... кто-то был рядом. Я думала, это мне мерещится от страха. Но это был ты».
«Это был я, - сказал он тихо. - Я наблюдал».
«Что происходит, Олэн?» - спросила Каталея
Он и сам не до конца понимал, но смутно догадывался, что её душа — не просто цель, а ключ. Нечто уникальное, что Собиратель жаждет заполучить для какой-то своей тёмной цели. А ещё у Олэна свой собственный долг, своя прочная связь с этим миром теней.
«Не знаю, девочка, - ответил он ей. - Но теперь я здесь… с тобой. Я пришёл, чтобы встать на пути того, кто решит напасть на тебя… И… начнём с простого – спасу тебя от холода.  Пойдём в дом и растопим камин».
Когда они переступили порог, в уголках дома, в синеве уходящей ночи, шевельнулись тени. Помощники Собирателя не набросились, а заняли наблюдательную позицию.
Олэн подошёл к Каталее, не чтобы обнять, а, чтобы заслонить её собой от невидимого взгляда извне.
«Они здесь», - сказала Каталея, и в её голосе не было вопроса, только усталое признание.
«Да, - ответил Олэн. - Они всегда здесь. Но теперь я - тоже».
Каталея оставила предупреждение деревенским – рябиновая метла – проход к дому запрещен. Чудо, что за семь дней никто не пришёл. Обычному человеку даже недолгий контакт с мороком Собирателя Душ грозил бы мгновенным изъятием и порабощением души.

***
На улице распогодилось. Стоял ясный солнечный день. Из открытой форточки было слышно пение птиц и гул деревни. Ликан и девушка сидели за столом друг напротив друга. Треск поленьев в очаге, запах сушёных трав и вопрошающие глаза Каталеи, не отрывавшиеся от лица Олэна.
- Как ты жил всё это время?
- Не по-людски…
- Как это?
- Как, как… По-людски это мёртвое мясо покупать, а я охотился на живое.
- Ты отвратителен! Зачем ты это говоришь мне?
- Говорю, как жил. Сама спросила.
- Да. Спросила. Но про другое. Не про волчью натуру, а человеческую.
- Мало во мне человека. Я так решил. Так понятнее жить – инстинктами. У человечка эмоции возникают – меня это запутывает и …злит! Я преследовал охотника в лесу. Забавная игра на выживание: тот, кто пришёл за добычей сам в итоге ей станет. Цепочка: человек – животное – получеловек! Но не случилось…
- Да? Почему же? Догнать не смог?
- Э-э, нет, детка, этого у меня не отнять! Особенно на пустое брюхо! Я приблизился к нему очень близко, увидел пульсирующую жилку на шее и хотел было вцепиться в горло, но… не смог! Что - то меня остановило…
- Как ты вообще так можешь? У него же семья, может и дети есть! Он ради них охотился! А ты, чтобы не только пожрать, но прежде наиграться!
- Мы по-разному понимаем жизнь, Каталея. Я видел в нём свою пищу, а не отца семейства. А то, что ты называешь игрой – всего лишь волчья суть.
- Ты запомнил этого человека?
- Возможно…
- Ты помнишь тех, кого ты убивал как свою пищу?
- Некоторых, да…
- Это ты убил мою мать и сестрёнку?
- Мг… наконец-то ты задала этот вопрос! Возможно, это сделал я. Я помню не всех. Но среди моей добычи были и женщины, и дети.
Когда ты – зверь, многое становится неважно… и проще.
Каталея вздохнула от осознания, что он не измениться.
И ещё, она впервые в жизни поняла, что не хочет его менять, искренне хочет оставить ему его выбор - его суть.

 ***

Днём тени вели себя смирно, приняли обличье серых пятен на стене. Но, ближе к вечеру, стоило Каталее остаться одной, расслабиться, задремать, как из складок покрывала выползла струйка холода и попыталась просочиться ей в уши, в рот, в глаза. Олэн, сидевший на крыльце, почуял запах старых могил, вбежал в дом и прыжком перешиб их наступление. Потом он прилёг рядом со спящей девушкой, и стал сторожить.
В эту ночь он почти не спал. Его звериные чувства улавливали каждый шепот в стенах, каждый шорох. И стоило Олэну заснуть на секунду, из-под кровати вытянулись липкие, чёрные щупальца, и попытались обвить лодыжку Каталеи. Воздух в горле сгустился до плотности патоки, выкачивая её дыхание.
Перестав дышать, она проснулась в ужасе, схватила себя за горло и судорожно пыталась раздышаться. В зеркале, вместо своего отражения, девушка увидела, как корчились и тянулись к ней тёмные фигуры, а огромный чёрный волк, ощетинился и...
Рык Олэна был не звуком, а физическим ударом, заставляющим сжаться Тьму!
***

Следующей ночью, Олэн и Каталея не спали. Они ждали. И как только приспешники Собирателя Душ атаковали, Каталея вскочила, схватила нож и начала отбиваться им, рассекая пространство. Лезвие её ножа оставило на тенях сияющие раны, которые через секунду вновь сомкнулись. И в этот момент, девушка чувствовала, как нечто тянет не за тело, а за самое нутро, за душу, пытаясь вытащить её, как зуб.

«Сопротивление… бесполезно…» - гадкую мысль подбросил ум Каталее. Она опустила руки и нож упал на пол. Холодная тошнота подкатила к горлу.

Олэн увидел её замешательство, и тут же в нём возник яростный порыв. Его тело затрещало, изгибаясь, ломая кости и наращивая мышцы. Это было не полное изменение под луной, а сжатый, болезненный всплеск яростного желания защитить любой ценой. Его клыки удлинились, когти выросли из-под ногтей, а глаза загорелись жёлтым светом. Он стал зверем, но не огромным волком - гибридом человека и хищника, созданного для убийства.

Оборотень рубил когтями щупальца, и те, отсеченные, испарялись с шипением. Он вставал между Каталеей и сгустками мрака. Его животная ярость создавала невидимый барьер. Тени отступали, но не исчезли. Они собрались в углах, пульсируя, стали изучать его. В их безмолвном внимании читался не страх, а холодный, расчетливый изучающий интерес.

И вновь атака!
В комнате возникла большая тень, похожая на искаженного великана. Он не напал, он начал воздействовать на слух.   

Каталея, прижав ладони к ушам, упала на колени, её лицо исказила гримаса агонии. Олэн, с рыком, в котором была вся мощь загнанного зверя, бросился на великана. Когти Олэна проходили сквозь тень, но та обволакивала его, высасывая тепло, силу… жизнь. Он чувствовал, как его собственная душа, дикая и звериная, начинает отделяться от тела.

И тогда Каталея, сквозь боль, подняла голову. Она не стала кричать. Девушка просто посмотрела на тень, вцепившуюся в Олэна, и пожелала ей исчезнуть. Не заклинанием, не силой, а чистой, огненной ненавистью.

Тень на мгновение дрогнула. Этого мгновения хватило Олэну. Он рванул, разорвав её хватку изнутри, и вонзил клыки в её подобие шеи. Тень лопнула, как мыльный пузырь, заполнив комнату ледяным ветром.

Наступила тишина.

Олэн, тяжело дыша, весь в синяках и ссадинах, которые дымились на воздухе, подполз к Каталее.
Они выиграли битву. Оборотень — своим звериным началом, ведьма — своей человеческой ненавистью.

***

Когти Олэн втянулись, шерсть исчезла, оставив лишь бледную, покрытую липким потом кожу и темнеющие синяки. Каждое движение отзывалось болью, но это была знакомая, физическая боль. Та, что проникала глубже, в душу, отступила.
Каталея сидела на полу, обхватив колени, и смотрела на то место, где секунду назад был их враг. В её глазах не было триумфа. Была шоковая пустота, а за ней — медленно разгорающийся огонёк осознания.
«Ты...» - хрипло начал Олэн.
Она медленно повернула к нему голову.
«Я его ненавидела, - тихо сказала Каталея. - Просто... так сильно ненавидела, что мне стало все равно, умру я или нет. И этого хватило».
«Да…» - голос ликана был сорван после рыка.
«Они тянулись к ней, - прошептала она, глядя на него расширенными зрачками. - Они хотят мою душу, Олэн. Твою они просто отбрасывают, как помеху. Но мою — жаждут».
Олэн поднялся - его тело протестовало, но он игнорировал боль - и подошёл к запыленному окну, за которым клубился серый туман. «А если нам бежать?» - бросил он в пространство, скорее утверждая, чем спрашивая.
Каталея тоже медленно поднялась. Её ноги дрожали, но голос окреп: «Куда? В лес? В пещеру? Они ведь не привязаны к этим стенам, Олэн. Душа, которую они хотят забрать - в моём теле - и она как маяк. Мы сменим место, а война останется той же. — она обвела взглядом мрачную комнату. - Здесь или на другой территории – уже неважно»
Она немного помолчала, а потом добавила: «В эту ночь мы обрели оружие».
«Ненависть - опасное оружие, Каталея. – Олэн повернулся к ней и покачал головой. -Она сжигает человека изнутри, испепеляет его душу».
«Мы обрели оружие – тихо повторила девушка. - Твоя ярость. Моя ненависть. Это инструменты, которые работают. И мы будем драться тем, что у нас есть».
Она подошла к нему вплотную: «Они боятся этого…Той силы, что во мне. Они отступили, когда я этого захотела».
Олэн кивнул и отвернулся к окну: «Эта девчонка меня удивляет. Она опять другая. Теперь я вижу не несчастное, сломленное существо с истеричной попыткой остановить меня, чтобы не ушёл, и всё осталось по – прежнему, а воина, нашедшего наконец свой меч. Каталея постоянно меняется. Я её опять не узнаю…»
«Значит, остаемся, — его голос обрел сталь. — Но не для обороны. Для нападения».
«Договоримся, - начала Каталея, тыча пальцем ему в грудь. - Твоё дело - не дать им добраться до меня, пока я... пока я собираюсь».
«Твоё дело - бить в самое сердце Тьмы. Или что бы там ни было вместо него… - заключил Олэн. - Но не будем ждать их атак. Мы будем их выманивать».
В его глазах вспыхнул жёлтый огонёк, на сей раз не от звериной ярости, а от холодной решимости.
«Маяк твоей души мы используем как приманку. Осознанно. Контролируемо. Ты будешь опускать защиту, провоцировать их... а я не дам им унести тебя. А ты...»
«А я буду ждать, пока они подойдут достаточно близко, и тогда я выпущу на них все, что у меня есть», — закончила она.
Они пожали друг другу руки - заключили кровавый договор - договор между Оборотнем и Ненавистью против Тьмы.
Это был безумный, самоубийственный план.

***
Ночь с её яростными атаками сменилась днём напряженного затишья.
Звериный слух Олэна, притупленный усталостью, всё же улавливали шепот углов. Тени отступили, затаились в щелях между половицами, в складках тонких занавесок. Чувствовалось их холодное, неустанное внимание.
Каталея, тем временем, разыскала в кладовке бутыль с мутной жидкостью, пахнущей спиртом и полынью, и стала обрабатывать Олэну ссадины. Раны дымились при контакте с жидкостью. Руки её дрожали, но движения были точными.
«Думаешь, это поможет от… этого?» — хрипло спросил Олэн, морщась от жжения.
«Нет, - отрезала Каталея, безжалостно промокая тёмный синяк на его плече. - Но от гангрены - возможно. Если ты умрешь, то нарушишь договор!»
Оборотень хмыкнул.
Потом они позавтракали жёсткими сухарями и горячим чаем.
После еды их накрыла волна усталости. Сон был опасен, но без него они становились уязвимыми. Нашли компромисс. Они устроились в центре комнаты, спиной к спине.
- Ты спи первая. Я буду слушать.
- Ты еле держишься…
- А у тебя руки трясутся. Спи. Час. Потом я.
Каталея хотела возразить, но тело предало её. Голова упала ему на плечо, и через несколько мгновений её дыхание стало ровным и тяжелым. Олэн сидел, вглядываясь в танец пылинок в столбе бледного света. Его слух, все ещё чуть более острый, чем у человека, ловил каждый скрип. Он слышал смешанный гул с улицы, как где-то капает вода, как шуршат мыши за стенами. И слышал другое - тихий, едва уловимый шепот - тени говорили между собой.
Сам он задремал лишь тогда, когда её смена подошла к концу. Каталея разбудила его грубым толчком в бок: «Твоя очередь. Не храпи».
Его сон был тревожным и прерывистым. Он проваливался в него, как в холодную воду, и тут же выныривал от каждого шороха, который ловила Каталея. Но даже эти урывки дали телу передышку.
К полудню они почувствовали себя достаточно восстановившимися, чтобы действовать.
«Мне нужно понять правила… - Каталея остановилась у того места, где испарилась тень. - Я не верю, что могу просто так... взять и уничтожить их одной силой мысли. Должен быть механизм. Условие».
«Они материальны, когда атакуют, — размышлял вслух Олэн. — Мои когти попадают во что-то. А ты... ты попадаешь в саму их суть. Может, всё дело в намерении? В отказе от страха?»
«Страх никуда не делся, - ответила она. - Он тут, - она ткнула себя в середину тела. - Просто ярость оказалась сильнее. Нужно... разжечь её. Сознательно. Как костёр».
Они провели остаток дня в тренировках перед встречей с Мраком.
Олэн отрабатывал быстрый, частичный переход в гибрида - лишь когти, лишь клыки, лишь звериный глаз - экономя силы.
Каталея же сидела в центре комнаты, с закрытыми глазами, и пыталась вызвать в себе то самое чувство всепоглощающей ненависти.
Она воспроизвела в памяти атаку Собирателя Душ на ярмарке.
Пронзительный холод его прикосновения.
Ощущение, как что-то чужое тянется к её душе.
Сначала это были лишь слабые всплески. Потом она почувствовала, как воздух вокруг неё становится гуще, а тени в углах комнаты отодвигаются чуть дальше.
«Кажется получается», - прошептала она сама себе, открывая глаза.
Когда свет за окном снова начал таять, они уже стояли посередине комнаты. Готовые. Они посмотрели друг на друга, и в их взгляде было полное понимание.
«Скоро явятся», - сказал Олэн. Это был не вопрос, а констатация факта.
«Пусть приходят, - В голосе Каталеи звучала уверенность. - На этот раз мы ждём их в гости».
***
Тьма за окном сгустилась.
Воздух в комнате застыл, стал тягучим и сладковатым.
Неестественная тишина.
Гулкое, оглушительным сердцебиение.

«Они здесь, - прошептал Олэн. Его зрачки расширились, улавливая прозрачные движения. - Но не нападают».
Каталея стояла в центре комнаты, сжав кулаки, готовая разжечь в себе адское пламя. Но на что бросаться? Врага не было видно.
И тогда… комната вздохнула.
Стена напротив них промокла, как тонкая бумага, и на ней проступило пятно. Оно растекалось, формируя знакомые очертания. Это были их силуэты, когда они впервые пришли вместе в этот дом. Они увидели самих себя - сидящих за столом, улыбающихся, мирно беседующих, влюблённых друг в друга.
«Не смотри», — хрипло сказал Олэн, но было уже поздно.
Распакованное из памяти обоих воспоминание начало жить свою жизнь. Из «картины» послышался голос Каталеи. Но голос звучал искажено – сладко, ядовито:
«Олэн, а давай останемся здесь? Навсегда. Все это был лишь дурной сон. Никаких теней. Только мы».
Олэн резко обернулся к настоящей Каталее. Она стояла, бледная, глядя на подкинутую Тьмой картину-призрак.
«Я...я этого не говорила тогда», — выдохнула девушка.
Внезапно пол под ногами оборотня перестал быть деревянным. Он стал мягким, влажным, и Олэн провалился по щиколотку в ил, которого не могло здесь быть. Лес. Он почувствовал под ладонью шершавую кору дерева, хотя на секунду назад опирался на стену.
Галлюцинации атаковали не только зрение, а воздействовали через все чувства сразу, рвали связь с реальностью.
Каталея вскрикнула. Перед ней возникла тень, но не бесформенная. Это был силуэт её младшего брата, погибшего три года назад. Он плакал, протягивая к ней руки.
«Каталея, мне так холодно... помоги... они держат меня здесь...»
Это был удар ниже пояса. Ярость в её груди дрогнула, захлебнувшись волной старой, незаживающей боли. Она сделала шаг вперед.
«НЕТ!» — рев ликана был полон не только ярости, но и страха. — «Это не твой брат! Это они!»
Олэн из последних сил рванул к ней, но пространство вокруг него исказилось. Комната растянулась в бесконечную лесную чащу. Его движения были бесполезны – он топтался на одном месте. И всё, что он пытался прокричать, было беззвучно – Каталея не слышала его голоса. Тьма поглотила все звуки.
Тени не нападали физически. Они атаковали памятью. Болью.
Каталея, дрожа, смотрела на «брата». Слезы текли по её лицу, но сквозь них пробивался огонь.
«Ты...не смеешь... его облик...» - прошипела она, и голос ее стал низким, вибрирующим. Свою собственную боль, она превратила в топливо.
Каталея не стала отталкивать видение. Она пошла на него. И в тот момент, когда её рука должна была коснуться призрака, она вцепилась в пустоту, из которой он состоял, и выплеснула в него всю накопленную за день ярость, всю горечь утраты, всю черноту отчаяния.
Призрак взвыл: бесчеловечный, леденящий душу звук, полный боли и ярости, вырвался из ничего. Силуэт брата разорвался, как гнилая ткань, и на его месте зависла на мгновение настоящая, изуродованная болью тень, прежде чем рассыпаться в прах.
Иллюзия дрогнула.
Лесная чаща, по которой бежал Олэн, вывела его в реальность комнаты. Он увидел Каталею, стоящую на коленях и задыхающуюся от рыданий.
А тени не сдавались… Их шепот слился в один нарастающий гул, и из тьмы под потолком начало сползать нечто новое. Оно вбирало в себя свет, звук, даже мысль. Прямое воплощение небытия, призванное стереть душу, которую не удалось взять измором.
Олэн почувствовал, как его воля тает, как звериная сущность прячется в самый дальний угол его существа, парализованная инстинктивным ужасом перед абсолютным ничто. Он не мог пошевелиться.
Каталея подняла голову. Её глаза были пусты. В них не осталось ни ненависти, ни страха. Только решимость.
«Олэн!» — ее голос пробился сквозь гул, как лезвие. — «Дай мне свою ярость! ВСЮ!»
Он, не думая, повиновался. Поток животной силы устремился к Каталее. Она вскрикнула, когда эта чужая, дикая энергия влилась в неё, столкнувшись с её собственной оскверненной скорбью. Это была гремучая смесь. Её тонкое изнеможённое тело упало на пол. Но сильная душа приказала ему продолжить сопротивление. Каталея встала, подняла руки к ползущей на них пустоте, и из её груди вырвался не крик, а вихрь боли: ярости оборотня и её абсолютного, несгибаемого отказа исчезнуть.
Вихрь столкнулся с пустотой…
Раздался звук, которого не существует - звук рвущейся реальности, хруст ломающейся вселенной.
Абсолютное ничто остановилось.
И начало медленно, нехотя, отступать, втягиваясь обратно в щель между мирами, оставив после себя запах гари и звон в ушах.

Комната снова стала просто комнатой.
Тёмной, холодной, но реальной.
Олэн рухнул на колени, полностью опустошенный.
Каталея упала рядом, её тело била мелкая дрожь.
Они смотрели друг на друга, не в силах вымолвить слово.

Они отбились.
Но стало понятно: тени тоже они учатся.
И следующий их удар будет ещё страшнее.

***
Олэн лежал на спине, уставившись в потолок.
Он не чувствовал своего тела. Вернее, он чувствовал его как одну сплошную, пульсирующую боль.
Отдать свою ярость - позволить вывернуть себя наизнанку.
Его мышцы - вареные тряпки.
Кости ноют.
В висках стучит тяжелый молот.
Но хуже всего была внутренняя пустота.
Там, где обычно дремала готовая к броску неистовая сила, теперь зияла дыра.
Я – ничто без моей волчьей сути.
Без ярости, я бесполезен - не волк, а волчонок - осознание этого заставляло сжиматься и без того измотанную душу.

Каталея сидела, сгорбившись, обхватив голову руками.
Её трясло, как в лихорадке.
Сквозь пальцы текли слезы.
Она использовала самое святое – память о брате – как оружие. Она осквернила свою собственную скорбь, превратила её в инструмент, чтобы выжить.
Но теперь её душа ощущала себя грязной, опоганенной.

«Я превращаюсь в монстра!» – металась мысль в её голове. 
Она убрала руки от лица и посмотрела на ликана. Её сердце считало его внутреннее опустошение: не хищник, а добровольный мученик. И в этот момент эгоистичные мысли о собственной испорченности отступили: «Он отдал ей всё. Всё, что у него было...»

«Олэн», – Каталея позвала его хриплым шепотом.
Он медленно перевел на неё взгляд. В его глазах не было ни зверя, ни даже привычной усталой мудрости. Только истощение.

«Я… пустой», – просто сказал он.
Девушка поползла к нему, движения её были неуклюжими, будто все кости были вывихнуты. Доползла и рухнула рядом, прижавшись лбом к его плечу. Холод его кожи заставил её вздрогнуть.
«Ты отдал мне себя, – прошептала она. – Я чувствовала. Это было… жутко. И могущественно».
«Ты отразила атаку и спасла нас обоих», - он с трудом поднял руку и положил её ей на голову. Жест был неуклюжим, но бесконечно нежным.
Они лежали так, слушая, как бьются сердца.
Их тела были разбиты, души – на грани отчаяния.
 
Прошёл час, может, больше. Силы по капле возвращались к Олэну, к Каталее - медленнее. Она чувствовала глубокую, ментальную усталость, будто пережила десятки жизней за один вечер.
«Это… нечто… что пришло в конце… – наконец, тихо сказала Каталея. – Это сущность иного порядка».
Олэн кивнул, с трудом приподнимаясь на локте: «Тьма изучает наше сочетание».
«Нам нужно научиться делать то, что мы делали быстрее, и не разрушая друг друга. - Каталея посмотрела на свои дрожащие руки, устало вздохнула, легла на плечо ликана, и, закрывая глаза, произнесла. - А сейчас… просто полежим».


Неизмененный - такой, каким мы его запомнили
- безопасный для нашего подсознания. 
Если человек изменился, то это новый человек
 и его нужно заново изучать.
А чтобы взаимодействовать с новым человеком,
надо иметь очень сильную мотивацию.

Ведьмы и колдуны всегда не стабильны.
Они тоже люди, но уже не совсем.
Что они такое?
Они - то, что невозможно изучить.

Что значит любить ведьму?
Это смириться с тем, что та, кого ты любишь
 - неуловима, призрачна и не принадлежит тебе.
Такой становилась Каталея.

Изменения, которые видел Олэн, происходили незаметно для самой Каталеи. Она просто ежедневно выбирала то, что хотела иметь. И тем самым больше становилась другой, но… собой.
Сейчас она хотела защитить от Тьмы себя и Олэна, точнее, его самоотверженную, преданную ей душу. Как это сделать ни он, ни она не знали наперёд.
А Тьма училась у них изменениям…
Получив душу Каталеи, Тёмные восстановят равновесие. Это не Справедливость, не Благородство – так устроен Мир.
И если это случится, то на некоторое время… прекратятся все войны, будет больше рождаться здоровых детей, мужья заметят своих жён, женщины расслабятся от возникшего доверия к своим мужчинам. На Земле на короткий период, по вселенским часам, воцарится гармония, любовь… тихая и красивая Жизнь для опытных душ.
Но баланс не вечен. Потому что придут на Землю молодые души. И в один момент их станет больше, чем «старых». Юные души не плохие - они без опыта ошибок. Молодой душе всё интересно попробовать. И добро, и зло. Выборы влияют на Жизнь. Своими поступками человек качает равновесие.
Это бесконечная война, в которой нет победителя на века. Временно… всё временно.
***
«Каталея…» - Олэн нарушил тишину.
«Мф?» - девушка едва шевельнулась на его плече, подняла голову. Теперь она смотрела на его подбородок.
«Я думаю, что Собиратель Душ не хочет просто забрать твою душу, - наконец, проговорил Олэн, и его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине. - Он хочет её... перековать».
«Перековать? Для чего? - В ответе не было страха, лишь изнуренная пустота. - Я всего лишь целительница. Дочь белого мага, да. Но сама...»
«В том-то и дело! - Она увидела, как Олэн с силой сжал челюсти. - Твой отец... он не просто творил добро. Он своей волей, своей магией, исказил равновесие. Он сделал Свет... агрессивным. Подавляющим. Он превысил добро, Каталея. И мир, вселенная... она не терпит дисбаланса. Когда Тьма становится слишком сильна, то забирают души грешников, подпитывая ею угасающий свет. Но и Свет может ослепить и выжечь всё на своём пути...»
«...ему нужна душа, рожденная в этом самом Свете, - закончила за него Каталея. - Но прежде её нужно осквернить омрачить сомнением, осквернить отчаянием. Это вернёт равновесие».
Олэн наблюдал за ней.
В этот момент он ощущал, что вернулся на свой путь и чётко видит дорогу – спасение невинной души.
Он не оборотень, не волк, а цепной пёс, вцепившийся в руку хозяина, чтобы тот не задушил свою жертву.

«Твоя душа - сосуд наследия Белого мага. Если Собиратель поглотит её, не просто уничтожив, а извратив, осквернив мраком... баланс будет восстановлен. Ценой тебя».
В комнате повисла тягостная пауза.
Они приблизились к разгадке.
Каталея молча осознавала страшную правду, неизбежную, неотвратимую к исполнению: её отец, её герой, своим стремлением к абсолютному добру... обрек её на эту участь.

«И я видел... я увидел шипы,» - продолжил Олэн.
Каталея замерла: «Какие...шипы?»
- В твоей оболочке. Мои глаза видят больше, чем человеческие… Я могу видеть отблеск твоей сущности. Когда ты слабеешь, когда отчаиваешься... в твоей человеческой оболочке я вижу... четыре шипа. Они пронзают тебя, как стрелы. Я почувствовал их тогда и пришёл к обрыву на их свечение. И когда увидел тебя, то понял, что ты хочешь сделать… Но тогда я не осознавал, а лишь действовал, повинуясь внутреннему чутью. Шипы... питаются твоим отчаянием. Подготавливают тебя. Когда светятся все четыре - ты не чистая, а оскверненная изнутри – твоя душа готова к изъятию».
Каталея бессильно опустилась на стул: «Значит... всё, что я чувствую - страх, боль, ненависть... это то, что они хотят получить от меня?»
«Да, - ответил Олэн. - Но это же и наше оружие! Ты сама это знаешь. Собиратель Душ хочет, чтобы ты ненавидела? Чтобы отчаивалась? Мы дадим ему это! Но мы обратим эту ненависть не против себя, а против него! Мы используем его же механизм против него самого! Твой отец нарушил баланс слепым добром. Мы восстановим его, сознательным злом. Осознанной тьмой. Мы не позволим шипам прорасти в твою суть... мы заставим их прорасти в нашу ловушку!»
Каталея дрожала всем телом.
В словах ликана была кощунственная, ужасающая логика. Чтобы спастись от Тьмы, им нужно было не бежать к Свету, а погрузиться во Тьму ещё глубже, но сохранив при этом свою волю.
«Как?» — единственное слово, которое Каталея смогла выжать из себя.
«Мы позволим твоей душе оскверниться... но не до конца. Будем контролировать этот процесс. А когда он придёт за своим «созревшим плодом»... - в глазах Олэна вспыхнул тот самый хищный огонь, - мы разрешим отведать тот самый фрукт, что взорвётся у него в пасти».
Это была безумная авантюра. Игра с Тёмными силами, на кону в которой была её бессмертная сущность. Но другой дороги, похоже, не было. Бегство было бессмысленно. Пассивная защита — лишь отсрочкой.
Каталея медленно подняла голову.
«Хорошо», — сказала она. - В следующий раз, когда я ослабею... покажи мне эти шипы. Я должна их видеть. Я должна знать врага, тем более, если он во мне».
***
Ожидание наступления ночи…
Каталея расположилась в центре комнаты. Её глаза были закрыты, дыхание ровное. Едва уловимое перешёптывание теней превратилось в гул, и вместе с этим пришёл страх. Дыхание сбилось, стало поверхностным. Участилось сердцебиение. Она не отгоняла страх — она изучала его, как изучала бы ядовитый корень перед тем, как превратить его в лекарство. И дышала… дышала, сосредоточившись на долгом выдохе.
Оборотень увидел, как девушка вздрогнула и понял, атака пришла изнутри.
«Держись, Каталея», - предупредил он тихо.
Но она его уже не слышала.
Её глаза и ум наблюдали иллюзию, которую специально для неё разыгрывали тени Мрака.

Тонкий, едва уловимый аромат сырого леса.
В углу потрескивал камин, а в кресле у окна сидел её отец. Белый маг. Он был жив, здоров, и улыбался ей той самой уставшей улыбкой, которую она знала с детства.
«Каталея, дочь моя, —  прозвучала точная копия родного голоса. — Ты вернулась. Я так ждал».
Это был не призрак-брат, воспоминания о котором уже осквернили…
Это была самая сокровенная, незаживающая рана.

«Отец...» - сорвалось с губ, и вопреки воли, девушка сделала шаг вперёд.
Олэн увидел это… Он увидел душу Каталеи. И на её сияющей оболочке проступили четыре шипа. Три из них, прочных и ярких, пульсировали, впитывая её тоску. А четвертый, начал уплотняться, расти, вытягиваясь из её ауры.
«Каталея! Не поддавайся! Это не он!» - голос Олэна прозвучал как удар хлыста, но… лишь для него самого. Каталея его не слышала.
Иллюзия была слишком совершенной!
Отец поднялся с кресла и пошёл к ней, широко раскрыв объятия: «Всё в порядке, дитя моё. Ты дома. Ты в безопасности. Этот зверь... Я прогоню его. Он тебя больше не тронет».
И в этот момент Олэн почувствовал, как невидимые тиски сжали его. Собственная сила и звериная сущность - стала его тюрьмой. Он не мог двинуться с места, не мог издать звук. Тени использовали силу её любви, чтобы обезоружить его защиту.
Каталея стояла, загипнотизированная. Она так хотела верить! Так хотела, чтобы это был конец. Слезы текли по её лицу: «Папа... я так устала...»
«Я знаю, знаю, - его рука почти коснулась её щеки. - Просто отпусти всё. Дай отцу позаботиться о тебе. Твоя душа утомлена... дай ей отдохнуть».
И вдруг Олэн понял, что нужно делать. Он не зарычал. Он не стал атаковать иллюзию. Он крикнул то, что они договорились.
«Каталея! Шипы! Посмотри на шипы!»
Его слова не разбили морок. Но они пробились сквозь него! Каталея моргнула. И вместо того, чтобы видеть только любящее лицо отца, она увидела…
Олэн направил на неё часть своей сущности. Но в этот раз не ярости, а силу его намерения защитить её. Это намерение образовало зеркало, в отражении которого, поверх сияющего образа отца, она увидела саму себя - стоящую с остекленевшим взглядом, а из её тела, из самой души, торчали четыре светящихся клинка – шипы глубокого отчаяния. Четвертый был уже почти такого же размера, как остальные, и пульсировал, питаясь её слезами.
Из неё вырвался не крик, а нечто среднее между стоном и рычанием. Глаза, ещё секунду назад полные слёз, вспыхнули белым огнем чистейшей, беспощадной ярости.
«Нет!» — это был не отказ от иллюзии. Это был отказ быть жертвой.
Каталея не стала отталкивать призрак отца. Она посмотрела прямо в его любящие глаза и прямо сейчас возненавидела его. Не того, настоящего, а эту подделку, это оскорбление его памяти.
«Ты... не смеешь... использовать его облик... для этого!» - она направила всю свою мощь, всю накопленную боль и ярость - не на призрак, а на четвертый шип. Не пытаясь его вырвать, а пытаясь перенаправить.
Шип вздрогнул. Его рост остановился. А затем, он выбросил сгусток сконцентрированной тьмы – омерзительный плевок - в сторону призрака отца.
Иллюзия не исчезла - заразилась. Лицо отца исказилось, любовь в его глазах сменилась ужасом, а затем стёрлась до пустоты. Он рассыпался в прах, но не бесшумно, а шаркнув слух жутким визгом.
Каталея рухнула на колени, тяжело дыша. Четвертый шип всё ещё был на месте, но он больше не рос. Он был как шрам. Уродливое, стягивающее кожу, пожизненное напоминанием о том, что произошло.
«Я... видела шипы, - Каталея посмотрела Олэну в глаза. - Я чувствовала, как один из них питается мной. И я дала ему его еду. Чрезмерно. И он подавился».
Олэн помог ей подняться. Его собственное сердце бешено колотилось: «Ты учишься контролировать это. Ты почти научилась управлять процессом. Ты… молодец!»
Девушка устало кивнула, смотря в пустоту: «Я поняла… Я ощутила, как их ранить. Нужно бить не по тени... а по связи, которая питает шип».
Перед Каталеей стоял выбор.
Пойти добровольно на жертвенный алтарь, который уготовили для неё сильные мира сего. Или отказаться подчиняться этому.
В первом случае - исход понятен.
Во втором - неизвестен.

Ведь каждый шаг не определял следующий. Важны были сами шаги с намерением противостоять Тьме.
Стены разделяют пространства. Это граница, предел. Они бывают видимые и невидимые. Невидимый, но ощутимый предел, как проверка перед следующим шагом. Иногда нужно удержаться от него, а иногда шагнуть, преодолевая страхи и сомнения, которые делают этот шаг тяжелее, но тем самым весомее.
В стенах дома, как в крепости, разворачивалась судьбоносная битва, а за стенами дома, маленькая пташка искала пропитание. Она ковырялась в мерзлой земле, думая о птенцах: «Меня ждут птенчики! Мои бедные голодные малыши! Я обязательно найду что-то для вас. Не на что рассчитывать, кроме как на собственное упорство. И я буду упорствовать! Мне холодно, но безграничная любовь к вам, мои детки, греет моё сердце. И я буду упорствовать!»
Сантиметр за сантиметром отшвыривала птичка жухлые листочки, ища зёрнышки, семена… хоть что-нибудь.
И вдруг под листиком что-то шевельнулось.
Она на мгновение замерла, прислушалась.

Её мысли и усердие разбудили старого червяка. Старичок недовольно шевельнулся: «Кто тут суетится? Я так устал! Я надеялся уснуть навсегда. И кто решил прервать мой долгожданный вечный сон?»
Червяк приподнял голову, чтобы разглядеть нахала, и в этот момент, птичка схватила его, и рванула ввысь.
Счастливая птаха летела к птенцам, не веря своей удаче. А старый червяк опустил голову и снова уснул.
Олэн и Каталея сидели, прислонившись спиной к стене напротив окна, их плечи соприкасались. В воздухе висела тишина, полная невысказанных слов.
«Помнишь пещеру?» -  невпопад, произнесла Каталея. Её голос был хриплым от недавних криков и напряжения, но в нём проскользнула нота, которой не было давно — слабой, уязвимой нежности.
Ликан, дремавший, медленно повернул к ней голову. Жёлтая искра воинственности в его глазах уступила место простой человеческой усталости.
«Помню, - его губы дрогнули в подобии улыбки. - Там пахло мокрым камнем и дымом от нашего костра. И тобой. Ты пахла травами и... чем-то простым. Чистым».
«Ты врешь, - она слабо ткнула его локтем. - Я тогда две недели мылась в ледяном ручье и пахла мхом и… отчаянием».
«Для меня это было чисто», - возразил он, и в его голосе не было шутки. Олэн помнил, как она, ещё не оправившись от обрыва, дрожала от своих кошмаров. Как он, в обличие волка, грел её своим мехом, а она ворочалась, её пальцы впивались в шерсть, цепляясь за него, как за единственную твердыню в рушащемся мире. Он задремал, а она проснулась. Явление полной луны пробудило и его сущность. Светило приказало ему обратиться в человека. И случилась близость тел, когда дрожь сменилась иным трепетом. Когда страх в глазах Каталеи уступил место чему-то древнему и безудержному. Не было ни нежности, ни страсти - был голод. Голод на жизнь, на прикосновение, на подтверждение того, что они ещё живы. Это было грубо, отчаянно и прекрасно.
«А потом мы пришли в ту деревню, — голос Каталеи вернул Олэна в настоящее. — Помнишь лица людей?»
Олэн кивнул. Он помнил страх перед ней, дочерью Белого колдуна, чья судьба уже тогда тяготела над ней незримым проклятием. И он вспомнил ту невыносимую пытку — быть среди людей, но оставаться чудовищем. Слышать их смех, видеть их простую жизнь и знать, что всё это не для него. Его место было в диких лесах, на грани миров, а не у чьего-то очага. Единственным его очагом была она. И он боялся этого чувства.
Воспоминания о том коротком, обреченном периоде относительного покоя были сладкими и горькими как боль утраты чего-то ценного. Возможно, это был тот самый мир, который они уже никогда не смогут вернуть. Даже если выживут.
«Мы могли бы сбежать… потом… - сказала Каталея, глядя в пустоту. - Уйти глубже в леса. Найти другую пещеру».
«Поговорим об этом после… - Олэн покачал головой. – Не размягчай воина перед битвой!»
«Ты прав. Опять я со своим… бабьем нытьём… - глухо ответила девушка. – Сейчас важно сосредоточиться. Попробуем хотя бы души уберечь, не испоганить в этой битве… А тела - как получится…»
Во взгляде Олэна была вся ярость, вся преданность и вся боль его двойственной природы: «Я не позволю. Даже если это последнее, что я сделаю».
Каталея взяла его большую, покрытую шрамами руку -  кожа была шершавой, но тепло было настоящим - и прижала её к своей щеке: «Я знаю. И я не позволю им забрать тебя. Ни Свет, ни Тьму я выбираю, а тебя - моё единственное... равновесие».
В этих словах не было пафоса. Они были друг для друга не просто любовниками или союзниками. Они были единственной реальностью, имеющей значение в этом мире, сошедшем с ума от своих же абстрактных законов.
Ночь начала сгущаться за окнами. Холодная дрожь от предстоящего пронзила воздух. Они - два создания, готовые противостоять богам и самим основам мироздания - поднялись на ноги.
Тени на этот раз не вышли. В центре комнаты возник Алтарь.
Это был не каменный постамент, а место стока Тьмы и Света. С одной стороны, он источал ослепительный, стерильный, выжигающий, выбеливающий свет. С другой - из него сочилась густая, тягучая тьма, поглощающая звук, свет и саму мысль. Две силы, непримиримые и вечные, здесь, в этой точке, сходились в одном - в необходимости жертвы.
Молчаливое, подавляющее ожидание висело в воздухе. Получеловек и ведьма были приглашены на окончание войны. Пришло время исполнения договора.
Каталея стояла перед разверзшейся пастью мироздания. Она видела душой как корчится зло от переизбытка добра и, потом порождает уродливое добро. Видна была сама суть перекоса - искажение понятий жизни и смерти.
И вся её жизнь, вся боль, вся борьба - всё это было лишь подготовкой к этому моменту. Предопределенному. Прописанному в законах бытия. Но она сказала: «Нет».
«Я не буду твоим топливом, - её голос был тихим. - Я не буду искуплением ваших грехов. Я не признаю ваш баланс».
Это был не просто отказ подчиниться, а жест чистейшего неповиновения, равного по силе взрыву звезды. Алтарь дрогнул.
Тьма сгустилась до плотности чёрной дыры, пытаясь поглотить её слова. А Свет вспыхнул с ещё большей ослепительной, обжигающей яростью. Давление стало невыносимым, кости Каталеи затрещали, а её душа исказилась от боли, но не стала сопротивляться ни одной силе, ни другой.
«Я отказываюсь признавать ваше равновесие, - крикнула она, обессиленно падая на колени. - Я присваиваю себе право быть создателем ИСТИННОГО НАЧАЛА!»
И она сделала то, чего не мог предвидеть ни Свет, ни Тьма. Каталея схватилась за два шипа сразу - за тот, что был обращен к Свету, и за тот, что смотрел в Тьму - и с силой перекрестила их.
Это был жест обнуления самой идеи равновесия.
Ослепительный свет алтаря почернел, будто его заразили проказой. Густая тьма вспыхнула ядовито-белым сиянием. Две силы, столкнувшись в одной точке, заразили друг друга.
Вместо Света и Тьмы образовалось безразличное ничто. Оно не несло ни добра, ни зла. Только пустоту.
Каталея больше не была ни чистым светом, ни оскверненной тьмой. Она стала Ошибкой в коде существующей реальности. Она была прекрасна и ужасна.
Олэн с ужасом смотрел на нее: «Что ты сделала?»
Она повернула к нему лицо. В ее глазах не было ни победы, ни покоя. Только безумная, бездонная решимость: «Я сломала весы, Олэн. Теперь не будет ни добра, ни зла. Будет... НАЧАЛО».
Они не победили.
Они совершили нечто мощнее: обнулили все последствия, совершённых на земле грехов и добродетелей.
Что родится из этого нового хаоса
 - невыразимый ужас
 или невыразимая свобода?