Поствоенная антиутопия

Это фантастика, близкая реалиям жизни. Любят нынче люди копаться в чужом грязном белье, будто себе что-то присматривают. И писать об этом нечего совсем. Особенно любят мужчины сейчас этим заниматься. И не зря же стали в женской одежде ходить — сначала ведь присматривали, потом надели. Надели на себя сплетни, надели на себя белоручество, надели на себя поиск покровителя и устранение соперниц, не соперников. Женщина мужчине не нужна. Разве только прикрыть ею свои пороки. Над такими смеются. Нормальные мужчины доводят женщин до оргазма, а этот каждую до психбольницы, паранойи и до суицида, особенно ему претят женщины с ровной осанкой — горбатая изменять не будет, хоть от неё тоже воротит. Он во всём берёт пример с фюрера: гитлерюгендская чёлка, походка, картинописание, молоденькие любовницы лет семнадцати. Когда-то ему было 24 года, но теперь ему 44, а вкусам он изменять не намерен, и новой своей пассии повторяет рабочие и надежные шаблоны: «Вы так чисты, вы созданы именно для меня. Я светлый человек, у меня имя такое, меня так все называют. Вы единственная, кого я сюда привёл, я однолюб.» Однако ему стали нравиться девушки еще моложе: лет четырнадцати — в шестнадцать уже может быть не девственницей, а значит, шанс подхватить венерическое выше, а будущему фюреру необходимо беречь своё здоровье ради народа и ради чистоты расы его детей. Над такими доминируют в тюрьмах. Я — писатель — следил бы за базаром, но базару ноль: фюрер, чьё имя я не назову, у вас нет страны и ее никогда у вас не будет, как и у меня базара. У вас никогда не будет детей — все ваши женщины покончили с собой, голубая ваша борода, хотя похоже это на тараканьи усики. Вы один. «За Свободу и жизнь! Победа! Новый мир!» — вы кричите в пустое изнасилованное бомбежками, одной за другой, поле, прикрывающее свой стыд нависшим тёмно-серым небом и окаймленное голыми мёртвыми берёзами. И поле откликается. Эхом. Но только другой фразой: «Jedem das Seine!» — говорит тебе поле — «Каждому своё.» Это какое-то нерусское поле. А может русское, но его заставили говорить именно эту фразу, повторять ее, будто выклеймив на себе. Это сказал Цицерон: «Nam iustitia, quae suum cuique distribuit, quid pertinet ad deos? А справедливость, которая каждому даёт заслуженное, какое имеет отношение к богам?» Платон писал, что справедливость достигается, когда каждый получает своё, каждый выполняет свою роль и не пытается занять место другого. Каждый должен поступать в соответствии со своими способностями и возможностями, чтобы служить стране и обществу в целом. Вы были настоящим именно в этой фразе. В остальных вы только пытались казаться, как мы, — сложно человеку с пограничным расстройством личности или иными диссоциальными отклонениями быть, а не казаться — добрым, верящим, верным. Я не гений. То, что пишу я, пишут все. Что говорю я — говорит весь народ. Этот голос не похож на голос пустынного поля. Это голос глубинный. Он из под земли. Теперь весь народ — в земле. Я — земля. Я своих провожаю питомцев. Говорит земля. Что говорю я — говорит прах. Я прах. Небо молчаливо. Оно наблюдатель. И если запретят об этом говорить, то будем шептать.
Травы вдруг застрекотали на каком-то своём языке, шёпотом, они качались, но ветра не было. Это всего-то шёпот, но у тебя звенит в ушах. Надо поменьше говорить с травами, мальчик, тебе всего 20 с чем-то лет, ты в пустыне, ты вождь своей собственной пустоты, за твоей спиной никого нет. Ты один. И это не фантастика.