История Каталеи. Книга вторая

С чего начать свой путь,
если сама с израненной потерями душой,
и только начинаешь освобождаться от страха
 быть без всех и устоять при этом?

«С чего начать свой путь?»
- задаст вопрос сама себе,
и не найдёт ответа Каталея.

А может, нужен не ответ,
а тихий разговор меж сердцем и душой?
И чтобы слышать их мягкий шёпот
 - нужно успокоить ум и тело!

Ликан.
Их встреча – рок, судьба, знамение.
Олэн принёс спасенье,
удержав Отчаявшуюся
от точки на жизненном пути.
Потом вовлёк её в тревогу
от неясности: один он или с ней…

И вот урок:
сомнения значат лишь одно
- он не выбирал её.

И снова страшно,
больно на душе, в который раз…

Порочный круг страдания в том,
что боль желает, чтобы ты не замечал её.

Боль эту смогла признать Каталея
и «оттолкнулась» от неё.
 Пришло решение: отпустить непрочную любовь,
 прогнать его!
И в этом есть НАЧАЛО,
старт пути познания и укрепления её души.

Рассвет. В доме царила тишина.
Каталея проснулась от того, что замёрзла, лежа на полу. Она потихоньку встала, добрела до кровати, рухнула на неё, и накрылась одеялом с головой. Заплакала. Согретая и успокоенная очищающим плачем, девушка перевернулась на другой бок и погрузилась в сон.

Каталея окончательно выспалась ближе к полудню. Она окинула взглядом пустую комнату. Безмолвие было благостным! Девушка скинула с себя одеяло и отправилась на кухню.

Она заварила крепкий чай с чабрецом. И пока остывал кипяток, девушка прислушалась к приятным трелям птиц, которые суетливо вили гнездо под крышей её дома. 
Это была сама Жизнь!
Каталее захотелось больше птичьих песен.
И она распахнула окно.

Полуденное солнце стало по-детски заигрывать с ней, призывая выйти на улицу. И девушка решила отозваться на это приглашение.

Оказавшись на крыльце, Каталея не узнала свой пустынный двор - территория вокруг дома уже не казалась унылой, печальной – он будто ожил.

Что же произошло за сутки?
Дождь?
Она могла не слышать, что был дождь.
Может и так…
Но разве в этом дело?

Вся деревня и прежде утопала в пышной зелени, и лишь почва вокруг родительского дома оставалась в бурой краске неизменности с той ночи, когда её отец, Белый маг, призвал смертоносный смерч. Ни один, даже самый щедрый ливень, не смог вернуть дыхание жизни на эту землю.

Нет, дело было не в дожде!

Дело было в борьбе с данностью.
Невозможность смириться с тем, что не всё подвластно удержать или исправить привело к отчаянию.
В этом «чёрном тоннеле», который она «выстроила», сейчас появился проблеск - ответвление на незнакомый доселе путь.

И сердце почему-то не заболело от того, что рядом нет её ликана. Ни тоски, ни боли от того, что она в одиночестве, не возникло.



Впервые, за последние два года, Каталея получила освобождение от душевных терзаний. Вот так… просто. Спокойная свобода. И этого достаточно. Всегда. «Сердечный путь» решит трудные задачи, откроет ответы, которые никогда не найдешь умом.

Определённо!
Нет!
Дело было не в дожде, а в ней самой, Каталее.
Теперь она замечает, что есть настоящее.

Девушка подняла голову к солнцу и, прищурившись, улыбнулась ему широкой спокойной улыбкой.

«Каталея! Каталея!» – девушка услышала голос и обернулась. Через калитку вошла Седа и быстрым шагом направилась к крыльцу, где стояла Каталея.

Пухленькая суетливая женщина, двигаясь торопливо и нервозно, на ходу затараторила: «Каталея! Спасибо! Огромное спасибо за целебный сбор! Он вкуснее, чем прежний! А моя боль не возвращается уже двое суток! А я так устала от неё! Спасибо! Ты – целительница!»

«Не называй недомогание своей болью. Так ей, боли, проще привязать тебя к себе, - ответила Каталея. – «Моя» - значит нужная и важная для тебя. Понимаешь, о чём я тебе толкую, Седа?»

Седа открыла рот, выпучила глаза и произнесла: «Оооо! Оооо… Даа… Кажется, я понимаю…»

Женщина что-то держала в руках и, от внезапных раздумий, почти выронила: «О-ёй, совсем забыла! Я принесла тебе сыр. Помню, мы договаривались о сливках, но в такую жару молоко быстро киснет. Вот, возьми сыр».

«Тут много! - Седа кивнула в сторону дома. - Хватит и тебе, и твоему гостю!»

Каталея вздрогнула - возникло чувство, что её в чём-то уличили - ей стало совестно... Но почему испытала эту неловкость из-за слов соседки, девушка понять не могла. «Благодарю за сыр, Седа – холодно сказала Каталея. – Я ухожу по делам. Всего доброго».

Седа перевела взгляд с дома на Каталею. В глазах тараторки читалось нескрываемое любопытство.

«Как зовут твоего гостя? – шипяще-противным голосом спросила сплетница. – Интересно, откуда он? А где вы познакомились? Он из соседней деревни?»

Каталея, ощущая брезгливость и отвращение, развернулась к ней спиной, и жестом указывая на калитку, произнесла: «Я сказала, что мне некогда. До свидания».
Девушка пошла было в сторону дома, но вспомнила, что забыла сыр. Она резко развернулась, взяла его из вялых рук Седы, и ушла в дом.

Каталея закрыла за собой дверь на задвижку, прислонилась к стене и потихоньку сползла на пол. Она оставалась на полу какое-то время - приходила в себя.

Неприятное ощущение отступило, и Каталея начала собираться: налила воды в бутыль, отломила хлеб, завернула его в холщовую салфетку; взяла другую салфетку, смочила водой и обернула ей ломтик сыра. Сложила все эти припасы в корзину, накрыла пледом и вышла во двор.

Деревню с одной стороны окружал лес, из которого они с Олэном пришли тайком ночью. С другой стороны, простирались луга, через которые можно было выйти к обрыву над морем.

Девушка направилась в сторону лугов – она точно знала, куда ей сейчас необходимо прийти.

Каталея ступала по утоптанной травяной дорожке, которая выбегала из деревни, и, уходя далеко вперёд, пряталась в сочно-изумрудной зелени.
Миновав поселение, она сняла обувь и пошла босиком. Каждый шаг ощущался щекочущим прикосновением к земле.
Девушка остановилась, закрыла глаза, и сделала шаг вперёд. Соприкасание с землёй стало чувствоваться острее – чётче ощущалась текстура, температура почвы - она была тёплая, твёрдая и шуршащая. Затем она остановилась и, не открывая глаз, сделала несколько глубоких вдохов и медленно тянущихся выдохов.
Подул влажный северо-восточный ветер.
Каталея не двигалась и стояла с закрытыми глазами.

Порыв ветра принёс с собой картинки из детства. Вспомнились слова отца: «Повернись навстречу ветру, Каталея. Не сопротивляйся ему!»

Случилось так, что целитель взял с собой дочь в соседнюю деревню. Там они несколько дней пытались выходить горе-охотника, который угодил в свой же капкан. Жизнь человека была под угрозой, так как рана была серьёзная.
Девочка помогала отцу. Она подавала смоченные в соляном растворе ткани, которыми тот промывал рану пострадавшему, была рядом, когда целитель читал молитвенные заговоры на выздоровление. Всё это забирало немало сил и у Белого мага, и у его дочери.
Когда состояние охотника стабилизировалось, целитель подробно рассказал родным как в дальнейшем обрабатывать заживающую рану. А им с Каталеей нужно было возвращаться домой, чтобы восстановить силы, которые они потратили на то, чтобы поставить «заплатку» на жизни человека.
Маг поднялся на рассвете, когда все ещё спали. Он вышел на улицу и взглянул на небо. «Будет буря, – подумал он про себя. – Похоже, для Каталеи продолжаются испытания…»
Колдун присел на одно колено, положил одну ладонь на землю, а вторую на уровень сердца. «Взялись же вы за неё, – с лёгкой укоризной обратился он к ветру. – Что ж… делать нечего... Повинуюсь провести дочь через урок!»
Ладонь отца переместилась на лоб, и он произнес: «С терпимостью и любовью обещаю сопровождать моего ребёнка через твои испытания, Воздух! Прошу снисхождения к нам обоим! Пусть этот урок пройдёт без тяжёлых воздаяний неизбежности возмездия! Благодарю тебя, Стихия!»
С этими словами, колдун очертил распростёртыми руками несколько больших кругов, потом стал перемещаться широкими шагами, кланяясь, отдавая дань почтения, четырём сторонам света.
Так он готовил свой разум, душу и тело к трудностям, которые предстояло преодолеть его дочери.
Колдун разбудил дочь.
Каталею быстро оделась.
Ей хотелось быстрее очутиться дома.
Они двинулись в дорогу.

Как только они прошли половину пути, и оказались в лугах, их настиг ураган... Пасмурные облака, скрывающие солнце, вмиг почернели. Ветер был настолько сильный, что еле можно было устоять на ногах. В лицо летели куски земли, листья, трава. Каталею сковал ужас. Она встала как вкопанная, закрыла лицо руками и закричала.

Белый маг подошёл ней, положил ладони на её плечи, присел и начал громко говорить: «Ты - человек! Ветер – стихия! Отнесешься с уважением к Стихии – она станет твоим союзником! Начнёшь воевать с ней – неизбежно проиграешь! Страх - тоже война. Внутренняя».
Каталея прониклась словами отца, и попыталась совладать с паникой. Девочке удалось уменьшить парализующий страх до инстинкта самосохранения.
«Что нужно делать, папа? Как спастись нам?» – прокричала она отцу.
«Уууммббиии...» –  завывал ветер, но голос отца легко проскальзывал сквозь эту бушующую стену.
«Твоя сила - разум! Твоё оружие - внимание!»  – голос Белого мага был мощный, а тон - спокойный.
«Защитим глаза и нос! Повторяй за мной! - колдун передал Каталее кусок мокрой ткани, а из другой, такой же, стал сооружать на своём лице повязку. – Нам нужно найти укрытие! Ищи канаву, овраг или яму! Поторопимся!»
Девочка увидела овраг, но не в силах перекричать бурю, жестом указала отцу на возможное убежище. Колдун кивнул. Преодолевая силу ветра, они добрались до ямы и спустились в неё. Отец, приказав Каталее плотно прижаться к земле, накрыл их ветками деревьев. Они стали ждать, когда успокоится разбушевавшаяся стихия.
***

Каталея разомкнула веки.
Она стояла среди зелёной травы, а вокруг никого не было.
Перед ней был привычный пейзаж тихой природы и низкое пасмурное небо.  В нескольких шагах от неё был старый дуб с развесистой кроной. На широких ветвях были закреплены качели, сооруженные из веревок, ветоши и досок.

Девушка поставила свою корзину и подошла к дереву. 

Издалека качели не были видны, но отсюда, стоя возле дуба, Каталея могла рассмотреть очертания домов поселения, свой дом, и бескрайние луга с тропинкой, по которой она шла сюда.

Вокруг не было ни души. Это был уединенный уголок природы для влюбленных парочек. Здесь можно было укрыться от любопытных глаз, не боясь быть обнаруженными внезапно.

Девушка расположилась на траве. Она достала из корзины воду, хлеб и сыр. Утолив жажду несколькими глотками, она начала есть бутерброд. Но быстро насытившись, завернула его в салфетку и положила обратно в корзину.
Каталея положила плед на качели, села на них и начала раскачиваться.
Она неспешно изучала рисунок неба с облаками и крону листвы, а потом закрыла глаза. «Мм... мфф... мм... ннф...»  – пришли звуки из далёкого прошлого.
Кателея тут же открыла глаза и посмотрела по сторонам. Но никого поблизости не было! Значит, это сознание подкидывает образы, возвращая её к началу.
Девушка сделала глубокий вдох, задержала дыхание и сомкнула веки.
«Ммнф... мм... мфф...» – мягкий звук вернулся.
Каталея начала медленно с усилием выдыхать. И когда воздух покинул лёгкие, на щеках она возникло ощущение капелек воды. На этот раз девушка решила не сверять ощущения с реальностью – глаза открывать не стала.
Ум успокоился.
Сознание смогло впустить возвращающееся прошлое.
***
Пасмурное утро. В доме полумрак и тишина, которую нарушил мягкий тягучий звук: «Ннф... мм... мфф...»
Отца не было дома. Младшие дети крепко спали, а Каталея, проснулась. Она тут же встала и пошла на зов убаюкивающей мелодии, которую тихонько наплевала её мама.
Кухня.
Перед окном стоит стол, за ним сидит мать и держит руку над небольшим чаном с водой. С её ладони стекают капли, свободно падая вниз.
Она снова опускает руку в ёмкость, и поднимает её над поверхностью воды, позволяя свободно течь жидкости. Её движения по-детски игривые и этим завораживают Каталею. В них она читает лёгкость, интерес, непосредственность. Такой она видит свою мать впервые.
И вдруг женщина замирает всем телом. Её застывшая в воздухе ладонь тоже не двигается. А капли... Они повисли в воздухе! 
Девочка не верит своим глазам и делает шаг, приближается к маме...
И вдруг слышит: «Тшш, Каталея, не спугни волшебство своим неверием! Всё так, как ты видишь! Перестань сомневаться и просто наблюдай!»
Девочка удивлённо смотрит на мать и замечает улыбку на её устах и в этот самый момент зависшие капли разом рухнули вниз.
Женщина переводит взгляд со своих ладоней на дочь.
И когда её глаза встречаются с детскими глазками полными недоумения, мать улыбается дочери, и, чтобы вывести дочь из оцепенения после увиденного, забавно морщит носик. Эту гримасу Каталея знает с детства. Она означает – всё в порядке... бояться нечего... мама рядом...
Мать жестом подзывает дочь - та подходит к ней –  усаживает к себе на колени и начинает легонько укачивать: «Мм-мм-у! Уу-м! Мм-мм-мн!»
«Каталея, дочка моя, вода очень любит нас, – нашёптывает мама. – Реки чаруют людей своим течением. Моря привлекают внимание к своей зеркальной глади, когда человек с берега рассматривает далекую линию горизонта... Океаны берегут стекающие в них воды для того, чтобы продолжалась жизнь на Земле. Всё в нашем мире взаимосвязано, переплетено. Позволь воде показать тебе чудеса, на которые она способна! Она этого хочет! Стихия ждёт твоего принятия и любви ко всему существующему!»
Нынешняя Каталея, через тело той, себя, девочки, которая находится в объятиях своей матери, сквозь годы, которые улетели безвозвратно, протягивает ладонь к лицу матери. Девушка ощущает щемящую тоску в сердце, и одновременно чувствует тепло нежной кожи родного человека.

Такая реальная нереальность!

Сердечная тоска девушки медленно испаряется, превращаясь в облако смиреной грусти, и она тихо шепчет: «Мама… Мамочка моя…»

Ощущение прикосновения к материнской щеке растеклось по телу Каталеи, расслабляя его. После расслабления пришло чёткое понимание границ тела и то, что пальчики её правой ноги касаются почвы. Следом вернулось осознание реальности, которая окружала здесь и сейчас: «лето… я на качелях… вокруг луга…»

Каталея оттолкнулась босой ногой от земли и взмыла высоко-высоко! 
Лес наблюдал за раскачивающимися качелями. Шшхх – шх! 
Воздух с ароматом влажной земли и сочной травы, касался локонов светлых волос, плеч. 
Ветви старого дуба расступались перед ней, открывая клочок пасмурного неба.

Качели продолжали свой полёт. Первая капля дождя упала на ресницу девушки. Но Каталея не стала открывать глаза. Ещё одна - на губу - пресная, как вода из чана в незабытом сне о матери. Качели скрипнули. А небо вдруг «сорвалось с цепи» - дождь хлестнул сквозь зелёный свод листвы!
Прозрачные капли начали бить в лицо ритмично, настойчиво, словно пытались вернуть Каталею в реальность. Но было тщетно.
Ливень закончился также внезапно, как и начался.
Качели качались уже медленнее.
Полоски солнечных лучей пробрались сквозь листву и коснулись лица Кателеи, а потом, изогнувшись, оттолкнулись и скользнули ввысь, размазав радугу на сером небосводе.
Когда качели совсем остановились, Каталея открыла глаза и спрыгнула на землю.
Позабыв про корзину, девушка отправилась в сторону деревни.
Она получила то, зачем сюда приходила – ощутила силу рода, заключенного в детских впечатлениях и воспоминаниях об отце и матери. Открытое сердце Каталеи было готово к принятию даров предков, и родовая энергия вдохнула в неё силы.
Девушка шла в ореоле солнечного света навстречу огромной радуге.
Что это было?
Яркий природный рисунок?
Или осознание своей силы?
Так или иначе, это было очень красиво! Это была чистая красота!
***
Каталея шла вдоль лугов, а в это же время, по лесу, который находился с другой стороны от деревни, плёлся Олэн в обличие волка.
По его густой чёрной шерсти стекали прозрачные капли дождевой воды. Его тяжёлый хвост задевал травы, расшвыривал в стороны низкие кустарники. Массивные лапы не спеша несли его прочь… от Каталеи.
Так уж сложилось: он один.
Опять один!
Но в этот раз выбрал своё одиночество не он сам – Каталея прогнала его.
Причин он не знал.
Но понимал, что то, что было в её сне – не причина, а следствие того, что Каталея прикоснулась к настоящей причине.
Она почувствовала – да!
Она поняла, что увидела – нет!

Никто не знает ответ, предназначенный тебе для рывка в новое.
Только ты сам можешь его найти.
Единственный способ разобраться
– научиться жить, оставаясь вниманием в настоящем. 
Пройденный путь
– определил набросок твоей сегодняшней реальности.
Но ты меняешься постоянно.
Помни об этом!
 Вручи СЕБЕ ответственность за будущий набросок!
Обрати внимание на зарисовку настоящего дня
- это отображается твоё прошлое.
Посмотри внимательно, изучи опыт заново,
и не кори себя за него, а действуй.
 Возьми ластик, сотри лишнее и добавь новые штрихи.
Только на это ты можешь влиять
- менять свой рисунок жизни!

Расставание Каталеи и Олэна было неизбежно, потому что их пути и цели не имели общей точки соединения.
Обрыв был не случайностью, а судьбоносной встречей.

Для Каталеи это был шанс прервать путь по бессмысленным закоулкам своего отчаяния.
Для Олэна – возможность преломить путь волка и выбрать человеческую жизнь.
Удалось ли им узреть и взять эти шансы у судьбы?
Покажет время!
Ведь пространство медленно разворачивается при определяющих изменениях, которые выбирает существо, будь он зверь или человек…

Оба почувствовали увеличение личной силы. А это признак, что решение, принятое Каталеей, которому подчинился ликан – правильное решение.

Олэн появился в её жизни, чтобы не допустить шага в пропасть.
Уберёг…
Но являлся ли он, тем, кто не причинит ей зла?
Оборотень - беспощадный зверь, убийца. Он такой же монстр, как и те, что забрали у Каталеи мать и младшую сестру.
«Он убил их», — думала она с первого момента их встречи.
Но её бедное сердце сопротивлялось, не могло это принять: «Нет, не может этого быть! Так не бывает! Слишком много жестоких совпадений!» 
Недочеловек, недоволк – он всего лишь жертва обмана Собирателя Душ.
Его - воина, отца семейства, любящего мужа - застали врасплох, воспользовались тем, что тело умирало, а душа почернела, не смирившись с тем, что увидели глаза. Оглушённый отчаянием и болью от потери семьи, он думал, что получает новую жизнь –  существование безжалостным зверем, убийцей - и отомстит, отомстит за своих!
Но то, для чего он соглашался на эту судьбу, было давно им забыто. Его ежедневный выбор уводил дальше от человеческого, и приближал к звериному существованию.
Не месть он вершил, а подчинялся инстинкту охоты ради забавы и выживания.
Не силу он обрёл, а зависимость от луны и своей ярости.
Это была его реальность.
***
Ликан рухнул на землю от усталости. В обличие волка всё было чётко и понятно: инстинкт нападать, инстинкт убегать.
Но обличие человека размывало чёткие границы понятного выживания: возникало больше эмоций, появлялись оттенки чувств, и Олэн запутывался в них.
Оборотень закрыл глаза, задремал и проснулся… в своём сне человеком.
Что-то не так.
Очень странные ощущения.
Он спал, как человек, в человеческих условиях.
В этом помещении кто-то присутствовал, кроме него.
Он слышал, как кто-то ходит.
И этот кто-то, ему не угрожает.
Какое-то странное спокойствие…
Шаги приближались.  
Это была она.
Каталея.
В руках у неё был чай.
Для него.
Мило...
Закралась мысль, что он всё же не спит.
Он почувствовал внезапный порыв обернуться волком.
Это его насторожило.
Олэн был растерян.
Всё не так.
Всё не по его.
Радостное спокойствие и умиление перемешивались с диким страхом и ужасом.
Агрессия нарастала!
Но на кого?
Ликан понимал, что это не битва с врагами, а битва с самим собою, со своими чувствами к… женщине.
Его разрывало изнутри!
В волка!
Обернуться в зверя!
И в лес!
Прочь от неё!

Будь ты проклят, обрыв, что соединил нас!
Да кто она такая?
Куда я вляпался?

Что со мной?
Кто я?
Кто она?
Как ей удалось оставить слепок в моём сознании, да ещё такой чёткий? Прошло всего ничего… Несколько недель вместе…
Чёртова девчонка!
Волчица!

Лапы волка задёргались во сне, напоминая угорелый бег.
Бег по кругу.
Бег от самого себя.
Такова была реальность оборотня.

***
Что пришлось бы отдать Каталее за полуприсутствие  получеловека с истерзанной душой, измученного внезапными видениями то ли прошлых событий, то ли вспышками предчувствия о будущем?
Что ждало Каталею рядом с Олэном?
Предстояло вот что: она будет жить не своей, а его жизнью.
Разгадывать его видения, размышлять над путанными загадками, которые он подкидывал, уводя её внимание в свой мир.

В этом и состояло зло для Каталеи.
Зло ложного пути, который сейчас виден  чётко.

А ей нужно было увидеть свою дорогу. Но прежде, обособиться от всякого влияния извне. Восстановиться от потерь и утрат. Укрепиться в своей деревне, либо уехать из неё навсегда. Но самое главное, следовать зову своего сердца! А оно всё настойчивее звало её заниматься магией: исцелять тела и врачевать испуганные заплутавшие души.

***
Седа. Деревенская сплетница. Она невольно подсобила Каталее.
Одним она поведала о возвращении Каталеи в деревню.

Слышала?
Она вернулась похорошевшей!
И не одна – с мужчиной!
Видела его?
О, я видела!
Чужак!
Сразу видно: взгляд у него холодный, ручища во!
Бррр..!

Другим о том, как Каталея вылечила её.

Ох, милая, сходи к Каталее и попроси помощи.
Ой, вспомнить страшно, как я мучилась – ведь больше года - с того времени, как мать Каталеи...
Очень печальная история!
Вся семья сгинула…
Бедняжка Каталея!
Столько смертей перенести!
Досталось же девочке!
Да и видно по ней было – сторонилась людей наших, а потом и вовсе пропала. 
И мужчина то у неё не из наших мест...
Не мудрено сломаться: утрата за утратой, трагедия за трагедией! Боже милостивый, Храни нас всех от несчастий!

Сплетница на то и сплетница, чтобы болтать со всеми подряд и обо всём.
В поселении новости распространяются быстро. Внезапное исчезновение и возвращение Каталеи обрастало домыслами – потихоньку, интерес к дочери Белого мага начал расти - о девушке начали говорить.
Так, не прилагая излишних усилий, но занимаясь тем, что просила душа, Каталея начала практиковать целительство.
***
Каталея шла вдоль лугов, размышляя о могуществе Стихий. О том, для чего её память вернула воспоминания о материнской нежности Воды и отеческой мощи Воздуха. Пришли вопросы о пустовавшей безжизненной земле возле дома.
Как напитать почву намерением дарить жизнь цветам, траве, деревьям?
Как привлечь жизнь, чтобы она не боялась присутствовать рядом с домом и множилась через рождение цветов, плодов и ягод?

Девушка предавалась раздумью, но была внутренне спокойна. Откуда-то пришло знание - вопросы возникают в разуме, но ответы должны прийти не через ум, а через незыблемые чувства, интуитивные действия. Нужно задавать себе вопросы и внимать душой подсказки извне, а через сердце совершать действия в направлении ответов.
Погружённая в свои думы, она подошла к тропинке, ведущей к деревне, и вдруг у неё возникло желание пойти не к дому, а на рынок. Каталея не понимала, зачем ей туда без гроша в кармане. И всё же… доверяя этому порыву, она свернула на дорогу, ведущую к нему.
После ливня выглянуло солнце и начало нещадно припекать землю.  Небесная вода, преобразовавшись в водяной пар, томно устремлялась ввысь. Было невыносимо душно!
Издалека Каталея увидела, что на деревенском рынке творится сутолока - будто все жители поселения переждали дождь и разом ринулись за покупками.
«Ннф…» - Каталея почувствовала головокружение от суматохи и мелькания лиц в прозрачной дымке испаряющейся воды. У неё потемнело в глазах, а шум в ушах оглушил её напрочь.
Она была дезориентирована.
Остановилась.
Зажмурилась.
Стала тереть виски.
Вот-вот и Каталея могла упасть в обморок!
И вдруг шум в ушах - так ей показалось - превратился в шепот: «Ряяядом… дееевоочкааа… ообернииись… соовсем ряядооом… ообееерниись…»

Таинственная сила заставила её повернуться вправо.
Девушка, ощущая свинцовую тяжесть век, постаралась открыть глаза, и её затуманенный взгляд уцепился за испуганную девочку, сидящую на земле. Она пыталась собрать рассыпавшиеся груши в свою корзину, а спешащие прохожие, смачно наступали на спелые фрукты и стыдили её за неуклюжесть.

Каталея посочувствовала бедняжке и, несмотря на головокружение, решила подойти к ней: «Здравствуй, милая. Давай помогу!»

«Спасибо, добрая незнакомка!» - тихо ответила малышка и посмотрела на неё. У девочки были красивые карие глаза, а в её взгляде мелькнуло нечто очень знакомое.
Лишь миг длился этот пристальный взгляд, но за эти несколько секунд что-то изменилось вокруг: люди, увлечённые своими покупками, стали обходить замерших на месте Каталею и девочку, не смея прервать их общее мгновение.
Может из-за того, что двоих трудно не заметить, даже если ты спешишь. Возможно, дело было именно в присутствии Каталеи, чьё возвращение в поселение с чужаком было у всех на устах, и обрастало сплетнями и пересудами.  Или… это некая сила возвела невидимую преграду, чтобы произошла сцепка важных друг для друга людей.
Мгновение длилось, пока Каталея не отвела глаза первой, и, как ни в чём не бывало, стала складывать не раздавленные фрукты в корзину, которых осталось немного.
Одну из груш девочка протёрла подолом платья и, улыбнувшись, предложила Каталее. Девушка взяла фрукт, а малышка протянула ладошку и, коснувшись её щеки, произнесла полушепотом: «Твоё открытое сердце привело тебя сюда. Доверяй ему. И ты никогда не собьешься с пути!»
На секунду, Каталее показалось, что лицо девочки изменилось – она, будто, повзрослела, когда произносила эти простые, но мудрые слова! А в следующее мгновение опять превратилась в ребёнка и, звонко рассмеявшись, сказала: «Ещё раз спасибо, добрая незнакомка! Мне пора домой!»
Девочка быстро поднялась с колен, схватила свою корзину и двинулась в толпу.
«Как тебя зовут? Кто твои родители?» – спросила было девушка. Но ребёнок уже не слышал её, и быстро скрылся за спинами толпящихся покупателей.
Вскоре Каталея вышла с рыночной площади, и, отойдя чуть поодаль, присела на землю, сорвала травинку и сунула её в рот.
Солнце, к этому времени, изрядно просушило почву. Стало намного легче дышать. Состояние девушки заметно улучшилось: голова не кружилась, слух отчетливо различал пение птиц, стрекотание кузнечиков и приглушенный гам толпы позади неё. Появились силы идти домой.
По дороге домой мыслей не было. На душе было легко. Но телу требовался отдых - оно устало от событийного дня. Сон – лучшее лекарство.
***
Каталея проснулась от ощущения голода. Она пошла на кухню, нетерпеливо отломила ломоть хлеба и жадно отхватила от него изрядный кусок. Хлеб был слегка заветренный, но девушке он казался очень вкусным!
Она открыла настежь окно, и, разместившись около него, с удовольствием съела весь кусок.
Её кожа ощущала приятную прохладу летнего вечера. По телу побежали мурашки. Было уютно. Вкусно. Спокойно.
Вспомнились слова девочки: «Доверяй сердцу, и ты никогда не собьёшься с пути!» Эти слова прозвучали, как вспышка от чирканья спички!
«Спичка. Спичка вспыхнула и погасла… - подумалось Каталее. – Не нужно зацикливаться, цепляться. К полной картине я приду позже, составляя её из отдельных штрихов».

«Штрихи. Рисунок на песке. Рисовать. Песок. Почва… - ассоциации вели Каталею к действию. – Земля… Земля! Земля желает, чтобы к ней прикоснулись руками!»
Девушка вскочила со стула и выбежала во двор. Её ступни почувствовали тёплую, приятную шероховатость сухой почвы. Каталея присела на корточки и приложила ладони к земле.

«Услышала! Я услышала тебя, землица! – Девушка провела ладонями по земле. – Я принесу тебе жизнь, и мы вместе попробуем сохранить и приумножить её!»
С этими словами девушка, словно маленькая птичка, влетела в дом и прошмыгнула в волшебную каморку. Среди сухоцветов и целебных настоек, она нашла маленький льняной мешок, с вышитым на нём оранжевым цветком.
Каталея ослабила ниточку, которая стягивала края мешочка, заглянула в него, и довольно улыбнулась. Она нашла то, что искала – семена неприхотливых ярких цветочков – календулу!
Положив семена в карман платья, девушка отправилась в сенник – нужно было найти инструменты для того, чтобы сделать грядку.
Через щели между досками, из которых был сделан хлипкий сарай, проникали полоски света, освещая его внутри. Поэтому Каталея без труда нашла лопату, грабли и лейку. Они дружно стояли в углу.
Девушка разрыхлила небольшой участок земли, полила и разбросала по нему семена цветов.
Итак, начало было положено! Достаточный полив и немного времени покажут результат труда. Подружиться со Стихией не очень сложно, но усилия приложить – необходимо.
***
Деньки бежали в ногу со временем жизни. Они легко сменяли друг друга и были похожи один на другой.
Размеренность - желанная понятная рутина - принесли покой сердцу. Это то, что было необходимо Каталее сейчас, чтобы укрепиться и наладить свою жизнь.
Утром Каталея проверяла и, при необходимости, поливала свой цветник. Днём время пролетало в бытовых заботах, коротких разговорах с жителями деревни.
Через неделю из земли показались всходы. Это очень обрадовало девушку! Воодушевившись, она принялась за следующий участок – тот, на который падал солнечный свет утром, а после обеда тень от дома загораживала бы посевы от палящих полуденных лучей. Каталея засеяла его зеленью кудрявой петрушки и ароматного базилика густо-фиолетового цвета.
Каждый раз, прикасаясь к земле, Каталея мысленно благодарила Стихию за отзывчивость. Не прошло и месяца, как территория вокруг дома возродилась, пестря ярко-оранжевым, изумрудным и фиолетовым цветом разнотравья.
***
Одинокие вечера, которые раньше так пугали, теперь наполнились смыслом. Каталея наполнила их смыслом. Это стало волшебным временем суток!
Лишь только солнце начинало клониться к закату, а лазурное небо окрашивалось в золотисто-розовые тона – наступало время для приготовления особенного чая.
Девушка отправлялась в волшебную кладовую и интуитивно выбирала травы. Она кидала щепочку, две или три в котелок, заливала водой и ставила на огонь.
Аромат разваренных трав распространялся по дому, создавая атмосферу для вечернего таинства - погружение в мир бытовой магии.
Каталея застилала одеялом пол, располагалась на нём, ставила перед собой большую кружку с чаем, и листала рукописи матери. 
Мать вела подробные дневники, в которых записывала рассуждения, сомнения, практики, ошибки, выводы. Оказалось, что всего лишь за год, который они прожили без отца, мать Каталеи многое осознала, многому научилась.
Все рецепты, заметки, выводы девушка изучала неспешно и внимательно, иногда возвращаясь на несколько страниц назад - перечитывала.   Пришло понимание, что необходимо углубиться в траво-применение и «особое» дыхание.
Интуитивно Каталея всегда себе помогала, не осознавая этого. Она необычно дышала, когда ей становилось совсем худо от отчаяния и душевной боли. А сейчас нужно было понять, как работает это «особое» дыхание, чтобы научить тех, кто придёт к ней за помощью.
***
Каталея юна, но прожила долгую жизнь.
Каталея знала, что такое тягостная тишина,
когда больше всего нуждаешься в поддержке
 и сердечном слове.
Каталея окрепла после пыток над её душой.
Каталея – дочь Белого мага
– у неё особая ответственность
перед собой и… Богом.

Каталея вспомнила некоторые интересные подробности из детства: именно она собирала травы, в то время как мать и сестра, принимая из её рук цветки и листья, складывали их в корзиночки, перекладывая холщовой ветошью.  Только она знала, какие травы нужно собирать и легко находила их среди сорного разнотравья.
Так же девушка припомнила, как мучаясь лихорадкой в пещере, когда Олэн покинул её, смущённый своими порывами и сомнениями, она ощущала теплоту почвы, которая не дала ей замёрзнуть ночью.

Стихия Земли радушно, по - матерински,
 принимает людскую щедрость
 и отдаёт в стократ больше, чем приняла.
Земля открыто делится своими благами с человеком
 - всё на поверхности!
Нужно только увидеть
и, с благодарностью, принять её дары!   

Деревенские приходили с разными проблемами и просьбами. Каталея помогала им, применяя усвоенные знания из записей матери. И что-то своё она тоже привносила. Например, интуитивно меняла рецепты снадобий. Её методы хорошо работали.
Со временем к методам траво-врачевания добавились прикладные расклады на рунах и картах. К ним Каталея обращалась, когда применение методик, воздействующих через тело – травы и дыхание - помогало слабо или медленно.
Иногда первопричина болезни скрывалась в невидимых, воспалённых обидами нитях между кровными родными. А порой, в мучительной сцепке с теми, с которыми страждущий не был близок, а столкнулся лишь раз в жизненной суете. Все люди соединены между собой связями единой Жизни.
Жители были ей благодарны, проявляли радушие при встрече на улице. Но она знала, что люди, которые нуждались в помощи и получали её, могут быстро забыть об этом.
Каталея помнила о том, что случилось с её семьёй.
Она хорошо усвоила урок: людская натура – переменчива.
Между обожанием и желанием уничтожить – шепоток зла.

Девушка учила себя держаться ровно, доброжелательно, но отстранённо. От всеобщей любви тоже необходим щит. Каталея старалась не допускать сильного, пусть даже приятного, волнения за восстановившееся самочувствие заболевшего. И когда это не удавалось, то целительница прекращала принимать посетителей - закрывала калитку большой метлой из прутьев рябины - оставалась в одиночестве пока не восстановится её сила духа.
Молва быстро разнесла, что рябиновая метла означает – деревенскую ведьму нельзя беспокоить.
***
«Эй, ублюдок, просыпайся!» – Олэн почувствовал толчок под рёбра. Он так крепко забылся в своём сне наяву, что не услышал приближающихся врагов.
Перед ним стояли приспешники Собирателя Душ, у них в руках были палки, верёвки.
«Ты охренел нападать на своих? С каких пор ты перестал жрать людей и начал защищать их?» - трое мужчин окружили волка.
«Она - не просто человек. Она - моя женщина», - человеческая часть оборотня вступила в безмолвный диалог.
Олэн додумал, что они хотят сделать, и, не дожидаясь атаки, бросился первым. И это было то, что…им нужно!
Мгновение в прыжке – и оборотень угодил в расставленные путы. Посыпались удары палками. Били до тех пор, пока ликан не потерял сознание. 

Очнулся он в шатре. Снаружи доносилось монотонное пение. Олэн пошевелился - не тело, а сплошная боль. Но как ни странно, мужчина не был связан. Превозмогая себя, оборотень приблизился к выходу из шатра. Он выглянул: ночь, лес, костёр и беснующиеся в танце люди с разрисованными лицами.

«Снова они! Шш-ууу-ххх», - сознание затянуло его в прошлое. В ту самую точку, где он согласился на судьбу оборотня, чтобы продолжать жить и мстить.
Оборотень ощущал себя в двух реальностях одновременно.

Голова гудела.
Мыслей не было.
Избитое тело раздваивалось между прошлым и будущим.
Он еле стоял на ногах.
Сквозь пелену в глазах он увидел, что один из танцующих остановился и показывает на него, тявкает, словно пёс.
Теперь остальные поворачиваются в его сторону и вторят этот противный рык.

Оглушительный звон в ушах.
Ватное тело.
Олэн рухнул на землю, потеряв сознание.

***

Оборотень то бежал, то переходил на усталый шаг, но не останавливался. В голове слышался пронзительный скрипящий шепот Собирателя Душ:

«Ты влюбился, что ли, в эту девку?
Вон как тебя встряхнуло…
Ну-ну…
Потешь себя человеческими радостями!
Ну-ну…
Эти-то по незнанию напали на вас.
Не тронут…
Я прикажу, чтобы не трогали.
Потешься, потешься сейчас!
А то заскучал зверем быть.
Отупел!
Вон, как страсть-то к ней расшевелила твои дары.
А то всё жрёшь, да жрёшь, убиваешь, да убиваешь.
Оскотинился!
А ты ведь не такой как эти.
Нет!
Ты другой.
Особенный.
Я сразу это знал.
Как увидел тебя, сразу знал!
Тебе нельзя было умирать.
Особенный ты.
Нужный.
Я прикажу.
Не тронут.
Ступай».

«Первое и второе, - оборотень бурчал себе под нос. – Начало и конец. Конец. Начало. Раз-два, раз-два, раз-два-раз! Чёёёрт! Думай, волчья ты башка, тварь ты человеческая!

Соображай быстрее! Что-то тут не так! Не так, не так! Подвох. Обман! Чую! Шкурой чую!»

Олэн начал напряжённо вспоминать, что и как происходило, во время присутствия Каталеи в его жизни.
Принятые вместе с волчьей личиной способности Олэна, начали пробуждаться, как только появилась Каталея.

Тогда в лесу, он почувствовал её.
Он увидел не человека, идущего по лесу, а светящийся контур с четырьмя шипами.
Этот силуэт начал тускнеть тем больше, чем ближе она, Каталея, приближалась к пропасти, а очертания шипов становились чётче.

- Что за хрень?
- Шипы?
- Я запомнил, но не видел?
- Что я говорю!
- Сбрендил!
- Не-не…
- Видел, запомнил, но не понял.

Шипы в оболочке Жизни – орудия усмирения способностей Каталеи. Из-за них она была безвольна. Шипы – порождение эмоций отчаяния, которые возникли при непереносимой боли от утраты. Она сама их создала! Она сама себя убивала!

Чтобы избавиться от них, нужна была вспышка чистой мощной энергии. И это случилось.

В ту полнолунную ночь, в пещере, один из них растворился, когда Олэн, в обличие мужчины, впервые приблизился к ней.

Когда оборотень второй раз привёл Каталею к обрыву, а потом сбежал, оставив её в болезни - три оставшихся шипа окрепли и почти убили её. Но что-то ей помогло справиться с ними, усмирить.

Потом эта тихая прогулка вдвоём по лесу и молчание в единении душ. И два шипа исчезли.

Четвёртый Каталея погасила, прогнав Олэна, когда, казалось бы, между ними всё налаживается.

- Стало быть, она освободилась от..?
- Как же это назвать?
- Свободна от стремления к своей смерти!
- Хорошо, значит это конец её мукам и терзаниям!

- Стоп...
- Почему конец?
- А может начало…
- Это начало или конец?
- Так, ладно…
- Ему что-то от меня нужно.
- Собирателю Душ нужно от меня… Что?
- Послал меня к ней… Зачем?
Олэн остановился, как вкопанный.
- Она…
- Она?
- Она!
- Собирателю Душ нужна она, Каталея.
- Да что происходит!

Много вопросов, на которые ликан не знал ответов. Пока не знал. Он побрёл дальше, обычным шагом. Бежать не было сил. Его мучила жажда. Тело почти не болело. Ушибы и раны заживали быстро, как на собаке. Олэн считал это привычным для своего существования - быть живучей тварью.

- Что взять девчонки?
- Мг…
- Мг, сначала и по порядку.
- Каталея со способностями – да, так.
- Каталея – дочь Колдуна – да, это так.
- Каталея меня прогнала… - да, это тоже так!
- А это тут причём?
- Да ты просто злишься на неё, волчара!
- И это тоже так.
- Мг.
Вдруг он услышал журчание воды. Наконец-то! Олэн в два прыжка достиг ручья и, припав к нему, жадно начал пить.

***
Вечер.
Тень Олэна была неотделима от шершавой коры старого дуба. Он стоял, словно вросший в землю. Его силуэт растворялся в предвечерних сумерках, окутавших луга. Взгляд, острый и безжалостный, был прикован к невысокому дому, из трубы которого вился тонкий, домашний дымок. Дом Каталеи.
День.
Доносились обрывки звуков - далекий лай собак, скрип колодцев, кудахтанье деревенских кур, гул деревенских голосов. И среди всего этого - её голос. Каталея напевала что-то, работая на земле. Простая песня, но в ней, в этих тихих, ровных нотах, была та самая сила, что заставила его каменное сердце дать трещину.
«Надо же, мёртвая земля поддалась её чарам», - удивился ликан.
Он видел, как она, выпрямившись, вытерла лоб, тыльной стороной ладони, оставив лёгкую полосу земли на коже. Как посмотрела на заходящее солнце, и на её лице не было и тени отчаяния. Был покой. Принятие. Тихая мудрость, что прорастает как тонкая трава сквозь камни.
Каталея вдохнула полной грудью, и Олэн невольно повторил за ней это движение, ловя тот же воздух, будто мог вдохнуть частицу её умиротворения. Им овладело острое, почти физическое восхищение. Не просто красивой девушкой, а тем, во что она превратилась. Фениксом, возродившимся не в огне, а в тишине и простоте этого места. Она нашла точку опоры в том, чтобы быть там, где она есть не только телом, но и душой.
Губы сами собой дрогнули, пытаясь сложиться в улыбку, которую Олэн себе не позволял.
Это длилось лишь мгновение… А потом ледяная волна накрыла с головой: разум, выдрессированный охотой и опасностями, яростно взбунтовался: «Прекрати! Эта идиллия - ловушка. К Каталее тебе сейчас нельзя! Пока не поймёшь, зачем она нужна Собирателю Душ, к ней нельзя приближаться».
***

Каталея не подозревала о том, что против неё затевают недоброе. Она жила себе неспешно, чутко ощущая каждый миг скоротечной человеческой жизни.

Со стороны это выглядело сказочно красиво.
Ночь.
Тихий дом.
Камин.
Аромат чая.
На полу сидит девушка с короткими светлыми волосами, одетая в простое, удобное платье.
Перед ней лежат тетради матери, колода карт, деревянные брусочки рун.
В комнате не зажжены свечи – в этом нет необходимости - потому что ярко-ярко полыхает огонь в камине.

С детства у Каталеи были длинные волосы. Светлые вьющиеся от дождя кудряшки – милая особенность, придающая ей ангельский вид. Но однажды, когда многое поменялось в её жизни, она решила их обстричь. И обстригла. Сама.
С каждым чиканьем ножниц она «отрезАла»: предательство любимого, возмущение и негодование от людской глупости и жестокости, страх и отчаяние от того, что жизнь вероломно забрала у неё всех близких. Всех!
Это случилось в Полнолуние. Она стояла перед зеркалом и безжалостно срезала длинные вьющиеся локоны. В ту самую ночь, когда она, не помня себя, побрела через луга в сторону обрыва над морем.
Это случилось перед тем, как она встретила Олэна.

Теперь эта короткая стрижка выделяла её среди толпы девушек. Но Каталея не знала о себе то, что никогда не сливалась с общей массой, что она всегда была особенной. Но никто, никогда не подумал сказать ей об этом. Не хотели или умели говорить эти очевидные, но важные слова. А так часто бывает.
Каталея – имя, означающее нежный цветок – старшая дочь Белого колдуна. У него она училась слышать секреты звёзд в ночном небе: читать их рисунки, прибавлять к ним времена года и умножать силу трав, собранных в день, когда Земля готова отдать дары человеку. Её мир был прочно скреплён смехом младшей сестрёнки, гонявшей по двору кур, и тёплым комочком трёхлетнего братишки, засыпавшего у неё на коленях под сказки о добрых духах леса.
Все дети Белого мага были наивными, хрупкими, радующимися солнцу цветами. Они росли в заботе и любви матери, которая полностью посвятила себя семье. А отец всего себя отдавал людям. Весь их быт был подчинён этому. Это было не плохо, не хорошо, но оказывало влияние. Дружная была у них семья, хоть и необычная. В доме пахло хлебом и сушёным зверобоем, слышалось мерное жужжание материнского веретена, а светлые нити магии, что струились с пальцев отца, множили и множили добро.
Этот мир был крепким, как камень, и ясным, как родниковая вода. Пока однажды…

Обезумевшая толпа.
Чья-то тёмная рука с силой швыряет булыжник, не в дверь, не в стены - в маленький, испуганный комочек жизни у порога.
Материнский вопль.
Ярость отца на необъяснимую жестокость людей.
В ту ночь в Каталее умерло детство.
Зло чаще всего порождает зло.
Иногда оно застревает в человеке, который не смог справиться с потоком тёмной энергии Зла.
И этот несчастный, вместо стремления к жизни, делает выбор в пользу смерти.

Добро, как это ни прискорбно, не всегда приводит к добру.
Добро не порождает добро, если нарушено мудрое равновесие Жизни.

Осознание, что необходим противовес Злу, засевшему в ней, вывел Каталею на путь следования к тому, чтобы ей самой быть главной причиной гармонии в своей жизни.

***

Осеннее равноденствие.
Стоял чудесный тёплый вечер.

Каталея вышла на прогулку и отправилась в сторону рынка. Там, в честь праздника, развернули Осеннюю ярмарку.

Толпа гудела, как растревоженный улей.
Музыка, смех, запах жареного мяса и сладких яблок — всё сливалось в один пёстрый клубок народного веселья.

Каталея позволила этому вихрю подхватить и закружить себя!

Она влилась в танцующую толпу.
О, как её тело радовалось этой свободе!
Ноги сами несли её в пляс, подол платья вздымался волнами, волосы развивались в такт плавным движениям.
Она смеялась! Искренне, от души!

Каталея летала, как юркая бабочка, привлекая добрые, восхищённые взгляды. Это было непривычно и странно для неё - чувствовать лёгкость в груди вместо привычной тяжести.

И вдруг…
Холодной иглой, в самое основание черепа, вонзилось ощущение.
Каталея застыла на месте посреди кружащихся в танце пар.

Взгляд.
Чужой, тяжёлый, липкий.
Не восхищённый...
Изучающий.
Злой.

Каталею обуял ужас.
Она бросилась прочь, расталкивая танцующих людей.
Бежала, не оглядываясь, чувствуя тот взгляд у себя за спиной — настойчивый, неотвязный.

Дом.
Надо в дом.
Запереться.
Она влетела в свой дом, захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной, пытаясь перевести сбившееся дыхание.
Сердце колотилось так бешено, что казалось оно готово выпрыгнуть из груди.

Каталея закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании.
Прерывистое, быстрое.
Она слышала через него весь свой ужас.
- Так...
- Мне страшно... Вдох...
- Мне страшно... Выдох...
- Страааашнооо.... Вдооооох....
- Мнее страаашшшшноо... Выыыдоохшшш...
- Шшшшшшшш…
Долгий протяжный выход. Стук сердца начал замедляться.
- Надо вернуться. Вернуться мысленно.
- Попробовать увидеть его… Того, чей взгляд заставил испытать... этот страх. Первобытный ужас.
- Итак… Вокруг смех, радость, танцуют люди, дети веселятся. А я смотрю на них и мне страшно! Я в оцепенении. Только ощущение. Оно захватывает меня, порабощает. Я не могу понять, что вызвало страх. Толпа... улыбки… смех со всех сторон… яркая толпа... счастливые лица…
- Стоп!
- Серый силуэт. Он отличается ото всех. Чем?
- Он... Он... Он нечёткий! Это не человек.
- Это дымка в виде человека! И он присутствует среди людей!
- Кто ты такой?
- Что ты такое?
- Сколько злого холода в тебе...
- Пошевелился. Что он делает? Он... Он протягивает, невидимую для окружающих руку… сквозь них тянет ко мне свою серую руку, и… касается меня!
- Рука, несущая смерть... хватает меня за горло… начинает душить!
- Боже!!!
Каталея открыла глаза.

И тут в дверь постучали.
Тук. Тук. Тук.
Каталея вздрогнула, вжалась в стену, зажмурилась.
Кровь застыла в жилах.
Это ОН.
Пришёл.

«Каталея? Ты здесь? Это я, Седа», - голос соседки. Тревожный, но такой обыденный, такой… человеческий.
«Я… я здесь, - голос девушки сорвался на шепот. - Всё в порядке, Седа».
«Испугалась я за тебя, девочка. Видела, как ты танцевала, радовалась вместе со всеми, а потом... Ты так побежала, словно за тобой сам дьявол гнался. У тебя всё хорошо? Открой, милая».
«Сам дьявол». Как близко к истине.
«Всё хорошо, правда! - Каталея заставила себя сказать, делая голос твёрже. - Просто… голова закружилась от танцев. Я лягу. Спасибо, что проведала».
За дверью помолчали.
«Ладно… если что, приходи... я напою тебя чаем. Отдыхай, Каталея», - сказала Седа и ушла.
Шаги затихли.
Каталея осталась одна.
Прислушалась.
Ничего, кроме стука собственного сердца.
Стало зябко.

Девушка взяла самое тёплое одеяло, завернулась в него и опять села к стене. Прислушиваясь к тишине, и ощущая согревающие объятия тяжёлого одеяла, она приходила в себя.
Немного успокоившись, Каталея достала старую, потрёпанную, пахшую сушёными травами колоду. Карты ложились с тихим шелестом, намекая о тишине перед бурей.
Перевёрнутая Башня. Внезапный крах. Разрушение устоев. Насильственное свержение.
Дьявол. Иллюзия, ловушка, порабощение. Тёмная одержимость.
Десятка Мечей. Предательство. Неотвратимый, жестокий конец.
И венчал это расклад - аркан Смерть. Не как физическая гибель, а как необратимая перемена. Как конец всего, что было дорого.
Против неё затеяли зло. Сильное, древнее, неумолимое.

Сердце заколотилось.

Рука сама потянулась к горлу, к тому месту, где она ощутила ледяное прикосновение зла. Оно отозвались тупой болью в затылке и пронзительным звоном в ушах. И, в этот миг, среди парализующего страха, пришла мысль об Олэне.

Оборотень с его диким взглядом, в котором читалась не только злоба, но и… понимание. Возможно, он видел нечто большее, чего не видела она. 

Олэн путался в своих видениях, которые через его подсознание пытались достучаться до неё, пытались о чём-то предупредить, а она…

Она прогнала его. Оттолкнула единственное существо, которое могло понять природу надвигающегося кошмара, и могло бы сейчас быть здесь, рядом. Его волчья суть, его ярость - вот что нужно было сейчас против Серой тени, что выследила её в толпе.

Сожаление ударило острее страха.
Горькое, едкое, бесполезное сожаление.

«Глупая, - прошептала она себе, сжимая в кулаке карту Смерти. - Глупая гордая дура!»
Тишина внутри была мгновенно разорвана невысказанным извинением, и страшной, одинокой мыслью: а теперь-то, кто её спасёт?

***

Познание и развитие своих даров, через помощь страждущим, укрепляло дух Каталеи. Это перемещало её на более высокий план, где нет места сомнениям, неверию, отчаянию.
Там было абсолютное присутствие - быть здесь и сейчас.
Там ощущалась гармония, не смотря ни на что.

Ладони целительницы, прижатые к горящему лбу ребёнка, излучали ровный, тёплый свет, точь-в-точь, как когда-то светились руки её отца. Боль уходила, испуганный взгляд мальчика прояснялся. Его мать смотрела на Каталею, как на божество, бормоча слова благодарности. А Каталее было хорошо. Не легко, нет. Отдача давалась непросто. Но внутри была непривычная тишина. Та самая, которую впервые она ощутила после ухода Олэна.

Шипы в её оболочке…
Каталея их не видела, но распознавала, как присутствие в ней чего-то инородного, давящего и угнетающего.
Сейчас они были слабы.
Словно старые шрамы, а не свежие раны.
Каталея больше не будила их сама, не ковырялась в них до крови, не кормила их своим отчаянием.
Она была свободна от стремления к своей смерти.
Казалось, всё наладилось…
Но случай на Осенней ярмарке нарушил обретённую гармонию.
Опасность.
Она чувствовала её кожей.
Не явную, не здесь в деревне, где её наконец-то принимали.

Угроза вилась оттуда - из чащи леса.
Тяжёлый, липкий взгляд, ползущий по коже мурашками.
Кто-то наблюдал. Кто-то ждал.
***
Олэн наблюдал издалека за жизнью Каталеи. Не приближался, не отдалялся. И размышлял. Снова и снова задавался вопросом: «Что нужно Собирателю Душ от Каталеи?
Ответ пришёл не как озарение, а как леденящая душу уверенность, пробившаяся сквозь все его сомнения.
Ему нужна не она!
Ему нужны её саморазрушение, отчаяние, её боль, материализовавшиеся в четыре орудия усмирения — шипы.
Это не просто барьер для её сил, а уникальная, концентрированная энергия чистой, абсолютной потери.
Такая боль - редкость даже для бессмертного существа, питающегося душами - изысканный яд для такого существа, как Собиратель Душ.
Шипы - это не печальный опыт жизни, это отрицание его.
Собиратель Душ - воплощённый конец всего живого - жаждет этой энергии не-жизни, этого самоубийства, растянутого на годы.
«Каталея освободилась от стремления к смерти, значит, шипы ослабли. Конец её мукам? - с горькой иронией подумал Олэн. - Нет! Если Собиратель Душ заберёт шипы, он вырвет их вместе с тем, что Есть сама Каталея. Это будет не освобождение, это будет окончательная гибель. Забрав боль, он заберёт и её саму».
Оборотень резко поднялся на ноги. Растерянность сменилась холодной, яростной решимостью.
Олэн не позволит Собирателю Душ забрать боль Каталеи.

Боль – противовес любви
- не менее важная часть живого существа!
Забыв про свою боль, отрицая её,
человек не способен на любовь ни к себе, ни к другим.


План действий сложился мгновенно, подсказанный волчьим инстинктом.

Во-первых, нужно сбить со следа. Если Собиратель Душ идёт на её свет, то его собственного волчьего духа должно хватить, чтобы перекрыть, затмить собой сияющий силуэт Каталеи. Олэн станет живым щитом, барьером между ней и тем, что идёт за ней.

Во-вторых, понять, как устроены шипы, и найти способ уничтожить их, не дав Собирателю сделать это. Он видел и чувствовал их. Его пробудившиеся способности - ключ! И при этом не сломать её, а… растворить, переплавить боль в силу.

В-третьих, быть готовым встретить Собирателя Душ не как добыча, а как… страж. Бежать-то от Собирателя - бессмысленно. Его не обманешь надолго.

Нужно вступить в игру, навязать свои условия и сделать так, чтобы цена за её душу оказалась для Собирателя слишком высокой. Олэн оскалился, обнажив клыки, уже не человеческие, но ещё и не волчьи.

«Хорошо, — тихо прохрипел он в ночную тишину. — Ты хочешь её боли? Тогда тебе придётся пройти через меня. У меня есть когти, зубы с мёртвой хваткой, и волчья беспринципность. И я буду рвать за неё. Тогда, я не успел защитить родных, и потерял не только их, но и себя. На этот раз я буду рядом! В этот раз всё будет иначе!»
Олэн развернулся и бросился в чащу. Он двигался навстречу Тьме, чтобы отстоять тот самый Свет, что увидел в Каталее. Свет, который когда-то сам же пытался потушить своей незаживающей душевной раной.

Уже давно шла невидимая война.
Война между Добром и Злом.
 Добрая сила стала источником
завистливого страха Тёмного клана.
Страх Тьмы был порождён действиями Белого колдуна
 - отца Каталеи.
Он значительно качнул чашу весов в сторону Добра. 
Война завершится, когда
чаши Противовесных Сил сравняются
 и восстановится баланс.



Яркие краски осени потускнели - медленно приближалась зимняя пора. Состояние Каталеи после дня Осеннего равноденствия напоминало хрупкий лёд первых заморозков, на котором, даже при лёгком прикосновении появлялись новые трещины.
Всё началось с запахов.
Однажды, проснувшись среди ночи, Каталея отчётливо уловила аромат цветущей вишни. Это всколыхнуло память о матери, которая обожала этот запах. Она приносила букет из веток, усыпанных мелкими цветочками, и весь дом наполнялся чудесным ароматом раннего лета. Следующей ночью, это видение повторилось. Запах цветов вишни витал в спальне, густой и явственный, но исчез, стоило Каталее вдохнуть полной грудью, пытаясь уловить его источник.
Затем, заваривая утром чай, она уловила запах утреннего леса. С этим было связанно воспоминание об отце. У деревенского колдуна был особый ритуал: каждый день на рассвете он отправлялся в лес, чтобы наполниться энергией четырех Стихий.
Потом, среди дня, девушка ощутила молочный детский запах и хвойно-лиственный аромат. Точь-в-точь как пахнул её маленький братик и младшая сестрёнка.
Каталее чудилось, будто её семья рядом. Эти ощущения приходили в хаотичном порядке, повторялись снова и снова, день, второй…
Потом пришли звуки.
Сквозь шум дождя за окном ей послышался смех младшей сестры. Такой знакомый, звонкий, будто колокольчик. Каталея распахнула дверь - и там, конечно же, никого не было, кроме возродившейся её стараниями земли, которая готовилась к выпадению первого снега.
По ночам, сменяя видения об ароматной вишне, стали возникать звуки приглушенного голоса отца, будто рассказывающего сказку брату. Тот самый голос, от которого у неё самой когда-то слипались глаза. Но в комнате не было никого, кроме гнетущей, густой тишины.
Это не было похоже на тоску по родным. Видения преследовали её, изводили своей внезапностью, навязчивостью.
Пиком стали тактильные ощущения и игры с памятью.
Перекладывая вещи, Каталея наткнулась на детские погремушки. Девушка покрутила их в руках, понюхала, потрясла. При этом она ощутила не тоску, а тихую печаль, смирение. Перед глазами поплыли картинки из прошлого, напоминающие о приятных семейных моментах, простых радостях. Она даже улыбнулась. И, в тот же миг, ей показалось, что кто-то маленький и невесомый тронул её за подол платья, точно так же, как это делал братик, когда хотел привлечь её внимание. Ощущение было настолько ярким и неожиданным, что Каталея с криком отпрянула. Погремушки вылетели из её рук и с грохотом упали на пол.
На этом странное преследование не прекратилось…
В тот вечер призраки явились все разом. Это было не только зрелище для глаз, но и испытание для разума.
Каталея сидела перед камином и смотрела на огонь, когда воздух в комнате резко похолодел. Из угла, из самой густой тени, пополз шёпот. Он был сплетен из трех голосов сразу - низкого баса отца, певучего голоса матери и детского шёпота сестры.
«Ты жива...» - прошипел голос отца.
«Ты дышишь, ты ешь, ты спишь в тёплой постели...» - добавила мать, и в её голосе не было ни капли привычной ласки.
«А мы в земле... - запищал тоненький голос сестры. – Она давит на нас. Давит. Давит!»
Каталея вжалась в кресло, не в силах пошевелиться.
«Почему ты не пошла вместо меня? - нараспев, произнесла сестрёнка. - Ты всё плакала по своему жениху. Слёзы лила, по тому, кто отвернулся от тебя. Слабая! Малодушная! Предательница! Ты же старшая. Ты должна была защитить...»
«Не защитила!» — гаркнуло хором из угла, и от этого звука задрожали стекла в окнах.
Перед глазами Каталеи поплыли круги.
В пустой комнате стало тесно, будто там была толпа народа.
Девушке стало нечем дышать.
Она заплакала.
Она зажмурилась, судорожно глотая воздух.

«Простите! - из неё вырвалось рыдание. – Я не справлялась! Я не знаю, как так вышло! Я не хотела! Простите меня!»
Она молила их, плакала, билась головой о спинку кресла, пытаясь заглушить голоса в голове. А они все шептали, шептали без конца.
Когда наступило утро, Каталея лежала на полу, вся в слезах, с разбитым в кровь лбом. Комната была пуста и тиха. Лучи солнца освещали пыль и беспорядок.
Она заставила себя встать с пола и подошла к окну.
Распахнула его.
Ветер холодный, порывистый - он будто ждал её приглашения и тут же влетел в комнату, закружил рукописи, разбросанные по полу.
Каталея мигом замерзла!
Она потянулась, чтобы закрыть окно, и, в последний момент, вместе с порывом ветра влетела фраза – «грубое вмешательство».

И тут Каталея поняла: мучавшие её видения – это инструменты, с помощью которых, некто пытается забрать её разум, воздействуя через чувство вины и страха, превращая душу в марионетку!
Каталея села на пол перед камином, в котором давно уже погасли угли, и начала вглядываться в пепельную золу. Руки её беспомощно лежали на коленях, тонкие пальцы едва шевелились, в попытке ощутить свою реальность.
Но, нет! Опять накрыло чёрное одиночество, липкое состояние души. «Зачем? - этот вопрос жужжал в голове назойливой мухой. - Зачем я прогнала Олэна?»

С ещё большей силой вернулся страх, страх от непонимания кто её атакует и зачем. Мгновенное ощущение, от которого стынет кровь в жилах, сковало тело: стойкое чувство, что сзади, в дверном проёме, кто-то стоит.
Не враждебный, не добрый - просто присутствующий.
Каталея резко обернулась, сердце ёкнуло, ударившись о рёбра. Проём был пуст. Но пустота эта была обманчивой, нарочитой, будто пространство только что освободилось, но… ещё хранило тепло незримого тела.
А вечером пришли тени.
Они скользили по пространству дома.
Неуловимые.
Хитрые. 

Боковым зрением Каталея ловила движения: полотенце колыхнулось, будто от сквозняка, которого не было. Тень от глиняного кувшина на подоконнике вдруг удлинилась на мгновение, принимая сгорбленную, когтистую форму, чтобы в следующую секунду сжаться обратно. Это был морок. Тихий и издевательский.
Он не кричал «Бойся!», он шептал «Сомневайся! Сомневайся в себе!»
Силы Собирателя Душ работали не грубым молотом, а тонким скальпелем, рассекая её реальность по швам.
А потом начались атаки.
Это было не больно.
Вернее, боль была вторичной.

Сначала - холод.
Резкий, пронзительный холод, будто в солнечное сплетение вогнали ледяной клинок.
Дыхание перехватывало, тело одеревенело.

Каталея зажмуривалась, стискивая зубы, чувствуя, как по её невидимому щиту в человеческой оболочке, бьют целенаправленными, отточенными импульсами.
Точечные удары.
Не чтобы убить, а, чтобы продемонстрировать: твоя защита — паутина.
Мы её уже почти порвали.

В один из таких моментов, когда ледяная волна отступила, оставив после себя дрожь и тошноту, Каталея подняла глаза к потолку, и увидела… их.
Не глазами, нет.
Её внутреннее зрение, тот самый дар, что делал её уникальной, нарисовал картину с пугающей чёткостью.

Они не были монстрами.
Они были хуже.
Тени в плащах с капюшонами, без лиц, лишь намёк на очертания.

Они парили под потолком, словно дым, а их длинные пальцы-плети были направлены на неё. От этих пальцев и исходили те самые иглы холода, эти разряды невидимой энергии от которых росли шипы, что выжигали её изнутри.
Они молчали.
Их безмолвие было оглушительным.
В нём читался абсолютный по своей сути ужас: «Тебя пришли учесть. Твоя душа внесена в реестр. Процесс начался».

Каталея сжалась, пытаясь стать меньше, незаметнее.
Как сражаться с холодом, который приходит изнутри собственного тела?
Как противостоять тому, кто даже не считает тебя достойным противником, а лишь — пассивным объектом для изъятия?

Как найти силы, если монстры почти победили твой ум?
Как сражаться за себя, если ты поверила, что ты – НИЧТО?
Нет сил…
У меня нет сил - защищать себя.
У меня нет сил - даже встать на ноги.
Стоп…
Стоп!
Противник думает, что ты - НИЧТО.
В этом его брешь!
Нужно повернуть внимание внутрь себя.
Когда я ела последний раз?
Какой сейчас день?
Сейчас ранее утро или вечер?

Каталея встала с пола, ощущая пристальное наблюдение теней.
Заставила себя двинуться с места.
«Просто подойди к окну или двери и выгляни на улицу», - уговаривала она себя.

Шаг…
Возник неприятный шорох - тени то ли зашуршали одеждами, то ли начали перешёптываться.

Второй шаг…
Их шорох стал сильнее.
Девушка смотрела не на них, а на дверь.

Третий шаг…
Пространство между ней и дверью вытянулось, удлинилось.
«Пусть происходит то, что происходит, - говорила она себе. - Просто иди. Иди к двери. Сколько бы времени не понадобилось. Шаг за шагом… шаг за шагом…»

Четвертый шаг…
Тени оглушительно загалдели.
Это было настолько громко, что её сознание перестало воспринимать этот шум. Каталея слышала лишь звук своего сердца и себя: «Иди вперед. Происходит то, что происходит. Просто иди! Ступай к двери!»

Девушка двигалась с вытянутыми вперед руками.
Глаза фиксировали удаляющуюся от неё дверь, но… сделав пару шагов, ладони почувствовали препятствие.
Дверь!
Я её не вижу, но чувствую…
Зрение обманывает меня?
Меня пытаются обмануть через зрение!

Каталея закрыла глаза и на ощупь нашла дверную защёлку и открыла её. Дверь скрипнула и открылась!

Шум и галдёж теней смолк.
Солнечные лучи прыгнули на её сомкнутые веки.
Каталея зажмурилась, закрыла лицо руками.

«Ей! – услышала она знакомый голос. – Что с тобой?»
Девушка открыла глаза.
Перед ней стоял Олэн.
Она бросилась к нему и зарыдала.

***

Шесть дней.
Шесть дней Олэн стоял в тени старого дуба, среди жухлых лугов. Шесть долгих дней он наблюдал за домом Каталеи, и в его сердце зрела тревога.
Он знал каждый её день.
На рассвете она выходила во двор, чтобы набрать воды из колодца, и её бледное лицо в сером свете утра казалось призрачным.
Днём к её калитке робко стучались деревенские: то женщина с плачущим младенцем, то старик с вывихнутой рукой. Она никому не отказывала. Олэн видел, как её руки, тонкие и ловкие, готовили снадобья, накладывали повязки, и как после ухода каждого просителя она на мгновение замирала у порога, будто собирая рассыпавшиеся силы, прежде чем вернуться в тишину дома.
Но вечера… Вечера изменились. Раньше в окнах зажигался мягкий свет свечи, отбрасывая на занавески уютные тени. Потом, в тот первый странный вечер, свет не появился. Лишь отсвет камина дрожал на стене, и одинокая фигура Каталеи сидела перед огнём, неподвижная, как маленькая статуя. Олэну почудилось, что даже пламя в очаге горит как-то иначе – не согревающим янтарем, а холодным, зеленоватым отблеском.
На следующий день – то же самое. Только камин. А на третий, и огонь в очаге погас. Дом погрузился в абсолютную тьму, слившись с ночью в единое чёрное пятно. Ни единого признака жизни.
Мысль о том, что могли сделать с ней помощники Собирателя, терзала его. Он понимал, что не будет применяться грубая сила, их методы будут подлее.
Именно это и происходило.
Они влияли на реальность Каталеи, искажали её, заставляли видеть кошмары наяву: приходили из темноты, нашёптывали сомнения и страх. Они медленно, капля за каплей, гасили в ней тот самый свет, что он привык видеть в окнах - свет её души.
Шесть дней ожидания.
Шесть дней тревоги.
Это был предел.
Больше ждать было нельзя!

На рассвете седьмого дня Олэн переступил невидимую грань, отделявшую его наблюдательный пост от её мира.
Он двигался по деревне бесшумно. Лишь кое-где были слышны подвывания псов, почуявших его, волка.
Подойдя к дому Каталеи, оборотень ощутил, как странно пахнет воздух вокруг дома: густой и холодный, с примесью остывшей золы и… чем-то ещё.
И как только он подошёл к двери, Каталея внезапно сама распахнула её, и замерла в дверном проёме.
Её глаза были закрыты.
Она дрожала.
Лицо прикрыла ладонями от лучей восходящего солнца.
Волосы у неё были грязные, спутанные.
Через ткань помятого платья виднелись очертания покатых плеч и угловатость исхудавшего тела.
Каталея убрала руки от лица, и, увидев Олэна, бросилась к нему.

Её объятия были не порывом, а падением.
Ликан застыл на месте с опущенными вдоль тела руками.
Он растерялся - не понимал, что надо сейчас сказать или сделать.
Олэн чувствовал, как бешено колотиться её сердце, но его тело, будто окаменело.
Он не обнял её в ответ сразу. Но когда ладони легли на её вздрагивающую спину, случилось странное: муть шести дней и ночей наблюдений будто отступила.
Мир сузился до простого понимания:
Она – единственно важное создание на земле, и нуждается в нём.
Он будет её защищать, даже если она не попросит об этом.

Из открытой двери дома пахнуло травами, воском и пылью, но сквозь эти знакомые запахи пробивался сладковатый, тленный дух.
«Я знаю этот запах! – сказал шепотом Олэн. - Так пахли одежды Собирателя Душ».
Но Каталея не слышала, что он говорит. Она громко плакала и сильнее прижималась к нему, желая найти убежище в его больших тёплых руках, и спрятаться там.
«Ты пришёл, - прошептала она, и это был не вопрос, а констатация чуда. — Я чувствовала. Все эти дни... кто-то был рядом. Я думала, это мне мерещится от страха. Но это был ты».
«Это был я, - сказал он тихо. - Я наблюдал».
«Что происходит, Олэн?» - спросила Каталея
Он и сам не до конца понимал, но смутно догадывался, что её душа - нечто уникальное, что Собиратель жаждет заполучить для какой-то своей тёмной цели. А ещё у Олэна была своя прочная связь с этим миром теней.
«Не знаю, девочка, - ответил он ей. - Но теперь я здесь… с тобой. Я пришёл, чтобы встать на пути того, кто решит напасть на тебя… И… начнём с простого – спасу тебя от холода.  Пойдём в дом и растопим камин».
Когда они переступили порог, в уголках дома, в синеве уходящей ночи, шевельнулись тени. Помощники Собирателя не набросились, а заняли наблюдательную позицию.
Олэн подошёл к Каталее, чтобы заслонить её собой от невидимого взгляда извне.
«Они здесь», - сказала Каталея, и в её голосе не было вопроса, только усталое признание.
«Да, - ответил Олэн. - Они давно здесь. Но теперь я - тоже».
Каталея оставила предупреждение деревенским – рябиновая метла – проход к дому запрещен.

Чудо, что за шесть дней никто не пришёл. Обычному человеку даже недолгий контакт с мороком Собирателя Душ грозил бы мгновенным изъятием и порабощением души.

***
На улице распогодилось. Стоял ясный солнечный день. Из открытой форточки было слышно пение птиц и гул деревни. Ликан и девушка сидели за столом друг напротив друга. Треск поленьев в очаге, запах сушёных трав и вопрошающие глаза Каталеи, не отрывавшиеся от лица Олэна.
- Как ты жил всё это время?
- Не по-людски…
- Как это?
- Как-как! По-людски, это мёртвое мясо покупать, а я охотился на живое.
- Ты отвратителен! Зачем ты это говоришь мне?
- Говорю, как жил. Сама спросила.
- Да. Спросила. Но про другое. Не про волчью натуру, а человеческую.
- Мало во мне человека, Каталея. Я так решил. Так понятнее жить – инстинктами. У человечка эмоции возникают – меня это запутывает и …злит! Я забавлялся игрой на выживание - преследовал охотника в лесу - тот, кто пришёл за добычей сам в итоге ей станет. Цепочка: человек – животное – получеловек! Но не случилось выиграть.
- Да? Почему же? Догнать не смог?
- Э-э, нет, детка, этого у меня не отнять! Особенно на пустое брюхо! Я приблизился к нему очень близко, увидел пульсирующую жилку на шее, и хотел было вцепиться в горло, но… не смог! Что - то меня остановило…
- Как ты вообще так можешь? У него же семья, может и дети есть! Он ради них охотился! А ты, чтобы не только пожрать, но прежде наиграться!
- Мы по-разному понимаем жизнь, Каталея. Я видел в нём свою пищу, а не отца семейства. А то, что ты называешь игрой – всего лишь волчья суть.
- Ты запомнил этого человека?
- Возможно…
- Ты помнишь тех, кого ты убивал, как свою пищу?
- Некоторых, да…
- Это ты убил мою мать и сестрёнку?
- Мг, наконец-то ты задала этот вопрос! Возможно, это сделал я. Я помню не всех. Но среди моей добычи были и женщины, и дети.
Когда ты – зверь, многое становится неважно и… проще.
Каталея вздохнула от осознания, что он не измениться.
И ещё, она впервые в жизни поняла, что не хочет его менять, искренне хочет оставить ему его выбор - его суть.

***
Днём тени вели себя смирно, приняли обличье серых пятен на стене. Но, ближе к вечеру, стоило Каталее остаться одной, расслабиться, задремать, как из складок покрывала выползла струйка холода и попыталась просочиться ей в уши, в рот, в глаза. Олэн, сидевший на крыльце, почуял запах старых могил, вбежал в дом и прыжком перешиб их наступление. Потом он прилёг рядом со спящей девушкой, и стал сторожить.
В эту ночь он почти не спал. Его звериные чувства улавливали каждый шепот в стенах, каждый шорох. Стоило Олэну заснуть на секунду, из-под кровати вытянулись липкие, чёрные щупальца, и попытались обвить лодыжку Каталеи. Воздух в горле сгустился до плотности патоки, выкачивая её дыхание.
Перестав дышать, она проснулась в ужасе, схватила себя за горло и судорожно пыталась раздышаться. В зеркале, вместо своего отражения, девушка увидела, как корчились и тянулись к ней тёмные фигуры, а огромный чёрный волк, ощетинился и...
Рык Олэна был не звуком, а физическим ударом, заставляющим сжаться Тьму.
***
Следующей ночью, Олэн и Каталея не спали. Они ждали. И как только прислужники Собирателя Душ атаковали, Каталея вскочила, схватила нож и начала отбиваться им, рассекая пространство. Лезвие её ножа оставило на тенях сияющие раны, которые через секунду вновь сомкнулись. И в этот момент, девушка чувствовала, как нечто тянет не за тело, а за самое нутро, за душу, пытаясь вытащить её, как зуб.

«Сопротивление… бесполезно…» - гадкую мысль подбросил ум Каталее. Она опустила руки, и нож упал на пол. Холодная тошнота подкатила к горлу.

Олэн увидел её замешательство, и тут же в нём возник яростный порыв. Его тело затрещало, изгибаясь, ломая кости и наращивая мышцы. Это было не полное изменение под луной, а сжатый, болезненный всплеск яростного желания защитить любой ценой. Его клыки удлинились, когти выросли из-под ногтей, а глаза загорелись жёлтым светом. Он стал зверем, но не огромным волком, а гибридом человека и хищника, созданного для убийства.

Оборотень рубил когтями щупальца, и те, отсечённые, испарялись с шипением. Он вставал между Каталеей и сгустками мрака. Его животная ярость создавала невидимый барьер. Тени отступали, но не исчезли. Они собрались в углах, пульсируя, стали изучать его. В их безмолвном внимании читался не страх, а холодный, расчетливый изучающий интерес.

И вновь атака!
В комнате возникла большая тень, похожая на искаженного великана. Он не напал, он начал воздействовать на слух.   

Каталея, прижав ладони к ушам, упала на колени, её лицо исказила гримаса агонии. Олэн рыком, в котором была вся мощь загнанного зверя, бросился на великана. Его когти проходили сквозь тень, но та обволакивала его, высасывая тепло, силу, жизнь. Он чувствовал, как его собственная душа, дикая и звериная, начинает отделяться от тела.

И тогда Каталея, сквозь боль, подняла голову. Она не стала кричать. Девушка просто посмотрела на тень, вцепившуюся в Олэна, и пожелала ей исчезнуть. Не заклинанием, не силой, а чистой, огненной ненавистью.

Тень на мгновение дрогнула. Этого мгновения хватило Олэну. Он рванул, разорвав её хватку изнутри, и вонзил клыки в её подобие шеи. Тень лопнула, как мыльный пузырь, заполнив комнату ледяным ветром.

Наступила тишина.

Олэн, тяжело дыша, весь в синяках и ссадинах, которые дымились на воздухе, подполз к Каталее.

Они выиграли битву. Оборотень — своим звериным началом, ведьма — своей человеческой ненавистью.

***

Когти Олэна втянулись, шерсть исчезла, оставив лишь бледную, покрытую липким потом кожу и темнеющие синяки. Каждое движение отзывалось болью, но это была знакомая, физическая боль. Та, что проникала глубже, в душу, отступила.
Каталея сидела на полу, обхватив колени, и смотрела на то место, где секунду назад был их враг. В её глазах не было триумфа. Была шоковая пустота, а за ней — медленно разгорающийся огонёк осознания.
«Ты...» - хрипло начал Олэн.
Она медленно повернула к нему голову.
«Я его ненавидела, - тихо сказала Каталея. - Просто... так сильно ненавидела, что мне стало все равно, умру я или нет. И этого хватило».
«Да…» - голос ликана был сорван после рыка.
«Они тянулись к ней, - прошептала она, глядя на него расширенными зрачками. - Они хотят мою душу, Олэн. Твою они просто отбрасывают, как помеху. Но мою - жаждут».
Олэн поднялся - его тело протестовало, но он игнорировал боль - и подошёл к запыленному окну, за которым клубился серый туман. «А если нам бежать?» - бросил он в пространство.
Каталея тоже медленно поднялась. Её ноги дрожали, но голос окреп: «Куда? В лес? В пещеру? Они ведь не привязаны к этим стенам, Олэн. Душа, которую они хотят забрать - в моём теле - и она, как маяк. Мы сменим место, а война останется той же, — Каталея обвела взглядом мрачную комнату. - Здесь или на другой территории –  неважно»
Она немного помолчала, а потом добавила: «Но в эту ночь мы обрели оружие».
«Ненависть - опасное оружие, Каталея. – Олэн повернулся к ней и покачал головой. - Она сжигает изнутри, испепеляет душу».
«Мы обрели оружие, – тихо повторила девушка. - Твоя ярость. Моя ненависть. Это инструменты, которые работают. И мы будем драться тем, что у нас есть».
Она подошла к нему вплотную: «Они боятся той силы, что во мне. Они отступили, когда я этого захотела».
Олэн кивнул и отвернулся к окну: «Эта девчонка меня удивляет. Она опять другая. Теперь я вижу не несчастное, сломленное существо с истеричной попыткой остановить меня, а потом прогнать не с того ни с сего, а воина, нашедшего, наконец, свой меч. Каталея постоянно меняется. Я её опять не узнаю…»
«Значит, остаемся, - его голос обрел сталь. - Но не для обороны. Для нападения».
«Договоримся, - начала Каталея. - Твоё дело - не дать им добраться до меня, пока я... пока я собираюсь».
«Твоё дело - бить в самое сердце Тьмы. Или что бы там ни было вместо него… - заключил Олэн. - Но не будем ждать их атак. Мы будем их выманивать».
В его глазах вспыхнул жёлтый огонёк, на сей раз не от звериной ярости, а от холодной решимости.
«Маяк твоей души мы используем, как приманку. Осознанно. Контролируемо. Ты будешь опускать защиту, провоцировать их... а я не дам им унести тебя. А ты...»
«А я буду ждать, пока они подойдут достаточно близко, и тогда я выпущу на них все, что у меня есть», — закончила она.
Они пожали друг другу руки - заключили кровавый договор - договор между Оборотнем и Ненавистью.
Договор против Тьмы.
Это был безумный, самоубийственный план.

***
Ночь с её яростными атаками сменилась днём напряженного затишья.
Звериный слух Олэна, притупленный усталостью, всё же улавливали шепот углов. Тени отступили, затаились в щелях между половицами, в складках тонких занавесок. Чувствовалось их холодное, неустанное внимание.
Каталея, тем временем, разыскала в кладовке бутыль с мутной жидкостью, пахнущей спиртом и полынью, и стала обрабатывать Олэну ссадины. Раны дымились при контакте с жидкостью. Руки её дрожали, но движения были точными.
«Думаешь, это поможет от этого?» — хрипло спросил Олэн, морщась от жжения.
«Нет, - отрезала Каталея, безжалостно промокая тёмный синяк на его плече. - Но от гангрены - возможно. Если ты умрешь, то нарушишь наш договор!»
Оборотень хмыкнул.
Потом они позавтракали жёсткими сухарями и горячим чаем.
После еды их накрыла волна усталости. Сон был опасен, но без него они становились уязвимыми. Нашли компромисс. Они устроились в центре комнаты, спиной к спине.
- Ты спи первая. Я буду слушать.
- Ты еле держишься…
- А у тебя руки трясутся. Спи. Час. Потом я.
Каталея хотела опять возразить, но тело предало её. Голова упала ему на плечо, и через несколько мгновений её дыхание стало ровным и тяжелым. Олэн сидел, вглядываясь в танец пылинок в столбе бледного света. Его слух, все ещё чуть более острый, чем у человека, ловил каждый скрип. Он слышал смешанный гул с улицы, как где-то капает вода, как шуршат мыши за стенами. И слышал другое - тихий, едва уловимый шепот - тени говорили между собой.
Сам он задремал лишь тогда, когда её смена подошла к концу. Каталея разбудила его грубым толчком в бок: «Твоя очередь. Не храпи».
Его сон был тревожным и прерывистым. Он проваливался в него, как в холодную воду, и тут же выныривал от каждого шороха, который ловила Каталея. Но даже эти урывки дали телу передышку.
К полудню они почувствовали себя достаточно восстановившимися, чтобы действовать.
«Мне нужно понять правила… - Каталея остановилась у того места, где испарилась тень. - Я не верю, что могу просто так... взять и уничтожить их одной силой мысли. Должен быть механизм. Условие».
«Они материальны, когда атакуют, - размышлял вслух Олэн. - Мои когти попадают во что-то. А ты... ты попадаешь в саму их суть. Может, всё дело в намерении? В отказе от страха?»
«Страх никуда не делся, - ответила девушка. - Он тут, - она ткнула себя в середину тела. - Просто ярость оказалась сильнее. Нужно... разжечь её. Сознательно. Как костёр».
Они провели остаток дня в тренировках перед встречей с Мраком.
Олэн, экономя силы, отрабатывал быстрый, частичный переход в гибрида: лишь когти, лишь клыки, лишь звериный глаз.
Каталея же сидела в центре комнаты, с закрытыми глазами, и пыталась вызвать в себе, то самое чувство всепоглощающей ненависти.
Она воспроизвела в памяти атаку Собирателя Душ на ярмарке.
Пронзительный холод его прикосновения.
Ощущение, как что-то злое тянется к её душе.
Сначала это были лишь слабые всплески. Потом она почувствовала, как воздух вокруг неё становится гуще, а тени в углах комнаты отодвигаются чуть дальше.
«Кажется, получается», - прошептала она сама себе, открывая глаза.
Когда свет за окном снова начал таять, они уже стояли посередине комнаты. Готовые. Они посмотрели друг на друга, и в их взгляде было полное понимание.
«Скоро явятся», - сказал Олэн.
«Пусть приходят, - в голосе Каталеи звучала уверенность. - На этот раз мы ждём их в гости».
***
Тьма за окном сгустилась.
Воздух в комнате застыл, стал тягучим и сладковатым.
Неестественная тишина.
Оглушительное сердцебиение.

«Они здесь, - прошептал Олэн. Его зрачки расширились, улавливая прозрачные движения. - Но не нападают».
Каталея стояла в центре комнаты, сжав кулаки, готовая разжечь в себе адское пламя. Но на что бросаться? Врага не было видно.
И… комната вздохнула.
Стена напротив них промокла, как тонкая бумага, а на ней проступило пятно. Оно растекалось, формируя знакомые очертания. Это были их силуэты, когда они впервые пришли вместе в этот дом. Они увидели самих себя - сидящих за столом, улыбающихся, влюблённых друг в друга.
«Не смотри», — хрипло сказал Олэн, но было уже поздно.
Распакованное из памяти обоих воспоминание начало жить свою жизнь.
Из «картины» послышался голос Каталеи.
Но голос звучал искажено, сладко, мертвенно-ядовито: «Олэн, а давай останемся здесь? Навсегда. Это лишь дурной сон. Никаких теней. Только мы».
Олэн резко обернулся к настоящей Каталее. Она стояла, бледная, глядя на подкинутую Тьмой картину-призрак.
«Я...я этого не говорила тогда», - выдохнула девушка.
Внезапно пол под ногами оборотня перестал быть деревянным. Он стал мягким, влажным, и Олэн провалился по щиколотку в ил, которого не могло здесь быть. Лес. Он почувствовал под ладонью шершавую кору дерева, хотя на секунду назад опирался на стену.
Галлюцинации атаковали не только зрение, а воздействовали через все чувства сразу, рвали связь с реальностью.
Каталея вскрикнула. Перед ней возникла тень, но не бесформенная. Это был силуэт её младшего брата, погибшего три года назад. Он хныкал, протягивая к ней руки: «Каталея, мне так холодно... помоги... они держат меня здесь...»
Это был удар ниже пояса. Ярость в её груди дрогнула, захлебнувшись волной старой, незаживающей боли. Она сделала шаг вперед.
«НЕТ!» - рёв ликана был полон не только ярости, но и страха. — «Это не твой брат! Это их морок!»
Олэн из последних сил рванул к ней, но пространство вокруг него исказилось. Комната растянулась в бесконечную лесную чащу. Его движения были бесполезны – он топтался на одном месте. И всё, что он пытался прокричать, было беззвучно – Каталея не слышала его голоса. Тьма поглотила все звуки.
Тени не нападали физически. Они атаковали памятью. Болью.
Каталея, дрожа, смотрела на «брата». Слёзы текли по её лицу, но сквозь них пробивался огонь.
«Ты...не смеешь... его облик...» - прошипела она, и голос её стал низким, вибрирующим. Свою собственную боль, она превратила в топливо.
Каталея не стала отталкивать видение. Она пошла на него. И в тот момент, когда её рука должна была коснуться призрака, она вцепилась в пустоту, из которой он состоял, и выплеснула в него всю накопленную за день ярость, всю горечь утраты, всю черноту отчаяния.
Призрак взвыл: бесчеловечный, леденящий душу звук вырвался из ничего. Силуэт брата разорвался, как гнилая ткань, и на его месте зависла на мгновение настоящая, изуродованная болью тень, прежде чем рассыпаться в прах.
Иллюзия дрогнула.
Лесная чаща, по которой бежал Олэн, вывела его в реальность комнаты. Он увидел Каталею, стоящую на коленях, и задыхающуюся от рыданий.
А тени не сдавались: их шёпот слился в один нарастающий гул, и из тьмы под потолком начало сползать нечто новое. Оно вбирало в себя свет, звук, даже мысль. Прямое воплощение небытия, призванное стереть душу, которую не удалось взять измором.
Олэн почувствовал, как его воля тает, как звериная сущность прячется в самый дальний угол его существа, парализованная инстинктивным ужасом перед абсолютным ничто. Он не мог пошевелиться.
Каталея подняла голову. В её глазах не осталось ни ненависти, ни страха. Только решимость.
«Олэн!» — её голос пробился сквозь гул, как лезвие. — «Дай мне свою ярость! ВСЮ!»
Он, не думая, повиновался. Поток животной силы устремился к Каталее. Она вскрикнула, когда эта чужая, дикая энергия влилась в неё, столкнувшись с её собственной оскверненной скорбью. Это была гремучая смесь. Её тонкое изнеможённое тело упало на пол. Но сильная душа приказала ему продолжить сопротивление. Каталея вновь встала, подняла руки к ползущей на них пустоте, и из её груди вырвался не крик, а вихрь боли: ярости оборотня и её абсолютного, несгибаемого отказа исчезнуть.
Вихрь столкнулся с пустотой…
Раздался звук, который не описать словами - звук рвущейся реальности, хруст ломающейся вселенной.
Абсолютное ничто остановилось.
И начало медленно, нехотя, отступать, втягиваясь обратно в щель между мирами, оставив после себя запах гари и звон в ушах.

Комната снова стала просто комнатой.
Тёмной, холодной, но реальной.
Олэн рухнул на колени. Он был полностью опустошён.
Каталея тоже упала, её тело била мелкая дрожь.
Они смотрели друг на друга, не в силах вымолвить слово.
Они отбились.
Но стало понятно: тени тоже они учатся.
И следующий их удар будет ещё страшнее.

***
Олэн лежал на спине, уставившись в потолок.
Он не чувствовал своего тела. Вернее, он чувствовал его как одну сплошную, пульсирующую боль.
Отдать свою ярость - позволить вывернуть себя наизнанку.
Его мышцы - вареные тряпки.
Кости ноют.
В висках стучит тяжелый молот.
Но хуже всего была внутренняя пустота.
Там, где обычно дремала готовая к броску неистовая сила, теперь зияла дыра.
Я – ничто без моей волчьей сути.

Без ярости, я бесполезен - не волк, а молочный волчонок - осознание этого заставляло сжиматься и без того измотанную душу.

Каталея сидела, сгорбившись, обхватив голову руками.
Её трясло, как в лихорадке.
Сквозь пальцы текли слезы.
Она использовала самое святое – память о брате – как оружие. Она осквернила свою собственную скорбь, превратила её в инструмент, чтобы выжить.
И теперь её душа ощущала себя грязной, опоганенной.

«Я превращаюсь в монстра!» – металась мысль в её голове. 
Она убрала руки от лица и посмотрела на ликана. Её сердце считало его внутреннее опустошение: не хищник, а добровольный мученик. И в этот момент эгоистичные мысли о собственной испорченности отступили: «Он отдал ей всё. Всё, что у него было...»

«Олэн», – Каталея позвала его хриплым шёпотом.
Он медленно перевёл на неё взгляд. В его глазах не было ни зверя, ни даже привычной усталой мудрости. Только истощение.

«Я… пустой», – просто сказал он.
Девушка поползла к нему, движения её были неуклюжими, будто все кости были вывихнуты. Доползла и рухнула рядом, прижавшись лбом к его плечу. Холод его кожи заставил её вздрогнуть.
«Ты отдал мне себя, – прошептала она. – Я чувствовала. Это было… жутко. И могущественно».
«Ты отразила атаку и спасла нас обоих», - он с трудом поднял левую руку и положил ей на голову. Жест был неуклюжим, но бесконечно нежным.
Они лежали так, слушая, как бьются сердца.
Их тела были разбиты, души – на грани отчаяния.

Прошёл час, может, больше. Силы по капле возвращались к Олэну, к Каталее - медленнее. Она чувствовала глубокую, ментальную усталость, будто пережила десятки жизней за один вечер.
«Это… нечто… что пришло в конце… – наконец, тихо сказала Каталея. – Это сущность иного порядка».
Олэн кивнул, с трудом приподнимаясь на локте: «Тьма изучает наше сочетание».
«Нам нужно научиться делать то, что мы делали быстрее, не разрушая друг друга. - Каталея посмотрела на свои дрожащие руки, устало вздохнула, легла на плечо ликана, и, закрывая глаза, произнесла. - А сейчас… просто полежим».


Неизмененный - такой, каким ты его запомнил
- безопасный для твоего подсознания. 
Если человек изменился, то это новый человек
 и его нужно заново изучать.
А чтобы взаимодействовать с новым человеком,
надо иметь очень сильную мотивацию.

Ведьмы и колдуны всегда не стабильны.
Они тоже люди, но уже не совсем.
Что они такое?
Они - то, что невозможно изучить.

Что значит любить ведьму?
Это смириться с тем, что та, кого ты любишь
 - неуловима, призрачна и не принадлежит тебе.
Такой становилась Каталея.

Изменения, которые видел Олэн, происходили незаметно для самой Каталеи. Она просто ежедневно выбирала то, что хотела иметь. И тем самым больше становилась другой, но… собой.
Сейчас она хотела защитить от Тьмы себя и Олэна, точнее, не его самого, а его самоотверженную, преданную ей душу. Как это сделать ни он, ни она не знали наперёд.
Тьма училась у них изменениям…
Получив душу Каталеи, Тёмные восстановят равновесие. Это не Справедливость, не Благородство – так устроен Мир.
И если это случится, то на некоторое время прекратятся все войны, будет больше рождаться здоровых детей, мужья заметят своих жён, женщины расслабятся от возникшего доверия к своим мужчинам. На Земле на короткий период, по вселенским часам, воцарится гармония, любовь… тихая и красивая Жизнь для опытных душ.
Но баланс не стабилен. Потому что придут на Землю «молодые» души. И в один момент их станет больше, чем «старых». Юные души не плохие - они без опыта ошибок. Молодой душе всё интересно попробовать. И добро, и зло. Выбор каждого влияет на Жизнь. Своими поступками человек качает равновесие Добра и Зла.
Это бесконечная война, в которой нет победителя навсегда. Временно… всё временно.
***
«Каталея…» - Олэн нарушил тишину.
«Мф?» - девушка едва шевельнулась на его плече, подняла голову. Теперь она смотрела на его подбородок.
«Я думаю, что Собиратель Душ не хочет просто забрать твою душу, - наконец, проговорил Олэн, и его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине. - Он хочет её... перековать».
«Перековать? Для чего? - В ответе не было страха, лишь изнуренная пустота. - Я всего лишь целительница. Дочь Белого колдуна, да. Но сама я...»
«В том-то и дело! - Она увидела, как Олэн с силой сжал челюсти. - Твой отец... он не просто творил добро. Он своей волей, своей магией, исказил равновесие. Он сделал Свет... агрессивным. Подавляющим. Он превысил Добро, Каталея. А Жизнь... она не терпит дисбаланса. Если Тьма становится слишком сильна, то забирают души грешников, чтобы напитать ими угасающий Свет. Но и Свет может ослепить и выжечь всё на своём пути...»
«Тьме нужна душа, рожденная от Света, - закончила за него Каталея. - Но прежде её нужно омрачить сомнением, осквернить отчаянием. Это вернёт равновесие».
Олэн наблюдал за ней.
В этот момент он ощущал, что вернулся на свой путь и чётко видит дорогу – спасение невинной души.
Он не оборотень, не волк, а цепной пёс, вцепившийся в руку хозяина, чтобы тот не задушил свою жертву.

«Твоя душа - сосуд наследия Белого мага. Если Собиратель поглотит её, не просто уничтожив, а извратив, осквернив мраком... баланс будет восстановлен. Ценой тебя».
В комнате повисла тягостная пауза.
Они приблизились к разгадке.
Каталея, молча, осознавала страшную правду, неизбежную, неотвратимую к исполнению: её отец, её герой, своим стремлением к абсолютному Добру... обрек её на эту участь.

«И я видел... я увидел шипы», - продолжил Олэн.
Каталея замерла: «Какие... шипы?»
«В твоей оболочке. Мои глаза видят больше, чем человеческие… Я могу видеть отблеск твоей сущности. Когда ты слабеешь, когда отчаиваешься... в твоей человеческой оболочке я вижу... четыре шипа. Они пронзают тебя, как стрелы. Я почувствовал их тогда и пришёл к обрыву на их свечение. И когда увидел тебя, то понял, что ты хочешь сделать… Но тогда я не осознавал, а лишь действовал, повинуясь внутреннему чутью – остановить тебя. Шипы... питаются твоим отчаянием. Подготавливают тебя. Когда светятся все четыре - ты не чистая, а оскверненная изнутри – твоя душа готова к изъятию».
Каталея бессильно опустилась на стул: «Значит... всё, что я чувствую - страх, боль, ненависть... это то, что они хотят получить от меня?»
«Да, - ответил Олэн. - Но это также и наше оружие! Ты сама это знаешь. Собиратель Душ хочет, чтобы ты ненавидела? Чтобы отчаивалась? Мы дадим ему это! Но мы обратим эту ненависть не против себя, а против него! Мы используем его же механизм против него самого! Твой отец нарушил баланс слепым добром. Мы восстановим равновесие сознательным злом. Осознанной тьмой. Мы не позволим шипам прорасти в твою суть... мы заставим их прорасти в нашу ловушку!»
Каталея дрожала всем телом.
В словах ликана была кощунственная, ужасающая логика. Чтобы спастись от Тьмы, им нужно было не бежать к Свету, а погрузиться во Тьму ещё глубже, но сохранив при этом свою волю.
«Как?» — единственное слово, которое Каталея смогла выжать из себя.
«Мы позволим твоей душе оскверниться... но не до конца. Будем контролировать этот процесс. А когда он придёт за своим «созревшим плодом»... - в глазах Олэна вспыхнул тот самый хищный огонь, - мы разрешим отведать тот самый фрукт, что взорвётся у него в пасти».
Это была безумная авантюра. Игра с Тёмными силами, на кону в которой была её бессмертная душа. Но другой дороги, похоже, не было. Бегство было бессмысленно. Пассивная защита — лишь отсрочкой.
Каталея медленно подняла голову.
«Хорошо», — сказала она. - В следующий раз, когда я ослабею... покажи мне эти шипы. Я должна их видеть. Я должна знать врага, тем более, если он во мне».
***
Ожидание наступления ночи…
Каталея расположилась в центре комнаты. Её глаза были закрыты, дыхание ровное. Едва уловимое перешёптывание теней превратилось в гул, и вместе с этим пришёл страх. Дыхание сбилось, стало поверхностным. Участилось сердцебиение. Она не отгоняла страх — она изучала его, как изучала бы ядовитый корень перед тем, как превратить его в лекарство. И дышала, дышала, сосредоточившись на долгом выдохе.
Оборотень увидел, как девушка вздрогнула, и понял, атака пришла изнутри.
«Держись, Каталея», - предупредил он тихо.
Но она его уже не слышала.
Её глаза и ум наблюдали иллюзию, которую специально для неё разыгрывали тени Мрака.

Тонкий, едва уловимый аромат утреннего леса.
В углу потрескивал камин, а в кресле у окна сидел её отец. Белый маг. Он был жив, здоров, и улыбался ей той самой уставшей улыбкой, которую она знала с детства.
«Каталея, дочь моя, -  прозвучала точная копия родного голоса. - Ты вернулась. Я так ждал».
Это был не призрак-брат, воспоминания о котором уже осквернили…
Это была самая сокровенная, незаживающая рана.

«Отец...» - сорвалось с губ, и, вопреки воле, девушка сделала шаг вперёд.
Олэн увидел это… Он увидел душу Каталеи. И на её сияющей оболочке проступили четыре шипа. Три из них, прочных и ярких, пульсировали, впитывая её тоску. А четвертый, начал уплотняться, расти, вытягиваясь из её ауры.
«Каталея! Не поддавайся! Это не он!» - голос Олэна прозвучал, как удар хлыста, но… лишь для него самого. Каталея его не слышала.
Иллюзия была слишком совершенной!
Отец поднялся с кресла и пошёл к ней, широко раскрыв объятия: «Всё в порядке, дитя моё. Ты дома. Ты в безопасности. Этот зверь... Я прогоню его. Он тебя больше не обидит».
И в этот момент Олэн почувствовал, как невидимые тиски сжали его. Собственная сила и звериная сущность - стала его тюрьмой. Он не мог двинуться с места, не мог издать звук. Тени использовали силу её любви, чтобы обезоружить его защиту.
Каталея была, как под гипнозом. Она так хотела верить! Так хотела, чтобы это был конец. Слезы текли по её лицу: «Папа, я так устала...»
«Я знаю, знаю, - его рука почти коснулась её щеки. - Просто отпусти всё. Дай отцу позаботиться о тебе. Твоя душа утомлена... дай ей отдохнуть».
И вдруг Олэн понял, что нужно делать. Он не зарычал. Он не стал атаковать иллюзию. Он крикнул: «Каталея! Шипы! Посмотри на шипы!»
Его слова не разбили морок. Но они пробились сквозь него! Каталея моргнула. И вместо того, чтобы видеть только любящее лицо отца, она увидела…
Олэн направил на неё часть своей сущности. Но в этот раз не ярости, а силу его намерения защитить её. Это намерение образовало зеркало, в отражении которого, поверх сияющего образа отца, она увидела саму себя - стоящую с остекленевшим взглядом, а из её тела, из самой души, торчали четыре светящихся клинка – шипы глубокого отчаяния. Четвертый был уже почти такого же размера, как остальные, и пульсировал, питаясь её слезами.
Из неё вырвался не крик, а нечто среднее между стоном и рычанием. Глаза, ещё секунду назад полные слёз, вспыхнули белым огнём чистейшей, беспощадной ярости.
«Нет!» — это был не отказ от иллюзии. Это был отказ быть жертвой.
Каталея не стала отталкивать призрак отца. Она посмотрела прямо в его любящие глаза и прямо сейчас возненавидела его. Не того, настоящего, а эту подделку, это оскорбление его памяти.
«Ты... не смеешь... использовать его облик... для этого!» - она направила всю свою мощь, всю накопленную боль и ярость - не на призрак, а на четвертый шип. Не пытаясь его вырвать, а пытаясь перенаправить.
Шип вздрогнул. Его рост остановился. А затем, он выбросил сгусток сконцентрированной тьмы – омерзительный плевок - в сторону призрака отца.
Иллюзия не исчезла - заразилась. Лицо отца исказилось, любовь в его глазах сменилась ужасом, а затем стёрлась до пустоты. Он рассыпался в прах, но не бесшумно, а шаркнув слух жутким визгом.
Каталея, тяжело дыша, рухнула на колени. След от четвертого шипа был на месте, но он больше не рос. Он был как шрам. Уродливое, стягивающее кожу, пожизненное напоминанием о том, что произошло.
«Я... видела шипы, - Каталея посмотрела Олэну в глаза. - Я чувствовала, как один из них питается мной. И я дала ему его еду. Чрезмерно. И он подавился».
Олэн помог ей подняться. Его собственное сердце бешено колотилось: «Ты учишься контролировать это. Ты почти научилась управлять процессом. Ты… молодец!»
Девушка устало кивнула, глядя в пустоту: «Я поняла… Я поняла, как их ранить. Нужно бить не по тени, а по связи, которая питает шипы».
***
Перед Каталеей стоял выбор.
Пойти добровольно на жертвенный алтарь, который уготовили для неё сильные мира сего, или отказаться подчиняться этому.
В первом случае - исход понятен.
Во втором – неизвестен.

Их каждый шаг не определял следующий.
Важны были сами шаги с намерением противостоять Тьме.

Стены разделяют пространства.
Это граница, предел.
Они бывают видимые и невидимые.
Невидимый, но ощутимый предел, как проверка перед следующим шагом.
Иногда нужно удержаться от него, а иногда шагнуть, преодолевая страхи и сомнения, которые делают этот шаг тяжелее, но тем самым весомее.

В стенах дома, как в крепости, разворачивалась судьбоносная битва, а за стенами дома, маленькая пташка искала пропитание.
Она ковырялась в мерзлой земле, думая о птенцах: «Меня ждут птенчики! Мои бедные голодные малыши! Я обязательно найду что-то для вас. Не на что рассчитывать, кроме как на собственное упорство. И я буду упорствовать! Мне холодно, но безграничная любовь к вам, мои детки, греет моё сердце. И я буду упорствовать!»
Сантиметр за сантиметром отшвыривала птичка жухлые листочки, ища зёрнышки, семена… хоть что-нибудь.
И вдруг под листиком что-то шевельнулось.
Птаха на мгновение замерла, прислушалась.

Её мысли и усердие разбудили старого червяка. Старичок недовольно шевельнулся: «Кто тут суетится? Я так устал! Я надеялся уснуть навсегда. И кто решил прервать мой долгожданный вечный сон?»
Червяк приподнял голову, чтобы разглядеть нахала, и, в этот момент, птичка схватила его, и рванула ввысь.
Счастливая мать летела к птенцам, не веря своей удаче. А старик опустил голову и снова уснул.
***
Олэн и Каталея сидели, прислонившись спиной к стене напротив окна, их плечи соприкасались. В воздухе висела тишина, полная невысказанных слов.
«Помнишь пещеру?» -  невпопад произнесла Каталея. Её голос был хриплым от недавних криков и напряжения, но в нём проскользнула нота, которой не было давно - слабой, уязвимой нежности.
Дремавший ликан открыл глаза и медленно повернул к ней голову. Жёлтая искра воинственности в его зрачках уступила место простой человеческой усталости.
«Помню, - его губы дрогнули в подобии улыбки. - Там пахло мокрым камнем и дымом от нашего костра. И тобой. Ты пахла травами и... чем-то простым. Чистым».
«Ты врешь, - она слабо ткнула его локтем. - Я тогда две недели мылась в ледяном ручье и пахла мхом и… отчаянием».
«Для меня это было чисто», - возразил он, и в его голосе не было шутки.
Олэн помнил, как она, ещё не оправившись от обрыва, дрожала от своих кошмаров. Как он, в обличие волка, грел её своим мехом, а она ворочалась, её пальцы впивались в шерсть, цепляясь за него, как за единственную твердыню в рушащемся мире.
Он задремал, а она проснулась. Явление полной луны пробудило и его сущность. Светило приказало ему обратиться в человека. И случилась близость тел, когда дрожь сменилась иным трепетом. Когда страх в глазах Каталеи уступил место чему-то древнему и безудержному.
Не было ни нежности, ни страсти - был голод. Голод на жизнь, на прикосновения, на подтверждение того, что они ещё живы. Это было грубо, отчаянно и прекрасно.
«А потом мы пришли в мою деревню, — голос Каталеи вернул Олэна в настоящее. — Помнишь лица людей?»
Олэн кивнул. Он помнил страх перед ней, дочерью Белого колдуна, чья судьба уже тогда тяготела над ней незримым проклятием. И он вспомнил ту невыносимую пытку — быть среди людей, оставаясь чудовищем. Слышать их смех, видеть их простую жизнь и знать, что всё это не для него. Его место было в диких лесах, на грани миров, а не у чьего-то очага. Единственным его очагом была она. И он боялся этого чувства.
Воспоминания о том коротком, обречённом периоде относительного покоя были сладкими и горькими, как боль утраты чего-то ценного. Возможно, это был тот самый мир, который они уже никогда не смогут вернуть, даже если выживут.
«Мы могли бы уйти… потом… - сказала Каталея, глядя в пустоту. - Уйти глубже в леса. Найти другую пещеру».
«Поговорим об этом после… - Олэн покачал головой. – Не размягчай воина перед битвой!»
«Ты прав. Опять я со своим… бабьем нытьём… - глухо ответила девушка. – Сейчас важно сосредоточиться. Попробуем хотя бы души уберечь, не испоганить в этой битве… А тела – уж как получится…»
Во взгляде Олэна была вся преданность и вся боль его двойственной природы: «Я не позволю им сокрушить тебя. Даже если это последнее, что я сделаю».
Каталея взяла его большую, покрытую шрамами руку -  кожа была шершавой, но тепло было настоящим - и прижала её к своей щеке: «Я знаю. И я не позволю им забрать тебя. Ни Свет, ни Тьму я выбираю, а тебя. Ты - моё единственное... равновесие».
В этих словах не было пафоса. Они были друг для друга не просто любовниками или союзниками. Они были единственной реальностью, имеющей значение в этом мире, сошедшем с ума от своих же абстрактных законов.
Ночь начала сгущаться за окнами. Холодная дрожь от предстоящего пронзила воздух. Они - два создания, готовые противостоять богам и самим основам мироздания - поднялись на ноги.
Тени на этот раз не вышли.
В центре комнаты возник Алтарь.
Это был не каменный постамент, а место стока Тьмы и Света.

С одной стороны, он источал ослепительный, стерильный, выжигающий, выбеливающий свет. С другой - из него сочилась густая, тягучая тьма, поглощающая звук, свет и саму мысль. Две силы, вечно непримиримые, здесь, в этой точке, сходились в одном - в необходимости жертвы.

Молчаливое, подавляющее ожидание висело в воздухе. Получеловек и ведьма были приглашены на окончание войны. Пришло время исполнения равновесия.
Каталея стояла перед разверзшейся пастью мироздания. Она видела душой, как корчится Зло от переизбытка Добра и, потом порождает уродливое Добро. Видна была сама суть перекоса - искажение понятий Жизни и Смерти.
И вся её жизнь, вся боль, вся борьба - всё это было лишь подготовкой к этому моменту. Предопределённому, прописанному, в законах бытия. Но Каталея сказала: «Нет».
«Я не буду вашим топливом, - её голос был тихим. - Я не буду искуплением ваших грехов. Я не признаю ваш Баланс».
Это был не просто отказ подчиниться, а жест чистейшего неповиновения, равного по силе взрыву звезды.
Алтарь дрогнул.
Тьма сгустилась до плотности чёрной дыры, пытаясь поглотить её слова. А Свет вспыхнул с ещё большей ослепительной, обжигающей яростью. Давление стало невыносимым, кости Каталеи затрещали, а её душа исказилась от боли, но не стала сопротивляться, ни одной силе, ни другой.
«Я отказываюсь признавать ваше Равновесие, - вновь крикнула она, обессилено падая на колени. - Я присваиваю себе право быть создателем ИСТИННОГО НАЧАЛА!»
И она сделала то, чего не мог предвидеть ни Свет, ни Тьма. Каталея схватилась за два шипа сразу - за тот, что был обращен к Свету, и за тот, что смотрел во Тьму – и с силой перекрестила их.
Это был жест обнуления самой идеи Равновесия.
Ослепительный свет алтаря почернел, будто его заразили проказой. Густая тьма вспыхнула ядовито-белым сиянием. Две силы, столкнувшись в одной точке, заразили друг друга.
Вместо Света и Тьмы образовалось безразличное ничто. Оно не несло ни добра, ни зла. Только пустоту.
Каталея больше не была ни чистым светом, ни осквернённой тьмой. Она стала Ошибкой в коде существующей реальности. Она была прекрасна и ужасна.
Олэн с ужасом смотрел на неё: «Что ты сделала?»
Она повернулась к нему. В её глазах не было ни ликования, ни покоя. Только бездонная решимость: «Я сломала весы, Олэн. Теперь не будет ни Добра, ни Зла. Будет... НАЧАЛО».

Они не победили.
Они совершили нечто мощнее: обнулили все последствия, совершённых на Земле грехов и добродетелей.

Что родится из этого нового хаоса
- неописуемый ужас
 или невыразимая свобода?