Застенчивый весельчак

 ПЬЕСА


             З  А  С  Т  Е  Н  Ч  И  В  Ы  Й     В  Е  С  Е  Л  Ь  Ч  А  К 

              Инсценировка и фантазии на тему рассказов Аркадия Аверченко:
                «Ложь», «Сокровище», «Четверо», «Двойник»,
                «Отец Марьи Михайловны», «Обыкновенная женщина».
 

  Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е   Л И Ц А
 
 (Действия 1 — 5.)
 К о л е с а к и н  Павлуша, молодой человек, «застенчивый весельчак».

 (Действие 1. «Ложь».)
 К о л е с а к и н, «застенчивый весельчак».
 Л я з г о в,  адвокат.
 С е р а ф и м а  П е т р о в н а,  жена Лязгова.
 К о н я к и н,  студент.
 С е л и в а н с к и й,  драматург.
 Б л ю х и н,  газетный рецензент.
--------
--------

 (Действие 2. «Четверо».)
 К о л е с а к и н, «застенчивый весельчак».
 Ч е т в е р о р у к о в,  чиновник казённой палаты.
 С и м о ч к а,  жена Четверорукова.
 С а н д о м и р с к и й  Василий Абрамович, представитель
                фирмы «Эванс и Крумбель».
--------
--------

 (Действие 3. «Двойник».)
 К о л е с а к и н, «застенчивый весельчак».
 К р у п н ы й   г о с п о д и н.
 В л ю б л ё н н а я   д е в у ш к а.
 М е т р д о т е л ь.
 Н и к о л а й,  официант
 О к о л о т о ч н ы й.
 Щ е г о л е в а т ы й   г о с п о д и н.
--------
--------

 (Действие 4. «Отец Марьи Михайловны»)
 К о л е с а к и н, «застенчивый весельчак».
 М а р ь я  М и х а й л о в н а.
 Г р и н я е в.
 К а п е л ю х и н.
--------
 М а ш а  (Марья Михайловна в детстве).
 О т е ц.
 М а т ь.
 М а р и ш а,  горничная и кухарка.
 С е с т р а  Маши.
 К о с т я,  брат Маши.
--------
--------

(Действие 5.  «Обыкновенная женщина», «Отец Марьи Михайловны».)
 К о л е с а к и н.
 З о я,  женщина Колесакина из прошлого.
 Н а т а л ь я,  жена Колесакина (бывшая  в л ю б л ё н н а я   д е в у ш к а).
 А л ё ш а,  сын Колесакина и Зои.




                Д Е Й С Т В И Е   П Е Р В О Е

        «ЛОЖЬ»


   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 К о л е с а к и н,  Павлуша, «застенчивый весельчак».
 Л я з г о в,  адвокат.
 С е р а ф и м а  П е т р о в н а,  жена Лязгова.
 К о н я к и н,  студент.
 С е л и в а н с к и й,  драматург.
 Б л ю х и н,  газетный рецензент.
   

 
                С ц е н а   п е р в а я
   
                Домашний кабинет адвоката  Лязгова.

    Л я з г о в,  К о л е с а к и н,  С е р а ф и м а  П е т р о в н а,  К о н я к и н, 
                Б л ю х и н,  С е л и в а н с к и й.

        Л я з г о в   и   К о л е с а к и н  курят сигары и неторопливо беседуют.

К о л е с а к и н (зрителям). Чтение пьесы было назначено на 12 часов ночи. Я приехал немного раньше и убивал ленивое время в болтовне с хозяином дома адвокатом Лязговым.

Л я з г о в (зрителям). Молодой человек Колесакин называл сам себя
застенчивым весельчаком. Приятели называли его забавником и юмористом, а
уголовный суд, если бы весёлый Колесакин попал под его отеческую руку,
разошёлся бы в оценке характера весёлого Колесакина и с ним самим, и с
Колесакиновыми приятелями.

К о л е с а к и н (Лязгову.) Трудно понять китайцев. Я знал китайцев, которые два-три года терпеливо просиживали над кусочком слоновой кости величиной с орех. Из этого бесформенного куска китаец с помощью целой армии крохотных ножичков и пилочек вырезывал корабль — чудо хитроумия и терпения: корабль имел все снасти, паруса, нёс на себе соответствующее количество команды, причём каждый из матросов был величиной с маковое зерно, а канаты были так тонки, что даже не отбрасывали тени, — и всё это было ни к чему... Не говоря уже о том, что на таком судне нельзя было сделать самой незначительной поездки, — сам корабль был настолько хрупок и непрочен, что одно лёгкое нажатие ладони уничтожало сатанинский труд глупого китайца.

                Вбегает розовая, оживлённая  С е р а ф и м а  П е т р о в н а.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Что же это, около двенадцати, а публики ещё нет?!

Л я з г о в. Подойдут. Откуда ты, Симочка?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Я... была на катке, что на Бассейной, с сестрой Тарского.

К о л е с а к и н (медленно повернувшись и посмотрев в лицо Лязговой; зрителям). Что это значит? Час тому назад я видел её в театре сидящей рядом с нашей общей знакомой Таней Черножуковой. Зачем она солгала? Трудно предположить, что здесь был замешан любовник... В театре она всё время сидела с Таней и из театра, судя по времени, прямо поехала домой. Значит, она хотела скрыть или своё пребывание в театре, или встречу с Таней Черножуковой...

                Приехал студент  К о н я к и н.  Здоровается.

К о н я к и н (повернувшись к Лязговой). Ну, как сегодняшняя пьеса в театре... Интересна?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (удивленно вскинув плечами). С чего вы взяли, что я знаю об этом? Я же не была в театре.

К о н я к и н. Как же не были? А я заезжал к Черножуковым — мне сказали, что вы с Татьяной Викторовной уехали в театр.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (опустив голову и разглаживая юбку на коленях, усмехнулась). В таком случае я не виновата, что Таня такая глупая; когда она уезжала из дому, то могла солгать как-нибудь иначе...

Л я з г о в (заинтересованно взглянув на жену). Почему она должна была солгать?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Неужели ты не догадываешься? Наверное, поехала к своему поэту!

К о н я к и н (живо обернувшись к Серафиме Петровне). К поэту? К Гагарову? Но этого не может быть! Гагаров на днях уехал в Москву, и я сам его провожал.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (упрямо качнув головой и с видом человека, прыгающего в пропасть). А он всё-таки здесь!

К о н я к и н (пожав плечами). Не понимаю... Мы с Гагаровым друзья, и он, если бы вернулся, первым долгом известил бы меня.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (постукивая носком ботинка о ковёр и, видно, для того, чтоб прекратить разговор). Он, кажется, скрывается. За ним следят.

К о н я к и н (забеспокоившись). Следят??! Кто следит?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Эти вот... Сыщики.

К о н я к и н. Позвольте, Серафима Петровна... Вы говорите что-то странное: с какой стати сыщикам следить за Гагаровым, когда он не революционер и политикой никогда не занимался?!

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (окинув студента враждебным взглядом; раздельно).
Не занимался, а теперь занимается. Впрочем, что мы всё: Гагаров да Гагаров. Хотите, господа, чаю?
      
                Приходит ещё один гость — Б л ю х и н.

Б л ю х и н. Мороз, а хорошо! Холодно до гадости. Я сейчас часа два на коньках катался. Прекрасный на Бассейной каток.

Л я з г о в (прихлебывая чай из стакана). А жена тоже сейчас только оттуда. Встретились?

Б л ю х и н (изумлённо). Что вы говорите?! Я все время катался и вас, Серафима Петровна, не видел.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (улыбнувшись). Однако я там была. С Марьей Александровной Шемшуриной.

Б л ю х и н. Удивительно... Ни вас, ни её я не видел. Это тем более странно, что каток ведь крошечный, — все как на ладони.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Мы больше сидели всё... около музыки. У меня винт на коньке расшатался.

Б л ю х и н. Ах так! Хотите, я вам сейчас исправлю? Я мастер на эти дела. Где он у вас?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (нервно застучав ногой по ковру). Я уже отдала его слесарю.

Л я з г о в. Как же это ты ухитрилась отдать слесарю, когда теперь ночь?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (рассердившись). Так и отдала! Что ты пристал? Слесарная по случаю срочной работы была открыта. Я и отдала. Слесаря Матвеем зовут.
    
         Наконец явился давно ожидаемый драматург  С е л и в а н с к и й
                с пьесой, свёрнутой в трубку и перевязанной ленточкой.

С е л и в а н с к и й (раскланиваясь). Извиняюсь, что опоздал. Задержал прекрасный пол.

Л я з г о в (улыбаясь). На драматурга большой спрос. Кто же это тебя задержал?

С е л и в а н с к и й. Шемшурина, Марья Александровна. Читал ей пьесу.

Л я з г о в (захлопав в ладоши). Соврал, соврал драматург! Драматург скрывает свои любовные похождения! Никакой Шемшуриной ты не мог читать пьесу!

С е л и в а н с к и й (обводя компанию недоумённым, подозрительным взглядом, кричит). Как не читал? Читал! Именно ей читал.

Л я з г о в (засмеявшись). Ха-ха! Скажи же ему, Симочка, что он попался с поличным: ведь Шемшурина была с тобой на катке.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (кивнула головой, осматривая всех холодным взглядом). Да, она со мной была.

С е л и в а н с к и й. Когда?! Я с половины девятого до двенадцати сидел у неё и читал свою пьесу «Сокровище».

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (пожимая плечами). Вы что-нибудь спутали.

С е л и в а н с к и й. Что? Что я мог спутать? Часы я мог спутать, Шемшурину мог спутать с кем-нибудь или свою пьесу с отрывным календарем?! Как так — 
спутать?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Хотите чаю?

С е л и в а н с к и й. Да нет, разберёмся: когда Шемшурина была с вами на катке?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Часов в десять, одиннадцать.

С е л и в а н с к и й (всплеснув руками). Так поздравляю вас: в это самое время я читал ей дома пьесу.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (язвительно). Да? Может быть, на свете существуют две Шемшуриных? Или я незнакомую даму приняла за Марью Александровну? Или, может, я была на катке вчера. Ха-ха!..

С е л и в а н с к и й (изумлённо). Ничего не понимаю!

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (засмеявшись). То-то и оно. То-то и оно! Ах, Селиванский, Селиванский... Господа, прошу в гостиную!

          С е л и в а н с к и й  пожал плечами и стал разворачивать рукопись.

Колесакин (зрителям). Трудно понять китайцев и женщин. Женская ложь часто напоминает мне китайский корабль величиной с орех — масса терпения, хитрости — и всё это совершенно бесцельно, безрезультатно, всё гибнет от простого прикосновения.

              Когда все переходили в гостиную,  К о л е с а к и н  задержался
               в кабинете и, сделав рукой знак  С е р а ф и м е  П е т р о в н е,
                остался с ней наедине.

К о л е с а к и н (равнодушно). Вы сегодня были на катке?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Да. С Шемшуриной.

К о л е с а к и н. А я вас в театре сегодня видел. С Таней Черножуковой.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (вспыхнув). Не может быть. Что же, я лгу, что ли?

К о л е с а к и н. Конечно, лжёте. Я вас прекрасно видел.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Вы приняли за меня кого-нибудь другого...

К о л е с а к и н. Нет. Вы лжёте неумело, впутываете массу лиц, попадаетесь и опять нагромождаете одну ложь на другую... Для чего вы солгали мужу о катке?

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (застучав ногой по ковру). Он не любит, когда я встречаюсь с Таней.

К о л е с а к и н. А я сейчас пойду и скажу всем, что видел вас с Таней в театре.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (схватив Колесакина за руку, испуганная, с трясущимися губами). Вы этого не сделаете!

К о л е с а к и н. Отчего же не сделать?.. Сделаю!

С е р а ф и м а  П е т р о в н а. Ну, милый, ну, хороший... Вы не скажете... да? Ведь не скажете?

К о л е с а к и н. Скажу.

С е р а ф и м а  П е т р о в н а (вскинув свои руки Колесакину на плечи, крепко поцеловала его и, прижимаясь, прерывистым шёпотом). А теперь не скажете? Нет?



                С ц е н а   в т о р а я

                Гостиная

       Л я з г о в,  К о л е с а к и н,  С е р а ф и м а  П е т р о в н а,  К о н я к и н,      
                Б л ю х и н,  С е л и в а н с к и й.


                Чтение пьесы. Ужин.


                (С е р а ф и м а  П е т р о в н а  во время чтения пьесы
     упорно избегает взгляда  К о л е с а к и н а  и держится возле мужа.)

С е л и в а н с к и й (читает). «Сокровище».  Драма в пяти актах.  Действующие лица.  Тугоухов Иван Федосеевич.  Елена Ивановна — "чу;дная женщина".  Бычков Виктор Викторович.  Аграмантов.  Иволгин. 
______
Акт I. Картина первая.  На улице, возле табачной лавки.  Тугоухов, Бычков.
ТУГОУХОВ. Отчего вы к нам никогда не зайдёте? Я вас познакомлю с женой. Чу;дная у меня жена! Красавица, умница.
Попьем чайку, познакомлю вас. Право, приходите. Поёт, играет.
БЫЧКОВ (окидывая Тугоухова сожалительным взглядом; про себя). Какие все мужья дураки! (Вслух.) Хорошо, приду.
ТУГОУХОВ. Вот спасибо. Она у меня образованная, и потом сложена — божественно!
БЫЧКОВ (про себя). Вот дурак-то! (Вслух.) Спасибо. Завтра же приду.

Акт I. Картина вторая. Дома у Тугоуховых. Тугоухов, Елена Ивановна, Бычков.
(Бычков, как тонкий эстет, восхищенно любуется белыми проворными ручками Елены Ивановны, ловко перетиравшими чайную посуду.)
БЫЧКОВ (одобрительно; про себя). Чу;дная женщина!
ТУГОУХОВ (будто угадывает его мысли) Да, жена у меня — чистое сокровище! Вот сейчас должен я идти на собрание акционеров и жалко её оставлять дома. (Жене.) Алёнушка, сокровище моё, ты не будешь скучать? Впрочем, я предоставлю в твоё распоряжение Виктора Викторовича. (Бычкову.) Развлеките её.
БЫЧКОВ (дрогнувшим голосом). С удовольствием!..
ТУГОУХОВ. Я вернусь к одиннадцати. Раньше не ждите, прощай, моё сокровище! До свиданья, мой молодой друг.
_______
Акт II. Спустя две недели. Дома у Тугоуховых. В этот раз уже большая просторная гостиная.    Тугоухов, Елена Ивановна, Бычков.
(Бычков сидит у рояля рядом с Еленой Ивановной. Её муж, о чём-то задумавшись, большими шагами ходит по гостиной. И так как он то приближался к сидевшей у рояля парочке, то удалялся к противоположному концу огромной комнаты — благодаря именно этому и разговор у Елены Ивановны с Бычковым был странный, путаный.)
ЕЛЕНА ИВАНОВНА. Отчего ты уже три дня не приходил к нам, противный?! Я так стосковалась…
(В это время сзади слышались шаги мужа, и она сразу круто поворачивала руль
разговора.)
…и потом в этом имении, где я жила у дяди, было много земляники. А я обожаю землянику…
(Шаги удаляются.) …и тебя я обожаю ещё больше! Я так соскучилась без твоих поцелуев, так было тоскливо, что...
(Шаги приближаются.)  ...прямо-таки целыми днями я с сестрой лежала среди земляничных кустов и всё ела, ела…
(Шаги удаляются.) ...а, может быть, у тебя завелась другая женщина — ты смотри, я такая ревнивая, что…
(Шаги приближаются.) ...никогда не могла допустить, чтобы сестра съела больше ягод, чем я. Бывало, кричу…
(Шаги удаляются.) ...узнаю что-нибудь — оболью уксусной эссенцией…
(Шаги приближаются.) ...да… эссенция… очень хорошо с ней чай пить, с этой земляничной эссенцией!
      (Так мирный монолог тянулся успешно, пока слово не перешло к Бычкову.)
(Шаги удаляются.)
БЫЧКОВ. На кого же я могу тебя променять, моё сокровище, моя птичка!.. (И в этом месте Бычков сбился вдруг с ритма беседы самым жестоким образом: когда муж был на другом конце комнаты, Бычков вяло тянул своё повествование о канарейке.) ...Гм! Не то это была канарейка, не то щеглёнок, но пела удивительно. Один раз я забыл насыпать ей корму, а на другой день…
(Шаги приближаются. И когда муж оказался близко.) ...вернее, завтра я приеду к тебе, когда твой муж уберётся на свое чёртово акционерное заседание!
ТУГОУХОВ (страдальческим голосом). Хорошо вы, молодой человек, воспользовались моим доверием!.. Что ж… я могу «убраться»… могу убраться совсем! Чтоб не мешать влюблённым голубкам.
(Жена с криком испуга простирает к нему руки, но он тихо отстраняет её и качает головой.)
Не надо ни оправданий, ни объяснений! Глаза мои открылись! Я ухожу! Я ухожу. Буду один вдали от вас переживать эту душевную тяжкую драму и… если на моё имя вообще будут письма, — прошу пересылать их в отель «Бристоль».
   (Тугоухов, сложив вещи, уходит поспешно и со странно опущенной головой.)
Елена Ивановна плачет, падая на грудь Бычкова. Потом отстраняет голову от бычковской груди, вытирает слёзы.)
ЕЛЕНА ИВАНОВНА (спокойным голосом). Ну, и чёрт с ним! Мы с тобой славно заживём, о, моё солнце незакатное!..
_______
Акт III. Спустя месяц.  В номере «Бристоля» у Тугоухова.  Тугоухов, Бычков.
БЫЧКОВ (сердито). Вы со мной поступили подло, по-предательски!
ТУГОУХОВ (ухмыльнувшись). То есть это почему же? Я ушёл, чтобы не мешать вашему счастью.
БЫЧКОВ. Врите больше. Просто подбросили мне надоевшую вам жену, а я, как дурак, попался.
ТУГОУХОВ. Да вы разве недовольны?
БЫЧКОВ. Чёрта с два — доволен. Не женщина, а уксус. Злая, лживая, ревнивая, как дьявол, и глупа так, что иногда поколотить её хочется. Вы ведь это сами хорошо знаете. Хорошего дурака вы из меня состряпали!
  (Тугоухов лежал в удобной позе на диване и безмятежно улыбался.)
И уйти от неё нельзя — не пускает! Скандалом грозит.
ТУГОУХОВ (кротко соглашается). Да, это на неё похоже.
БЫЧКОВ. Иван Федосеич! Вы со мной, конечно, поступили подло, но… я всё вам прощу, всё забуду, если вы посоветуете… найдёте выход!
ТУГОУХОВ. Выход? А кто вам мешает поступить так же, как я? Найдите приличного молодого человека… да и…
БЫЧКОВ. Да где его найдёшь, такого дурака?!..
ТУГОУХОВ. Я же нашёл. Да и при чём тут дурак? Согласитесь, что первое впечатление она производит очаровательное. Женщинам это как-то удаётся.
БЫЧКОВ. Иван Федосеич! Посоветуйте. Может, у вас есть кто в виду?
ТУГОУХОВ. Гм! Действительно, поступил я с вами подло, а вы человек пресимпатичный. Кого бы вам посоветовать? Послушайте! Аграмантов подойдёт!! Он ещё весной бросал взгляды на это моё «сокровище».
БЫЧКОВ. Аграмантов? Гм! Вы думаете?
______
Акт IV. В ложе уютного ресторана.  Бычков, Аграмантов.
БЫЧКОВ (хлопая Аграмантова по коленке; оживлённо). Послушайте! Что вас давно не видно? Приходите к нам. Я ведь сейчас на семейном положении — с Еленой Ивановной. Чу;дная женщина — поёт, играет, и потом, сложена́, как богиня! Чистое сокровище! Право, пришли бы чайку попить. Елена Ивановна уже несколько раз о вас спрашивала. Приходите, а?
АГРАМАНТОВ (разглядывая Бычкова с видом презрительного сожаления; саркастически, про себя). Вот-то дурак... (Вслух.) Обязательно приду. Завтра же.
_______
Акт V. Спустя месяц.  В театре во время антракта.  Аграмантов, Иволгин.
АГРАМАНТОВ (бросаясь к Иволгину с распростёртыми объятиями). А-а! Ну что за счастливая встреча! Беру с вас слово, что навестите меня. Я сейчас на семейном положении… Новая моя жена, Елена Ивановна — чу́дная! Приходите, познакомлю. Красавица, умница и поёт дьявольски…
ИВОЛГИН (равнодушно отстраняя его). Позвольте, позвольте… Это не та ли Елена Ивановна, которая была раньше женой Тугоухова?
АГРАМАНТОВ. Да… да… А… что?
ИВОЛГИН. Так не трудитесь: это я был тот первый, который сплавил её Тугоухову!.. Так что — не трудитесь: сыт по горло!
                (Аграмантов угрюмо молчал. Круг замкнулся.)
                К О Н Е Ц


С е р а ф и м а  П е т р о в н а (мужу). А где ты был сегодня вечером? Тебя ведь не было с трёх часов.

                К о л е с а к и н  с любопытством ждёт ответа Лязгова.

К о л е с а к и н (зрителям). Лязгов, когда мы были вдвоём в кабинете, откровенно рассказал мне, что этот день он провёл довольно беспутно: из Одессы к нему приехала знакомая француженка, кафешантанная певица, с которой он обедал у Контана, в кабинете...

Л я з г о в (обернувшись к жене и подумав несколько секунд). Я был у Контана. Обедали. Один клиент из Одессы с женой-француженкой и я.

К о л е с а к и н (зрителям). ...После обеда катались с француженкой на автомобиле, потом он был у неё в Гранд-Отеле, а вечером завёз её в "Буфф", где и оставил...

Л я з г о в. ...Потом я заехал за моей доверительницей по Усачёвскому делу, и мы разъезжали в её автомобиле — она очень богатая — по делу об освобождении имения от описи. Затем я был в Гранд-Отеле у одного помещика, а вечером заехал на минутку в "Буфф" повидаться с знакомым. Вот и всё.

 
К о л е с а к и н (зрителям). Да. Вот это ложь! (Пауза.)
Эх, Серафима Петровна... Серафима-Симочка...
(На перемене света.)  Предстоящим летом, когда я поеду на один день в город Скучилов по какому-то вздорному поручению старой тётки, мне встретится другая Симочка, попутчица в поезде. А также — несколько весёлых приключений в городе со скучным названием...


                Стук колёс поезда.


                К о н е ц  п е р в о г о  д е й с т в и я

                     




                Д Е Й С Т В И Е   В Т О Р О Е

       «ЧЕТВЕРО»


  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

  К о л е с а к и н  Павлуша,  «застенчивый весельчак».
  Ч е т в е р о р у к о в,  чиновник казёной палаты.
  С и м о ч к а,  жена Четверорукова.
  С а н д о м и р с к и й  Василий Абрамович, представитель
  фирмы «Эванс и Крумбель».


                В   о д н о й   с ц е н е

          Спустя полгода, летом.  Купе второго класса курьерского поезда.

    Ч е т в е р о р у к о в,  С и м о ч к а,  С а н д о м и р с к и й,  К о л е с а к и н.

                Ч е т в е р о р у к о в  вертит в руках портсигар.
                С и м о ч к а  постукивает каблучками и переводит
                рассеянный взгляд с мужа на Сандомирского.
                С а н д о м и р с к и й  в очередной раз просматривает
                скверный юмористический журнал, в котором он прочёл
                всё, вплоть до фамилии типографщика и приёма подписки.

               На одной из остановок входит  К о л е с а к и н,  внимательно
                оглядывает супругов Четвероруковых, Сандомирского,
                вынимает газету и погружается в чтение.

С и м о ч к а (сладко зевая). Нам ещё ехать пять часов. Пять часов отчаянной скуки!

Ч е т в е р о р у к о в (наставительно). Езда на железных дорогах однообразна, чем и утомляет пассажиров.

С а н д о м и р с к и й. И железные дороги невыносимо дорого стоят. Вы подумайте: какой-нибудь билет стоит двенадцать рублей. (Пересмотрев ещё раз свой юмористический журнал.) Уже я не говорю о плацкарте!

С и м о ч к а (стукнув ботинком). Главное, что скучно!

К о л е с а к и н (сложив газету, обведя всю компанию странным взглядом и засмеявшись странным, клокочущим, придушенным смехом). Вам скучно? Я знаю, отчего происходит скука… Оттого, что все вы — не те, которыми притворяетесь, а это ужасно скучно.

                В с е  сильно удивлены.

С а н д о м и р с к и й (обиженно). То есть как мы не те? Мы вовсе — те. Я как человек интеллигентный...

К о л е с а к и н (улыбнувшись). Мы все не те, которыми притворяемся. Вот вы — кто вы такой?

С а н д о м и р с к и й. Я? Я представитель фирмы Эванс и Крумбель, сукна, трико и бумазеи.

К о л е с а к и н (закатываясь смехом). Так я и знал, что вы придумаете самое нелепое! Ну зачем же вы лжёте себе и другим? Ведь вы кардинал при папском дворе в Ватикане и нарочно прячетесь под личиной какого-то Крумбеля!

С а н д о м и р с к и й (удивлённо и испуганно). Ватикан? Я Ватикан?

К о л е с а к и н. Не Ватикан, а кардинал! Не притворяйтесь дураком. Я знаю, что вы одна из умнейших и хитрейших личностей современности! Я слышал кое-что о вас!

С а н д о м и р с к и й. Извините. Но эти шутки мне не надо!

К о л е с а к и н (серьёзно, кладя обе руки на плечи Сандомирского). Джузеппе! Ты меня не обманешь! Вместо глупых разговоров я бы хотел послушать от тебя что-нибудь о Ватикане, о тамошних порядках и о твоих успехах среди набожных знатных итальянок…

С а н д о м и р с к и й (в ужасе). Пустите меня! Что это такое?!

К о л е с а к и н (шипит, закрывая ладонью рот коммивояжёра). Тсс! Не надо кричать. Здесь дама. (Садится на своё место, засовывает руку в карман и, вынув револьвер, наводит его на Сандомирского.)
Джузеппе! Я человек предобрый, но если около меня сидит притворщик, я
этого не переношу!

                С и м о ч к а  ахнула и откинулась в самый угол.
                Ч е т в е р о р у к о в  поёрзал на диване, попытался встать,
           но решительный жест  К о л е с а к и н а  пригвоздил его к месту.

Господа! Я вам ничего дурного не делаю. Будьте спокойны. Я только требую от этого человека, чтобы он признался — кто он такой?

С а н д о м и р с к и й (прошептав побледневшими губами). Я Сандомирский!

К о л е с а к и н. Лжёшь, Джузеппе! Ты кардинал.

Ч е т в е р о р у к о в (испуганно покосившись на незнакомца и шёпотом Сандомирскому). Вы видите, с кем вы имеете дело… Скажите ему, что вы кардинал. Что вам стоит?

С а н д о м и р с к и й (в отчаянии, шёпотом). Я же не кардинал!!

Ч е т в е р о р у к о в (заискивающе). Он стесняется сказать вам, что он кардинал. Но, вероятно, он кардинал.

К о л е с а к и н. Не правда ли?! Вы не находите, что в его лице есть что-то кардинальное?

Ч е т в е р о р у к о в (с готовностью). Есть! Но… стоит ли вам так волноваться из-за этого?..

К о л е с а к и н (играя револьвером, капризно). Пусть он скажет!

С а н д о м и р с к и й (кричит). Ну хорошо! Хорошо! Ну, я кардинал.

К о л е с а к и н (с торжествующим жестом). Видите! Я вам говорил… Все люди не те, кем они кажутся! Благословите меня, ваше преподобие!

                С а н д о м и р с к и й  нерешительно пожал плечами,
             протянул обе руки и помахал ими над головой незнакомца.

                С и м о ч к а  фыркнула.


С а н д о м и р с к и й (обиженно). При чем тут смех? Позвольте мне, господин, на минутку выйти.

К о л е с а к и н. Нет, я вас не пущу. Я хочу, чтобы вы нам рассказали о какой-нибудь забавной интрижке с вашими прихожанками.

С а н д о м и р с к и й. Какие прихожанки? Какая может быть интриж… (Взглянув на револьвер, понизив голос, уныло.) Ну, были интрижки, — стоит об этом говорить…

К о л е с а к и н (бешено кричит). Говорите!!

С а н д о м и р с к и й. Уберите ваш пистолет — тогда расскажу. Ну, что вам рассказать… Однажды в меня влюбилась одна итальянская дама…

К о л е с а к и н. Графиня?

С а н д о м и р с к и й. Ну, графиня. Вася, говорит, я тебя так люблю, что ужас. Целовались.

К о л е с а к и н. Нет, вы подробнее… Где вы с ней встретились, и как впервые возникло в вас это чувство?..

С а н д о м и р с к и й (наморщив лоб и, взглянув с тоской на Четверорукова). Она была на балу. Такое белое платье с розами. Нас познакомил посланник какой-то. Я говорю: «Ой, графиня, какая вы хорошень…»

К о л е с а к и н (сурово перебивает). Что вы путаете! Разве можно вам, духовному лицу, быть на балу?

С а н д о м и р с к и й. Ну какой это бал! Маленькая домашняя вечеринка. Она мне говорит: «Джузеппе, я несчастна! Я хотела бы перед вами причаститься».

К о л е с а к и н (поправляет). Исповедаться!

С а н д о м и р с к и й. Ну исповедаться. Хорошо, говорю я. Приезжайте. А она приехала и говорит: «Джузеппе, извините меня, но я вас люблю».

К о л е с а к и н (бесцеремонно). Ужасно глупый роман! Ваши соседи выслушали его без всякого интереса. Если у папы все такие кардиналы, я ему не завидую!
(Вежливо  Ч е т в е р о р у к о в у,  благосклонно взглянув на того.)
Я не понимаю, как вы можете оставлять вашу жену скучающей, когда у вас есть такой прекрасный дар…

Ч е т в е р о р у к о в (побледнев; робко). Ка…кой ддар?

К о л е с а к и н. Господи! Да пение же! Ведь вы хитрец! Думаете, если около вас висит форменная фуражка, так уж никто и не догадается, что вы знаменитый баритон, пожинавший такие лавры в столицах?..

Ч е т в е р о р у к о в (насильственно улыбнувшись). Вы ошиблись. Я чиновник Четвероруков, а это моя жена Симочка…

К о л е с а к и н (переведя дуло револьвера на чиновника). Кардинал! Как ты думаешь, кто он: чиновник или знаменитый баритон?

С а н д о м и р с к и й (злорадно взглянув на Четверорукова и пожав плечами). Наверное, баритон!

К о л е с а к и н. Видите! Устами кардиналов глаголет истина. Спойте что-нибудь, маэстро! Я вас умоляю.

Ч е т в е р о р у к о в (беспомощно лепеча). Я не умею! Уверяю вас, у меня голос противный, скрипучий!

К о л е с а к и н. Ах-хах-ха! Скромность истинного таланта! Прошу вас — пойте!

Ч е т в е р о р у к о в. Уверяю вас…

К о л е с а к и н. Пойте! Пойте, чёрт возьми!!!

Ч е т в е р о р у к о в (конфузливо взглянув на нахмуренное лицо жены и спрятав руки в карманы, робко и фальшиво запевает.)
                «По синим волнам океана,
                Лишь звёзды блеснут в небесах…»

                Подперев голову рукой,  К о л е с а к и н  внимательно,
                с интересом слушает пение. Время от времени он
                подщёлкивает пальцами и подпевает.

К о л е с а к и н. Хорошо поёте! Тысяч шесть получаете? Наверное, больше! Знаете, что там ни говори, а музыка смягчает нравы. Не правда ли, кардинал?

С а н д о м и р с к и й (нерешительно). Ещё как...

К о л е с а к и н. Вот видите, господа! Едва вы перестали притворяться, стали сами собою, как настроение ваше улучшилось и скуки как не бывало. Ведь вы не скучаете?

С а н д о м и р с к и й (вздыхая). Какая тут скука! Сплошное веселье.

К о л е с а к и н. Я очень рад. Я замечаю, сударыня, что и ваше личико изменило своё выражение. Самое ужасное в жизни, господа, это фальшь, притворство. И если смело, энергично за это взяться — всё фальшивое и притворное рассеется. Ведь вы раньше считали, вероятно, этого господина коммивояжёром, а вашего мужа чиновником. Считали, может быть, всю жизнь… А я в два приёма снял с них личину. Один оказался кардиналом,
другой — баритоном. Не правда ли, кардинал?

С а н д о м и р с к и й (печально). Вы говорите, как какая-нибудь книга.

К о л е с а к и н. И самое ужасное, что ложь — во всём. Она окружает нас с пелёнок, сопровождает на каждом шагу, мы ею дышим, носим её на своём лице, на теле. Вот, сударыня, вы одеты в светлое платье, корсет и ботинки с высокими каблуками. Я ненавижу всё лживое, обманчивое. Сударыня! Осмелюсь почтительнейше попросить вас — снимите платье! Оно скрывает прекраснейшее, что есть в природе — тело. (Галантно направив револьвер на мужа Симочки и глядя на неё в упор, мягко продолжал.) Будьте добры раздеться… Ведь ваш супруг ничего не будет иметь против этого?..

Ч е т в е р о р у к о в (взглянув потускневшими глазами на дуло револьвера и стуча зубами). Я… нич… чего… Я сам любблю красоту. Немножко раздеться можно, хе… хе…   

                Глаза  С и м о ч к и  метали молнии. Она с отвращением
                посмотрела на бледного Четверорукова, на притихшего
                Сандомирского, энергично вскочила.


С и м о ч к а (истерически смеясь). Я тоже люблю красоту и ненавижу трусость. Я для вас разденусь! Прикажите только вашему кардиналу отвернуться.

К о л е с а к и н (строго). Кардинал! Вам, как духовному лицу, нельзя смотреть на сцену сцен. Закройтесь газетой!

Ч е т в е р о р у к о в (лепеча). Симочка… Ты… немножко.

С и м о ч к а. Отстань, без тебя знаю!

                С и м о ч к а  расстегнула лиф, спустила юбку и,
                ни на кого не смотря, продолжала раздеваться,
                бледная, с нахмуренными бровями.

(Задорно.) Не правда ли, я интересная? Если вы желаете меня поцеловать, можете попросить разрешения у мужа — он, вероятно, позволит.

К о л е с а к и н. Баритон! Разреши мне почтительнейше прикоснуться к одной из лучших женщин, которых я знал. Многие считают меня ненормальным, но я разбираюсь в людях!

            (Ч е т в е р о р у к о в,  молча, с прыгающей нижней челюстью
                и ужасом в глазах смотрел на страшного пассажира.)

Сударыня! Он, очевидно, ничего не имеет против. Я почтительнейше поцелую вашу руку…

             Поезд замедлял ход, подходя к вокзалу города Скучилов.

С и м о ч к а (болезненно улыбнувшись). Зачем же руку? Мы просто поцелуемся! Ведь я вам нравлюсь?

К о л е с а к и н (посмотрев на её стройные ноги в чёрных чулках, обнажённые руки). Я буду счастлив!
   
            Не сводя с мужа пылающего взгляда,  С и м о ч к а  обняла голыми
                руками незнакомца и крепко его поцеловала.

                Голос проводника: "Скучилов. Стоянка 5 минут."
               
                Поезд остановился.
   
           К о л е с а к и н  поцеловал Симочкину руку, забрал свои вещи.

К о л е с а к и н. Вы, кардинал, и вы, баритон! Поезд стоит здесь пять минут. Эти пять минут я тоже буду стоять на перроне с револьвером в кармане. Если кто-нибудь из вас выйдет — я застрелю того. Ладно?

С а н д о м и р с к и й (простонал). Идите уж себе!

                Когда поезд двинулся, дверцы купе приоткрылись, и в щель   
                просунулась рука кондуктора с запиской.
                Ч е т в е р о р у к о в  взял её.

Ч е т в е р о р у к о в (с недоумением читает вслух). «Сознайтесь, что мы не проскучали… Этот оригинальный, но действительный способ сокращать дорожное время имеет ещё то преимущество, что всякий показывает себя в натуральную величину. Нас было четверо: дурак, трус, мужественная женщина и я — весельчак, душа общества. Баритон! Поцелуйте от меня кардинала…»


                К о н е ц  в т о р о г о  д е й с т в и я

                     



                Д Е Й С Т В И Е   Т Р Е Т Ь Е

       «ДВОЙНИК»


  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

  К о л е с а к и н  Павлуша, «застенчивый весельчак».
  К р у п н ы й   г о с п о д и н.
  В л ю б л ё н н а я   д е в у ш к а.
  М е т р д о т е л ь.
  Н и к о л а й,  официант.
  О к о л о т о ч н ы й.
  Щ е г о л е в а т ы й   г о с п о д и н.
 
 

                С ц е н а   п е р в а я

                Ресторан на вокзале города Скучилов.

                К о л е с а к и н,   К р у п н ы й  г о с п о д и н.

    К о л е с а к и н  сидит за столиком, ест, пьёт вино и благодушно улыбается.

К о л е с а к и н. О, телячья котлета недурна! И вино... И девица в голубенькой 
шляпке за соседним столиком очень даже недурна.

                Неожиданно раздаётся голос незнакомого господина.
 
К р у п н ы й  г о с п о д и н. А-а! Сколько зим, сколько лет!! (Приветливо протянув Колесакину руку и долго тряся её, будто желая вытрясти всё колесакинское недоумение.) Ну, как же вы, батенька, поживаете?

К о л е с а к и н (вскочив и недоумевающе взглянув на незнакомца; про себя). Чёрт его знает, может быть, действительно где-нибудь познакомились. Неловко сказать, что не помню. (Вслух.) Ничего, благодарю. Вы как?

К р у п н ы й  г о с п о д и н (хохоча). Хо-хо! А что нам сделается?! Ваши здоровеньки?

К о л е с а к и н (неопределённо). Ничего... Слава Богу. (Из вежливого желания поддержать с незнакомцем разговор.) Отчего вас давно не видно?

К р у п н ы й  г о с п о д и н. Меня-то что! А вот вы, дорогой, забыли нас совсем. Жена и то спрашивает... Ах, чёрт возьми, — вспомнил! Ведь вы меня, наверное, за это ругаете?

К о л е с а к и н (совершенно искренно). Нет. Я вас никогда не ругал.

К р у п н ы й  г о с п о д и н (хитро подмигнув). Да, знаем... А за триста-то рублей! Куриозно! Вместо того чтобы инженер брал у поставщика, инженер дал поставщику! А ведь я, батенька, в тот же вечер и продул их, признаться.

К о л е с а к и н. Неужели?

К р у п н ы й  г о с п о д и н. Уверяю вас! Кстати, что вспомнил... Позвольте рассчитаться. Большое мерси!

                К р у п н ы й  г о с п о д и н  вынул похожий на обладателя его,
                такой же толстый бумажник и положил перед Колесакиным
                три сотенных бумажки.


К о л е с а к и н (принимая деньги и чувствуя, как в нём просыпается его весёлость). Очень вам благодарен. А скажите... не могли бы вы — услугу за услугу — до послезавтра одолжить мне ещё четыреста рублей? Платежи, знаете, расчёт срочный... послезавтра я вам пришлю, а?

К р у п н ы й  г о с п о д и н. Сделайте одолжение! Пожалуйте! В клубе как-нибудь столкнёмся — рассчитаемся. А кстати: куда девать те доски, о которых я вам писал? Чтобы не заплатить нам за полежалое.

К о л е с а к и н. Куда? Да свезите их ко мне, что ли. Пусть во дворе полежат.

К р у п н ы й  г о с п о д и н (удивлённо). Что вы! Шутить изволите, батенька? Это три-то вагона?

К о л е с а к и н (решительно и твёрдо). Да! У меня есть свои соображения, которые... Одним словом, чтобы эти доски были доставлены ко мне — вот и всё. А пока позвольте с вами раскланяться. Человек! Получи. Жене привет!

К р у п н ы й  г о с п о д и н (тряся руку Колесакина). Спасибо! Кстати, что Эндименов?

К о л е с а к и н. Эндименов? Ничего, по-прежнему.

К р у п н ы й  г о с п о д и н. Рыпается?

К о л е с а к и н. Ого!

К р у п н ы й  г о с п о д и н. А она что?

К о л е с а к и н (пожав плечами). Что ж она... Ведь вы сами, кажется, знаете, что своего характера ей не переделать.

К р у п н ы й  г о с п о д и н. Совершенно правильно, Вадим Григорьич! Золотые слова. До свиданья.

;Это был первый весёлый поступок, совершённый Павлушей Колесакиным
в этом городе. Второй поступок совершился через час в сумерках
деревьев городского чахлого бульвара, куда Колесакин отправился после окончания несложных тёткиных дел.




                С ц е н а   в т о р а я

       Сумерки. Городской бульвар. Скамейка в тёмном углу под деревьями.

                К о л е с а к и н,   в л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а.

                К о л е с а к и н  не спеша прогуливается по бульвару.
                Навстречу ему со скамейки поднялась стройная
                женская фигура, и послышался радостный голос.

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а. Вадим! Ты?! Вот уж не ждала тебя сегодня! Однако как ты изменился за эти две недели! Почему не в форме?

К о л е с а к и н (чувствуя пробуждение своего неугомонного юмора; про себя). А она прехорошенькая! Моему двойничку-инженеру живётся, очевидно, превесело. (Вслух.) Надоело в форме! Ну, как ты поживаешь? Поцелуй меня, деточка.

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а. Ка-ак? Поцелуй? Но ведь тогда ты говорил, что нам самое лучшее и честное расстаться?

К о л е с а к и н (дрожащим голосом). Я много передумал с тех пор, и решил, что ты должна быть моей! Сядем вот здесь... Тут темно. Садись ко мне на колени...
.....;.......;............. (Продолжает  п о т о м,  тронутый её любовью.) А знаешь что, переезжай послезавтра ко мне! Заживём на славу.

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а (отшатнувшись). Как к тебе?! А... жена?

К о л е с а к и н. Какая жена?

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а. Твоя!

К о л е с а к и н. Ага!.. Она не жена мне. Не удивляйся, милая! Здесь есть чужая тайна, которую я не вправе открыть до послезавтра... Она — моя сестра!

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а. Но ведь у вас же двое детей!

К о л е с а к и н. Приёмные! Остались после одного нашего друга. Старый морской волк... Утонул в Индийском океане. Отчаянию не было пределов... Одним словом, послезавтра собирай все свои вещи и прямо ко мне на квартиру.

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а. А... сестра?

К о л е с а к и н. Она будет очень рада. Будем воспитывать вместе детей... Научим уважать их память отца!.. В долгие зимние вечера... Поцелуй меня, моё сокровище.

В л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а. Господи... Я, право, не могу опомниться... В тебе есть что-то чужое, ты говоришь такие странные вещи...

К о л е с а к и н. Оставь. Брось... До послезавтра... Мне теперь так хорошо... Это такие минуты, которые, которые...
(Выходя из сада, довольный собой и готовый на всякие весёлые авантюры.) Однако, половина одиннадцатого. (Кричит.) Извозчик!.. В лучший ресторан!




                С ц е н а   т р е т ь я
      
                Зал ресторана.

 К о л е с а к и н,  М е т р д о т е л ь,  О к о л о т о ч н ы й,  официант Н и к о л а й.

                Входит  К о л е с а к и н.
                На эстраде играет дамский оркестр.

М е т р д о т е л ь (низко кланяясь). Давненько не изволили... забыли нас, Вадим Григорьич. Николай! Стол получше господину Зайцеву. Пожалуйте-с!

Н и к о л а й. Будет сделано. (Колесакину.) Пожалуйте-с!
             
К о л е с а к и н (зрителям). Тэк-с... Завтра с утра нужно ехать! Значит, сегодня позволим себе, тэк сказать, кутнуть!.. (Метрдотелю.) Любезнейший, пригласите-ка ко мне в кабинет двух скрипачек... (Подумав.) И барабанщицу.
М е т р д о т е л ь (учтиво). Будет сделано, Вадим Григорьич. Что подавать? Как всегда?..
К о л е с а к и н. Да. И побольше шампанского и винограду.
М е т р д о т е л ь. Будет сделано!

     И  К о л е с а к и н  стал веселиться. После шампанского он показывал   
     жонглирование двумя бутылками и стулом. Но когда разбил нечаянно
      бутылкой трюмо, то разочаровался в жонглировании и обрушился с
             присущим ему в пьяном виде мрачным юмором на рояль.

К о л е с а к и н (стуча кулаком по клавишам). Молчите, проклятые струны!

         В конце концов он своего добился: проклятые струны замолчали,
               за что метрдотель увеличил длинный и печальный счёт.

М е т р д о т е л ь. Ещё 150 рублей за рояль...
К о л е с а к и н (вскочив на стол, с видом распорядителя бала). Грациозный танец па-де-де лё шарман экзерси;с divertimento! (Танцует.)

Во время танца в соседнем кабинете возмутились и попросили вести себя тише, то Колесакин отомстил за свою поруганную честь тем, что, схвативши маленький барабан, прорвал его кожу и нахлобучил на голову поборника тишины.
Писали протокол. Было мокро, смято и печально. Все разошлись, кроме Колесакина, который, всеми покинутый, диктовал околоточному свои имя и фамилию.

К о л е с а к и н. Вадим Григорьич Зайцев, инженер.

О к о л о т о ч н ы й. Итак, господин Зайцев, ущерб ресторану на 627 рублей 55 копеек. Извольте подписать протокол.

К о л е с а к и н (подписывая протокол). Счёт отошлите ко мне на квартиру. Только, пожалуйста, послезавтра!

    
               
                С ц е н а   ч е т в ё р т а я
 
                Пустынный перрон на другой день рано утром.
.
                К о л е с а к и н,   Щ е г о л е в а т ы й   г р а ж д а н и н.

         К о л е с а к и н,  весёлый, ощущая в кармане много денег и в голове 
         приятную тяжесть, сопровождаемый носильщиком, идёт по перрону.
 
                К нему подходит  Щ е г о л е в а т ы й  г р а ж д а н и н.

Щ е г о л е в а т ы й  г р а ж д а н и н (строго). Я вас поджидаю! Мы, кажется, встречались... Вы — инженер Зайцев?

К о л е с а к и н. Да!

Щ е г о л е в а т ы й  г р а ж д а н и н. Вы не отказываетесь от того, что говорили на прошлой неделе на журфиксе Заварзеевых?

К о л е с а к и н. У Заварзеевых? (Твёрдо.) Ни капельки!

Щ е г о л е в а т ы й  г р а ж д а н и н (давая сильную пощёчину). Так вот вам. Получите!

К о л е с а к и н (пошатнувшись, вскрикивает). Милостивый государь! За что вы дерётесь?..

Щ е г о л е в а т ы й  г р а ж д а н и н. Я буду бить так всякого мерзавца, который станет утверждать, что я нечестно играю в карты!

                Щ е г о л е в а т ы й  г р а ж д а н и н  удаляется.

К о л е с а к и н (тихо, растерянно). Я не Зайцев... Я пошутил... (Махнув рукой.) Поздно...

              Деньги уже не радовали Колесакина, и беспечное веселье его   
                потускнело и съёжилось... И при всей смешливости своей
                натуры, он совершенно забыл потешиться в душе над
                странным и тяжёлым положением инженера
                Зайцева на другой день.


                Стук колёс поезда.




                К о н е ц  т р е т ь е г о  д е й с т в и я

                     

 

               

                Д Е Й С Т В И Е   Ч Е Т В Ё Р Т О Е

       «ОТЕЦ МАРЬИ МИХАЙЛОВНЫ»


  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В поезде (сцены первая и четвёртая).

  К о л е с а к и н.
  М а р ь я  М и х а й л о в н а.
  Г р и н я е в.
  К а п е л ю х и н.

--------------------------------------
 
В родительском доме Марьи Михайловны (сцены вторая и третья).

  М а ш а  (Марья Михайловна в детстве).
  О т е ц.
  М а т ь.
  С е с т р а.
  К о с т я.
  М а р и ш а,  горничная и кухарка.
 


                С ц е н а   п е р в а я

                Купе в поезде.

   М а р ь я  М и х а й л о в н а,  Г р и н я е в,  К а п е л ю х и н,  К о л е с а к и н.

                Поезд останавливается.

          М а р ь я  М и х а й л о в н а,  Г р и н я е в  и  К а п е л ю х и н  беседуют.

                Входит растерянный  К о л е с а к и н,  рассенно кланяется,
                молча садится и почти всё время пути задумчиво молчит.

Г р и н я е в. Доброта и добро — не одно и то же.

К а п е л ю х и н. Почему? Доброта отно­сится к добру так же, как телячья котлета к целому теленку. Другими словами: доброта — это маленький отросток добра.

М а р ь я  М и х а й л о в н а. Ничего подобного.  Добро прекрасно, возвышенно, абсолютно и бесспорно, а доброта может быть вздорной, несправедливой, мелкой и односторонней.

К а п е л ю х и н (замотав головой). Не согласен! Добрый человек всегда и творит добро!..

Г р и н я е в (перебивая). Хорошо. В таком случае я приведу пример, из которого вы едва ли выпутаетесь... Скажем, путешествуете вы по какой­-нибудь там пустыне Сахаре со своими двумя детьми и со слугой... И вдруг оба ваших мальчика заболе­вают какой­-нибудь туземной лихорадкой... У вашего слуги есть вполне достаточный для спасения жизни детей запас хины, но слуга вдруг упёрся и ни за что не хочет отдать этого лекарства. Выхода у вас, конечно, только два: или убить слугу и этим спасти двоих детей, или махнуть на слугу рукой ­— и тогда дети ваши в му­чениях умрут. Что бы вы сделали?..

М а р ь я  М и х а й л о в н а (мужественно). Я бы убила этого подлеца­ слугу и взяла бы его лекарство.

Г р и н я е в. А вы, Капелюхин? Ведь пример­-то сооружен для вас.

К а п е л ю х и н. Что бы сделал я? Ну, я бы пообещал слуге всё свое состояние, пошел бы сам к нему слугой, стоял бы перед ним на коленях…

Г р и н я е в. Пример предполагает полную непреклонность слуги…

К а п е л ю х и н. Ну, тогда бы я… Да уж не знаю, что… Тогда бы я всё предоставил воле Божьей. Значить, уж деткам моим так суждено, чтобы умереть…

Г р и н я е в.  Но ведь, если бы вы убили слугу и отняли у него лекарство — дети ваши выздоровели бы!.. При чём же тут «суждено»?

К а п е л ю х и н. Ну, я бы убежал в пустыню подальше и повесился бы там на первом дереве…

Г р и н я е в. А детей бросили бы больными, беспомощными, умирающими?

К а п е л ю х и н (нахму­рившись). Чего вы, собственно, от меня хотите?

Г р и н я е в. Я просто хочу доказать вам, что доброта и добро — вещи совершенно разные. Всё то, что вы предполагали сделать в моём примере с вашими детьми, это типичная доброта!

К а п е л ю х и н. Что же в таком случае добро?

Г р и н я е в. А вот… Человек, понимающий что такое добро, рассуждал бы так: на одной чашке весов лежат две жизни, на другой одна. Значит — колебаний никаких. И при этом — одна жизнь, жизнь скверная, злая, эгоистическая, следовательно, для Божьего мира отрицательная. Она не нужна. Ценой её нужно спасти две жизни, которые лучше, моложе, и, следовательно, имеют большее право на существование…

К а п е л ю х и н (с лёгким трепетом). И вы бы…

Г р и н я е в. И я бы… Конечно! Преспокойно подкрался бы сзади к слуге, ткнул бы ему нож между лопаток, взял хину, вылечил детей и на другой день — бодрые, освежённые сном — мы бы двинулись дальше.

К а п е л ю х и н. Ну, знаете ли…

Г р и н я е в. Почему вы возмущаетесь? Потому что вы обык­новенный добрый человек… А я человек не добрый­ — но координирующий все свои поступки с требованиями добра.

К а п е л ю х и н. И ничего бы у вас не дрогнуло в то время, как вы тыкали бы вашему слуге ножом в спину?!

Г р и н я е в. Ну, как сказать… Было бы неприятно, чувство­валась бы некоторая неловкость; но это­­ — единственно от непривычки.

К а п е л ю х и н. Хорошое добро!.. Тьфу!

Г р и н я е в. Нечего вам плеваться, добрый вы человек! Всё дело в том, что я умею рассуждать, а вы — весь во власти сердца и нервов...

                Вдруг заговорила  М а р ь я  М и х а й л о в н а.

М а р ь я  М и х а й л о в н а. Вспоминается мне золотое детство и вспоминается мне то — самое весёлое и милое в моем детстве Рождество — когда у папы отнялись ноги и язык.

К а п е л ю х и н (удивлённо). У кого?..

Г р и н я е в. У кого?

М а р ь я  М и х а й л о в н а. У папы.

К а п е л ю х и н. У вашего?!!

М а р ь я  М и х а й л о в н а. Не у римского же. Конечно, у моего.

Г р и н я е в. Ну, это гадость!

М а р ь я  М и х а й л о в н а. Что?

Г р и н я е в. Говорить так об отце. Если бы даже он был тиран, зверь и то нельзя так говорить о родном отце!..

М а р ь я  М и х а й л о в н а. Он не был ни тираном, ни зверем.

Г р и н я е в. В таком случае, вы были скверной девчонкой?

М а р ь я  М и х а й л о в н а. А вот я вам расскажу о своем отце, тогда и судите.
   В будние дни отец всё время был на службе, и домой являлся только вечером, усталый, думающий лишь о постели. Но перед праздниками, дня за два до Рождества, занятия у них прекращались, и отец являлся домой часов в 12 дня — и оставался дома до 28 декабря. Надевал халат и принимался бродить по всем
комнатам.

 

                С ц е н а   в т о р а я

                В доме родителей — в детстве Марьи Михайловны.

                М а ш а,  о т е ц,  м а т ь,  с е с т р а,  К о с т я,  М а р и ш а.

О т е ц (тонким не по росту и сложению голосом). Мариша! Почему это тут в углу валяется бумажка?!

М а р и ш а. Не знаю, барин…

О т е ц. Ах, так-­сь... Вы не знаете? Интересно, кто же должен знать? На чьей это обязанности лежит: градско;го головы, брандмейстера или мещанского старосты? Значить, я должен убрать эту бумажку, да? Я у вас служу, да? Вы платите мне жалованье?

                Из другой комнаты слышится голос  с е с т р ы.

С е с т р а. Поехал...

                До чуткого слуха  о т ц а  долетело это слово.

О т е ц (бросаясь в ту комнату, где сестра переписывала ноты). Ах, по-вашему, я «поехал»! Так-­с. Это вы говорите отцу вашему, или водовозу Ни­ките? Тебя кто кормит, кто поит, кто обу­вает? Принц монакский, градско;й голова, или брандмейстер? Ты что думаешь, что если учишься музыке, так выше всех? Отца можешь с грязью смешивать?

                Из дверей выглядывает  м а т ь.

М а т ь. Ну, чего ты пристал к девушке? Ей нужно к концерту готовиться, а ты жилы из неё выматы­ваешь.

О т е ц. Так-­с. Мерси. Удостоился от супруги при­ветствия. Хм! Концерт… Что это ещё за такие концерты-манцерты? Кому это нужно? Выйдет такая вот орясина и начнёт глотку драть — и чего, и что, спра­шивается? Дома лучше нужно сидеть, чем хвосты трепать… (Плотно усаживаясь на стул, показывая всем своим видом, что осенний дож­дик зарядил надолго.) Воображаю, что это там за концерты такие хромоногие. Придут полтора дурака, скучно, холодно… И чего, и что, спрашивается?.. Сидела бы ты дома и не рипалась!

С е с т р а. Папа! Что тебе от меня надо?

О т е ц. Это ещё что — слёзы? Нечего сказать — устроили пра­здничек! В кои веки собрался отдохнуть — на; тебе! Могу уж поблагодарить…

                Через комнату пробегает, стараясь проскользнуть бочком,
                братишка  К о с т я.

(Косте.) Ты куда? Куда? Почему в комнате — в шапке? Это конюшня тебе? Так ты бы шёл к лошадям. А тут люди… Куда ты идёшь?

К о с т я (робко лепеча и стараясь прошмыгнуть в дверь). К товарищу...

О т е ц. Нет, постой!.. Что это ещё за товарищи? Откуда? Знаю я этих товарищей: испортят костюм, запач­кают всего, учебники порвут… А тебе учебники кто покупает — товарищи? Или, может быть, здешний градско;й голова или монакский король? И чего, и что мальчишка по улицам шатается? Сиди дома и не рипайся…

                Плачут уже двое: старшая  с е с т р а  и  К о с т я.

О т е ц. Так-­с. Благодарности досто;яно! Отцу бесплат­ный концерт устроили. Отдохнул на праздничках! (Идёт на кухню, запахиваясь в оранжевый халат и поджав нижнюю губу.) Окорок запекаете? А ну, покажи. Это вы так запекли? Хорошее дело… Ну, что же, будем на празд­никах сырой окорок есть. Ничего… желудочки­-то лужёные — вытерпят.

М а т ь (нетерпеливо). Где же он сырой? С одной стороны совсем пригорел.

О т е ц. Пригорел? Так-­с. Впрочем, нам наплевать… конечно… Ведь платил­-то за окорок не я, а монак­ский посланник.

              Теперь плачут уже четверо: к первым двум присоединились
                м а т ь  и  М а р и ш а.






                С ц е н а   т р е т ь я

                Рождество в доме родителей Маши.

                М а ш а,  о т е ц,  м а т ь,  с е с т р а,  К о с т я,  М а р и ш а.

                Зажигается ёлка.

О т е ц (поджимая губы). Вот вам ёлка. Помните, что она мне не даром досталась, и поэтому вы обязаны веселиться... Котька, не смей подходить к ёлке, серебряную цепь порвёшь! А бусы! Кто бусы рассыпал?! Что-о? Сами рассыпались? То есть, как это сами? Живые они, что ли? Или их рассыпал брандмейстер? Кто без меня подходил к ёлке, признавайтесь! Кто отломал хвостик этой серебряной рыбке? Вы думаете, рыбка ни копейки не стоит? Монакский посланик мне её подарил? Так-то вам, паршивцам, устраивать ёлки?
И я тоже, дурак: «Деточек порадовать, ёлочку устроить!..» Осину нужно этим каторжникам, а не ёлку!.. Хм!.. Устроил! И чего, и что, спрашивается, бегал, хлопотал, деньги тратил... Сидел бы дома и не рипался...

                М а ш а  плачет.

Маруська! Плакать? На ёлке — плакать? Ёлка, значить, для того, чтобы на ней плакать? Хорошо-с... Так и запишем.

                К о с т я  плачет.

И Котька реветь? Ладно же: вы мне устроили праздничек, я — вам... В цирк вы нынче не пойдёте!

М а т ь (хмуря нервное, хронически расстроенное лицо). Да ведь билеты уже взяты!

О т е ц. Билеты можно продать. А то тоже… хм! (Усаживаясь довольно плотно на один из стульев.) Выдумали разные цирки-­мырки — кому это нужно? Какие-­то дураки на лошадях скачут, другие смот­рят. И чего, и что спрашивается? Сидите­-ка дома и не рипа... (Неожиданно падает на диван.)

               Все подскакивают к нему, переносят в спальню, вызывают врача.
               
                Приходит  д о к т о р.

М а т ь. Доктор, у мужа ноги отнялись, и говорить он не может!

                М а т ь   и   д о к т о р  идут к больному в спальню.

Д о к т о р (выходя из спальни). Ничего страшного... Всё пройдёт. Ему надо полежать, отдохнуть, и всё придёт в норму.

                Д о к т о р  уходит,  м а т ь  выходит к детям.
 
М а т ь. Ну, дети, отца не беспокойте, он нездоров. А я вам ёлку сама нынче устрою — увидите, как будет весело.





                С ц е н а   ч е т в ё р т а я

                В купе поезда.

    М а р ь я  М и х а й л о в н а,  Г р и н я е в,  К а п е л ю х и н,  К о л е с а к и н.


М а р ь я  М и х а й л о в н а. И действительно: никогда так весело и мило не было.
Правда, отец пытался звать нас поочередно к себе и знаками показывать, что ему и то не нравится и это не нравится. Но знаками — ничего не выходило. Пробовал он и записочки нам писать, вроде: «Котьку на горы не пускать. Что это за горы такие ещё… Пусть зря не рипается». Но в записках уже не было того тягостного впечатления, того яда, какой получался в интонации слов. Написанные слова побледнели, поте­ряли краски, и мы относились к ним совершенно равнодушно… А в ядовитое мнение отца, что "по­рванный о гвоздь башлык я, вероятно, получила от градско;го головы" — я просто завернула карамельки и пряник для дворницкого мальчишки.
Да! Чудесное было это Рождество.

К а п е л ю х и н (вздохнув). Всё-­таки, жестоко и грустно всё это.­­ Мог же бы кто­-нибудь из вас пойти и посидеть около кровати отца. Вы-то… сидели или нет?

М а р ь я  М и х а й ­л о в н а (простодушно). Он бы извёл меня. Да вы знаете, что он выдумал? Чтобы мы, дети, поочередно чистили ему ваксой башмаки…
Во-первых, у нас была прислуга для этого, а, во-­вторых, он всё равно лежал раз­детый, и башмаки ему были не нужны.

К а п е л ю х и н. И вы чистили?

М а р ь я  М и х а й ­л о в н а. Чистила. И однажды, помню, сидела одна на кухне, чистила-чистила тяжёлый неуклюжий отцовский башмак, да вдруг взяла его и поцеловала! (Она грустно улыбнулась, опустила голову и с забытой на губах улыбкой задумалась — вероятно, об отце.)

              Последнее было так неожиданно, что и  в с е  замолчали.
               
                Неожиданно заговорил  К о л е с а к и н.

К о л е с а к и н. А я вспоминаю: утро Рождественского сочельника, женщина наряжает ёлку, переставляет цветы. Звали эту женщину Зоя, имя лёгкое, не имеющее веса, золотистое, всё насквозь пронизанное жёлтыми лучами солнца, вызывающее мысль о светлых, коротко подстриженных кудрях и тонкой атласной коже с голубыми жилками; губки розовые, ножки маленькие, голосок, как серебряная ниточка.
Вот какое представление вызывает у меня имя Зоя. А может быть, всё это потому, что носительница имени Зоя была действительно такова по внешности.
Мы с ней жили вместе, и не могу сказать, чтобы жили плохо…
Но я никак не мог отделаться от мысли, что она не настоящий человек, втайне смотрел на неё, как на забавную игрушку.
Однажды она, наморщив лоб, спросила меня в упор: «Скажи, ты уважаешь меня?»




                К о н е ц  ч е т в ё р т о г о  д е й с т в и я

                       


               

                Д Е Й С Т В И Е  П Я Т О Е

       «ОБЫКНОВЕННАЯ ЖЕНЩИНА»,
       «ОТЕЦ МАРЬИ МИХАЙЛОВНЫ»


  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Сцена первая.
  К о л е с а к и н.
  З о я,  его женщина из прошлого, мать его сына.

Сцена вторая.
  К о л е с а к и н.
  М а р ь я  М и х а й л о в н а.
  Г р и н я е в.
  К а п е л ю х и н.

Сцена третья.
  К о л е с а к и н.
  Н а т а л ь я, его жена (бывшая  в л ю б л ё н н а я   д е в у ш к а  из Скучилова).
  А л ё ш а,  его сын.


                С ц е н а   п е р в а я

                Дома у Колесакина. Утро Рождественского сочельника.
               
                Рождественская ёлка.

                К о л е с а к и н,  З о я

         З о я,  в кружевном пеньюаре, в туфельках с высокими каблуками,
   ходит по комнате, переставляет цветы.  К о л е с а к и н  лежит на оттоманке.

З о я. Скажи, ты уважаешь меня?

                К о л е с а к и н  падает с оттоманки на диван и корчится от
         невыносимого смеха, отчасти утрированного, отчасти — настоящего.

К о л е с а к и н (успокаивая её). Чудак ты, человечина. На что тебе моё уважение? Ты бы ревела от муки и тоски, если бы я тебя уважал. Ну за что тебя уважать, скажи на милость?

З о я (немного растерявшись). За что? Как за что? Ну, за то, что я… гм! Порядочный человек. За то, что я к тебе хорошо отношусь… Ну, за то, что я… тебе нравлюсь.

К о л е с а к и н. Замечательный ты человечина! Разве за это уважают? За это любят.

З о я. Так ты меня любишь?

К о л е с а к и н. Ну конечно.

З о я. Значит, я лучше всех?

К о л е с а к и н. Помилуй, как так ты лучше всех? Не дай Бог, если бы ты была лучше всех… Тогда все мужчины повлюблялись бы в тебя, и я уж никак не мог бы протолпиться к твоему сердцу… Нет, конечно, есть на свете женщины лучше тебя.

З о я (опечалившись и растерянно разглаживая пальчиком шов диванной подушки). Вот тебе и раз… я этого от тебя не ожидала…

К о л е с а к и н (рассматривая её, как естествоиспытатель — редкого зверька). Ну, посуди сама, голубь мой золотой: не может же быть, чтобы ты была лучше всех… (Заметно, что ему смешно-смешно.) Есть женщины лучше тебя? Есть. Красивее? Есть. Обаятельнее? Есть.

З о я (криво усмехнувшись). Ну, в таком случае я счастливее тебя: ты, по-моему, самый умный, самый красивый, самый обаятельный…

К о л е с а к и н. Ты так думаешь? А по-моему, я вот что: я человек тридцати лет, шатен, лицо приятное, особых примет нет, ум не государственный, а так, для домашнего обихода, а что касается обаяния, то почему же, чёрт возьми, меня окружают десятки женщин, которым даже в голову не придёт обратить на меня благосклонное внимание?

З о я. Господи ты мой. Господи, какой вздор несёт этот человек! Знаешь, какой ты? Я тебя опишу: у тебя глаза горят, как две звёздочки, улыбка твоя туманит голову, а голос твой проникает в самое сердце и прямо переворачивает его. Знаешь, на кого ты похож? На серебряного тигра, вот на кого.

К о л е с а к и н. Не видал таких. Они что ж, эти серебряные тигры, также носят визитку, тёмный галстук и по будним дням ходят на службу?

З о я. Ты — глупый.

К о л е с а к и н. Не скажу. Недалекий — пожалуй, но глупый — это уже крайность.

З о я (на ухо, прижимаясь к нему). Слушай, я сказала тебе, какой ты…

К о л е с а к и н. Ну?
 
З о я. Теперь же скажи мне, какая я?

К о л е с а к и н. Ты? Зовут тебя Зоя, ты ниже среднего женского роста, волосы у тебя очень хорошие, грудь немного полнее, чем бы следовало, а ноги немного короче, чем это требуется правилами женского сложения. Но и то и другое — следствие твоего роста. Таковы уж все маленькие женщины. Глаза красивые, но поставлены друг к другу ближе, чем следует. Ручка малюсенькая, но ногти хотелось бы, чтобы были поуже.

                З о я  встала и отшатнулась от Колесакина, бледная,
                с широко раскрытыми, остановившимися глазами.

З о я. Постой! И ты осмеливаешься говорить, что любишь меня?! Меня, с большой грудью, с короткими ногами, с широкими ногтями — ты говоришь, что любишь меня?!! (Падает на диван, плачет.)

К о л е с а к и н (опершись подбородком о ладонь и внимательно рассматривая плачущую Зою; зрителям). Понять женщину легко, но объяснить её трудно. Какое это нечеловеческое, выдуманное чьей-то разгорячённой фантазией существо! Что может быть общего между мной и ею, кроме физической близости и примитивных домашних интересов?

З о я (рыдая, изредка ударяясь головой о собственные сложенные на спинке дивана руки). А я-то, глупая, думала всё время, что мы созданы друг для друга!! Ещё давеча, когда к чаю подали печенье, и ты выбирал только солёное, то я подумала: Господи, как много между нами общего!..

К о л е с а к и н. Между нами — общее?! Что за ересь говоришь ты? С какой стороны мы похожи друг на друга? Я — большой, толстый, сильный, ты — маленькая, хрупкая, закутанная в кружевные тряпки и ленты. Я дымлю сигарами и папиросами, как фабричная труба. Ты задыхаешься от этого дыма, как моль от нафталина. Попробуй надеть на меня то, что носите вы: туфли на высоченных каблуках, паутинные панталоны, кофточку из кисеи, корсет. Я сделаю несколько шагов и последовательно упаду, простужусь насмерть и задохнусь от корсета, одним словом — погибну. Ну, что же общего между нами? А попробуй надеть мужской костюм на хорошо сложённую женщину — и спереди и сзади это будет так нехудожественно, так неэстетично… Правда, худые женщины могут надевать мужской костюм, но это только тогда, когда у них нет ни груди, ни бёдер, то есть когда они похожи на мужчину.

З о я (подняв на него страдающие, заплаканные глаза). Это всё пустяки, всё внешние различия, а я говорю о духовном сродстве.

К о л е с а к и н. Увы, где оно?.. Мужчина почти всегда духовно и умственно превосходит женщину…

З о я (сверкая глазами). Да?!! Ты так думаешь? А что, если я тебе скажу, что у нас в Киеве были муж и жена Тиняковы, и — знаешь ли ты это? — она окончила университет, была адвокатом, а он имел рыбную торговлю!! Вот тебе!

К о л е с а к и н (засмеявшись, ласково, как ребенка, усаживая её на колени). Дитя ты моё неразумное. Да ведь ты сама сейчас подчеркнула разницу между нами. Заметь, что я, мужчина, всегда говорю о правиле, а ты — бедная логикой, обыкновенная женщина — сейчас же подносишь мне исключение. Бедная головушка! Все люди имеют на руках десять пальцев — и я говорю об этом… А ты видела в паноптикуме мальчишку с двенадцатью пальцами — и думаешь, что в этом мальчишке заключено опровержение всех моих теорий о десяти пальцах.

З о я (удивившись). Ну конечно! Как же можно говорить о том, что правило — десять пальцев, когда (ты же сам говоришь!) существуют люди с двенадцатью пальцами.

К о л е с а к и н (зрителям). Говоря это, она деловито бегала по комнате. И вся она в своих туфельках на высоких каблуках, в нечеловеческом пеньюаре из кружев и ленточек, с ещё не высохшими от слёз глазами, с её покровительственным тоном, которым она произнесла последние слова, — вся она, эта спокойно чирикающая птица, не ведающая надвигающейся грозы моего к ней равнодушия, — вся она, как вихрем, неожиданно закружила моё сердце.
Лопнула какая-то плотина, и жалость к ней, острая и неизбывная жалость, которая сильнее любви, — затопила меня всего.
Вот я сейчас только решил в душе своей, что не люблю её и прогоню от себя… А куда пойдет она, эта глупая, жалкая, нелепая пичуга, которая видит в моих глазах звёзды, а в манере держаться — какого-то не существующего в природе серебристого тигра? Что она знает? Каким богам, кроме меня, она может молиться? Она, назвавшая меня вчера своим голубым сияющим принцем (и чина такого нет, прости её Господи).

З о я (постукивая каблучками, подойдя к нему и толкнув ладонью в лоб, торжествующе). Ага, задумался! Убедила я тебя? Такой большой — и так легко тебя переспорить…

К о л е с а к и н (зрителям). Жалость, жалость, огромная жалость к ней огненными языками лизала моё чёрствое, одеревеневшее сердце.
Я привлёк её к себе и стал целовать. Никогда не целовал я её более нежно и пламенно.

З о я (тихонько застонав). Ой, оставь... Больно.

К о л е с а к и н. Что такое?!

З о я. Вот видишь, какой ты большой и глупый… Я хотела тебе сделать сюрприз, а ты… Ну да! Что ты так смотришь? Через семь месяцев нас будет уже трое… Ты
рад?

                К о л е с а к и н  долго не может опомниться.
                Потом нежно посадил её к себе на колени и разглядывает
                её лицо с тем же напряжённым любопытством, с каким
                вивисектор разглядывает кролика.

К о л е с а к и н (недоверчиво). Слушай, и ты не боишься?

З о я. Чего?..

К о л е с а к и н. Да вот этого… ребёнка… Ведь роды вообще опасная штука.

З о я (непривычно мягко усмехнувшись). Бояться твоего ребёнка? (Мягко.) Что ты, опомнись… Ведь это же твой ребёнок.

К о л е с а к и н. Послушай… Можно ещё устроить все это…

З о я. Нет! (Это прозвучало как выстрел. Последующее — мягче, шутливее.) А ты прав: между мужчиной и женщиной большая разница…

К о л е с а к и н. Почему?

З о я. Да я думаю так: если бы детей должны были рожать не женщины, а мужчины, они бежали бы от женщин, как от чумы…

К о л е с а к и н (серьёзно). Нет. Мы бы от женщин, конечно, не бегали. Но детей бы у нас не было — это факт.

З о я. О, я знаю. Мы, женщины, гораздо храбрее, мужественнее вас. И знаешь, это будет превесело: нас было двое — станет трое. (Долго, испытующе поглядев на него.) Скажи, ты меня не прогонишь?

К о л е с а к и н (смутившись). С чего ты это взяла? Разве я говорил тебе о чём-нибудь подобном?

З о я. Ты не говорил, а подумал. Я это почувствовала.

К о л е с а к и н. Когда?

З о я. Когда переставляла цветы, а ты сидел тут на оттоманке и думал. Думал ты: на что она мне — прогоню-ка я её.

К о л е с а к и н (зрителям). Я промолчал, а про себя подумал другое: «Чёрт знает кто их сочинил, таких… Умом уверена, что люди о двенадцати пальцах, а чутьём знает то, что на секунду мелькнуло в тёмных глубинах моего мозга…»

З о я. Ты опять задумался, но на этот раз хорошо. Вот теперь ты миляга.
(Разгладив его усы, поцеловав их кончики; в раздумье.) Пожалуй, что ты больше всего похож на зайца: у тебя такие же усики…

К о л е с а к и н. Нет, уж извини: мне серебристый тигр больше по душе!..

З о я (покровительственно хлопнув его по плечу). Ну, не надо плакать, —— Конечно, ты тигр серебряный, а усики из золота с бриллиантами.

К о л е с а к и н (зрителям). Я глядел на неё и думал: «Ну, кому она нужна, такая? Нет, нельзя её прогнать. Пусть живёт со мной».

З о я. Ну послушай… Ну посуди сам: разве это не весело? Нас сейчас двое, а через семь месяцев будет трое.




                С ц е н а   в т о р а я

                Купе поезда.

   К о л е с а к и н,  М а р ь я  М и х а й л о в н а,  Г р и н я е в,  К а п е л ю х и н.

К о л е с а к и н (повторяя слова Зои из предыдущей сцены). «...Разве это не весело? Нас сейчас двое, а через семь месяцев будет трое...»
 И ту;т она ошиблась, как ошибалась во многом: через семь месяцев нас было по-прежнему двое — я и сын. Она умерла от родов. (Пауза)
Мне очень жалко её.

               (Долгая пауза)

М а р ь я  М и х а й л о в н а. Сколько вашему сыну лет?

К а п е л ю х и н. Он живёт с вами?

К о л е с а к и н (в задумчивости, не сразу осознав вопрос). Что?.. А... нет, он живёт у тётки...
(Волнуясь; про себя.) Да-да! К тётке.. к сыну!.. К Алёше... За Алёшей!..;.

                Пауза.

(Усмехаясь.) Инженер Зайцев... Вадим Григорьич... А девушка!.. Даже имени не знаю... (Приняв решение.) Нет, сначала мне необходимо вернуться в Скучилов.

                Поезд замедляет ход.

                К о л е с а к и н  собирает вещи, прощается.




         
                С ц е н а   т р е т ь я

                Дома у Колесакина. Утро Рождественского сочельника.

               За столом  К о л е с а к и н,  вернувшийся со службы;,  его жена
           Н а т а л ь я  (бывшая  в л ю б л ё н н а я  д е в у ш к а  из Скучилова),
                его сын Алёша. Ужинают.

К о л е с а к и н. Что новенького у нас сегодня, Наташа, Алёша?

Н а т а л ь я. Ой, Павлуша! Зайцевы — Вадим Григорьевич с Марьей Васильевной и детками — прислали поздравление с Рождеством Христовым.

К о л е с а к и н. Как они живы-здоровы?

Н а т а л ь я. Да всё слава Богу! Ждут нас непременно на Святках в гости... Да сейчас почитаем.

А л ё ш а. А мне они коньки в подарок приготовили!

К о л е с а к и н. Да ну! Так и сообщили: коньки? А как же сюрприз?..

Н а т а л ь я. Это Ксюша с Антошей секретную записочку для Алёшеньки приложили к письму.

А л ё ш а (доставая из кармана сложенный листок бумаги). Вот! (Читает.) Со-вер-шен-но  сек-рет-но...

                Все счастливо смеются


                К        О        Н        Е        Ц

    


Действующих лиц — 27. Если артистам давать по 2 – 3 роли, то можно сократить число занятых как минимум до 14, например:

 ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

1. К о л е с а к и н, «застенчивый весельчак»
2. Л я з г о в,  адвокат. (Этот актёр и в роли Крупного господина из третьего действия.)
3. С е р а ф и м а  П е т р о в н а,  жена Лязгова. (Эта актриса и в роли Симочки, жены Четверорукова из второго действия, и в роли сестры Маши из четвёртого действия.)
4. К о н я к и н,  студент. (Этот актёр и в роли Николая-официанта из третьего действия.)
5. С е л и в а н с к и й,  драматург. (Этот актёр и в роли Капелюхина из третьего действия.)
6. Б л ю х и н,  газетный рецензент. (Этот актёр и в роли Околоточного из третьего действия.)
==============================

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

7. Ч е т в е р о р у к о в,  чиновник казённой палаты. (Этот актёр и в роли Гриняева из четвёртого действия.)
8. С и м о ч к а,  жена Четверорукова. (Эта актриса и в роли Серафимы Петровны, жены Лязгова из второго действия, и в роли сестры Маши из четвёртого действия.)
9. С а н д о м и р с к и й  Василий Абрамович, пр. «Эванс и Крумбель». (Этот актёр и в роли Щеголеватого господина из третьего действия
===========================

        ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

10. К р у п н ы й   г о с п о д и н.
11*. В л ю б л ё н н а я   д е в у ш к а (та же актриса и та же героиня, что и Наталья, будущая жена Колесакина в пятом действии.)
12. М е т р д о т е л ь. (Этот актёр и в роли отца Марьи Михайловны из четвёртого действия.)
13. Н и к о л а й,  официант. (Этот актёр и в роли из четвёртого действия.)
14. О к о л о т о ч н ы й. (Этот актёр и в роли Блохина из первого действия.)
15. Щ е г о л е в а т ы й  г о с п о д и н. (Этот актёр и в роли Сандомирского из первого действия.)
==========================

               ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Сцена первая

16. М а р ь я  М и х а й л о в н а. (Эта актриса и роли Матери Маши [себя в детстве], из второй сцены четвёртого действия.)
17. Г р и н я е в. (Этот актёр и в роли Четверорукова-чиновника казённой палаты из второго действия.)
18. К а п е л ю х и н. (Этот актёр и в роли Селиванского-драматурга из первого действия.)

Сцена вторая

19. О т е ц. (Этот актёр и в роли метрдотеля из третьего действия.)
20. М а ш а  (Марья Михайловна в детстве).
21. М а т ь.  (Эта актриса и в роли Марьи Михайловны первой сцены четвёртого действия.)
22. М а р и ш а,  горничная и кухарка. (Эта актриса и в роли Зои, женщины Колесакина из прошлого — из пятого действия.)
23. С е с т р а  Маши. (Эта актриса, и в роли Серафимы Петровны, жены Лязгова из первого действия, и в роли Симочки, жены Четверорукова из второго действия.)
24. К о с т я,  брат Маши.  (Этот актёр и в роли Алеши, сына Колесакина и Зои из пятого действия.)
 ==========================

      ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

25. З о я, женщина Колесакина из прошлого. (Эта актриса и в роли Мариши, горничной и кухарки из четвёртого действия.)
26. Н а т а л ь я,  жена Колесакина (та же актриса и та же героиня, что и Влюблённая девушка из третьего действия.)
27. А л ё ш а,  сын Колесакина и Зои.  (Этот актёр и в роли Кости, брата Маши из четвёртого действия.)

———————————————————————————


Рецензии