Бог убил злость

БОГ УБИЛ ЗЛОСТЬ

(Отрывки из книги «Страна друзей и … недругов»)

До лучших дней! - перед прощанием,
Пожав мне руку, ты сказал …
… Мой милый! Не придут они,
В грядущем счастия так мало!
Я помню радостные дни,
Но всё, что помню, то пропало...
     Михаил Лермонтов. К другу Шеншину.

     Хочется спорить с великим поэтом:

Мой милый! Нет, придут они,
В грядущем счастия немало!
И вспомнишь радостные дни,
И всё, что вспомнишь, не пропало...


СЛАВА

По морде хочешь?

     1959 год, август.
     Нас выгнала из дому наша бабушка, и мы переезжаем. Бабушку я любил, но наше трехлетнее пребывание в её небольшом доме утомило ее, и она указала нам на дверь. Хотя сама же и пригласила нас приехать к ней жить после службы отца в армии.
     Подвода с нашими вещами, на которых сидел я один, въехала во двор и остановилась. Двор был огромный, его даже двором не назовешь - поле огороженое. Земля сухая, трава кое-где пожухлая - август, конец лета.
В земле вмятины от следов коровьих и свиных копыт. Но у двух небольших домиков было чисто, только едва заметная дорожка шла между ними к строениям, виднеющимся в глубине двора.
     Подвода остановилась у правого дома. Отец стал распрягать лошадь, мама и брат Валера пошли открывать входную дверь. Я сижу среди привезенного скарба. У левого домика бегают двое мальчишек - один постарше, такой как я, другой маленький, в длинном до земли черном пальто, хотя еще лето. Когда взрослые открыли дверь и вошли в дом, больший мальчишка отделился от стайки и подошел к подводе, где всё еще сидел я.
     - Ну что, по морде хочешь?
     Но тут из дома вышел мой брат, и мальчик примирительно сказал:
     - Ладно, не бзди. Меня Славкой зовут. А вот тот пацан, - и он показал на маленького в черном длинном пальто, - это мой брат Алька. Если тронешь его…
     - Зачем мне его трогать? - ответил я.
     - Ну смотри. Вы здесь будете жить? - Я кивнул головой. - А мы уже живем, - и он показал на левый домик. - Выходи завтра играть.
     Так мы познакомились с Владиславом и Алексеем Бобиковыми - Славкой и Алькой, старший из которых, Слава, станет мне другом.

Красный борщ

     1960 год, зима.
     Всё вокруг было как бы создано для нас - чтобы бегать, гулять, дружить, ссориться, мириться - жить!
     Я долго собирал картинки со спичечных коробков, и у меня была хорошая коллекция, которую я подарил в седьмом классе моему однокласснику, а потом и другу, Саше Базарному. Собирали картинки мы по всему городу, но одно из мест, о котором я помню больше других - на железнодорожном вокзале. В вокзале был буфет, в буфете пили пиво и другие напитки, выходили курить и бросали окурки и пустые спичечные коробки в урны. Иные картинки были как произведения искусства. У меня было много красивых картинок, и, когда Саша Базарный взял в руки альбом, я очень пожалел о своем решении, но было поздно. В то, что за тысячу картинок наградят поездкой в Москву, я не очень верил, а вот похвалиться перед друзьями теперь было нечем.
     Но до расставания с альбомом было далеко, целых шесть лет, а сейчас … Сейчас я пришел из школы, учился я во вторую смену, а дома никого нет. На улице темно. Ключей в укромном месте почему-то не оказалось, и я пошел к соседям, Бобиковым.
     Дома у них был Славка с братом, их мама и бабушка. А еще у них гостил Шишкин, отец которого был стрелочником и  путеобходчиком, и жили они у железной дороги в километрах двух-трех от вокзала.
     - О! Сережа! Заходи. А шо такое? - Славка, как и многие на Кубани, часто говорил на суржике.
     - Да не знаю, куда родители ушли, - сказал я.
     Анна Павловна, Славкина мама, усадила меня за стол.
     - Ты же после школы. Есть, наверно, хочешь?
     Она налила мне полную тарелку борща. Он очень вкусно пах. Борщ был горячий, красный, но … очень кислый. Борщ такой мне не понравился. Я с трудом, но съел его.
     - Будешь еще? - спросила Анна Павловна.
     - Нет, спасибо, я наелся, - сказал я и встал из-за стола.
     - Поел? Давай к нам, - махнул Слава, - Шишкин нам сказки про железную дорогу и поезда будет рассказывать.
     - И ничего не сказки, - обиделся Шишкин. - Так и было. Ну вот, слушайте. Иду я, значит, ночью домой, и хоть глаз выколи - ничего не видно, одна луна в небе светится. Вижу, далеко впереди по путям идет то ли человек, то ли ...
     Мы - Славка, Алька и я - притихли. Шишкин знал много историй.
     Анна Павловна принесла нам по кусочку белого хлеба с шоколадным маслом - Ефим Павлович недавно был в Краснодаре:
     - Вот, закусите, ребятки.
     Мне сладкий бутерброд пришелся кстати, да еще с шоколадным маслом, а то ведь кислый борщ я никогда не ел, и эту его «кислинку» хотелось подсластить.
     Если бы борщ был такой, как варила моя мама - не красный, светлый, с зажаркой из лука и моркови и совсем не кислый, - я никогда не запомнил бы этот вечер. Даже со страшными историями Шишкина.

САША

Рождение сестры

     1961 год.
     19 мая 1961 года в школе была праздничная линейка, посвященная Дню пионерии. После линейки всех отпустили, и я пошел к Саше Столбунову, он жил рядом с моей бабушкой, и дом его был недалеко от школы. Когда я пришел к нему, он был в коридоре, и с ним были его старшая сестра Света и еще один мальчик из его класса. Саша был какой-то загадочный. Через некоторое время он сказал мне:
     - Никому не говори то, что я сейчас тебе скажу.
     - Могила, - сказал я.
     - У меня родилась сестра, - и добавил шепотом, - ее зовут Таня.
     Вот те раз! Тетя Маруся еще кого-то родила? Нам, десятилетним, трудно было поверить в то, что тетя Маруся и дядя Петя могут еще кого-то родить. Мы уже кое-что понимали, как зарождаются и появляются на свет дети. Ну где-то, ну кто-то, но чтобы наши родители!
     А тете Марусе было тогда всего-то 40 лет!

Картофелины на полу

     1962 год, лето.
     Тетя Маруся, Сашина мама, очень вкусно готовила - придешь к ним, а у нее борщ, котлетки или перец фаршированный. Запах! Когда она готовила борщ, то клала в него целые картофелины. Это было непривычно для меня, моя мама никогда так не делала.
     В одно из воскресений, а тогда был только один выходной у всех, я пришел к Саше, и мы пошли на речку, куда же еще? Накупавшись вволю, мы захотели есть и вернулись домой. Борщ был уже готов. А готовила тетя Маруся и обедали они летом в стоящей рядом с домом кухоньке.
     Тетя Маруся ушла к тете Поле, своей сестре, что жила рядом. Мы с Сашкой стали дурачиться, бегать по кухне, бросаться чем попало и … опрокинули кастрюлю с борщом. Тетя Маруся вернулась от сестры, а борщ и крупные картофелины из него валяются на полу. Она ничего не сказала и никого не ругала, но так посмотрела на меня, на Сашу, что этот ее взгляд я до сих пор помню. Как и целые картофелины, лежащие на полу.
     Овчарка Альфа все съела подчистую. Мы же остались голодные.

ЖОРА

Злость

     Шел 1960 год.
     Жора Полищук жил в квартале от «нашего» «Заготскота» в доме с четырехскатной крышей под шифером. Два его старших брата нагоняли тоску и страх на нас, меньших. У Жориных родителей были корова и телята, и их надо было выводить пастись.
     На территории совхоза хранились использованные шины с тракторов и машин, их много валялось, и мы там играли. Однажды Жора заигрался и не пришел вовремя домой. Мы издали увидели идущего к нам с кнутом его брата Кольку, и Жора спрятался в шинах. Но брат быстро его нашел и тут же, при нас, отхлестал кнутом. Жорка кричал, а брат бил его с остервенением, с перекошенным от злобы лицом, нам же оставалось только смотреть на избиение друга. Было больно даже нам, не то что Жорику.
     Жора был незлым мальчиком, но часто дрался и в детстве, и в юности, да и повзрослев. С такими-то братьями. Что случилось однажды между нами в первый год знакомства, не помню, но он пообещал побить меня, если я пройду мимо его дома. А мне надо было ходить каждый день за хлебом в магазин у мебельной фабрики, и я боялся идти. Я рассказал маме про Жорку, и, когда я пошел за хлебом, мама вышла на дорогу, подбоченилась и смотрела, чтобы, если Жорка выйдет, прогнать его. Он не вышел, но страху я натерпелся. На меня лаяла только его собака. Такая же злая, как и его братья.
     Жора рано умрет. Говорили, что его убили где-то на Украине, в тех местах, где плавили чугун. Говорили еще, что он то ли углекислого газа наглотался у домны, то ли в драке погиб.
     Но я Жору запомню по 1980-у году, когда он приходил домой к моим родителям и сидел с нами за столом, когда я был там со своей молодой женой в свадебном путешествии. Он приходил с книгами, возвращаясь из библиотеки. Жора любил читать.
     У Славки как-то незаметно появился шрам на верхней губе, уже после его свадьбы. Не было, и вдруг появился. Он долго не рассказывал, как это произошло. Но потом не удержался и поведал - подрался с Жориком, почему-то это случилось в автобусе. Славка после института и женитьбы жил в Истре, а подрался в Абинске. Как его угораздило встретиться с Жорой в Абинске в недобрый час, не знаю. Жора был с друзьями и под хмельком, друзья тоже. Славка встал в конце автобуса и отбивался от нескольких наседавших на него парней. Это он умел. Он побил однажды в парке у школы вышедших вдвоем против него одного Сашку Столбунова и Витьку Фоменко. Драться Славка умел, но губу ему все же рассекли в автобусе.
     Жора дрался и со мной. Вроде крепкий был он и на год старше меня, а звал на подмогу себе старших ребят. Один раз я направлялся на концерт в РДК, а он шел навстречу, и что мы не поделили, встретившись, Бог его теперь знает. После концерта он ждал меня с парнем старше меня года на два-три. Парень этот стал спокойно разговаривать со мной, Жора стоял за ним, и вдруг неожиданно парень ударил снизу мне в челюсть, потом еще и еще раз. Я не упал, но фуражка слетела с моей головы. Я бросился на Жорку. Но силы были неравны.
     В 1970-м, приехав на каникулы и прогуливаясь с братом по центру города в курсантской военной форме, я увидел своего обидчика, того парня, повзрослевшего, и очень захотелось мне, и всегда хотелось, отомстить за себя. Я подумал, подумал и не стал этого делать, хотя чувствовал в себе силы, и брату об этом сказал, и брат меня поддержал. Злости не было, злость куда-то ушла. Хотя я до сих пор жалею, что не стал бить в челюсть, теперь уже его, обидчика, недруга. Я простил его? Нет. Но злости не было, значит, Бог простил. Бог убил во мне злость.