Цветомузыка

                Музыкантская байка
 

Автор должен признаться, что самые свежие идеи и сюжеты к нему приходят в постели, когда он пытается заснуть. Мысли и образы начинают его одолевать и требуют переноса на бумагу или лучше на цифровой носитель. Но ему в полудрёме тупо лень вставать из под тёплого одеяла, чтобы ни с того ни с сего идти записывать в компьютер свою нарождающуюся нетленку и становиться непризнанным гением. Он нехотя прокручивает в голове яркие сценарии и образы потенциального шедевра, но сон его одолевает, веки смежаются, и в итоге он благополучно засыпает. А утром ничего из того, что было так ярко и зримо, не может вспомнить. В итоге творения так и остаются нерождёнными. Я бы даже сказал: невинно убиенными. Так что, пока не поздно , чтобы не выглядеть чикатилой от высокой литературы, сочиню, как и обещал очередную музыкантскую байку.


                Глава 1

       Мы познакомились с ним в Питере. Я жил тогда на углу Рижского и Старо-Петергофского проспектов. А он за Калинкиным мостом в районе между Лоцманской улицей и Тургеневской площадью. В тех самых питерских домах с дворами-колодцами так гениально описанных Фёдор Михалычем Достоевским. Где до сих пор блуждает бледная тень Неточки Незвановой и князя Мышкина. В тех местах в своё время квартировал сам А.С.Пушкин, так что вполне возможно и его поэтический призрак тоже блуждает по тем гулким дворам и пасмурным набережным.
       Я искал в Питере работу. Это было моё перманентное состояние и ненавистное занятие. В Питере, просто больше, как оказалось, нечем заниматься. О сколько кабаков было обегано и сколько демонстрационных дисков, визиток, флаеров и буклетов роздано содержателям разнообразных увеселительных заведений, это же уму непостижимо! И всё это ради того, чтобы кто-нибудь из них пригласил тебя, в смысле меня, на работу поиграть-попеть на банкете, корпоративе, свадьбе или хоть даже на похоронах. Про похороны – шутка. Очень уместная, правда?
    Это сарказм, если позволите... Если сарказм не позволите, то ирония, или даже самоирония. Так ничего?
      В одном из кабаков на углу набережной Пряжки и Декабристов, куда мы как-то случайно забрели с моей супругой, нам  подали красное вино с жизнерадостной мухой в бокале.
    Это был классический вариант описанный ещё Гиляровским в «Москве и москвичах». Почитайте на досуге.
    Мы, разумеется, возмутились, но вино было отпито моей супругой лишь чуть-чуть, так что справедливый и гневный хай-вай поднятый нами по поводу злокозненной мухи,  дошёл до кабинета директора.
    И вот представляете: из недр кабака вываливается в зал  импозантная дама брюнетного цвета вся в бижутерии и заявляет административным тоном:
      - Вы муху с собой принесли и нарочно её в вино кинули, чтобы не платить, -
Я спокойно говорю ей,- Девушка, - я ей вежливо так говорю, - девушка, мы муху с собой не приносили, вы что своих мух не узнаёте? Мы же только пригубили ваше так называемое вино, а там вот это вот! Если бы мы уже отобедали тут у вас, не дай Бог, и не хотели заплатить, тогда бы в нашем поведении был смысл и корысть. А так, нет уж, извините! Вон, музыканты всё видели.
       На крохотной сценке сидели два музыканта, заинтересованно следя за происходящим. Делать им было всё равно больше нечего, но при этих словах они с отсутствующим видом стали и вовсе глазеть по сторонам.
       Ну, слово за слово, крыть ей стало нечем, она брезгливо взяла в белую пухлую, унизанную бижутерией руку, практически полный бокал красного вина с мухой и удалилась в злачные кабацкие подсобки .
      -Привет, - сказал я музыкантам, - какие у вас тут интересные порядки. Мухи в бокалах плавают.
      Музыканты ничего не ответили, сознавая, что скажи они что-нибудь - и всё – вытурят. Кабацкий музыкант по статусу в ресторане ниже посудомойки.
     А им ещё хотелось в этом кабаке поработать. А во имя чего – непонятно. Народу-то нет. Возможно оно не всегда так бывает. Может быть как только наступит вечер, все местные путаны и их ценители тут как тут и соберутся?..
      Но до вечера мы ждать не стали. Путаны нас с супругой не интересовали. А просто ушли, переглянувшись с музыкантами, и не только не заплативши, но и несолоно вина похлебавши и мухой не закусивши.
     Дело клонилось к вечеру, народу в кабаке, кроме нас всё равно не было  никого.
     Так вот одним из этих двоих безмолвных предусмотрительных музыкантов и был Виталий Цветомузыка. Я позже познакомился с ним поближе, и узнал, что фамилия его совсем не Цветомузыка, а цветомузыка это его суть. Он говорил так:
      -Я музыку различаю по цветам. Я её вижу, когда играю. Каждый звук имеет свой оттенок, я тебе больше скажу: каждое трезвучие имеет свою цветовую гамму. Например чистый мажор имеет лёгкие сочные тона, а септаккорд уже с лёгкой примесью мути, а какой-нибудь уменьшенный аккорд тот вообще чистых цветов не имеет, сплошные примеси. Кластер – это просто грязь. А минор так весь из блёклых цветов состоит, как пасмурный день в Питере.  У меня, когда я играю, радуга перед мысленным взором сверкает и переливается.
      По видимому не мне одному и не однократно, а в разных местах и при различных обстоятельствах он это говорил, за что и получил кличку «Цветомузыка».
      А что? Вполне допустимая вещь. Как проверишь, что там у него перед мысленным взором сверкает, и куда оно переливается? Он же зря говорить не будет. Или будет?
     Вот у меня перед мысленным взором частенько вертится какая-то, малознакомая, всякий раз разная, в соблазнительных позах женщина в  неглиже, а у него может быть и радуга... Интересно, что он курит? Я не курю.
     И всё-таки она вертится!..
Когда-то я читал про какого-то физика, по совместительству композитора, то-ли он Скрябин, то-ли ещё кто, так вот этот учёный рассуждал так: Уж коли звук имеет такую же волновую природу, что и свет, то и спектр у него тоже можно в принципе разложить на все цвета радуги.
    Низкие звуки басовые - контрабасы, бас гитары, виолончели и т.п. - это красный и оранжевый отдел спектра, а высокие - скрипки, флейты и перкуссия, - наоборот синего и фиолетового. Я так, в силу эмпирического озарения, думаю. Ну а как ещё? Не наоборот же. Вот например синяк под глазом тоже имеет радужную природу: пока свежий, то он багрово-красный, а потом становится жёлтым, зелёным, синим, фиолетовым и так далее по ходу времени.
     Тонкая непостижимая вещь – цветомузыка...
     Попалось мне как-то в местных интернет-объявлениях такое: «Музыкант ищет вокалиста или вокалистку.» А я же вокалист и супруга моя вокалистка! А кто не вокалист? Не бывает плохих вокалистов, бывает мало водки...
     Звоню по телефону, указанному в объявлении. Встречаюсь под вечер, а в Питере летом всю ночь «под вечер» - белые ночи,  у слияния трёх каналов, неподалёку от своего дома с кем бы вы думали? С этим самым Виталиком Цветомузыкой. В потёртом пиджачишке, полосатых в клеточку штанах, какой-то желтой рубашке и главное с зелёным шарфом на шее. Прямо потенциальный висельник. Богема одним словом. Он говорит:
      -Надо поработать-
     - Всегда готов!- отвечаю я,- Люблю я поработать, особенно поспать, люблю повеселиться, - особенно пожрать!
      - На Невском, - рассказывает Виталий, - центровое место, есть ночной бар, называется «Приют бодливой козы». Надо тамошних музыкантов слить.
     -То есть как слить? – удивился я, впервые услышав такое определение для процесса.
     -Как в унитазе, - отвечает Виталий, - там их двое лабухов, один за клавишами, второй гитару схватил, - он затянулся сигаретой и продолжил, - я с тамошним руководством договорился уже почти. Нужен вокалист хороший или вокалистка. Нормальное бабло поднимем.
      Мы стояли и курили облокотившись на парапет Крюкова канала.
      Я помолчал, чувствуя как во мне начинает закипать всё моё гуманистическое нутро, вера в братство людей и призывает милость к падшим. Потом выбросил окурок и решительно сказал:
      - Ты извини, чувак, не по мне это, не умею я сливать людей в унитаз. Работают люди, вот и пусть себе работают.
      Постояли мы, покурили, разговор после моей реплики как-то не задался.
     Я посмотрел по сторонам, на тёмную воду канала, на Новую Голландию на мемориальную доску с надписью «Здесь жил М.Ю.Лермонтов» и вбросил свежую тему. А я люблю вбросить свежую тему, когда прежняя исчерпана. Некоторые мои друзья это замечают. Говорю:
     -У меня минусовок классных полно, могу поделиться.

    Для тех, кто далёк от современной музыкантской кухни хочу пояснить. В наше время профессиональный грамотный музыкантский труд становится достоянием крутых сцен и концертных залов, типа итальянской Ла Скалы или английского Ковент Гардена.
   Очень ценится образование как дополнение к качеству домашнего музицирования лично самим играющим.
    А ещё в подвальных андеграундских прыщавых тусовках под рычащую гитару и озверелые барабаны. Но это уже не музыка, это скорее образ жизни, и учиться для этого не надо, даже противопоказано.Помните эту фишку: Играешь ты хорошо, только пальцами вот этого вот не надо!
    Потому что, современные лабухи поют под фонограмму. Редко когда услышишь на кабацкой сцене, как впрочем и на большой эстрадной, что музыкант по своей воле дёргает струны или дудит в мундштук саксофона. Да он и не умеет.
     В основном это публичная имитация. И это печально...
     Настоящий музыкант учится. Практически всю жизнь. Долгие годы упорного труда отдаёт на ниве мажоров и миноров, хроматики и диатоники. А в итоге любой мало-мальски голосистый, даже ни разу не музыкант, может взять в руки микрофон и завыть не хуже пьяного караошника в каком-нибудь общепитовском подвале. И зачастую грести кабацкую деньгу похлеще того же образованного учёного музыкального профессионала.
       Так вот Виталий Цветомузыка был не такой. Он в своё время учился музыке по-настоящему. Окончил Алма-Атинское музыкальное училище по классу фортепиано. С самой юности играл в местных ресторанах и зашибал неплохую деньгу на парнасе. Он действительно профессионально играл на клавишах. С «парнасовых» денег купил себе крутой по тем временам синтезатор «Энсоник ТС-10» досконально им овладел, разобрался во всех присущих инструменту секвенсорных премудростях, и стал клепать в большом количестве минусовки, эстрадных кабацких песен. Всё, что было в ту пору популярно. Минусовки свои он не стеснялся продавать знакомым и малознакомым музыкантам за деньги. Те в свою очередь перепродавали их всем желающим. Вскоре его минуса разошлись, неуправляемо для их создателя, по всему Союзу очень Советских, хотя и не вполне Социалистических республик. Какой уж там социализм в те то годы... Говорят в Швеции был социализм.
      Но где СССР, а где Швеция...

      В ответ на моё предложение Виталий тряхнул седеющей вспушенной ветерком шевелюрой и засмеялся.
     -Я тебе сам могу кучу минусовок предложить, лично мной изготовленных, супер качества.
     -Ну, давай, - говорю я, - предложи.
     Короче пошли мы с ним опосредованно от Крюкова канала, где происходил достопамятный перекур, непосредственно к нему домой, в один из дворов-колодцев, в непредсказуемой близости от призрака Пушкина, и там он показал мне минусовки, на полу-прогрессивном своём инструменте, «Энсоник ТС 10».
      А почему «полу»? Потому что вся техника, примерно как и авто, по выходу из авто-магазина мгновенно устаревает. Купишь её за миллион, а выедешь из ворот и вот ты уже едешь не на миллионе, а где-то лишь на двух его третях.
     Однако на этой «минусовой» почве, музыкальной, мы с ним и сошлись, стали общаться и обмениваться разнообразными идеями.
    Парень он был в принципе неплохой. Насколько я успел его узнать.

    Ну, вы, уважаемый слушатель, конечно, многие не помните, как оно происходит - обмен минусовками. Потому что не все же тут из вас кабацкие лабухи. А делается это так: ставятся рядышком два минидисковых магнитофона и качаются подряд с одного магнитофона на другой все нужные и ненужные минусовки.
     -Я бы мог, - извиняющимся тоном сказал Виталий, - закинуть тебе всю эту лабуду на диск, но, ты понимаешь, мой половозрелый оболтус смотрел недавно порнуху и так увлёкся, что поймал какого-то вируса. Непотребная картинка на экране во всю плоскость никак не удаляется. Короче завесил компьютер намертво. Мне пришлось сдать его в ремонт.
       Да, - сказал я, - недостаточно мы ещё занимаемся воспитанием своих детей.
     -Да это не мой ребёнок, - открестился от сына Виталий.
Так вот из этого факта я узнал, что у Виталия есть приёмный сын. А где сын, там и мамаша должна быть. Потому что нет дыма без огня.
      И действительно, появилась супруга Виталия.
      Вошла, поставила сумки с продуктами на стол. Дамочка субтильная, но решительная и прямолинейная.
       -Опять какого-то алкаша в дом привёл! – проговорила она, смерив меня оценивающим взглядом, - сколько можно говорить, не таскай в квартиру всякую шелупонь!
      -Здравствуйте, - с заискивающей улыбкой сказала шелупонь.
      -Выметайтесь отсюда, - не ответив на галантное приветствие, сказала хозяйка, - во дворе скамеек мало? Идите там милуйтесь.
      -Ладно, ладно, Лидочка, - пролепетал Виталий.
      -Что значит «милуйтесь»? - возмутился я. Но Виталий ухватил меня за рукав и выволок из квартиры.
     За нами захлопнулась дверь, и мы выкатились во двор-колодец.
      -Вздорная баба, - вырвалось у меня.
     -Но, но, - возмутился Виталий, - ты свою жену поучи алкашей из дома выпроваживать!
     -Да пошёл ты, - огрызнулся я, - вместе со своей фурией!
     И отправился домой.


                Глава 2

        Как видим: знакомство оказалось не совсем томным. После такого приёма я некоторое время вообще не общался с Виталием.
       -Как можно терпеть такое в собственном доме! – с возмущением думал я о супруге Виталия, - Выпроваживает порядочного человека, музыканта, коллегу мужа, как какого-то бродягу-собутыльника, на улицу. Главное ничего про него, в смысле про меня, не зная, не поинтересовавшись его, в смысле моей, судьбой и жизненными приоритетами. Нравственными и духовными ценностями. Мегера какая-то! Я не люблю таких женщин и не одобряю таких жён, хоть бы даже и чужих. Сам бы я на таком сокровище никогда не женился!
      А если бы женился, то быстро бы развёлся.
       Тогда ещё я не знал, что Виталий у своей благоверной живёт на птичьих правах в её питерской квартире. Что сам он из Алма-Аты, а эта его Лидочка, когда-то вместе с ним училась в одном алма-атинском институте, народного социалистического хозяйства. Что музыкальное – это первое  образование Виталия, и что в Питер он приехал по зову забытого неувядаемого чувства, вспыхнувшего по отношению к бывшей однокашнице, ввиду возникшей в эпоху перестройки и плюрализма полной неприкаянности у себя на родине, испугавшись в «лихие девяностые» кабацкого мордобоя. Когда любой мало-мальски подвыпивший урка мог на музыканта толпой наехать и при случае навалять.
       В Питере в то время такого не было. Мы с партнёршей выходили на работу в ресторан, как к станку фабричного цеха. Отдолбил свою смену, выполнил план и домой.
      
       А Виталику в Питере жилось у Лидочки не шибко сладко. Видимо средств насущных, в требуемом ею количестве, он добывать, как на родине разучился, так и тут не сумел.
    Это говорит о двух вещах: либо о неутолимых запросах супруги, либо о никчемности Виталия. Ну, я не знаю, порой иная супруга и из толкового мужа сделает лузера. Чужая жизнь – потёмки.
      А старая любовь без материальной смазки быстро заржавела.
      Так что жил он у неё, как воробей в гнезде у крикливой вороны.
      Ведь у нас, у музыкантов, как? То пусто, то густо. Как у всех. То после корпоратива у тебя столько бабла, что кажется можешь купить хоть пачку пельменей и одну, а то и две бутылки водки, а то совсем голяк. Хоть стеклотару сдавай.
      Виталий рассказывал мне:
      - Я не только музыкантом работал по жизни. Но везде мне платили не по моим заслугам, а так, чтобы хватило только с голодухи не помереть. Купить немного еды и выпить. И всё! Так что охота за денежными знаками в мою зрелую пору не прекращалась никогда, и никогда не приносила мне и моей семье полного морального и материального удовлетворения. Как будто специально наше мудрое руководство придумало уравниловку до уровня плинтуса. Невзирая на общественно-политические формации и смену политического строя. А впрочем политический строй никогда не менялся. Как был крепостнически-рабовладельческий, потом социалистически-рабовладельческий или капиталистически-рабовладельческий, - рабовладельческим он оставался всегда. Всегда народ трудился не покладая рук за миску баланды. А музыкант он как поплавок на волне народного моря. Его тянут на дно, а он не тонет.
      -Это ты верно подметил, - соглашался я.

       Не знаю, слил Виталий или нет музыкантов из «Приюта бодливой козы».
      Я с ним вообще довольно редко встречался. Как-то в ресторане «Пауланер», где большой зал на тысячу мест и налаженный пивной процесс с двухлитровыми кружками, с протянутыми через зал медными трубами, с текущей по ним водой, ещё не ставшей пивом, мы с огоньком лабали какой-то корпоратив. Настоящие «огонь, вода и медные трубы». И пиво!
       Я там выменял у Виталия примочку ревера на инструментальный саксофонный микрофон-петличку. На хрена попу баян, спрашивается, в смысле микрофон для  саксофона? Я на нём играть-то не умею. Я гитарист! Играю в стиле пикин-тревис, если можно так выразиться.
     Вообще-то обмен был неравноценный, моя партнёрша посмотрела на меня с великим недоумением, но ничего не сказала, решив, вероятно: «Ну, не полный же он дебил?»
      Вот! Вот вопрос!
      А мной двигали такие соображения:
      -Поскольку мы в Питер перебрались недавно, то надо заводить полезные знакомства. А их, эти знакомства, надо подкреплять чем-то материальным, как у конкистадоров при взаимоотношениях  с туземцами племени мумбо-юмбо.  Я-то чувствовал себя, разумеется конкистадором. Потом оказалось, что все участвующие в сделке по обмену были, или казались себе конкистадорами и никто не хотел быть туземцем.
     Тем не менее бусы на вполне приличную вещь обменял всё-таки я. Вернее наоборот, приличную вещь на бусы. Или опять наоборот. Я совсем запутался в этих дебрях смысла. Ой, да пёс с ней, с приличной вещью! Я себе ещё достану.

       В музыкантской среде бытуют как товарно-денежные отношения покупка-продажа аппаратуры, колонок, усилителей и прочего вплоть до музыкальных инструментов. Так и натуральный обмен всего на всё музыкальное. Например можно было в условиях тотального дефицита купить с рук гитару «супер Фендер стратокастер», которая через пару тройку включений переставала играть или начинал зверски и непотребно фонить. Или колонки, которые в самый ответственный момент начинали хрюкать, а при вскрытии оказывались клееными переклеенными изолентой с рваными диффузорами и перемотанными вручную на коленке катушками.
       -Бери, чувак, фирменный Регент, самолично у Кутикова из «Машины времени» покупал. – А оказывался этот «фирменный регент», каким-нибудь колхозным громкоговорителем из Крыжопля.
       Так вот в этом «Пауланере» мы лабали какой-то корпоратив. Уже не помню, для кого. Их столько было, что невозможно все запомнить. Запоминаются только самые яркие или необычные моменты.
       Как например такой: Народ посидит за столом, тосты попроизносит, выпьет, закусит, поест, да и потанцует.
      Только одна какая-нибудь особенно упитанная и прожорливая дама, а потому ненасытная, - жуёт и жуёт. Осмотрит пространство на столе вокруг себя, подтянет поближе всё что ей приглянулось: салатики, малатики, заливное, разливное, селёдочку под шубой, селёдочку по-русски, просто селёдочку без шубы, тазик оливье, винегрет-шминегрет, курочку, осетринку, мясную нарезку, всё что необходимо для плотного ужина, и даже гораздо больше, - и жуёт. Как корова в хлеву. Ну, встань ты разомнись, порастряси жирок свой, да не жирок, а жиртрест! Нет, - жуёт и жуёт. Народ напляшется, накурится, нарезвится, а эта всё жуёт и жуёт! Народ опять за столы. Чокается, выпивает, закусывает, а эта целеустремлённо и неотрывно, - жуёт и жуёт! А потом удивляется: «Откуда у меня лишний вес?»
      Да жрать надо меньше и больше танцевать на корпоративах!
      Ну, это ладно, это было кулинарное отступление.

       А фишка в этом Пауланере была вот в чём: Виталик со своей командой сидел там  на окладе, а нас пригласили заказчики корпоратива какой-то фирмы, уже не помню то-ли «Росал»-а, то-ли «Алрос»-а отлабать ихнюю пьянку.
      Конфликт интересов состоял в том, что Виталик со своими терпеливо ждали парнаса и поэтому кочумали изо всей силы, лабать не спешили, надеялись, что приплывёт жирный карась, попросит сыграть что-нибудь томное, чтобы потискать в медляке свою, или не свою, а чужую, но не чуждую потискаться, дамочку, а мы наоборот.
       Нам заплачено за веселуху и мы лабаем на совесть, чтобы заказчик нас запомнил и впредь никого другого на свои мероприятия не приглашал. Так что лабаем не жалея струн, клавиш, колонок, голосовых связок и рук, и ног, и всего остального. Дым стоит коромыслом, пыль столбом. Народ и корпоративный, и местный весь доволен, а Виталик со своими получается без парнаса остаётся. Ретивое в нём взыграло и он ко мне подскакивает.
       -Э-э, чуваки, кочумайте! - кричит Виталик мне в ухо перекрывая грохот музыки, - мы так вообще без бабла останемся.
        - Да я-то что могу сделать? – отвечаю я в перерыве между куплетами.
        -Давай заканчивай свой музон, -орёт Виталий, - это наша точка, и мы тут хозяева!
        -Какой ты хозяин! – кричу я, - ты тут никто и звать никак. Отвянь, видишь мы корпоратив лабаем. Иди с заказчиком разбирайся.
       Виталий отошёл в танцующую толпу, и я видел, как он объясняет что-то, размахивая руками, склонившемуся к нему могучему мужику средних лет в пиджаке и при бабочке.
       А что тут можно принципиально нового придумать? Что можно объяснить?  Ни владельцам ресторана, ни заказчикам банкета, никому нет никакого дела до того что сквалыга-музыкант, не получит сегодня вожделенного парнаса и пойдёт домой к жене-мегере и голодному пубертатному подростку с пустыми руками.
        Корпоративный народ веселится, отдыхает, радуется музыке, общению, возможности выпить, поговорить, потискать в коридоре чужую красавицу из бухгалтерии, или планового отдела, свою-то чего уже тискать, своя не убежит. Где-то уже сидит одна горюет, скучает, чуть ли не до слёз...
      А может быть и в слезах, да не одна, а с коллегой по такому несчастью. Утешается с сослуживцем в доступной форме...
       А Виталик в это время сквалыжничает с заказчиком корпоратива. Руками размахивает, что-то доказывает, раскраснелся весь. Видимо несладко ему приходилось с его Лидухой, что так разгорячился.
      Когда в семье музыканта каждая копейка на счету, поневоле будешь сквалыжничать. Но по жестикуляции, мимике и телодвижениям, я понял, что заказчик его послал в нелицеприятной форме по легкодоступному адресу. Виталик расстроенный вернулся на своё рабочее место, со злостью посмотрел на меня и гордо отвернулся в интерьер, изучать хитросплетения медных пивных труб и побелку на потолке.
     В итоге конфликт состоялся, но ситуация ничем не закончилась. А закончилась тем, что мы спокойно долабали банкет, до самого его непотребного завершения.
      Почему-то все массово развлекательные мероприятия, начинаются всегда благородно, а заканчиваются по-разному, но тоже одинаково.
     Бардаком и последствиями всякими нехорошими.
    Ладно, если просто мордобоем, а не дракой со стрельбой. Вот угадайте, уважаемый слушатель, чем отличается обычный мордобой от драки? Правильно, при мордобое бьют по мордам, а при драке, тоже по мордам, а также и по всем остальным частям тел дерущихся организмов.

                Глава 3

        Тем не менее, я зла не помню и через некоторое время позвонил Виталию, по  старой дружбе. То да сё, между делом предложил ему купить у меня небольшой компактный, очень минидисковый плеер, на котором можно замечательно прослушивать музыку и проигрывать минусовки в кабаке на работе.
     На самом деле вещь совершенно беспонтовая, а в музыкантской оперативной работе вообще бесполезная.
     В музыкантском деле надо сразу лабать то, что хочет пьяненький клиент, не задумываясь о словах, мелодии и гармонии. Например попросили тебя спеть песню про Чапаева, а ты её не знаешь. Или знаешь, но забыл. Делай так:
      «Тын дыр дын дыр дын, Чапаев! Тын дыр дын дыр дын, Чапаев!», главное делай это с умным видом, как докладчик на трибуне, и воздастся тебе. А если будешь сомневаться и строить глазки, то без парнаса останешься. А если кому-то не нравится, то на все претензии отвечай, как моя несравненная партнёрша однажды ответила: «Как заплачено, так и сыграно!»
      Между прочим вышеописанные события имели место в реальной рутинной кабацкой практике.
      А с этими минидисками одна морока.
      Но Виталик за моё предложение ухватился и согласился купить этот минидисковый плеер , как сейчас помню, за четыре тысячи рублей. Он столько и стоил в магазине.
       -Но, -говорит, - извини, чувак, сейчас могу выдать только две тысячи, а остальные отдам с ближайшей халтуры.
       -Ну, ладно, - снисходительно согласился я, - давай свои две тысячи, потом отдашь ещё две.
       Мы встретились на том же самом месте у слияния трёх каналов, и Виталий передал мне две тысячи рублей, а я ему плеер.
       Честная сделка. Никакого подвоха или криминала, не дай Бог!
       Я купил на эти деньги продуктов для жены, детское питание и памперсы для дочурки.
       Тут же главное не перепутать! «Детям мороженое, а супруге цветы!» С этим я гордо направился домой.
      - Продал? – спросила моя благоверная, - за сколько?
      - За две тыщи, -
      -А почему так мало, ты же покупал за четыре?
      -У него больше не было, - оправдываясь, сказал я, - Виталий пообещал отдать остальные деньги с первой же халтуры.
      -Ну, ну, - сказала супруга тоном не сулящим мне в грядущем ничего позитивного, - ладно посмотрим...
      -Отдаст, куда он денется, - сказал я.

      Но Виталик отдавать деньги не торопился. Прошла неделя, другая. Мои две тысячи неуклонно пожирала галопирующая инфляция, а денег не было. В принципе две тысячи рублей по тем временам это, конечно, не две тысячи, скажем, долларов, или евро.
     На две тысячи деревянных рублей можно было купить разве что... что-нибудь... Очень проблемное и недолговечное. Но дело не в сумме. Дело в принципе! Это так каждый начнёт устанавливать свою цену на моё имущество. Не захочет соблюдать договорённости со мной. Заедать моё пространство. В конце концов в глазах моей супруги опускать мой авторитет и прочие присущие мне неотъемлемые человеческие качества и кондиции. Нехорошо! Не по-товарищески.
      Хотя какой он мне товарищ? Или именно «товарищ» в советском понимании этого «слова гордого товарищ»?
      И не просто, «товарищ», я прошу прощения у симпатичного сельскохозяйственного животного, а «дорогой товарищ»... Как в песне Высоцкого «дорогой козёл отпущения»
     Я начал ощущать, как чувство справедливости во мне закипает и накаляется. А попранное, да, да, уже попранное чувство законности, ответственности и обиды, возмущается и обрастает протуберанцами злости и негодования!
      -Привет, Виталий, - позвонил я ему в тот же день, - ты со мной за плеер рассчитываться собираешься, или надеешься само рассосётся?
      -Так я с тобой рассчитался, - на голубом глазу ответил Виталий.
      -Как это? – опешил я, - мы же на четыре тысячи договаривались, а ты заплатил только две.
      -Нет, чувак, - без запинки усмехнулся Виталий, - мы на две тысячи договаривались, так что это ты что-то путаешь.

      Когда пришла моя супруга, я рассказал ей об этом разговоре. Она смерила меня жалостливым взглядом и сказала.
      - Ну, ну... – потом помолчала сочувственно и спросила, - ну и что ты с ним сделаешь?
      Вот так на ровном месте возникла сложная ситуация, которая потребовала немедленного разрешения. Потому что такие вещи спускать нельзя. Как же после такого вообще верить людям?
   
      Был у меня в Питере один приятель, не столько приятель сколько собутыльник. Парень рослый, наглый и безответственный. Ещё и драчливый.
     Чуть что не по его, сразу одевает перчатки, чтобы невозможно было доказать побоев по улике сбитых кулаков об лицо потерпевшего. Раздувает ноздри и набычивается, как другое не менее симпатичное сельскохозяйственное животное.
      Звали его Сергей. Или точнее Серый. Он иногда помогал мне с техосмотром, мы дружили семьями и бывали друг у друга в гостях, а ещё у него был пистолет- травмат.
      Не надейся, дорогой слушатель, пистолет, как ему положено по законам жанра, в моём рассказе не выстрелит. Он же не на стене висит. А припрятан в кармане у Серого.
      Я говорю Сергею:
      -Серёга, тут один чувак, мне деньги задолжал и не отдаёт.
А мы на тот момент приняли с ним на грудь по... всего ничего, даже пол-бутылки ещё не приняли.
      -Где он живёт? – спрашивает Сергей тоном негодования за всё человечество в моём лице.
      -Тут недалёко, - говорю я, - у слияния трёх каналов.
      -Пошли, сейчас мы его туда и сольём!
      -Может пока просто помакаем? – застенчиво предложил я.
      -Нет, - решительно и непреклонно ответил Серый, - именно сольём,- он сделал страшные глаза и хрустнул кулаками уже одетыми в перчатки, - как фекальные отходы!
      Вот как может аукнуться, дорогой слушатель, ненавязчивое желание слить кого-нибудь, куда-нибудь. Вот где героя может настигнуть кара небесная и карма неизбежная! Вот как может повернуться судьба сливающего...
     А отсюда мораль: Не сливай ближнего своего, - сам несливаем будешь!

    Мы вошли в занюханный подъезд, где от нас шарахнулось бесплотное привидение князя Мышкина в обнимку с Неточкой Незвановой. Причём князь был поразительно похож на моего любимого артиста Юрия Яковлева в молодости.
     Серый позвонил в обитую рейками дверь.
      За дверью всё стихло. Или там и до этого было тихо?
     Серый опять позвонил настойчиво и неотвратимо, как могучая струя, которая уже приведена в движение нажатием на кнопку смыва, и готова начать свой бурный стремительный бег в жерло унитаза, наполняя его журчанием и фырканием, чиханием и отрыгиванием.
     За дверью – тишина.
     Серый, теряя терпение, пнул ногой онемевшую от ужаса дверь и заорал:
     - Эй, слушайте там, пусть Виталий вернёт деньги, а то хуже будет. Если сегодня не вернёт, - я опять приду! Это не шутки!
     Нам опять никто не ответил, и с этим мы ушли из питерского, пропахшего культурным слоем подъезда, ко мне домой допивать то, что у нас оставалось.
     -Отдаст, никуда не денется, - сказал Серый.

      Когда недопитое превратилось в допитое, Серёга уснул тут же на топчане в моей маленькой кухне. Он лежал на спине во весь свой могучий рост, задрав кверху небритый подбородок и свесив узловатую руку с которой перчатка, надеваемая им для мордобоя, была временно снята. Похрапывал, пуская водочные пары через ноздри бугристого тевтонского носа.

     Не прошло и пары часов после нашего похода по достоевским местам, как в дверь робко поскреблись, и открыв её, я увидел на пороге Виталия Цветомузыку. Его лицо  напоминало ночную дискотеку в сиянии светопушек и сверкании прожекторов. Даже удивительно как могут менять краски и мерцающие цвета физиономии такие чувства как: опасения и неловкость, осознание и раскаяние, и сожаление, и ещё какие-то непостижимые оттенки рефлексий видавшего виды музыканта.
     А в Питере у нас была такая квартира, которая не имела подъезда. Вход был непосредственно со двора. Открываешь дверь, три ступеньки вниз и ты уже в прихожей.
    Я пригласил его в дом, и провёл на кухню. При виде Серого, храпящего на топчане, он побледнел и затрясся. Пробормотав извиняющимся голосом какие-то слова, он сунул мне две тысячи рублей, и на моё предложение чаю, кофе или ещё какого-нибудь политесу, судорожно отрицательно помотал головой, и стремглав сквозанул на улицу.
     Видимо больше всего он опасался разбудить недавнего визитёра.
     Серёга громко всхрапнул ему вослед, как породистый конь, который борозды не испортит, а вот лицо может слегка пощупать, перчаткой на босу руку.

                Глава 4 заключительная

      Разумеется теплоте наших отношений с Виталием этот эпизод градусов не добавил. Мы иногда встречались по работе то на «Ваське» в каком-нибудь ночном заведении. («Васькой» в Питере называют Васильевский остров.)
     То в очереди за спиртным в каком-нибудь гастрономе.
    Жили-то мы в одном районе, поблизости от Калинкиного моста. Так что поневоле пересекались. Даже разговаривали за жизнь.
     Однажды тёплым осенним днём неподалёку от Адмиралтейских верфей, Мы стояли с ним у ограды набережной реки Пряжки, поставив бутылку Массандровской «Мадеры», которую, говорят сильно уважал сам Григорий Распутин, на тумбу чугунной ограды, и глядя на опадающую жёлтую листву беседовали.
     Он жаловался на жену Лидочку, на её сына. Ему-то он был не родной.
     Где-то в туманных хитросплетениях Лидочкиной судьбы благоприобретённый ею от случайного молодца.
     Внешний вид Виталия как-то увял и потускнел. Сам он, и без того хлипкий, похудел и осунулся, даже щёки впали и нос заострился под очками.
     - Я музыке учился, думал буду уважаемым человеком, - с горечью рассказывал он, - ведь музыке чтобы научиться по-настоящему, а не как прыщавая выпускница музыкальной школы, нужно много лет долбить. И немалую деньгу заплатить. Обучение-то платное. А что в итоге? Или в оркестр какой-нибудь симфонический садись за копейки, или в филармонию тоже за гроши. Или в кабак, что уже совсем последнее дело.
     -Да уж... – соглашался я, потягивая купленную мной мадеру из разового стаканчика, - а некоторые наши коллеги ещё и на похоронах играют. Совсем опустили уважаемую профессию с этой перестройкой, плюрализмом и клепто-олигархией.
     - И не говори, - соглашался Виталий, - Вот для нас, кабацких лабухов, нет никаких условий существования, никакого тебе оклада жалованья, никакого профсоюза, никакой охраны труда, никакого соцпакета. Пенсия вообще не светит. На работу по закону нигде не оформляют, стаж не идёт. Об отпусках, больничных и других завоеваниях цивилизации я уже и не говорю.

     Перестройка на тот момент давно уже закончилась и начался дикий рыночный беспредел с переделом, прихватизацией и рэкетом крупных и средних предприятий промышленности, а также стратегических отраслей.

      - Рак у меня, - сказал Виталий грустно, - простаты.
      - Да ты что? – удивился я.
      - В последней стадии, - добавил он, - работать почти не могу, а моя Лидуха слышать ничего не хочет, только деньги требует, - он вздохнул и затянувшись сигаретой, сплюнул в тёмную воду реки Пряжки.
      - Ты бы не курил, - сказал я.
      - А, - махнул рукой Виталий, - поздно пить Боржом, когда почки отказали.
      Мне стало как-то нехорошо на душе, и я даже ощутил слабый укол неловкости, вспомнив тот эпизод с минидисковым плеером.
      - А ты где сейчас работаешь? – спросил я.
      - Пока нигде, - ответил он, - сижу у Лидухи на шее.
     Я порылся в кармане и вытащил смятую пятитысячную бумажку.
     - На, возьми, - я протянул деньги Виталию, - вчера халтуру отлабали.
     Он виновато посмотрел на меня, беря деньги.
     - Ты извини, чувак, за ту историю с двумя тысячами. Лидка тогда на меня наехала, совсем к стенке припёрла.
     -Ничего, бывает, - ответил я и похлопал Виталия по плечу, - давай во здравие!
     -Какое там здравие, скорее за упокой, - мрачно ответил он.
     Мы беззвучно чокнулись бумажными стаканчиками.

Это была наша последняя встреча. Позже я узнал от общих знакомых музыкантов, что Виталий по прозвищу Цветомузыка, уехал в Алма-Ату и там вскоре умер от рака. Было ему конкретно за сорок, даже полтинника не было. Уехал он один. Ни жена Лидия, ни приёмный сын его не сопровождали.
     Вот так.
     Был человек, играл музыку, видел её во всех цветах радуги, и нет человека. И неизвестно была ли цветомузыка в его жизни, или выдумал он её?