Записки орнитолога-любителя из Омска

В психиатрической больнице №3 работал санитар Колька по прозвищу Философ. Прозвище дали за то, что он записывал бред пациентов в особую тетрадь, утверждая, что это покруче любой философии.

— Вот смотри, — показывал он мне запись. — Пациент К., тридцать два года, поступил после передозировки исследовательскими химикатами. Утверждает, что видел Омскую птицу, которая раздвоилась, потом растроилась, а потом стала всем сразу. Классическая теофания! Только вместо неопалимой купины — мем из интернета.

Я спросил:
— И что в этом философского?

— А то, что он прав! — Колька оживился. — Любое откровение приходит через доступные культурные коды. Моисею — горящий куст, потому что он пастух. Мухаммеду — архангел, потому что он знал иудео-христианскую традицию. А современному человеку — интернет-мем, потому что это его язык сакрального.

В палату завезли нового. Интеллигентного вида, в очках.
— Профессор религиоведения, — шепнул Колька. — Решил проверить теорию энтеогенов. Принял ДОБ, чтобы понять шаманские практики изнутри.

Профессор бормотал:
— Три птицы... Но я тоже три... И каждая птица — это я, смотрящий на себя... Но кто смотрит на смотрящего?

Колька кивнул:
— Классика. Сейчас он дойдёт до солипсизма, потом до панпсихизма, потом заснёт.

— Ты циничен.

— Я реалист. Знаешь, сколько таких профессоров через меня прошло? Все ищут Бога в химии. А находят только расширенную версию собственного эго. Птица-то Омская неспроста. Омск — это дыра, из которой все хотят уехать. И психоделический опыт — это попытка уехать из себя. Но приезжаешь всё в тот же Омск. Только с птицами.

Старый пациент Семёныч, лежавший у окна, вдруг заговорил:
— А я вам скажу, почему птица троится. Это не глюк. Это честность восприятия. Мы всегда видим три версии всего: что есть, чего нет, и что могло бы быть. Трезвый мозг выбирает одну версию и называет её реальностью. А под веществами видишь все три сразу. И понимаешь — реальность это консенсус, а не факт.

Колька присвистнул:
— Семёныч, ты же электрик был. Откуда такие мысли?

— От птицы, — серьёзно ответил Семёныч. — Она мне объяснила. Правда, на птичьем языке. Но я понял. Знаете, что она сказала главное? "Не верь мне. Я — твоя галлюцинация. Но именно поэтому я могу сказать правду. Реальные существа врут. Галлюцинации честны".

Профессор очнулся, сел на койке:
— Я понял! Троица — это не три в одном. Это одно, отказывающееся быть одним! Бог, который не хочет быть Богом, и поэтому становится тремя!

— Вот и славно, — Колька дал ему воды. — Попейте. И не пытайтесь это записать. Завтра не вспомните. А если вспомните — не поверите. А если поверите — никто другой не поверит.

Вечером, когда все уснули, Колька показал мне свою тетрадь. Последняя запись:
"Пациент видит птицу. Птица видит пациента. Кто галлюцинация — вопрос точки зрения. Может, мы все — сон Омской птицы, которой снится, что она не существует".

— Это чей бред? — спросил я.

— Мой, — улыбнулся Колька. — Я же говорил — работа такая. Семь лет в психушке, и начинаешь думать как пациенты. Или они начинают думать как ты. Уже не разберёшь.

Он закрыл тетрадь:
— Знаешь, что Павич написал бы про Омскую птицу? Что она — это последний пророк. Который пришёл сказать: "Не слушайте пророков. Даже меня. Особенно меня". И в этом парадоксе — всё откровение, которое нужно современному человеку.

Ночью я видел сон. Три птицы сидели на проводах. Одна сказала: "Я существую". Вторая: "Я не существую". Третья молчала.

Проснувшись, понял — третья была самой честной.

Она просто была птицей.

Не символом, не откровением, не галлюцинацией.

Просто птицей в городе Омске.

Которому не нужны пророки.

Потому что у него есть птицы.

Обычные и необычные.

Единичные и троичные.

Реальные и не очень.

Как и всё в Омске.

Как и сам Омск.