Савельев-1

Савельев хорошо чувствовал, что очередная депрессия подкатывает к горлу. А тут ещё каждый ноябрь ВТЭК проходить... Приходится мыкаться по врачам и всем доказывать, что ты болен... По сути своей вся эта мышиная возня лишь для того нужна, чтобы получать пенсию в десять тысяч рублей и бесплатный проезд на общественном транспорте. Конечно, это тоже неплохо. Но он считал себя вполне бодрым и вполне крепким мужчиной... Но считать может каждый, а на поверку там печать ставить некуда: болезнь сердца, а теперь ещё эта черепно-мозговая добавила свои проблемы. Как он не любил эту бесконечную беготню по поликлиникам! Мало того что половину ноября приходилось проводить в очередях, тем более от этого здоровья особо не прибавлялось. Так тут ещё этот процесс превращался в сплошную нервотрёпку.

Казалось, что врачи и бумажки с печатями не делают никого здоровее, а лишь подтверждают его статус — статус человека, обременённого недугом. Он не мог понять, зачем нужно каждый год снова и снова подтверждать свою немощь, проходить эти бесконечные осмотры и заполнять бесчисленные бланки.

Каждое посещение поликлиники для него было испытанием — нервы на пределе, а от вида длинных очередей начинало тошнить. А порой казалось, что здоровье уходит с каждой минутой ожидания. Он ощущал себя загнанной в клетку птицей, которая мечется из стороны в сторону, но никак не может вырваться на свободу.

Это «хождение по мукам» ему порядком надоело. Вдобавок он постоянно ощущал себя униженным, но смирялся с этим и продолжал действовать.

Безропотно высиживал очереди в компании «вечных» бабулек. Часто вступал с ними в философские беседы. При этом, постоянно опасаясь чем-нибудь задеть их самолюбие, старался донести до них лишь основную мысль: «Если что-то происходит с нами, то это кому-то нужно».

Но эта философия далеко не всем нравилась. Люди хотели жить по-своему, стремиться к благополучию и «красивой жизни». В таких случаях кто-то обязательно восклицал: «Красиво жить не запретишь», — и в этом стремлении они не желали видеть более глубокого смысла, никакой философии. Главное, чтобы не хуже, чем у других. А это куда важнее, чем «кому-то там нужно».

Травма головы, которую он получил около трёх лет назад, почти не беспокоила его, но её «побочные эффекты» постоянно давали о себе знать. И главным из них было обострённое восприятие мира.

Представьте себе: «нормальные» люди наблюдают окружающий мир как через закопчённое окно, отстранённо. Из-за чего половина, что происходит вокруг, ускользает от их внимания. А он, словно с увеличительным стеклом в руках, замечал каждую деталь. Даже ту, которая была хорошо скрыта.

Каждое дуновение ветра, каждый шорох листьев, каждый взгляд прохожего — всё это вызывало в нём каскад ощущений и мыслей. Он словно был подключён к какому-то невидимому генератору, который передавал ему сигналы из окружающего мира в усиленном формате. И этот постоянный поток информации утомлял и одновременно завораживал его.

Вот именно от этого ему и было так плохо. В ситуациях, где следовало промолчать, он говорил. Он говорил без умолку, высказывая своё мнение порой несдержанно и не всегда понятно. Возможно, даже ему самому. А в моменты, когда нужно что-нибудь сказать, а ещё лучше — подольстить, расшаркаться, выдавить из себя любезное «чи-из», язык к нёбу прилипал.

Он молчал, как рыба, и лишь удивлённо выпучивал глаза, как ребёнок, который не понимает, а что, собственно, происходит. Он погружался в молчание и задумчиво смотрел вдаль, зацепившись взглядом за совершенно незначащий предмет. Его взор устремлялся в цель, но мысли при этом витали далеко. Он изучал этот предмет внимательно, словно пытаясь найти в нём ответы на свои вопросы, разгадать его тайны.

- Савельев, Аркадий Ильич, вы практически здоровы… И вот если бы не подозрения, что вас надо кое в чём перепроверить?… Буду конкретна: вас должен посмотреть «надёжный» психотерапевт, которому мы, — тут она, председатель ВТЭКовской комиссии, обвела взглядом своих коллег, — полностью доверяем.

Словно тени на стене, в кабинете повисло напряжение. Председатель комиссии, женщина с проницательными глазами, внимательно посмотрела на Савельева. Её голос звучал твёрдо, но с нотками сочувствия:

— Аркадий Ильич, мы все понимаем, что ваше здоровье — это самое важное. Но есть некоторые сомнения, которые мы должны развеять. Наши коллеги рекомендуют, чтобы вас осмотрел опытный психотерапевт и вынес свой вердикт.

— Я понимаю, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие. — Я готов пройти все необходимые процедуры.

Его голос дрогнул, но он старался не показывать своих эмоций. Председатель комиссии кивнула, и в её глазах мелькнуло уважение.

— Хорошо, мы свяжемся с вами, как только будут готовы результаты.

Савельев вышел из кабинета, чувствуя себя немного потерянным. Он знал, что впереди его ждут трудные времена. Он был готов к ним. Сработала его жизненная философия: «Ты в лодке на горной реке. Правь, куда несёт поток, остерегайся порогов и скал. И самое главное — не останавливайся, перевернёт».

Это было год назад… Савельев хорошо помнил, как на следующий день он встретился с приятной молодой врачихой из «Соловьёвки». Кстати, сначала он принял её за медсестру.

Он отвечал на поставленные вопросы, которые ему казались смешными, но при этом завалил тест...

— Всё, Аркадий Ильич, подождите, пожалуйста, в коридоре. Я сообщу коллегам о результатах теста, — сказала врач.

Инвалидность продлили на год. Но вместе с документами в руку ему сунули бумажку с номером телефона:

— Пожалуйста, звоните по этому номеру. Это прекрасный доктор. Вам обязательно помогут…

Прошло время, а Савельев так и не удосужился даже обратить внимание на эту скомканную бумажку, которая валялась на его рабочем столе в мастерской. У него было много дел, и он считал, что справится сам. Но кто знает, может быть, звонок по этому номеру смог бы изменить что-то в его жизни…

— Аркаша, дальше запускать подобный процесс никак нельзя. Пройдёт немного времени, ты на меня с ножом кидаться будешь… — говорила жена после очередного выяснения отношений. — Тебе же ещё год назад предложили хорошего врача. Между прочим, я этот телефончик забрала из мастерской. Там он точно в мусорном ведре нашёл бы своё пристанище. Вот я его и решила у себя спрятать. Хочешь, я сама позвоню, если тебе трудно. Ты же у нас такой стеснительный, особенно с женщинами… — с лёгкой иронией заметила жена.

— А разве врач — женщина? — спросил Аркадий Ильич, слегка приподняв брови.

Конечно, он уже давно забыл, что под номером телефона, который ему выдали на комиссии, было написано женское имя. Разве мог он это помнить, когда почти год минул. Да и какая ему разница…

— Ну ладно, коль жена просит, значит, это кому-то нужно, — произнёс Аркадий Ильич, стараясь побороть своё лёгкое смущение...

                (продолжение следует)