Интерн

Кабинет заведующего отделением реанимации. Пахло старыми книгами, антисептиком и невысказанным авторитетом. Илья Петрович, человек с лицом, будто высеченным из гранита просматривал досье новых интернов.

Дверь открылась.

— Доброе утро! Стелла, к вам на ротацию! — её голос звонкий и без тени робости разрезал напряжённую тишину.

Она стояла на пороге в слегка великоватом белом халате. Её белокурые волосы были убраны в строгий пучок, но пара непослушных прядей выбивалась и золотилась под люминесцентными лампами. Она улыбалась не кабинету — миру в целом.

Илья Петрович смерил её взглядом, привыкшим видеть сухость диагнозов, не людей.
— Фёдорова? Прекрасно. Ваше место — в палате №3. Наблюдение за послеоперационными. Дневник контроля каждые два часа. Вопросы?

— Есть! — она подняла палец, как школьница. — А можно я буду мысленно называть вас «сэнсэй»? А то «Илья Петрович» — как-то сухо, а вы выглядите как настоящий ниндзя-целитель.

В углу кто-то из интернов подавился смешком. Илья Петрович медленно опустил бумаги.
— Можно. Если ваши дневники наблюдений будут идеальны. Идите.

В палате №3 лежал её первый самостоятельный пациент — мужчина лет пятидесяти после шунтирования, — угрюмый, напуганный.
— Ну что, красавица, будешь у меня практиковаться? — проворчал он, увидев её.
— Ага! — ответила Стелла, поправляя капельницу. — Только давайте договоримся: я буду вас лечить, а вы мне — рассказывать, как правильно жарить грибы на костре. А то я всё до состояния углей довожу...

Он смотрел на неё, не понимая, шутит она или нет. Но через час он уже объяснял ей разницу между подберёзовиками и маслятами, а она, в свою очередь, чётко и ясно объяснила ему, зачем нужен каждый из препаратов, которые ему вводили. Она говорила не на языке медицинских протоколов, а на языке жизни: «Это — чтобы сосуды были крепкие, как хорошая грибница, а это — чтобы сердце билось ровно, как шаги по лесу».

К концу дня угрюмый пациент улыбался.

Вечером на планерке Илья Петрович разбирал сложный случай.
— ...сочетание кардиогенного шока и отёка лёгких на фоне... — он внезапно замолчал, уставившись на дневник наблюдений Стеллы. Там, рядом с графиком давления и диуреза, был аккуратно нарисован маленький гриб и подпись: «Пациент B. Настроение: улучшилось с «сыроежка» до «белый гриб»».

Илья Петрович поднял на Стеллу взгляд. Все замерли, ожидая взрыва.
— «Белый гриб», — произнёс он, полностью серьёзно. — Это высшая категория?
— Естественно, сенсей! — так же серьёзно ответила Стелла.

Гробовая тишина. А потом Илья Петрович... фыркнул. Едва слышно. И продолжил разбор, как ни в чём не бывало.

Позже, у кулера, к Стелле подошёл коллега-интерн.
— Ты как это сделала? Он тут людей взглядом разбирает на молекулы, а ты ему грибы рисуешь!
Стелла сделала глоток воды и пожала плечами:
— А я и не делала. Я просто с ним разговаривала. Он же не гранит, он — очень уставший грибник. Нужно было просто найти его язык.

Она улыбнулась и пошла дальше, оставив за собой лёгкий след радости и ощущение магии в стерильном больничном воздухе.