Царь, который не воздал славы Богу
Предисловие
Дорогие читатели! Вы держите в руках книгу, совсем небольшую по объему. Тем не менее, я писал ее больше трех лет. Книга посвящена гонениям христиан при царе Ироде Агриппе на основе Библейского рассказа из 12-й главы Деяний Апостолов. Сведения об этом правителе из других источников часто противоречивы. Иосиф Флавий и Филон Александрийский пытаются представить Ирода Агриппу с самой лучшей стороны. Первый вообще расхваливает его на все лады, но при этом сообщает нам о его непомерном мотовстве. Небольшой отрывок из Талмуда показывает иное отношение к этому человеку. Английский писатель прошлого века Роберт Грейвс в романе «Божественный Клавдий» допустил много вымысла, но я с ним согласен в вопросе о мессианских амбициях Агриппы. На это указывают попытка властителя Иерусалима объединить царей соседних государств и его поведение во время игр в Кесарии.
О казни апостола Иакова Зеведеева в Деяниях сказано, что Агриппа убил его мечом. Французский литератор 19 века Эрнест Ренан считал, что Иакова не судили в Синедрионе, а он был предан смерти по приказу царя, как ранее Ирод Антипа велел обезглавить Иоанна Крестителя. Однако христианский историк Евсевий Памфил (3-4 век) сообщил нам о суде над Иаковом, назвал имя одного из свидетелей обвинения – Иосия, а также коротко рассказал о последнем часе этого человека. Я принял точку зрения Евсевия и, в связи с тем, что эта повесть художественная, а не документальная, придумал историю жизни Иосии и других персонажей.
Книга включает также поездку по Израилю группы российских туристов. Она помогает лучше осветить период правления Ирода Агриппы, лживую сущность монарха, а заодно ответить на многие стандартные вопросы неверующих людей. Главный путеводитель книги – Библия и ее замечательный стих: «Слово же Божие росло и распространялось» (Деяния 12:24). Оно распространялось тогда, распространяется и сейчас, невзирая на любые препятствия со стороны Божьих противников, подобных царю Агриппе.
Леонид Банчик
Иосия по прозвищу Услужник
- Вот и Услужник наконец-то пригодился. Вчера пришел ко мне в Нижний город посланник царя Агриппы и велел утром быть во дворце. Я знал, что рано или поздно обо мне вспомнят. Хоть я человек маленький, но уж очень во мне в свое время нуждались. С той поры лет десять прошло, а то и больше. Я, знаешь, родом из Галилеи. Там у нас почти все рыбачат: есть чем семью накормить, а когда удачный улов – заработать пару-другую монет. Значит, сидел я как-то в лодке недалеко от берега. Озеро у нас нельзя сказать, чтобы большое, но мы все равно его морем зовем. Рыбы там столько, что на всех хватает. Ты вообще, слушаешь меня?
- Вы говорите, говорите, - ответила Услужнику печальная молодая собеседница.
- Так вот, сидел я в лодке, улов был неплохой, и увидел человека на берегу. Сразу понял, что он не из тутошних. Мы друг дружку хорошо знаем, а этот явно не рыбак. Подошел он, значит, к Андрею и Симону, что-то им сказал, а те сразу же побросали сети и прямиком за ним. Гляжу дальше: Зеведей с двумя сыновьями чинит сеть. И надо же, хороши дети, без промедления оставили отца и ушли с этим человеком. Любопытно мне стало, кто же он такой, если одним словом детей у родителей отнимает. Когда наступила Пасха, отправился я, как положено, в Иерусалим. Ты же нашей веры, сама знаешь, что предписано каждому иудею. Пришел я и первым делом решил деньги поменять, чтобы отдать пол-шекеля на Храм. Поднялся я во двор язычников. Там всегда за столами менялы сидят. И что я вижу! Шум, гам, переполох. Люди бегут вперемежку с овцами и другой тварью. Голуби летят, менялы кричат, монеты рассыпались, а этот самый знакомый мне чудак гоняет их бичом и переворачивает столы. Да он, к тому же, еще и странные вещи говорит: «Дом Отца Моего не делайте домом торговли» .
- Я давно уже слыхала о вашей истории.
- Слыхать-то слыхала, а я все видел своими глазами. Ты случайно не из христиан будешь?
- Нет, не из них.
- Ну и хорошо, тогда слушай дальше. Я вообще-то тугодум и не сразу сообразил, что если «дом Отца» - Храм Божий, значит, он – сын Всевышнего. Мы, конечно, все дети Божьи, но этот и впрямь невесть какой особенный. Ясное дело, его сразу окружили иудеи, еще не зная, как с ним поступить, и стали, значит, допрашивать, с какой стати он все это сделал и каким знамением докажет, что имеет право нарушать наш порядок. А он в ответ: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» . Потом он исцелял больных, и мне, признаюсь, втемяшились в голову его слова. Тогда я и разузнал, что зовут его Иешуа. А как вернулся я в Галилею – там уже только о нем и судачат.
- Я знаю, он жил в Назарете в семье плотника.
- Жить-то жил, однако три десятка лет никто в нем не видал ничего необычного. Говорили только, что когда ему было годов двенадцать, удивил он иерусалимских учителей своими знаниями. Но то было в детстве, и вдруг, надо же, «дом Отца Моего», «в три дня воздвигну», чудеса разные и все такое прочее. Вскоре после Пасхи ловлю я, как обычно, рыбу и слышу крики рыбаков: «Сворачивайте сети, поднимайтесь на гору! Равви из Назарета будет говорить к нам». Поднялся и я вместе со всеми и вижу: сел этот человек, как положено у нас сидеть учителю. Когда установилась тишина, он произнес: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…» .
- «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся…»
- Много ты, однако, знаешь. Скажу тебе, как на духу: понравились мне его слова. Говорил он красиво и по делу. Только у меня в Капернауме был свой учитель, сидевший когда-то у ног самого Гиллеля. Отправился я к нему за советом. Спрашиваю, значит, как быть дальше, слушать ли этого пророка из Назарета? А мой равви уж точно мудрец из мудрецов. Посидел он минуту-другую молча, с закрытыми глазами, и изрек:
- Ты его слушай, да только ушами, а сердцем не внимай его речам. Твое слушание еще может пригодиться.
Как в воду он глядел! Только я тогда заартачился и сказал ему наперекор:
- Вы же мудрый человек, вы же ученик Гиллеля! Как же это не внимать сердцем, если люди, больные от рождения, становятся здоровыми?
А мой равви умеет, когда надо, смачно высказаться, с подковыркой. Вот и говорит:
- Не все дела в мире свершаются Божьей силой, кое-что делается силой князя бесовского.
Дрожь у меня по телу пробежала от этих слов, и пошел я домой. С тех пор я, значит, всякий раз сидел в лодке за своим любимым занятием и думал, кто же из них прав. И решил, наконец: Иешуа я знаю месяцы, а своего равви – годы. Вот и сделал отсюда вывод… И чего я тебе все это рассказываю, совсем незнакомой девице? Как тебя звать-то и откуда ты?
- Анна из Кериота.
- Знал я одного из ваших мест. Ой, меня уже кличут к царю. Ну, прощай, Анна, может, еще встретимся…
Улица Агрипас
Путешествие в Израиль началось не самым лучшим образом. В связи с плохими погодными условиями задержали вылет из Москвы, затем забастовка грузчиков в аэропорту Бен Гурион. Пятилетний Тимка надоедал родителям:
- Ну, когда уже мы поедем в Ерсалим?
Инна, как могла, успокаивала сына. Паша каждые десять минут втискивался в толпу возмущенных пассажиров и донимал растерянных служащих требованием немедленно выдать все вещи. Чемоданы появились на вертушке лишь два часа спустя, и уставшие люди бросились растаскивать их, как дикие звери желанную добычу. Зато в зале ожидания их встретила длинноволосая Лика. Одарив своей лучезарной улыбкой, она извинилась за неприятности, происшедшие не по вине туристического агентства, и обещала их компенсировать:
- Вместо запланированной автобусной экскурсии по Иерусалиму мы сходим вечером в Старый город. Поверьте мне, это будет ничуть не хуже.
В гостинице обустроились за считанные минуты. До обещанного похода оставалось еще достаточно времени. Инна прилегла отдохнуть, а Паша спросил у Лики, далеко ли отсюда до рынка.
- Он здесь рядом, я сама туда сейчас собираюсь, - ответила экскурсовод.
Неугомонный Тимка твердо решил идти с папой. К ним присоединились еще несколько туристов, и Лика повела маленькую группу любителей заморских фруктов на центральный рынок. Вскоре она объявила:
- Мы с вами находимся в начале улицы Агрипас. Нам предстоит только немного подняться по ней, и вскоре будем на месте.
- Улица Агрипас? - переспросил Паша. – Это в честь хитрейшего иудейского царя, который правил в Иерусалиме?
- В некоторых справочниках сказано, что улица названа в честь его сына, римского приспешника, который вымостил улицы города белым мрамором. Однако недавно здесь прикрепили вот эту табличку c биографией царя Ирода Агриппы.
- Царя, убившего апостола Иакова и собравшегося устроить показательную казнь Петра.
- Учтите, что в Израиле к Новому Завету, в основном, относятся не так, как в европейских странах, - дипломатично ответила Лика.
- Папа, - встрял в беседу взрослых Тимка, - если он такой плохой, давай пойдем по другой улице.
Все рассмеялись, и Паша ответил сыну:
- Лучше мы для себя эту улицу переименуем и назовем, скажем, Рыночной. Идет?
- Идет!
Тимка, довольный оттого, что обратил на себя внимание, зашагал с еще большим усердием.
Накупив всего необходимого, они вернулись в гостиницу. Инна обрадовалась свежим фруктам и спросила:
- Что вы там еще видели интересного?
- Мы Агриппу пременовали, - похвастался Тимка.
- Чего-чего?
- Мы решили улицу Агриппас назвать по-другому, - поправил сына Паша.
- Ну, тогда я «за», - шутливо проголосовала Инна. Тимка тут же присоединился к маме:
- А я много раз «за»!
Башня Давида
Мартовские вечера в Иерусалиме прохладные, и Лика посоветовала всем одеться потеплее. В Старый город они вошли через Яффские ворота. Лика рассказала о строительстве стен при турецком султане Сулеймане Великолепном, о его жене Роксолане, о могилах двух архитекторов, словно охраняющих свое детище. Сразу за воротами группа остановилась у величественной крепости.
- Это башня Давида, - прошептала Инна, которая уже не раз бывала в Израиле.
Лика моментально отреагировала:
- Башней Давида ее по ошибке назвали крестоносцы. Существует остроумная гипотеза, будто они всему, что видели, давали названия из Библии. В книге Песнь Песней царя Соломона жених описывает красоту своей невесты следующим образом: «Шея твоя - как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем - все щиты сильных» .
- Так где же этот столп? Я вижу здесь много башен, - поинтересовался Паша.
Лика указала на ближайшее строение:
- Настоящий столп Давидов либо возвышался над его дворцом, либо это другое название Силоамской башни в Кедронской долине. А перед нами одна из трех башен, возведенных Иродом, родоначальником династии. Вероятно, она называлась Псаэль в честь его брата, героически погибшего на войне. Высота башни достигала примерно 50 метров. Иосиф Флавий утверждал, что она была такой же красивой, как одно из семи чудес света – Александрийский маяк.
- Если я не ошибаюсь, башни защищали знаменитый дворец Ирода, - сказал турист в широкополой шляпе. – За такими стенами этот трус уж точно чувствовал себя в безопасности.
- В полости башен были созданы роскошные помещения. Например, известно, что башню Псаэль занимал Симон, один из героев иудейского восстания против Рима. Собственный дворец Ирод возвел рядом с башнями. Одни считают, что он располагался на территории нынешнего армянского квартала, другие – внутри самой крепости. Согласно тому же Иосифу Флавию, величие и красоту дворца невозможно было описать словами.
- И что стало с дворцом? – спросил все тот же дотошный турист. – Он что, под землю провалился?
- После смерти Ирода в течение десяти лет дворец занимал его сын Архелай. Затем римские власти сместили Архелая и установили в Иерусалиме правление прокураторов. Естественно, изумительный дворец стал их городской резиденцией. Вполне возможно, Понтий Пилат вершил свой суд над Христом здесь, а не в крепости Антония. В самом начале Иудейской войны защитники Иерусалима намеренно сожгли дворец. Тогда чудом уцелели только башни.
- Вы забыли про Агриппу, - напомнил Паша.
- Точно! – улыбнулась Лика. – Какие у меня грамотные туристы. В 41 году император Клавдий вернул иерусалимский престол внуку Ирода Агриппе. Но это был короткий период.
- Опять Агриппа, - по-взрослому проворчал Тимка. – Там Агриппа, тут Агриппа. Сколько можно о нем говорить?
Благочестивый друг цезаря
Агриппа поднялся на верхнюю площадку башни, названной в честь его бабки Мирьям. Гордая царица встретилась со смертью до его рождения, и башня была дорога ему, как напоминание об иудейских корнях. По высоте башня явно уступала грандиозным Псаэлю и Гиппикусу, зато внутренние комнаты поражали своим изяществом. Дед-идумеянин возвел этот «женский» столп, когда пылал любовью к молодой жене из царского рода Хасмонеев.
Дед Ирод... Агриппа его смутно помнил, а про бабку слышал только противоречивые рассказы родственников. Однако сознание того, что он потомок великого царя и продолжатель знатной династии Хасмонеев, согревало сердце на протяжении всей его беспутной жизни, усеянной то розами, то шипами.
Агриппе было всего три года, когда Ирод предал смерти его отца Аристобула. Задолго до этого зловещий царь казнил некогда любимую жену. После убийства сына дед проявил заботу о сироте и послал маленького внука в Рим. Там Агриппа подружился с отпрыском цезаря Тиберия Друзом. Опекала его Антония, одна из первых дам великой империи. Ее сын Клавдий также стал ближайшим приятелем Агриппы. Вращаясь в высших кругах, потомок иудейского царя безумно полюбил празднества и кутежи. Когда умерла мать, и Агриппа смог самостоятельно распоряжаться наследством, то вскоре его промотал, устраивая ежедневные пирушки. И тут случилось несчастье: наследника императорского престола Друза отравили. Сраженный неутешительной болью отец больше не желал видеть при дворе товарищей сына. Пришлось Агриппе вернуться в родные пенаты, но кредиторы и там пытались его достать…
Царь содрогнулся от налетевших воспоминаний. Теперь все это в прошлом. Лишь два человека во всех подробностях знали о его унижениях. Первая – его верная жена Киприда. Нельзя сказать, что красотой лица и стройностью фигуры она соответствовала своему имени . Зато она оказалась сильнее мужа в то кошмарное время и спасла ему жизнь. Если бы не Киприда, Агриппа сейчас не обозревал бы свои владения с вершины башни Мирьям.
Понимая, что избавиться от кредиторов не удастся, незадачливый потомок Исава отправился в родимую землю – идумейскую крепость возле Мертвого моря. Киприда поняла, что ее несчастный муж подумывает о самоубийстве. Она написала Иродиаде, сестре Агриппы и жене галилейского правителя Антипы. Тот, недолго раздумывая, назначил непутевого племянника на чиновничью должность в Тивериаде. Агриппе предстояло наблюдать за рынками и сбором податей. Кроме того, он получил небольшую сумму на содержание семьи.
- Хотелось бы поглядеть, каково сейчас этому мерзавцу Антипе в пожизненной ссылке? - царь самодовольно хмыкнул, вспоминая, как он обошелся с дядюшкой.
Уже три года он, прозванный в народе Агриппой Благочестивым, правит всей страной. Наконец-то он достиг славы своего деда. Именно ему, Агриппе, удалось восстановить царский престол в Иерусалиме. Именно он унаследовал ум, размах, хитрость великого деда. Многочисленные дядьки и в подметки не годятся своему племяннику. Только бы не передался ему по наследству ужасный недуг деда: тот испытывал в последние месяцы жизни нестерпимую боль от разъедавших внутренности червей.
- Нет, Всевышний уж никак не допустит, чтобы я умер такой же смертью. Ведь я богобоязненный царь! Воссев на великом троне, я безукоризненно соблюдаю все предписания иудейских законов! – успокоил себя Агриппа и ухмыльнулся, вспомнив забавный случай, когда льстецы кричали ему: «Агриппа, ты брат нам, ты брат нам!» Он испытал тогда настоящий триумф.
Но был еще один человек, прекрасно осведомленный обо всех унижениях Агриппы. И этот человек не молчал, как кроткая Киприда. Звали его Сила. В многочисленных передрягах он оставался самым верным другом Агриппы.
- Разве я не благородно поступил, назначив Силу военачальником, фактически вторым человеком в государстве? – спросил Агриппа у самого себя. – А он, вместо того, чтобы навсегда забыть о прошлых невзгодах, стал при каждом удобном случае напоминать о них. Ладно бы еще, со мной наедине. Так нет же! На всех официальных приемах Сила развлекал гостей байками о том, что следовало вычеркнуть из памяти.
От негодования Агриппа сжал свои царственные кулаки, словно собираясь ударить ненавистного Силу:
- Пусть теперь посидит в темнице и пораскинет своими куриными мозгами, что следует рассказывать обо мне и о чем нужно навсегда забыть. Разве не знает этот негодяй, что я не только единоличный правитель Иудеи и соседних областей. Я наделен титулом «Друг Цезаря»! Да, мой дед, конечно, был в приятельских связях с Антонием и Августом. Однако он и мечтать не мог о столь близких отношениях, которых я добился с Гаем Калигулой и Клавдием. Я выше тебя, Ирод Великий! Да это же я поставил дурака Клавдия императором, а тот посмел так жестоко уязвить меня!
Волна несносной обиды нахлынула на самолюбивого Агриппу. Он вновь мстительно сжал кулаки, чтобы мысленно расправиться с другом юности, но увидел поднимающегося на башню начальника охраны Власта. Слегка запыхавшись, тот объявил:
- Ваше величество, один человек не самой приятной наружности добивается встречи с Вами. Говорит, прозывают его Услужником, и якобы Вы сами за ним посылали.
- Скажи, чтобы подождал. Я вскоре спущусь к нему.
Господин и холопы
- Вставай, вставай, Услужник! Ты себе так еще все чело отобьешь, - благодушный Агриппа ободрил своего коленопреклоненного подданного.
- Не поднимусь с колен перед моим великим властелином. Сегодня вы царь Иудеи, вершитель судеб и друг императора, а завтра, гляди, сами займете римский престол. Я же никому не нужный смерд.
- Вставай! Если бы ты не понадобился мне, я бы тебя не позвал. И прекрати меня восхвалять и городить всякую чушь. Терпеть не могу льстецов.
Наконец, Услужник поднялся и всем своим видом показал, что готов исполнить любую просьбу.
- Тебя, кажется, родители назвали Иосией? – спросил иерусалимский правитель.
- Ваше величество! Вы настоящий прорицатель!
- Откуда же такое прозвище?
- Лет десять тому назад оказал услугу первосвященнику Каиафе и выступил, значит, перед Синедрионом. Можно сказать, являлся свидетелем обвинения.
- Я тогда еще не был, как ты тут заметил, вершителем судеб, но слышал о твоей неоценимой помощи. Пришла пора вновь потрудиться на благо отечества. Что ты думаешь по этому поводу, Иосия Услужник?
- Позвольте ответить Вашему Величеству словами пророка: «Не умолкну ради Сиона, и ради Иерусалима не успокоюсь, доколе не взойдет, как свет, правда его и спасение его - как горящий светильник» .
- Ты, оказывается, знаешь наши священные книги. Думаю, первосвященник достойно вознаградил тебя за содействие?
- Да, мой господин. Первосвященник Каиафа сперва взял меня солдатом в охрану, а через пару лет помог открыть собственное дело в Иерусалиме.
- И что это за дело?
- Торгую самой лучшей рыбой – копченой, соленой, какой угодно. Могу, значит, и Вам поставлять ее прямо к столу.
- Об этом мы потолкуем, если окажешь нам новую услугу. Тебе ведь известны некие «ловцы человеческих душ» из Галилеи: Симон Петр, Иаков, Андрей и другие?
- Знаком я с ними, Ваше Величество. Когда-то мы, было дело, вместе рыбачили.
- Пришла пора заняться этими рыбаками всерьез. У Понтия Пилата тогда не хватило ума, а у первосвященника – настойчивости. Каиафа решил, пусть один пострадает за всех, и не подумал, что из этих «всех» найдутся тысячи, которые будут боготворить одного! Поэтому мы с тобой осуществим достаточно простой план: ты возобновишь дружбу с рыбаками, разузнаешь, в чем можно обвинить хотя бы одного из них, а я уже позабочусь о том, чтобы казнить всех остальных.
- Мой повелитель, зачем я вам нужен? Вы только прикажите, и Ваши солдаты распределят христиан по тюрьмам. Чего-чего, а темниц в Иерусалиме много.
- Жалкий смерд, как ты смеешь советовать царю! Я желаю, чтобы все свершилось по закону, и у Клавдия не было повода хоть в чем-нибудь меня упрекнуть.
- Простите меня, государь, - Услужник вновь пал на колени. – Я знаю, где они собираются: недалеко отсюда, в доме Марии. Ее служанка почти каждый день, покупает у моей жены копченую рыбу. Только есть одна закавыка. Ученики Иешуа помнят, что я сказал тогда перед Синедрионом…
- Ну, не мне тебя учить, Иосия. Придешь к ним, поплачешь во все горло, они тебя помилуют. Сколько раз Назарянин учил прощать грехи?
- Семью семь или семьюдесятью семьдесят… Забыл я уже.
- Ладно, ступай и возвращайся с добрыми вестями.
Услужник удалился, и Агриппа опять поднялся на башню. В последнее время это восхождение давалось ему нелегко. Наверное, спустя годы начали сказываться шесть месяцев римской тюрьмы. Как ему тогда помог Сила! Он каждый день приходил в темницу и тайно проносил с собой пищу, которую любил потомок Ирода. А еще Сила стелил ему на ночь свой плащ, чтобы не было так жестко спать на каменной скамье.
- Может быть, мне следует освободить Силу? – подумал «благочестивый» царь, но тут же отогнал эти либеральные мысли. – Пусть еще посидит и поймет, что великому Агриппе следует петь дифирамбы, слагать оды, а не напоминать о прошлых унижениях.
А если взять этих христиан… Да как они смеют воздавать хвалу не мне, а их распятому вождю!
Агриппе особенно противно было слышать, что последователи Иешуа называют своего учителя Мессией. Ведь он сам всеми фибрами души стремился к тому, чтобы народ Израиля провозгласил его помазанником Божьим и спасителем. С этой целью иерусалимский правитель однажды словно бы случайно обмолвился, что мать родила его в Вифлееме по дороге в Иерусалим. Саддукеи и фарисеи прекрасно поняли намек на слова, записанные пророком:
«И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных» .
Угодливые царедворцы пустили гулять среди народа еще одну байку: будто Седекия, последний правитель из династии Давида, незадолго до разрушения Иерусалима Навуходоносором, спрятал у потомков Исава новорожденного сына, который стал прародителем семейства Ирода. А в Иудее все знали, что Помазанник Божий должен обязательно происходить от семени Давида.
Но прежде, чем объявить себя Мессией, Агриппе необходимо было растерзать тех, для кого галилеянин Иешуа являлся смыслом жизни. Царь нуждался в помощи Услужника, чтобы осуществить расправу над христианами в соответствии с законом. Едва лишь подумав об учениках Пророка из Назарета, Агриппа вновь воспылал гневом:
- Эти проходимцы распространяют назорейскую ересь по всей моей земле! Говорят, будто подчиняются властям, а на самом деле избрали себе иного покровителя – Иешуа. Мои подданные должны прославлять только меня! Иначе они никчемные холопы.
Слуга прервал мрачные мысли властителя:
- Господин, к вам тут по личному делу одна незнакомая девица.
- Гони ее отсюда, чтобы не повадно было впредь тревожить царя.
Приближался закат и ожесточенный Агриппа направился к себе в опочивальню. Друг цезаря невообразимо боялся темноты, когда просыпались и летали самые жуткие на свете птицы – филины.
На крыше у маронитов
- Лика, расскажите нам об Ироде Агриппе, - попросила Инна. – Ведь мы о нем почти ничего не знаем.
- О, это был величайший авантюрист. Если бы Александр Дюма написал о нем книгу, ее тиражи перекрыли бы «Трех мушкетеров». Друг сына самого императора Тиберия вдруг оказывается нищим, собирается покончить с собой, получает подачку от дяди – становится мелким должностным лицом в Тивериаде, нынешней Тверии. Звали дядю Ирод Антипа. Это он велел отрубить голову Иоанну Крестителю, а затем глумился над Христом. Примерно тогда же Антипа во время пирушки поиздевался над племянником, обозвав его нищим нахлебником. Обиженный Агриппа оставляет Галилею и отправляется искать счастья в Сирии. Наместник Флакк встречает его как лучшего друга. Внук Ирода Великого снова на высоте. Он правая рука наместника, однако, вскоре попадается на получении взятки и, не солоно хлебавши, решает вернуться в Рим. Агриппа занимает для этой цели денег, но их хватает только до Александрии. Там он получает новый заем под поручительство своей жены Киприды, которую уважали в светских кругах. После этого он отсылает любящую жену с детьми обратно, на родину предков, а сам направляется в вожделенную столицу мира.
- Воистину, блестящий пример верного супруга, - прокомментировала Инна слова Лики.
- Да, Агриппа всегда благосклонно относился к Киприде, но почитал ее преданной глупышкой, не более того. Избавившись от жены, он прибывает в резиденцию Тиберия на острове Капри. Император вначале радушно принимает скитальца, однако, узнав о размерах его долга римской казне, отлучает от двора. Правда, возмужавшего Агриппу уже не так-то просто втоптать в грязь. Он находит средства для покрытия долга, возобновляет дружбу с Гаем Калигулой, швыряет деньги направо и налево. Прощелыга вскарабкался на вершину, но ненадолго. Вслед за взлетом – новое падение… У нас с вами еще семь дней впереди, и я успею закончить рассказ об Агриппе.
- Не надо о нем рассказывать, лучше покажи нам что-нибудь хорошее, - вставил Тимка, зачисливший царя Иудеи в личные враги.
Паша шикнул на сына, а тот в ответ пробурчал:
- Я знаю, ты его тоже не любишь!
- Исполняю просьбу Тимки! – объявила Лика. – Сейчас я вам покажу «что-нибудь хорошее».
Группа спустилась вниз по узкой улице и остановилась у темной двери. Лика надавила кнопку звонка.
- У нас уже давно не проводятся экскурсии, - грозно проголосили изнутри по-английски.
- Это я, Лика.
Дверь автоматически открылась. Лика поблагодарила знакомую служащую и сказала:
- Мы только поднимемся на крышу и через десять минут вернемся.
Туристы двинулись вслед за ней и вскоре уже дружно восхищались великолепным видом Старого города и Масличной горы. Тимка указывал пальцем на то или иное сооружение и патетически вопрошал:
- Что это?
Лика терпеливо отвечала:
- Храм Гроба Господня, синагога Хурва, университет на горе Скопус, Золотой купол – здесь когда-то стоял Храм Соломона, Русская Свеча, «Стопочка» - отсюда согласно традиции Христос вознесся к Отцу.
- А где заседали судьи Израиля? – поинтересовался Паша.
- Ирод построил здание Синедриона вон там, на Храмовой горе. Здесь судили первого христианского мученика Стефана, апостолов Петра, Павла и других…
- Ой, только не говорите об этом Павле, - перебила Лику маленькая старушка с крашеными в рыжий цвет волосами. – Я слышала, что он был жутким антисемитом. И правильно сделали, если его осудили.
- Такое могли сочинить люди, не читавшие Нового Завета. Разве можно назвать антисемитом человека, написавшего:
«Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь» .
- Тогда бы он лучше основывал синагоги, а не церкви, - не сдавалась женщина.
- Он верил в Иисуса и в любом городе первым делом проповедовал в синагоге (если таковая там имелась), а затем уже создавал церковь.
- Скажите, а где жили судьи? – Паша ловко перевел разговор на другую тему.
- В Еврейском квартале, который во времена Христа назывался Верхним городом. Здесь обитали священники и знатные люди. Те, кто рангом пониже или совсем без чинов, проживали в Нижнем городе, самой древней части Иерусалима.
- Где собиралась первая церковь, в Верхнем городе или Нижнем? – спросила Инна.
- В Верхнем, буквально в двух шагах отсюда, но уже поздно. Завтра утром я вас туда поведу, а сейчас мы возвратимся в гостиницу. Посмотрите на Тимку: он уже спит на ходу.
Тимка что-то буркнул невразумительное, но не стал возражать. Он действительно хотел спать.
Услужник находит прислугу
Выходя из дворца, довольный Услужник встретил старого знакомого и весело поболтал с ним о том, о сем, как вдруг увидел рыдающую Анну.
- Ты что это, Анна? Э-э-э… не люблю я женских слез. Пошли со мной в Нижний город. Скоро закат, наверное, уже жена вернулась с рынка, угостит нас, чем Бог послал. А попозже сходим в один дом, к Марии, матери Марка. Там умеют утешать, да и у меня есть к ним одно дельце.
Анна безропотно последовала за Услужником, не прекращая рыдать.
- Ну, успокойся ты, поведай мне, в чем дело. Ты вроде бы сказала, что пришла из Кериота?
Анна кивнула головой, продолжая всхлипывать.
- Так Иуда же из твоего города! – вспомнил Услужник.
- Вот видите, все вы против него ополчились, а он мой старший брат. Не могу я больше жить в Кериоте. Проходу не дают: «Ты сестра предателя, удавленника!» Хотела царю пожаловаться, а он даже не соизволил меня выслушать.
- У царя есть дела поважней твоего, на то он и царь. Давай, поживи у нас немного. Будешь, значит, помогать жене по дому и на рынке. А насчет Иуды… Я ведь тоже, того… Сходил я тогда, как всем положено, на Пасху в Иерусалим. Пришел вечером, за день до праздника. Устал, конечно. Завалился сразу спать. Не успел и глаз сомкнуть, как будит меня равви:
- Иосия, ты сегодня можешь понадобиться в суде. Тебя желает видеть сам первосвященник Каиафа. Поведай ему то, что мне говорил.
- Равви, какой суд в такое время?
- Не спорь со мной, Иосия. Ступай к Каиафе, и сам все узнаешь.
Первый раз в жизни я пришел, значит, к первосвященнику. Робел, конечно. Однако рассказал все, что знал об Иешуа. Каиафа аж крякнул от удовольствия, когда услыхал, что Иешуа грозился построить за три дня новый Храм:
- В суде, когда спрошу тебя, скажешь об этом. За мной дело не станет, отблагодарю, как положено.
Я что, я человек маленький. А Каиафа уже пятнадцать лет был тогда в первосвященниках. Прямо у него в доме и засудили Назарянина. Это и сейчас иногда разрешается, судить не на Храмовой горе, а в домашних условиях. Кроме меня нашелся еще один свидетель. После суда он сразу исчез, и больше я его не видел.
- По-моему, были и другие свидетели, - возразила Анна.
- Те, что до нас обвиняли Иешуа, так их толком даже не выслушали. Слишком пустяшными были их обвинения. Зато когда мы с тем, другим, рассказали про Храм, тут уж такой шум поднялся! Первосвященник, представь себе, вообще был в бешенстве и даже нарушил закон – разорвал свою одежду. Ему ведь запрещено это делать – уж очень она ценная. В общем, пошло-поехало. Когда Назарянин сказал что-то непонятное, типа «увидите на облаках Сына Человеческого», судьи и вовсе вышли из себя: плевали в лицо ему, по ушам били. Неприглядная, конечно, картина.
- И вам не было стыдно оттого, что участвовали в этом сборище?
- Пожалуй, было немного не по себе. Да человек так устроен, что завсегда себе оправдание найдет. И равви мой меня похвалил. Ты, вон, тоже своего брата выгораживаешь.
- Он – совсем другое дело! Кто-то должен был это совершить. Такова была воля Отца Небесного: жертвой Сына искупить души людей. Без поступка Иуды Иешуа бы не предали смерти.
- Без меня, в общем-то, тоже. Вечером сходим в дом Марии. Там тебе живо мозги вправят. Да и мне туда надо – пришла пора раскаяться за тот день.
Дом Услужника находился в самом низу, в десятке метров от Кедронской долины, совсем рядом с Силоамской купальней.
«Это хорошо, если вода близко», - подумала Анна.
Когда они вошли в дом, хозяйка исподлобья бросила сердитый взгляд на Анну. Муж, зная ревнивый характер жены, сразу успокоил:
- Вот, ты мне все уши прожужжала насчет помощницы. Пусть приведет себя в порядок, а затем нанесет в дом воды.
- Сами разберемся, что ей делать, - все еще обиженно пробурчала хозяйка.
- Много сегодня рыбы продала?
- Немало. Голос сорвала, приходилось всех перекрикивать, зазывая покупателей.
- Это ты сорвала голос? Да от твоего утреннего крика аж в Хевроне просыпаются!
Услужник знал, как утихомирить жену. Она заулыбалась и уже спокойно сказала:
- Ладно, Иосия, надоели твои шуточки.
Анна помогла хозяйке на кухне, и через полчаса они сели за стол.
После трапезы Услужник повторил жене то, что говорил Анне:
- Отдохнем часок, а затем сходим вместе в Верхний город. Одиннадцать лет прошло. Пора бы мне и раскаяться…
Хозяйка знала, о чем идет речь, и молча кивнула головой.
Суламит
- И что это за муж мне достался! Я ему все подробно рассказываю, а он в ответ только угукает, да угукает. И дети наши в тебя пошли – такие же молчуны. А мне всегда так нужно выговориться! Ну и что, если я тараторю? Ты меня сначала выслушай, а потом скажи, что думаешь: согласен – не согласен. Вместо этого одно «угу». Глава ты своей жене или не глава? Если глава, то вымолви хоть что-нибудь!
- Суламит, уймись!
- Отозвался, наконец! Я уже знаешь, сколько лет Суламит? Не надейся, все равно не скажу, сколько. Вот хозяйка у меня – совсем не чета тебе. Пока я убираю в доме, успеваю выговориться на три дня вперед. Причем она не только слушает, но и советует, как поступить. Спроси меня, почему она такая?
- Угу.
- Ну, прошу тебя, не угукай! Она такая, потому что она моя сестра в Господе!
- Суламит, не смеши меня!
- Какой тут смех! Уже три месяца, как мы переехали из Яффо в Иерусалим, и я поступила к ней в прислуги. А вчера я при всех сказала, что Иешуа – мой Бог. Скоро апостолы будут крестить меня и других, таких же, как я.
- Угу. Ума тебе не достает!
- Раньше я бы тебе так отрезала… Сейчас не могу. За всякое слово нам придется держать ответ перед Господом.
- Угу.
- И где твоя благодарность! Хозяйка дала нам эту комнату, а ты хотя бы раз смирил свою гордыню и пришел послушать апостолов. Сегодня, например, Иаков Зеведеев обещал рассказать какую-то важную историю.
- Угу.
- Снова «угу». Ну, и оставайся дома… А про сына хозяйки Иоанна Марка я тебе такое могу рассказать! Он, понятное дело, учтивый и скромный, и надо же – я его недавно в краску вогнала. Правда, он сам виноват: поведал мне об одном забавном происшествии. Случилось это перед тем, как осудили Иешуа. Устроил Учитель с апостолами в одном доме Пасхальную вечерю. Причем за день до Пасхи, потому что знал – в эту ночь Его схватят. Заняли они верхнюю комнату, а внизу спали домочадцы. И когда после вечери спускались они по лестнице, то разбудили юношу. Тому интересно было, куда это гости направляются, на ночь глядя. Накинул он прямо на голое тело покрывало и последовал за ними. Вот так, в темноте, осторожно ступая по камням, сошел он вниз, в Кедронскую долину, прямиком к подножию Елеонской горы. Видит дальше, свернули его гости в Гефсиманию. Это оливковая роща как раз напротив Восточных ворот, мы с тобой в позапрошлую субботу проходили мимо нее. Ночь была холодная, закутался юноша в покрывало и ждал, что будет дальше.
- Знаю я про эту историю. Твоего доброго молодца, кажется, звали Иудой.
- Ну, ты меня удивляешь! В первый раз слышу от тебя больше пяти слов за один раз. Какой там Иуда? Доскажу, все поймешь.
- Угу.
- Ничего не «угу». Иуда, тот привел людей, чтоб повязать Учителя. А юноша все это увидел, но и его тоже заметили. Один воин ухватился за покрывало и пытался задержать его. Юноша вырвался из рук и без покрывала, нагой, побежал обратно. Ну, разве не смешно?
- Угу.
- Да я, как услышала этот рассказ, так расхохоталась, что слезы из глаз потекли, и по вечной моей глупости спрашиваю: «Господин, не вы ли есть тот самый юноша?» Тут Иоанн Марк покраснел, и я поняла, что попала в самую точку. Неудобно мне стало, извинилась, да он и не обиделся. Вот такая история. Может, все-таки надумаешь и придешь сегодня, посидишь с нами, Иакова послушаешь?
- Угу.
- Угу – да или угу – нет?
- Что-то не хочется. Лучше в другой раз.
- Не думай, будто я только тебя одного и приглашаю. Сегодня утром покупала на рынке для хозяйки рыбу, так торговку тоже позвала. Всех зову, да не все приходят. Ну, пошли, муженек, не упрямься! Сегодня и Петр собирался к нам. Помнишь его?
- Угу. Это он в Яффо вылечил портниху.
- Ничего себе вылечил! Забыл, что ли, как Господь через Петра воскресил Тавифу из мертвых?
- Да она просто в обмороке была.
- Какой обморок! Умерла Тавифа, и тело ее омыли, и я среди плакальщиц сидела, всё видела своими глазами. Целый город был в трауре – так мы её любили. А ты – «обморок»!
- Угу. Умеют христиане всякие байки сочинять.
- Ой, какой же ты бездушный, и память у тебя короткая. Ты тогда первым принес новость о ее смерти, и сам ходил опечаленный. Зато я прекрасно помню, как Петр выслал всех вон и сказал: «Тавифа, встань!» Сердце ее вновь забилось, и поднялась она, как ни в чем не бывало. Тавифа и сейчас, сам знаешь, жива-здорова, шьет с утра до ночи.
- Только глупые жены открывают уши для всяких россказней.
- Можешь меня оскорблять, но я теперь такая же христианка, как Петр и Тавифа. А ты, мой мудрейший муж, глазами видишь, ушами слышишь, заповеди блюдешь, но сердце у тебя необрезанное. И вообще, ты такой же жестоковыйный, как почти все в нашем народе. Вот так! Что ты на это ответишь?
- Угу.
Военачальник Сила
Бывший главнокомандующий войска иудейского медленно отмерял шаги в небольшой темничной камере. Будучи закованным в цепи, Сила передвигался с большим трудом. Два года заточения сказались на некогда сильном и здоровом организме. Тюрьма представляла собой каменный мешок с прямоугольным люком, вырубленным в потолке. Через это отверстие заключенного спускали вниз на цепях или толстых веревках, а дальше – гуляй себе от стенки к стенке и хоть помирай от тоски.
У Силы был удрученный вид, но дух его никому сломить не удалось. На свободе он любил ворошить в своем сознании прошлое. В узилище у него было достаточно времени для воспоминаний о прежней жизни, когда он еще не был ни воеводой, ни узником, когда Ироду Агриппе еще даже не снился царский престол в Иерусалиме.
Иногда в камеру бросали других заключенных, в основном, «подсадных уток». Агриппа время от времени давал приказание начальнику тюрьмы разузнать, не сожалеет ли его бывший закадычный друг о своих словах и не желает ли выйти на волю. Когда соседи спрашивали у Силы, за что он сидит, тот отвечал:
- За хорошую память.
- Разве за это сажают? – удивлялись собеседники.
- Царь возымел право налагать узы по любой причине. Я страдаю за истину о минувшем времени. Оно для меня быльем не поросло.
- Государь тебя неслыханно возвысил, сделал вторым человеком во всем царстве! Ты ведь был, словно Иоав при Давиде!
- Да, это так. Однако он не может лишить меня права на воспоминания. Я люблю иного Агриппу: того, с кем прошел через многие испытания, а не чванливого правителя Иудеи.
После такого ответа Силы сокамерники, как правило, умолкали. Через несколько часов охранники поднимали доносчиков наверх, и они докладывали начальнику тюрьмы, что Сила остался вольнодумцем и хулителем Благочестивого Агриппы. Тот незамедлительно сообщал об этом царю, и гордый потомок Ирода Идумеянина принимал решение:
- Пусть продолжает слагать обо мне байки крысам. В них он найдет благодарных слушателей.
Однажды перед своим днем рождения Агриппа решил все-таки помиловать узника. Бывшего главнокомандующего вытащили из камеры, отмыли, переодели и повели на встречу с посланником из Иерусалима. Толстенный вельможа торжественно провозгласил:
- Я прибыл сюда, чтобы объявить приказ царя. Ты тяжко провинился, Сила, но Благочестивый Агриппа в знак особой дружбы прощает тебя. Он возвращает тебе все почести и титулы и велит явиться в Иерусалим на празднество по случаю его дня рождения.
Помилованный узник ответил:
- Царь требовал, чтобы я прекратил говорить правду. Он опозорил меня перед народом и может не сомневаться: я всегда буду говорить то, что думаю. Согласится ли он с этим? Если нет, то я лучше останусь в оковах и умру честным человеком.
- Сила, у тебя еще есть время принять царский подарок, - взревел ошеломленный посланник, после чего удалился восвояси.
Агриппа, естественно, прежний приказ отменил и велел содержать Силу в еще большей строгости, не теряя надежды, что когда-нибудь тот сам попросит о пощаде. Но Сила не сломался. Он прекрасно помнил жалкого, поникшего Агриппу в подобной ситуации. Сознание того, что он сильнее царя, поддерживало и укрепляло его.
Лет восемь тому назад будущий правитель Иерусалима угодил в темницу по троекратной глупости. Началось с того, что в один солнечный день совершал он прогулку со своим молодым другом и воспитанником Гаем Калигулой. Тиберий был уже стар, и вся знать судачила за спиной императора, кого же тот назначит преемником. Когда слуга лихо подхлестнул лошадей, и скорость кареты заметно возросла, взбудораженный Агриппа подмигнул Гаю:
- Поскорей бы старик скончался и передал власть тебе. Во всем Риме я не знаю человека, достойнее Калигулы. Ты будешь править так же умело, как мой новый слуга гонит лошадей.
Это была первая глупость. Калигула покраснел, но ничего не ответил. Ученик оказался мудрее учителя, понимая, что они не одни. Возница Агриппы Евтих услышал слова господина и запомнил их. Кроме умения справляться с лошадьми он был еще и вором. Когда вскоре Агриппа обнаружил пропажу дорогого плаща, то другие слуги указали на Евтиха. У внука Ирода таких плащей было с два десятка. Ему бы в тот момент вспомнить, что Евтиху кое-что известно, легко наказать похитителя и замять дело. А он при всем честном народе обвинил вора, устроил скандал на весь Рим. Это вторая глупость.
Евтих бежал от хозяина, и как только его поймали, заявил, что должен сделать важнейшее сообщение цезарю насчет Агриппы. Холопа отправили в тюрьму. У Тиберия и в мыслях не было выслушивать проворовавшегося возницу. Так и умер бы император, ничего не узнав. Однако Агриппа совершил третью глупость, пренебрегая советом Силы молчать и не предпринимать никаких действий. Будущего царя Иудеи, видите ли, заело, что какой-то слуга собирается обвинить его перед самим императором! И он добился суда, на котором Евтих рассказал об услышанном во время той прогулки. Возница от себя еще добавил, будто Агриппа уговаривал Гая убить внука Тиберия. Император поверил слуге и велел троекратного глупца бросить в темницу.
И вот, сейчас царь Иудеи мстил своему некогда лучшему другу за то, что он был свидетелем римского позора. Да разве только свидетелем! Ведь это он, Сила, почти каждый день приходил к Агриппе и приносил вкусную еду, оставлял плащ, чтобы друг мог заснуть на каменной лавке. Теперь же Агриппа отправил Силу в его родные места, итурейскую глухомань, расположившуюся на севере от Галилеи. Он велел потчевать бывшего приятеля отвратительным пойлом, а спать приходилось на каменном ложе без всякой подстилки.
Сила по-прежнему ходил из угла в угол, и вдруг на изможденном лице появилась улыбка. Он вспомнил историю с филином. Этим рассказом потомок Ирода поделился с ним, когда был в заключении. Во время прогулки узников Агриппа прислонился к дереву. Неведомо откуда прилетел филин и сел на ветке прямо над головой будущего царя, на что обратил внимание другой арестант, пожилой германец. Он подошел к Агриппе и сказал:
- Вскоре ты выйдешь отсюда и взлетишь, как этот филин. Ты станешь великим владыкой, но когда опять увидишь сию птицу, через пять дней умрешь.
Спустя месяц после прозорливых слов германца Тиберий скончался, назначив императором Гая Калигулу. Последний сразу освободил и возвысил своего наставника. Однако с тех пор Агриппа панически боялся филинов. В хоромах, построенных Иродом Идумеянином, Сила даже позволил себе подшутить над другом:
- Я слышу странные звуки, похожие на совиный смех. Уж не филин ли залетел к нам во дворец?
Царь Иудеи вздрогнул, а затем испытал раздражение от хохота своего военачальника. Пришлось Силе его успокоить:
- Это в Риме мы с тобой поклонялись языческим богам, а сейчас можно не волноваться: Бог Израиля нас защитит.
Агриппа в ответ шикнул на вольнодумца. Ведь он с таким рвением поддерживал в народе образ благочестивого иудея!
Теперь все это в прошлом. Да и жизнь бывшего главнокомандующего, судя по всему, подходила к логичному завершению. В одном Сила был уверен: Бог Израиля воздаст сполна Агриппе за его грехи. В том числе и за то, как он поступился дружбой. Сила когда-то читал книгу Летописей и помнил, как в период Первого Храма царь Иудеи Иоас велел побить камнями сводного брата, первосвященника Захарию. Умирая, Захария промолвил: «Да видит Господь и да взыщет!» Через год Бог взыскал: сирийское войско покорило Иерусалим, а Иоаса убили собственные слуги.
- Так будет и с Агриппой, только доживу ли я до этого дня? – спросил сам себя Сила.
Через отверстие в потолке ему спустили скудный ужин: тухлую рыбину, кусок черствого хлеба и кружку воды. В первые дни заключения Силу тошнило от такой пищи, а затем привык. К чему только человек не привыкает… Несломленный узник без отвращения подкрепился и улегся спать на каменную полку. Губы уже почти задремавшего Силы прошептали: «Да видит Господь и да взыщет!»
Храмовая гора
В восемь утра у входа в гостиницу группу поджидал автобус. Пришлось рано встать, чтобы успеть посетить Храмовую гору, которая в десять уже закрывалась. Автобус с огромным трудом миновал пробки и остановился возле Мусорных ворот. Для начала группа направилась к Стене Плача, и туристы дружно бросились к ней с заранее приготовленными записками. Только Лика и Паша с Тимкой остались ждать на большой площади перед Стеной.
- Почему у них в руках какие-то бумажки? – выдал свой первый вопрос едва отошедший от сна Тимка.
- Это записки с просьбами к Богу, - объяснила экскурсовод. – Существует такая традиция – класть их в щели между камнями.
Тогда неуемный Тимка обратился к папе:
- И мама тоже написала записку?
- Нет, мы в это не верим. Она просто хочет прикоснуться к древним камням.
- Я тоже хочу попросить Бога.
- О чем?
- Чтобы хорошим людям жилось хорошо, а таким, как Агриппа, плохо.
- Ну, дался тебе этот Агриппа, - развеселилась Лика. – Можешь не сомневаться, Бог сурово покарал Агриппу за его преступления.
Группа уложилась в десять минут, выделенные для Стены Плача, и вскоре уже вслед за Ликой поднималась по шаткому мосту к месту, где когда-то стоял Храм. Гид обратилась к группе:
- Посмотрите вниз. Видите, сколько камней свалено в кучу у Западной стены? Когда ученики Христа стояли, словно завороженные, любуясь великолепием строящегося Храма, Иисус сказал: «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено» . Строения на вершине горы были варварски уничтожены римскими солдатами. Остались только камни – неодушевленные свидетели исполнения пророчества Христа.
- Неправда! Стена Плача стояла и будет стоять! – вновь, как и вчера, возмутилась рыжая старушка.
- Это не Храм, а опорная стена искусственного параллелепипеда, в который облек Ирод гору Мориа.
Женщина хотела еще что-то сказать, но, встретив негодующие взгляды, умолкла. Туристы успешно миновали контроль. На пропускном пункте они убедились, сколь предусмотрительный у них экскурсовод: Лика предупредила в гостинице, что одеться следует скромно, и устроила каждому «личный досмотр». А сейчас все стали свидетелями потешной картины. Один незадачливый турист явился в шортах, и его заставили надеть юбку нежно-голубого цвета. Пришлось ему расхаживать среди достопримечательностей в таком необычном наряде.
Мечеть Аль-Акса и Наскальный Купол, самые известные сооружения Храмовой горы, были открыты только для мусульман. Когда российская группа приблизилась к замурованным Золотым Воротам, Тимка недовольно пробурчал:
- Почему здесь всё закрыто, как в нашей булочной с двух до трех?
- Золотые ворота закрыты уже давно, – ответила Лика. – В 16 веке или еще раньше их замуровали, чтобы Мессия не смог сюда войти. Будто для Него камни со строительным раствором являются препятствием.
- Через эти ворота Иисус въехал в город верхом на осле? – спросила Инна.
- Говорят, под ними находятся другие, более древние, но доступ туда запрещен.
Лика подвела группу к круглой колоннаде, увенчанной куполом:
- Согласно мусульманской легенде, во времена царя Давида здесь висела цепь. Если человек говорил правду, то уверенно прикасался к цепи, а если лгал – мог умереть на месте.
- Надо же, - саркастически ухмыльнулся турист в широкополой шляпе, - детектор лжи, оказывается, придумали три тысячи лет тому назад. Интересно, что нас ожидает на небесном суде – цепь Давида или полиграф?
- Богу детектор лжи не нужен, - парировала Лика. – Он и так знает о нас всё. Мы сейчас отправимся, как я вам обещала, к месту, где когда-то стоял дом матери Марка. Возможно, именно там солгавшие супруги Анания и Сапфира были наказаны мгновенной смертью. Но я хотела добавить насчет цепи. Царь Агриппа велел у входа в святилище повесить золотую цепь – дар императора Калигулы. Эта цепь по весу в точности соответствовала другим веригам, которыми Агриппа был скован в тюрьме. Царь Иудеи полагал, что золотая цепь будет напоминать всем прихожанам, как Бог может освободить из уз и возвеличить человека.
- И куда потом эта цепь девалась? – спросила немного поостывшая старушка. – Наверное, распилили и растащили по домам.
- Не знаю. Вероятно, ее увезли римляне в качестве трофея вместе с золотым светильником и другими драгоценностями. Существует гипотеза, будто храмовое золото затем переплавили, и вырученные средства легли в основу строительства Колизея.
Инну, адвоката по специальности, интересовал вопрос об особом сооружении на Храмовой горе:
- Лика, расскажите, где заседал верховный суд Иудеи – Синедрион?
- Ирод Идумеянин построил для суда красивую палату из тесаного камня.
- Значит, Христа судили на этом самом месте?
- Нет. Председатель Синедриона (на иврите его звали «наси») и первосвященник имели право в отдельных случаях устраивать заседания суда в своем доме. Тогда Синедрионом фактически руководил первосвященник Каиафа. Он собрал судей у себя, чтобы успеть до наступления Пасхи вынести приговор Христу.
- А как насчет судилищ над учениками Иисуса?
- В палате из тесаного камня перед великим Синедрионом стояли Петр, Иоанн, Павел и другие апостолы. Здесь же судьи настолько разъярились от речи Стефана, что вывели его за город и побили камнями.
- Я читал, что римляне запретили Синедриону выносить смертные приговоры без согласия прокуратора, - вставил Паша.
- Да, это так. Тем более, запрещено было судьям устраивать самое настоящее линчевание. Как им удалось отчитаться перед Римом за это преступление, неизвестно.
- Если не ошибаюсь, об апостоле Иакове сказано, что Агриппа зарубил его мечом. Вот вам еще один самосуд, как и в случае со Стефаном.
- Действительно, в Новом Завете сказано: «В то время царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви, чтобы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, мечом» . Однако, я не думаю, что Агриппа лично казнил апостола. Синедрион был абсолютно послушен ему. Царю ничего не стоило провести через суд решение о наказании Иакова. Скорее всего, слова из Библии нужно понимать в том смысле, что Синедрион по настоянию Агриппы вынес приговор отрубить Иакову голову.
Охранник подал Лике знак, что отведенное туристам время завершилось. Экскурсовод объявила:
- Теперь я исполню обещание, которое дала вам вчера. Мы направляемся в сирийскую церковь, возведенную на месте дома Марии, матери евангелиста Марка.
- Вперед на марку! – скомандовал Тимка, решительно потащив за собой маму.
Агриппа и Калигула
- Вот уже три года прошло с тех пор, как убили Гая, - подумал правитель Иерусалима. – Он бы себе не позволил унизить меня, как это сделал Клавдий, когда я строил стену. А еще раньше Клавдий выговаривал мне за арест Силы: дескать, со старыми друзьями так не поступают. Какой же Сила друг, если начальник тюрьмы доложил, что он повторяет против меня заклинание Захарии: «Да видит Господь и да взыщет»? Отомстить мне размечтался. Не выйдет! Бог на стороне Благочестивого Агриппы! Это ему, Силе не будет никакого прощения!
На самом деле, царь смертельно испугался проклятия бывшего воеводы. Он был подвержен страхам, как и его страдавший манией преследования дед. Предсказание германца о филине заставило Агриппу распорядиться не открывать широко окна во дворце, дабы эта крупная птица случайно не залетела в хоромы.
Кто себя проявил настоящим другом, так это Калигула. Едва лишь он занял престол цезаря – сразу освободил Агриппу из темницы. И не просто освободил, а подарил золотую цепь, возложил на его голову царскую корону, назначив властелином двух тетрархий. Новоиспеченный царь ловко использовал Гая, чтобы отомстить галилейскому дядюшке Антипе и заодно расширить свои владения.
У Агриппы сразу поднималось настроение, как только он вспоминал об этой искусной вендетте. Когда ему доложили, что Антипа с женой Иродиадой (не менее хитрой, чем ее родной брат) отправились в Рим просить царский титул, он велел послать за слугой, «судьбоносным» Фортунатом . Внук Ирода прекрасно знал, что императору повсюду мерещатся заговоры. Он отправил с Фортунатом письмо Калигуле о том, что Антипа совместно с парфянским царем задумал устроить в Риме переворот. Результатом явилось то, что дядюшка да сестренка не вернулись в Тивериаду, а угодили в пожизненную ссылку в Галлию. Владения Антипы Калигула, естественно, присоединил к обширной территории своего преданного друга.
Вот так Агриппа одним выстрелом убил сразу двух зайцев: свел счеты с дядей и расширил царство. С той поры он часто любил хвастаться Киприде и отпрыскам: «Променял Антипа Галилею на Галлию». Добрая жена укоряла его, говорила, что с родными людьми так не поступают, но это еще больше веселило царя. И он, войдя в раж, повторял, словно детскую дразнилку: «Променял Антипа Галилею на Галлию».
Агриппа надеялся получить вскоре от Калигулы Иерусалим, однако уже на третьем году правления у цезаря помутился разум. Слава сгубила рассудок некогда скромного внучатого племянника Тиберия, и он возомнил себя богом. Любовь народа к Гаю сменилась ненавистью, но императора это мало волновало. Он самодовольно цитировал афоризм из одной трагедии: «Oderint, dum metuant» . Калигула потребовал установить собственные статуи во всех городах Римской империи. С язычниками у него не возникло особых проблем: подумаешь, одним богом больше. Иное дело с иудеями – они не желали никаких изображений. Когда безумный Гай потребовал воздвигнуть свое изваяние в иерусалимском Храме, это чуть не привело к войне. И вновь Агриппа сумел обвести всех вокруг пальца. Правда, он потратил огромные деньги, но игра стоила свеч.
Вспоминая об этом, царь Иудеи высокомерно усмехнулся. Он тогда закатил такой пир, который даже римскому императору был не по карману. Покрасневший от вина Калигула, неизмеримо благодарный другу за роскошный прием, решил его осчастливить. Цезарь объявил, что готов исполнить любую просьбу Агриппы. Калигула был уверен, что устроитель пира будет просить о присоединении новых земель к своему царству. Агриппа, поднаторевший в хитросплетениях римского двора, сразу смекнул: вот он шанс обладать вожделенным Иерусалимом. Однако он рационально решил, что столица Иудеи все равно никуда от него не уйдет. Не на этом пиру, так на следующем он ее получит. На сегодняшний день есть более важный вопрос. И Агриппа, одарив высокопоставленного друга кротчайшим взглядом, сказал:
- Цезарь! Ты наделил меня царским титулом и богатыми землями. Мне лично больше ничего не нужно. Однако мой народ страдает из-за приказа поставить твою статую в иерусалимском Храме. Я буду до конца дней моих восхвалять имя моего господина, если ты откажешься от этой затеи.
Агриппа, конечно, рисковал, но риск – удел опытных дипломатов. Сразу после пира Калигула отправил послание сирийскому наместнику Петронию, в котором написал, что решил удовлетворить просьбу своего друга Агриппы не устанавливать статую в Иерусалиме. Это была невероятная победа. Во-первых, в самых высоких римских кругах Агриппу еще больше зауважали. Во-вторых, иудейский народ, прежде относившийся к Агриппе как к заморскому пришельцу, имперскому подпевале, теперь увидел в нем защитника. Вот только Иерусалим внук Ирода так и не успел выпросить у Калигулы: случилось несчастье, цезаря убили заговорщики. Впрочем, Агриппа из этой очередной римской трагедии сумел извлечь не меньшую выгоду.
Царь тяжело поднялся с кресла. Все-таки, что ни говори, а полугодичное заточение сказалось на его здоровье. Он выглядел старше своих пятидесяти четырех лет.
- И чего этот Сила хорохорится, не сдается? Да я бы уже давно его освободил. Не желает жить при дворе – отправил бы в ссылку. Все-таки ссылка не тюрьма. Но это страшное заклинание Захарии… Лучше взял бы пример с христиан, с того же Стефана.
Агриппа жил в Риме, когда судьи Синедриона, возмущенные обвинением в свой адрес, вывели за крепостные стены дьякона первой церкви Стефана и забросали его камнями. Верховный суд Израиля воспользовался перетасовкой прокураторов: Понтия Пилата отозвали из Кесарии, а новый наместник еще не прибыл. Римляне решили задним числом не вмешиваться и замять дело, но не удалось отправить в небытие последние слова Стефана. Они быстро разлетелись по городам необъятной империи. Умирая, окровавленный Стефан молился за своих убийц: «Господи! не вмени им греха сего» .
Агриппа узнал о случившемся из письма Киприды. В его окружении откровенно смеялись над последними словами Стефана, но среди простых иудеев некоторые сочувствовали ему и даже возмущались действиями судей. Обращение погибающего христианина к Богу не тронуло Агриппу ни тогда, ни сейчас, но почему-то запомнилось. Конечно, это не мешало его планам разобраться с апостолами и уничтожить церковь. На то были две серьезные причины: первая – большая часть народа жаждала расправы; вторая – растущие мессианские амбиции царя.
Иаков Зеведеев
Услужник, его жена и Анна медленно поднимались по старой каменной лестнице, ведущей из Кедронской долины в Верхний город. Иосия проделывал этот путь по нескольку раз в день и знал здесь каждую ступеньку. Можно было идти соседней улицей, более удобной, но он почему-то всегда предпочитал неровные булыжники эпохи Маккавеев.
Женщины весело болтали, а Услужник шел молча. Проходя мимо дома первосвященника, он остановился, чтобы перевести дух. Здесь он свидетельствовал против Иисуса. И сейчас ему предстоит выбрать новую жертву. Неловко было для Иосии вновь заняться предательством, однако отказать царю во время дневной беседы он не решился.
- Кого же выбрать? – подумал он. – Лучше всего, конечно, старого знакомого – Симона Петра. Он глава апостолов. «Поражу пастыря, и рассеются овцы» . Кто это сказал? Кажется, сам Иешуа и сказал, а до него еще кто-то из пророков.
Услужник вспомнил: в тот же час, когда он отвечал на вопросы судей, Петр грелся у костра, который разожгли во дворе дома Каиафы, и трижды отрекся от своего Учителя.
- Спрашивается, значит, кто больше согрешил тогда: Иуда, я или Симон Петр? – эти слова он неожиданно произнес вслух.
- О чем ты там бормочешь? – спросила жена.
- Да все о том же.
В отличие от хозяйки, Анна расслышала слова Услужника и не преминула решительно заявить:
- Я верю, что мой брат ни в чем не повинен.
- Опять ты… Я ведь уже говорил: мы идем туда, где тебе живо вправят мозги насчет брата.
Остаток пути прошли молча. Услужник знал все закоулки Верхнего города, и вскоре он уже стучал в дверь дома Марии. Отворила засов молодая служанка Рода. Как только гости вошли, к ним подбежала Суламит. Узнав торговку рыбой, она приветливо затараторила:
- Ой, какая вы умница! Я только сегодня вас позвала, и вы уже здесь, да еще и мужа с дочкой привели. А я своего благоверного никак не могу уговорить.
- Это не дочка, а наша новая помощница Анна.
- Ну, так какая разница. Заходите! У нас только-только всё началось. Сейчас Иаков, сын Зеведея, будет говорить.
- Петр тоже пришел? – спросил Услужник.
- Мы потому и начали поздно, что ждали его. А он, как видно, задержался в Яффо, навещал Тавифу. Вы, наверно, слышали, как Господь через Петра воскресил ее из мертвых. Я ведь сама тоже из Яффо, всего три месяца здесь живу. Своими глазами видела, как Тавифа поднялась. А сейчас у меня хозяйка – ну, просто…
- Так ты проведешь нас в горницу? – прервал скороговорку Суламит Иосия.
- Ой, простите меня, конечно, проведу. А то, как разболтаюсь, так не остановишь. Ну, идите за мной.
Церковь собиралась в просторной верхней комнате. Услужник сразу узнал бывших рыбаков из Галилеи – Иакова и Иоанна Зеведеевых. Те, заметив земляка, настороженно переглянулись. Господь учил любить врагов, но полюбить предателя непросто. А если ты с этим человеком, в свое время, съел пуд соли – тем более. Иаков сжал нервы в кулак и сказал:
- Мы рады каждому гостю. Поведай, Иосия, что тебя привело сегодня к нам?
- Раскаяться хочу, согрешил я тогда… Чем я лучше Иуды?
- Ладно, садись. Мы также виновны перед Учителем. Как только его схватили – разбежались кто куда. И в первую очередь, повинен я с братом, да и Петр. Ведь мы воочию видели славу нашего Господа еще до того, как Его арестовали в Гефсимании. Он приказал нам молчать, пока не воскреснет из мертвых. Об этом я и хочу поведать сегодня. Как-то Учитель сказал двенадцати: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие» . Мы, конечно, ничего не поняли, а спустя неделю взял Он нас троих и повел в гору. Когда добрались до вершины, Учитель отошел в сторону, чтобы помолиться. Мы, по обыкновению, заснули. Любили мы в ту пору поспать, нынче и вспоминать стыдно.
Все засмеялись, а Суламит не преминула вставить своим острым языком:
- Это как мой муж. Дай ему волю – всю жизнь проспит. Только он, что во сне, что наяву, одно «угу» произносит…
Хозяйка дома строгим взглядом остановила говорливую служанку, и Иаков продолжил:
- Сколько времени мы проспали, не знаю, а когда проснулись, пред нами открылась картина Царства Божия. Я сперва даже подумал, что все еще сплю и вижу Учителя в сверкающей одежде с сияющим лицом. Мы дружно ахнули и убедились, что это не сон. Учитель стоял на вершине горы, точно источник света. Мы всегда любили Учителя, но почитали Его человеком, умеющим мудро говорить и творить чудеса. И только когда Он преобразился на вершине горы, мы собственными глазами увидели, что Он есть Бог, потому что Бог есть Свет.
- Если бы я тогда был с вами, то не засомневался бы потом в Его воскресении, - воскликнул один из слушателей.
- Конечно, Фома! А если бы ты еще и стал свидетелем беседы двух мужей с Учителем! Лишь внимательно прислушавшись, мы поняли, что это Моисей и Илия.
- Откуда же они явились? – вырвалось у Суламит, которая долго не могла молчать.
- Из Царства Божьего. Они говорили с Мессией о предстоящем распятии и воскресении. Мои уста онемели, Иоанн также был, словно завороженный, зато Петр всегда находил, что сказать – когда к месту, а когда не к месту. Только не смейтесь над ним: у всех нас есть недостатки. Да и Петр сейчас совсем другой, недаром поручил ему Учитель наставлять Церковь. Так вот, Петр тогда предложил: «Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии». Ну, хотелось ему, как и нам, продлить это великое событие в нашей жизни. Однако в ответ мы услышали из облака голос Небесного Отца: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» . Вот так мы не только увидели, но и услышали, кто есть наш Учитель. «Его слушайте» - это обращение не только к нам троим, а ко всем. В том числе и к тем, кто впервые пришел в сей гостеприимный дом.
Суламит стрельнула глазами в сторону Услужника, но тот сделал вид, будто не заметил ее взгляда. Между тем, Иаков завершал свой рассказ:
- После этих слов Бога у нас душа ушла в пятки, и тогда Учитель коснулся каждого рукой и успокоил: «Встаньте и не бойтесь!» Страх тут же прошел, и мы с Учителем осторожно спустились с горы.
- А что случилось с Моисеем и Илией? – поинтересовалась неугомонная Суламит. – Они сошли вниз вместе с вами?
- Нет. Они скрылись в облаке. Но мы их видели во плоти, и это не было каким-то чудотворным явлением. Все почившие, верные Иешуа Мессии, обретут новые тела. Важно только возложить на Него свои заботы и всегда помнить Его слова: «Встаньте и не бойтесь!»
Иоанн Зеведеев поддержал брата:
- Ходят слухи о том, что царь Агриппа задумал новые гонения против Церкви. Вероятно, многие из нас пострадают, кого-то попытаются заставить отречься от веры, однако мы должны выстоять. С нами Господь, не бойтесь! Любите Его, ибо Он возлюбил нас!
Иаков, Анна и Услужник
Среди слушателей апостола был молодой высокий парень, ровесник Анны. Временами он поглядывал на красивую девушку. Анна заметила это, и ей было приятно. На взоры юноши обратила внимание и опытная в таких делах жена Иосии. Она шепнула Анне на ухо:
- Кажись, ты пришла сюда искать правды, а можешь найти себе жениха.
Девушка смутилась и ничего не ответила бестактной хозяйке.
После молитвы Иаков подошел к Услужнику:
- Ну, что скажешь, Иосия?
- Говорил ты очень даже занятно. Есть над чем, значит, призадуматься такой глупой голове, как моя. Да только разве твой равви – Бог? Мудрецы наши говорят, что Мессия – человек, помазанный Всевышним, но вовсе не сам Всевышний. Конечно, он человек необыкновенный, но все-таки человек. Он придет и спасет Израиль, установит мир, а Иисус не принес мир. Вот и Анна так думает. Она сестра Иуды из Кериота и желает немного покумекать с тобой.
- Что ж, давай поговорим, Анна. Рассказывай, с чем пришла, и ты, Иосия, тоже послушай.
- Мой брат никого не предавал! - выпалила девушка. – Если бы при помощи Иуды не схватили Иешуа, то не осуществилось бы желание Всевышнего спасти людей. Поэтому мой брат – лучший среди вас.
- Ты, как мне кажется, не своими устами говоришь.
- Меня так научил отец, а кто его учил – не знаю.
- Учитель изрек в этом самом доме: «Один из вас предаст Меня» и тайно указал моему брату на Иуду. И еще Он сказал: «Впрочем, Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» . Если бы Учитель обо всем заранее договорился с Иудой, разве произнес бы такие слова? У Каиафы было предостаточно собственных ищеек, чтобы выследить нас. Твой брат предложил ему свои услуги и облегчил задачу.
- Все равно, если Иуда участвовал в смерти Мессии, а смерть эту задумал Всевышний, значит, нет вины ни на нем, ни на судьях.
- Богу известны все наши мысли. Он может использовать в Своих целях даже людские проступки. Семьсот лет назад пророк Аввакум вопрошал Господа: доколе Он будет терпеть беззаконие в Израиле? Всевышний ответил, что пришлет халдеев, которые накажут жестоковыйный народ. Такой ответ обескуражил пророка: ведь халдеи нечестивы в значительно большей степени, чем иудеи. Тогда Бог сказал Аввакуму, что придет время, и халдеи получат возмездие за свои грехи, в том числе и за то, что они сотворили с Израилем. Вот так, Анна, каждый участник суда над Учителем понес или еще понесет наказание, если не покается пред Господом.
- Я слышала, что у брата была серьезная причина…
- Одна была причина: хотел немного заработать, - не преминул вставить Услужник, - как и я, между прочим.
- Нет! Деньги ему не были нужны, недаром брат швырнул их к ногам священников в Храме! Он верил, что Иешуа – Мессия Израиля и справедливо считал: пришла пора действовать. Он надеялся, что своим мнимым предательством заставит Учителя выступить против римских властей и продажных священников. Если бы Иисус встал во главе восстания, мы бы одержали победу и провозгласили его Царем Израиля. Вместо этого Учитель покорно отдал себя в руки врагов и пошел на крестную смерть. Брат разочаровался в нем и покончил жизнь самоубийством.
- Бедная Анна, - улыбнулся Иаков, - ты любишь брата и желаешь оправдать его какими угодно способами. Поверь мне, Иуда был жаден до денег. Когда Мария из Вифании помазала ноги Учителя драгоценным миро, он предложил продать его и раздать нищим. На самом же деле Иуда собирался присвоить деньги. Он был нашим казначеем, и всякий раз брал из сумы для своих нужд. А что касается предательства, то можно придумать множество причин, но это не меняет сути преступления.
Понимая, сколь убедительна речь Иакова, Анна решила использовать последний шанс:
- Разве вы не предали Учителя, когда разбежались в Гефсимании или когда Петр лишь разводил руками у костра?
- Да, это так. Мне стыдно самому и совестно за других апостолов. Однако между нами и Иудой есть существенная разница. Сожалея о предательстве, он совершил тяжкий грех самоубийства. А мы с клеймом тогдашнего малодушия живем и служим Иешуа всеми силами. Вот тебе и различие между непокаянным грехом твоего брата и искренним раскаянием одиннадцати апостолов.
- Что мне делать? – горько спросила Анна. – Вернуться в Кериот и стойко сносить глумление соседей?
- Оставайся пока в Иерусалиме и почаще заходи к нам.
- Слушай, что говорит Иаков, - вновь вмешался Услужник, - будешь жить у нас и помогать жене на рынке.
- Ну и прекрасно, - обрадовался апостол, - но мы еще не завершили беседу. Даже если вы поверите, что Иешуа – Мессия Израиля, но будете отрицать Его как Бога – вера ваша тщетна. Начнем с того, что Бог есть Свет, и Он Творец Света.
- Свет можно легко превратить в темноту, - съязвил Услужник. – Нужно всего лишь закрыть ставни.
- Если ты решил жить в темноте, то это не означает исчезновение света. Просто ты лишил себя удовольствия наслаждаться им. Так вот, Бог явил нам Свет в Сыне, который три года учил неразумных рыбаков, мытарей, блудниц. Были и есть в Израиле иные учителя. От них можно набраться чего-нибудь полезного. Только ни один из них не пошел без вины на смерть ради нашего спасения. Лишь об Учителе можно сказать, что ранами Его мы исцелились.
- Как ты мне докажешь, что я исцелился Его ранами?
- Хотя бы так: я струсил в Гефсимании, а сейчас не боюсь смерти, готов до дна испить чашу Господню. И все потому, что Учитель не только Человек, а потому что Он Бог! Надеясь на человека, мы опираемся на шаткую трость, которая в любой момент может сломаться. Недаром Господь сказал пророку: «Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою» . Зато, надеясь на Бога, мы обретаем уверенность и покой.
- Разве Моисей пишет о ком-то другом, кто является Богом?
- Вспомни, с кем боролся праотец Иаков?
- Ясное дело, с ангелом.
- Почему же этот «ангел» твердит Иакову, что тот боролся с Богом? Да и сам Иаков говорит, что видел Бога лицом к лицу!
- Не знаю, как тебе ответить. Спрошу своего равви.
- Спроси его еще о том, как Моисею явился Ангел Господень в пламени горящего куста и почему сказано: «Воззвал к нему Бог из среды куста» ? Значит, Бог и Ангел Господень – одно и то же?
Услужник почесал затылок и промолвил:
- Много ты сегодня рассказал мне, Иаков. Есть, значит, о чем подумать. Однако, уже совсем темно, пора нам домой.
Они попрощались. К Анне подошел молодой человек, испепелявший ее взглядом во время проповеди Иакова, и представился:
- Меня зовут Давид, а тебя, как я слышал, Анна?
- Да.
- Можно тебя проводить?
- Уже поздно, я устала. Приходи завтра на рынок в рыбные ряды. Я буду там помогать хозяйке.
- Обязательно приду!
На обратном пути Услужник и Анна молчали, зато жена болтала без умолку о том, сколько товара продает за день, о Суламит, которая полчаса выбирает одну рыбину, о детях, вернувшихся в Галилею, о понравившемся Анне Давиде и многом другом. Стряхнув пыль у двери, она подытожила:
- Христиане, ясное дело, люди добрые и гостеприимные, но нужно поостеречься и больше не ходить к ним в такое опасное время. Ты, Анна, можешь себе встречаться с Давидом, но только не в доме Марии.
- Да ладно тебе, помолчи, - остановил жену в конец расстроенный Иосия.
Дом Марии, матери Марка
Лика повела группу наверх в Еврейский квартал. Возле синагоги Хурва Инна ахнула от неожиданности:
- Я даже не знала, что ее отстроили заново. Удивительно красивая. Возможно, так когда-то выглядел Храм! Раньше здесь стояла лишь одна арка посреди руин…
- Действительно, есть люди, намекающие, что это здание вполне можно объявить Третьим Храмом, да только далековато оно от Храмовой горы, - ответила Лика. – А в трех минутах отсюда сирийский монастырь.
Туристов встретила средних лет монахиня. Как выяснилось, она родом из Ирака, из тех мест, где когда-то на огромном пространстве расположилась величественная Ниневия. Послушница открыла церковь и, первым делом, указала на древнюю надпись, подтверждающую, что здесь был дом Марии, матери Иоанна, прозванного Марком.
Тимка не преминул поинтересоваться:
- Почему у него два имени?
- Тогда нередко жители Иудеи носили как еврейское, так и греческое имя, - пояснила Лика. – Это связано с влиянием Греции и Рима.
Затем гид обратилась ко всем:
- Пожалуйста, садитесь. Наша любезная хозяйка споет по-арамейски последний Библейский псалом – 150-й.
Монахиня обладала хорошим голосом, и слова Писания на арамейском языке звучали в ее исполнении на редкость проникновенно:
Господа восхвалим громогласным звуком трубным.
Господа восхвалим на органе и на струнах.
Господа восхвалим, Бога одного.
По Его могуществу, по Его величию
славим мы Его .
Лика рассказала, что во времена Христа иврит был языком молитвы, а разговорным языком стал пришедший из соседней Сирии арамейский. Ей неожиданно возразил Паша:
- Я слышал, будто какой-то ученый исследовал речь Иисуса в Евангелии и пришел к выводу, что Его родным языком был иврит, а не арамейский.
Лика не замедлила с ответом:
- Вспомните радистку Кэт из «Семнадцати мгновений весны». Когда она рожала, то кричала по-русски, тем самым, выдав себя фашистам. Иисус, испытывая на кресте страшные муки, обратился к Отцу на арамейском: «Или, Или! лама савахфани?» . Значит, это и есть Его родной язык. Впрочем, оба языка достаточно похожи, и Талмуд, священная книга иудаизма, написана по-арамейски.
Затем гид подвела туристов к старинной иконе и сказала:
- Иконой обозначено место, где крестилась Мария, мать Христа. Как я уже говорила, первая церковь собиралась в этом доме, расположенном в самом зажиточном районе древнего Иерусалима. В подвальных помещениях богатых домов обычно имелись собственные миквы – купальни для ритуального омовения у евреев. Такую микву могли использовать первые христиане для исполнения важнейшей заповеди, данной Иисусом – заповеди крещения. Согласно иудейской традиции, миквой является не только специальная емкость, выдолбленная в скале, но и река, озеро, море. Так, Иоанн Предтеча крестил народ Израиля в Иордане, подготавливая их к приходу Мессии…
Вечно недовольная рыжеволосая старушка вновь напомнила о себе:
- Миква – это одно, а крещение – совсем другое. Если еврей крестился, то он уже не еврей.
- Конечно, крещение (от греческого «баптидзо» - «погружение») кардинально отличается от миквы. Оно осуществляется один раз на всю жизнь, как подтверждение веры человека в Иисуса Христа, как символ его нового рождения. Но нигде, ни в Библии, ни в Талмуде, не сказано, что еврей-христианин больше не является евреем. Вас ввели в заблуждение либо неграмотные люди, либо те, кто сознательно искажают правду.
Крашеная дама опять хотела что-то вставить, но ее опередила Инна:
- Если тогда молились на иврите и говорили на арамейском, то почему Новый Завет написан по-гречески?
- Этот язык был в то время, если можно так выразиться, международным средством общения, как сегодня английский. Преследование христиан Агриппой и его последователями привело к тому, что Петр, Павел и другие апостолы отправились основывать церкви по всей Римской империи, а также за ее пределами. Поэтому для Евангелий и Посланий понадобился язык, знакомый всем народам. Правда, отцы церкви отмечали, что оригинал Евангелия от Матфея написан на иврите или арамейском языке, а затем был переведен на греческий. К такому же выводу пришли и ученые-языковеды.
- Павел даже цитирует в своих письмах греческих философов и поэтов, - заметил Паша.
- Да, он был всесторонне образованным человеком. Будучи совсем юным, он, тогда еще Шауль (Савл), приехал из Тарса в Иерусалим, чтобы учиться у самого Гамлиэля (Гамалиила), внука основателя фарисейской школы Гиллеля. На заседании Синедриона Гамлиэль не допустил расправы над апостолами, произнеся пророческие слова.
Лика открыла Библию и прочла:
«И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело - от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» .
Апостолов жестоко избили, но все-таки отпустили, запретив им говорить людям об Иисусе. Они, конечно, нарушили этот запрет, так как он противоречил словам Христа: «Итак, идите, научите все народы…» . Молодой Савл наверняка был недоволен тем, как поступил его учитель Гамлиэль. Савл стал наиболее ретивым преследователем первых христиан в Иерусалиме. Однако он не удовлетворился деятельностью в рамках одного города. Савл выпросил у первосвященника рекомендательные письма в Дамаск, чтобы арестовать там евреев-последователей Иисуса и устроить расправу над ними в Иерусалиме. Когда Савл приближался к Дамаску, произошло событие, изменившее его жизнь:
Вдруг упал Павел наземь, и свет воссиял.
Голос дивный с небес произнес:
«Павел, Павел, уймись, что ты гонишь Меня?»
«Кто Ты, Господи?» «Я Христос».
- Я слышал остроумную поговорку: «Из Савла в Павлы», - сказал Паша.
Тимке поговорка понравилась, и он заливисто рассмеялся, а Лика продолжила:
- Савл, скорее всего, жил в этом самом районе Иерусалима, где мы находимся, то есть, в Верхнем городе. Здесь же он мог получить письма от первосвященника. Мы с вами сейчас направимся в Храм Гроба Господня, а затем вкусно и недорого пообедаем возле Дамасских ворот, откуда Савл вышел из Иерусалима, чтобы впоследствии вернуться сюда апостолом Павлом. Не устали? Тогда вперед, за мной!
Группа дружно пошла за Ликой. Тимка взял ее за руку и весело повторял: «Из Савла в Павлы, из Савла в Павлы».
После обеда и короткого отдыха туристы из России поехали в Галилею. Разместились в гостинице в Тверии. Из окна номера Паши и Инны открывался прекрасный вид на Кинерет, Геннисаретское озеро. Завороженный Тимка спросил:
- А здесь водятся золотые рыбки?
Диалог перед сном
- Вороны каркают, верблюды плюются, а мой муж угукает.
- Ты что, хочешь, чтобы я каркал или плевался?
- Я хочу, чтобы ты хоть раз по-человечески меня выслушал. Мы сегодня были единодушно вместе в доме моей госпожи. И только мой драгоценный муж не соизволил прийти.
- Угу.
- Сегодня к нам даже пожаловали торговка рыбой и ее муж Иосия, которого прозвали Услужником!
- Кто-кто?
- С чего это ты так заинтересовался? Неужели знаком с ними?
- Ни с кем я не знаком. И что этот Услужник у вас делал?
- Как и все, слушал речь Иакова Зеведеева, старшего брата Иоанна.
- Это тот Иоанн, который у креста стоял?
- Боже праведный! Мой молчаливый муж через пять лет после нашей свадьбы вдруг разговорился! И откуда ты все это знаешь? Уж не видел ли ты своими глазами, как распяли Учителя?
- Угу.
- Угу – да или угу – нет?
- Угу, я спать хочу.
- А ты знаешь, хозяйка взяла еще одну служанку, совсем юную. Зовут ее Рода. Она сегодня помогала мне прислуживать. Такая проворная, всё делает в два раза быстрее меня. Мы с ней сразу подружились.
- Угу. Смотри, чтобы из-за ее прыткости тебя не выгнали.
- Вечно у тебя дурные мысли. Рода, кстати, тоже христианка. Вот только мой упрямый муж не желает прийти к Господу. А ведь Он сказал: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» .
- Я уже давно к Нему пришел.
- Тогда почему ты не желаешь понять, что Иешуа – наш долгожданный Мессия?
- Угу. Если Он Мессия, то почему не принес нам мир?
- Он должен был пострадать, так записано у пророков. Вот послушай, что я прочту тебе из Исаии!
- Ой, ну не надо!
- Ты хоть спи себе, хоть заткни уши, а я все равно прочту: «Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его» .
- Угу. Ну, и где ты видишь это долговечное потомство? Разве у твоего Иешуа были дети?
- Я есть Его потомство, как и все, идущие Его дорогой! Ты тоже можешь стать Его сыном и моим братом.
- С меня достаточно того, что ты моя жена. Мне еще вдобавок не хватает говорливой сестры!
- Ничего ты не понимаешь. Это будет просто замечательно, если я стану для тебя сестрой по вере!
- Угу. Меня и так сводят с ума твои родные сестры. Не успели мы переехать в Иерусалим, как они одна за другой приезжают к нам в гости.
- Мой гостеприимный муж! Я тебя люблю, но только не тогда, когда ты начинаешь ворчать и болтать лишнее. Подумай своей умной головой! Ведь ясно же, что Исаия написал об Иешуа. Он принес Себя в жертву на кресте. Такова была воля Его Отца. Веря в Него, мы обретаем мир с Богом.
- Я хочу обрести мир с моей подушкой и спокойно заснуть.
- Муж, не богохульствуй!
- Ладно, будет тебе. Расскажи лучше об Услужнике. Где он живет?
- Здесь, в Иерусалиме. В самом низу, возле Силоамской купальни. С ним, кроме жены, была еще юная девица, Анна из Кериота, сестра Иуды.
- Какого еще Иуды?
- Того самого, предателя.
- Будто только он один предатель. Остальные тоже хороши.
- Иуда покончил с собой, а другие апостолы служат Иешуа и не боятся смерти.
- Угу.
- Послушай, муж, а что ты делал в ту самую пятницу, когда распяли Учителя? Ведь ты сам говорил мне, что в молодые годы каждый пасхальный праздник проводил в Иерусалиме. Причем не один день, как большинство евреев, а всю неделю или даже две.
- Угу. Было дело.
- Ты еще хвастался, как любили тебя принимать иерусалимские родственники. Вот у них бы и поучился гостеприимству.
- Дашь ты мне, наконец-то, поспать?
- Тебе тогда уже лет тридцать было. Разве не помнишь, как распяли Мессию?
- Я сплю. Говори, если тебе так нравится, но только сама с собой.
Кому-то ночью не спится
Услужник с женой всегда старались лечь пораньше, чтобы встать на рассвете. Жена торопилась на рынок, а Иосия – развозить рыбу по домам наиболее состоятельных покупателей. Однако этой ночью торговец рыбой не мог заснуть. Стараясь не разбудить жену и спящую в маленькой каморке Анну, он тихо оделся и вышел проветриться. Шилоах или Силоамская купальня находилась в двух шагах от дома. В часы бессонницы Иосия любил приходить сюда и в одиночестве размышлять о житье-бытье. Посещение дома Марии, встреча со старыми знакомыми Иаковом и Иоанном, всколыхнули в его памяти прошлое предательство. И вот сейчас он должен вновь совершить грязный проступок.
- Да, да, не иначе как грязный, - эти слова Услужник произнес вслух.
Беседа с Иаковом потрясла его. Уж кого-кого, а сыновей Зеведея он прекрасно знал. Эти простые парни росли у него на глазах, ничем особенным не выделялись. И что с ними произошло?! Иаков говорил настолько убедительно, что Услужнику нечего было возразить. Ни один из известных ему учителей не мог столь ясно излагать свои мысли. Интересно, как Иакову ответил бы Гиллель? Неужели согласился бы с ним? Гиллель умер вскоре после рождения Иешуа, поэтому сегодня никто не сможет ответить на вопрос, признал бы он Иешуа Мессией народа Израиля или нет.
Услужник уже переехал в Иерусалим, когда равви Гамлиэль, внук самого Гиллеля,
произнес в Синедрионе знаменитую речь об апостолах. Гамлиэль был наси, главой Синедриона. Большая часть судей выслушала его мнение с некоторым удивлением, но все-таки приняли решение отпустить учеников Иешуа. Гамлиэль продолжал занимать высокий пост наси и при царе Агриппе, но он больше никогда не произносил речей в защиту христиан.
- Вот, теперь, значит, Ирод Агриппа решил разрушить это дело, - Услужник вновь заговорил сам с собой. – А что, если оно, действительно, от Бога? Значит, получается, что я второй раз в своей жизни восстаю против Всевышнего? Сходить, что ли, посоветоваться с моим равви? Тот, ясное дело, скажет, что это вовсе не предательство, а благое дело. Только прав ли он?
Услужник спустился к воде и омыл лицо. Вода была в любое время года прохладная и удивительно чистая. Шилоах … Сюда «послало» воду хананейское племя иевусеев. Подземный источник Гихон находится в трехстах метрах отсюда, если пройти немного вверх по Кедронской долине, и его невозможно было защитить от неприятелей. Вот и придумали: провести от Гихона канал внутрь города, а сам источник засыпать, чтобы никто не догадался, где искать воду. Затем иудейский царь Езекия пробил в скале новый канал, до которого уж точно никто не мог добраться. Ассирийское войско, окружившее Иерусалим, осталось без воды и погибло не на поле брани, а от эпидемии чумы. Как записали в книге Царств, Ангел смерти прошелся по всему воинскому стану и никого не оставил в живых .
Иосия знал эту славную страницу истории Шилоаха и не раз пересказывал ее пришельцам, любовавшимся купальней и черпавшим оттуда воды. Но особенно впечатлял всех рассказ о слепорожденном. Услужник смутно помнил этого человека, вечно сидящего у ворот Хульды. Пару раз он давал слепому милостыню, когда приходил во время Пасхи в Иерусалим. Затем он услышал, что этот человек прозрел после встречи с Иешуа. Слепой от рождения никогда еще не обретал зрение. Не было в Израиле раньше таких целителей. А тут зашептались иудеи, будто Иешуа смазал глаза слепцу какой-то грязью и велел спуститься в Шилоах, омыться в чистой воде. Тот окунулся и прозрел, а вскоре куда-то запропастился. Говорят, родители отправили его подальше от Иерусалима. Боялись, что их могут отлучить от синагоги. Но молва об этом чуде не стихает до сих пор.
- Если Иешуа и есть Мессия Израиля, то кто тогда я? – Спросил себя Услужник. – И как мне теперь поступить? Не идти к Агриппе? Царь наверняка пришлет за мной стражников. Сходить утром в дом Марии и попросить, чтобы ученики Иешуа меня спрятали? Пожалуй, это самый разумный выход. Год-другой пересижу где-нибудь, а там Агриппа и забудет обо мне. Жене пока поможет Анна. Она девица толковая и работящая.
У Иосии сразу же поднялось настроение:
- Вернусь-ка я поскорей домой, разбужу жену, обсужу, значит, с ней все дела наши. Научу, что сказать ей солдатам Агриппы. Дескать, мужу вдруг стало плохо, и отправила я его лечиться в Галилею. До рассвета остался один час, не больше. Этого должно мне хватить и на разговоры, и на сборы.
Иосия омыл лицо прохладной водой Шилоаха и поспешил домой. Однако у входной двери он столкнулся с посланниками царя.
- Ты, что ли, Иосия по прозвищу Услужник?
- Да, я.
- Пойдешь с нами.
- Могу я зайти в дом, сказать пару слов жене?
- Времени нет. Благочестивый Агриппа ждет тебя.
«Уж не я ли есть Мессия?»
В эту ночь высокомерного отпрыска именитого деда тоже замучила бессонница. Он обмозговывал план своих действий. Три года правления в Иерусалиме – вполне достаточный срок, чтобы приступить к осуществлению мечты, давно затаившейся в его сердце. Расправа над христианами должна стать лишь первым этапом. За ним наступит второй – провозглашение его Мессией Израиля. А затем будущее покажет, авось удастся замахнуться и на Римский престол. Конечно, третья часть плана была практически невыполнимой. Агриппа это прекрасно понимал. Но разве кто-нибудь мог сказать десять лет назад, что бедный родственник, помышляющий о самоубийстве, воссядет на престоле в Божьем городе?
Подробности замысла Агриппы были таковы: уличить в ереси одного из ближайших учеников Иешуа и судить его, приговорив к смерти. Проследить за реакцией народа. Если иудеи одобрят этот шаг, тогда схватить лидера христиан Симона Петра, устроить показательную казнь, собрав на нее как можно больше людей. После – облавы и окончательная расправа над сторонниками ненавистного учения. И, наконец, доказав Израилю, что Иешуа никак не мог быть их Мессией, объявить имя истинного Помазанника: потомок царя Давида и славного хасмонейского рода Ирод Агриппа.
Конечно, для этой цели властителю Иудеи придется серьезно раскошелиться, дабы ублажить Клавдия и зашить белыми нитками конфликт из-за строительства новой крепостной стены. Агриппа всегда жил по старому верному принципу: деньги нужны для того, чтобы их тратить. Ведь транжирил он их небезрассудно, а приобретая расположение высших особ. И сегодня многое может решиться. Царя даже посетила крылатая мысль:
- Говорят, нельзя покупать кота в мешке. Но что делать, если нет другой упаковки? Да, я не всегда знаю, что находится внутри мешка. Зато моя уникальная интуиция и умение дружить с теми, с кем необходимо дружить, вознесли меня на иерусалимский трон. Когда народ объявит меня Мессией, пожалуй, освобожу Силу. Только отошлю его куда-нибудь подальше от двора.
Шпионы донесли Агриппе, что Иосия Услужник ходил вечером в Верхний город в сопровождении двух женщин. Бессонница и желание ускорить осуществление своего плана заставили властителя Иудеи отправить слуг в дом возле купальни Шилоах. И вот, ему уже доложили, что торговец рыбой приведен во дворец. На сей раз, царь велел, чтобы простолюдин поднялся к нему на башню Мирьям.
- Взгляни, Услужник, на мой город. Тихая ночь, не правда ли? Вскоре я устрою здесь большую бойню, расправлюсь с назорейской ересью. И ты мне в этом поможешь. Давай, рассказывай, где вчера был и что слышал.
- Ваше величество, да я, знаете, ничего особенного и не разузнал. Ну, собираются они, значит, в одном доме в Верхнем городе, говорят о том о сем, ужинают вместе и расходятся.
- Иосия, уж не стал ли ты христианином? Забыл, для чего я тебя к ним посылал? Отвечай, был ли там Петр?
- Да вроде бы не был.
- Ну, и кто в этот вечер обучал ереси?
- Иаков, Зеведеев сын, что-то там говорил.
- О чем? Долго ли я буду из тебя слова выдавливать? Желаешь получить сорок ударов без одного?
- Рассказывал, как преобразился Иешуа на вершине горы, как засверкала Его одежда, как поняли тогда трое учеников, что Он Господь.
- Хватит, Услужник, мне этого достаточно. Остальное поведаешь в Синедрионе. И не думай, будто ты у меня один такой. Есть и другие свидетели. Только бормотание твое мне сегодня не нравится. Домой вернешься после суда, а пока отдохнешь у меня под стражей.
Царь подал знак солдатам, и те увели Услужника. Затем он вызвал одного из своих многочисленных соглядатаев, велел разузнать, где живет Иаков Зеведеев, и сообщить об этом начальнику стражи. Тот должен организовать немедленный арест апостола, чтобы завтра на рассвете провести первое заседание в палате из тесаного камня.
Агриппа был уверен, что с Синедрионом он легко договорится. Именно он возвратил высшему суду все его прежние права, в том числе, и право вынесения окончательного смертного приговора. Когда Иудеей правили римские прокураторы, то они сами решали, кого предать смерти, а кого помиловать. Руководителем Синедриона по-прежнему считался наси. Уже много лет этот пост оставался за Гамлиэлем, безмерно уважаемым в народе. Но фактически делами суда заправлял первосвященник, которого назначал сам Агриппа. Царь любил тасовать первосвященников, как колоду карт. Воссев на иерусалимском престоле, он, первым делом, заменил сына Ханана Феофила на угодного ему Симона. Впрочем, вскоре Симон лишился царского благоволения, и Агриппа поставил на высший духовный пост другого сына Ханана – Матиаса. Однако и этот ему быстро надоел, и Агриппа вернулся к соперничающей ветви – назначил первосвященником брата Симона Элионея. Этот уж прекрасно понимал: если что не так, Благочестивый Агриппа сместит и его. Поэтому царь не сомневался в том, что Синедрион вынесет такой приговор Иакову, какой он потребует.
Галилея
Рано утром группа российских туристов села в автобус и отправилась в путь. Они подъехали к горе Фавор, на вершине которой, согласно традиции, трое учеников стали свидетелями Преображения Христа. Автобус остановился на ближайшей заправке, и желающие пошли с Ликой к подножию горы. Там они пересели на машины местного таксопарка и вскоре оказались на вершине, откуда открывался великолепный вид на Изреельскую долину и окрестные горы. Лика торжественно объявила:
- Теперь вы можете называться фаворитами!
Инга, слышавшая об этой истории, возразила:
- Ну, не совсем так. Ведь фавориты поднимались на гору не на такси, а пешком или даже на коленях.
- Конечно же, я пошутила. Иногда говорят, что слово «фаворит» происходит от названия горы, но далеко не все специалисты подтверждают это мнение. В период ранней церкви у христиан возникла традиция подниматься пешком на гору Преображения. В четвертом веке здесь высекли более 4000 ступенек для удобства подъема паломников. Гора Фавор (Тавор) упоминается в Ветхом Завете. Например, в книге Судей есть рассказ о том, как хананейское войско под предводительством Сисары выступило против израильтян. Еврейская пророчица Дебора передала полководцу Вараку приказ Бога дать отпор врагам. Варак ответил: «Если ты пойдешь со мною, пойду; а если не пойдешь со мною, не пойду» . Дебора сказала, что тогда слава достанется не Вараку, а женщине. Варак с десятью тысячами солдат неожиданно для противника быстро спустился с горы Фавор в долину. Хананеи в ужасе разбежались, Сисара попросил убежища у женщины по имени Иаиль. А она, когда Сисара заснул, забила ему в висок палаточный кол. Вот так слава досталась женщине.
- Это же бессердечное убийство! Иаиль – самая настоящая мужененавистница, – возмутился Широкополая Шляпа.
- Враги Израиля являются врагами Бога, поэтому никто в Библии с ними не церемонится. Здесь, в Изреельской долине, состоится Армагедонская битва, в которой Бог расправится со всеми Своими противниками.
После Фавора группа посетила город Христа Назарет, где Лике задали вопрос:
- Какой город следует считать родным городом Иисуса: Вифлеем, где Он появился на свет, Назарет, где Он жил, или Иерусалим, где Он был распят, а затем воскрес?
- Ваш вопрос вполне логичен. Один известный писатель сказал, что родина – то место, где человеку хорошо . Но в отношении Христа не должно быть никаких вопросов. Его отечеством назван Назарет, где в городской синагоге Иисус произнес слова, ставшие поговоркой: «Истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве» .
- Почему Назарет не упоминается в древних источниках, за исключением Нового Завета?
- Потому что это был ничем не примечательный городок, расположившийся в стороне от торговых путей, хоть и недалеко от них. Недаром Нафанаил спрашивает Филиппа: «Из Назарета может ли быть что доброе?»
Затем автобус с туристами совершил круиз вокруг озера Кинерет (Геннисаретского), которое в Новом Завете называется также Галилейским или Тивериадским морем. Они побывали в Капернауме, на горе Блаженств, в Табхе, где Иисус совершил чудо насыщения людей хлебом и рыбой. После обильной программы устроили купание в озере. Вернулись в Тверию вечером. Лика рассказала об исторических личностях, проживавших в столице Галилеи. Не забыла она и про царя Агриппу:
- Женой тетрарха Галилеи Ирода Антипы была родная сестра Агриппы Иродиада. Она умело руководила мужем, и уговорила того пожалеть бедного родственника, который тогда пребывал в Идумее в тяжелом состоянии, даже помышлял о самоубийстве. Антипа предоставил возможность Агриппе жить в Тверии, назначил ему небольшое денежное содержание и даровал звание агоранома (чиновника, контролирующего рынки и сбор податей). Кстати, занимая такую должность, будущий иерусалимский царь мог в скором времени расплатиться с донимавшими его кредиторами. Однако уж очень любил Антипа унижать людей. В свое время он мог спасти Христа, но лишь посмеялся над Ним. А еще раньше он удовлетворил мстительный порыв Иродиады, отрубив голову Иоанну Крестителю. Агриппу он обозвал нахлебником, и тот вынужден был покинуть Тверию, идя навстречу новым приключениям.
- Вы знаете, - сказал Паша, - вчера я набрал в поисковой машине имя Агриппы и обнаружил довольно забавные вещи. Сразу на нескольких сайтах религиозных евреев приводится рассказ из Талмуда об Агриппе. Но приводится он не полностью. Эта история гласит о том, как в праздник Суккот или, как его называют в России, праздник Кущей, царю дали читать недельную главу Торы. Он прочел положенное место: «Из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою царем иноземца, который не брат тебе» . Прочитав отрывок, Агриппа заплакал, так как его дед идумеянин, потомок ненавистного израильтянам Исава. И свидетели плача царя стали утешать его: «Успокойся, Агриппа, ты брат нам, ты брат нам».
- Прямо-таки, душещипательная история, - заметила Инна.
- И мне тоже стало жалко Агриппу, - добавил от себя Тимка.
- В том-то и дело, - продолжил Паша, - что современные раввины опускают конец рассказа. Вот последняя фраза из Талмуда: «В тот час, - гласит сказание от имени рабби Натана, - израильтяне гибели достойны были: Агриппе польстили они» . Спрашивается, Лика, почему такое разное отношение к этому правителю Иерусалима у авторов Талмуда и в современном иудаизме?
- Паша, я оставлю ваш вопрос без ответа. Адресуйте его владельцам этих сайтов.
- Я думаю, рабби Натан (по информации в Интернете он жил во втором веке или позже) понимал, насколько лицемерен Агриппа. Наверное, он знал биографию царя не только по Иосифу Флавию, в прилизанном виде, но и по другим, не дошедшим до нас, но более объективным источникам.
- Возможно, вы правы.
И тут вновь не выдержала противная маленькая дама:
- Я приехала сюда отдыхать и наслаждаться историей моего народа. Хватит с нас негатива! Я хочу слышать как можно больше приятных вещей. И еще: слишком много на наших экскурсиях говорится о всяких божественных делах. Я думаю, кто-то там на небесах есть, но серьезно вникать в эти дела не собираюсь.
- Поймите, на всех не угодишь, - ответила Лика. – Я готова поделиться с вами всеми своими знаниями, независимо от того, какое они создают настроение.
Группа в который раз дружно зашикала на даму, и та умолкла, а Инна прочла стихи:
- Могу я спросить Вас?
- Да, что Вам угодно?
- О Боге Вы слышали добрую весть?
- Ходить в атеистах сегодня немодно.
Наверное, кто-то там все-таки есть.
- Он вовсе не «кто-то», Он мира Спаситель,
Сын Божий, вернувший нам совесть и честь.
- Так Вы о Христе рассказать мне хотите?
В Него я не верю, но кто-то там есть.
- Росе летней Сына рожденье подобно.
Больных исцелял, отвергал ложь и лесть.
- Мне жить без Христа очень даже удобно.
Достаточно думать, что кто-то там есть.
- Мы бродим, как овцы, дорогой страданий,
беспечно грешим, и грехов сих не счесть.
- Могу я без Ваших прожить назиданий.
С меня хватит мысли, что кто-то там есть.
- Всем сердцем познать Сына необходимо.
Поверьте, покайтесь, Он рядом, Он здесь!
- Пусть рядом, а я все равно пройду мимо,
держась твердо взгляда, что кто-то там есть.
Такой разговор продолжать неуместно,
когда в человеке гордыня да спесь.
Ведь нет в Книге жизни укромного места
для тех, кто лишь думал, что «кто-то там есть».
Лика поблагодарила Инну и сделала объявление:
- Завтра мы возвращаемся в Иерусалим, где увидим еще много интересного. Там у нас будет возможность продолжить разговор об Ироде Агриппе и его преследовании христиан.
Ну что вам рассказать про Санхедрин…
Апостола Иакова схватили через час после беседы Агриппы с Услужником. Долго с ним не церемонились и вскоре объявили о предстоящем на следующий день суде. Синедрион (Санхедрин) заседал в палате из тесаного камня дважды в день: утром и после обеда. Иакова собирались судить на утреннем заседании.
Царь просил, по возможности, соблюсти все правила Синедриона, чтобы не получилось, как с судом над Христом. Тогда первосвященник Каиафа в спешке, вызванной непомерным гневом и приближающейся Пасхой, нарушил целый ряд постановлений. Иисуса схватили в Гефсимании поздним вечером, приведя Его вначале в дом главы клана первосвященников Анны (Ханана), который тогда никаких официальных должностей не занимал. Затем в обители действующего первосвященника Каиафы, зятя Анны, прошло первое заседание Синедриона. Между тем, устраивать суд после захода солнца было запрещено.
Первосвященник не имел права разрывать свои драгоценные одежды, но раздраженный Каиафа совершил этот проступок. Обязательный перерыв между двумя заседаниями Синедриона – не менее суток. В случае с Христом первое заседание состоялось ночью, а второе – утром того же дня. О времени суда всегда сообщалось заранее, чтобы пришли не только свидетели обвинения, но и свидетели защиты, о существовании которых судьи могли и не догадываться. В обход этого правила судилище над Иисусом вершилось в обстановке секретности. Близость Пасхи не оправдывала служителей фемиды, а усугубляла их вину: законы Синедриона не допускали торопливости.
На совести Каиафы и суд над Стефаном, когда сразу после заседания разъяренные судьи погнали его за городские стены и забросали камнями. Учителя Талмуда назвали бы Синедрион Каиафы кровожадным. В их понимании смертный приговор можно было выносить не чаще, чем раз в семь лет. Известный раввин второго века Акива говорил, что, если бы он заседал в Синедрионе, то не допустил бы вынесения смертных приговоров. Но от Агриппы до Акивы временная дистанция почти в сто лет.
О чем же мог сейчас думать первосвященник Элионей, ставленник «благочестивого царя»? О том, что со времени казни Стефана уже прошло больше семи лет, следовательно, потомки не нарекут его Синедрион кровожадным? Вряд ли. Ведь он прекрасно понимал, что казнь Иакова может стать лишь началом массового истребления христиан в Иудее. Понимал и молчал. Во-первых, потому что в случае любого возражения в два счета лишился бы почетного сана. Во-вторых, потому что сам ненавидел христиан и мечтал от них избавиться. Посему Элионей, получив необходимые указания от своего покровителя, отправился на Храмовую гору в палату из тесаного камня.
Законом допускались различные формы смертной казни. Чаще всего приговаривали к побитию камнями или сбрасыванию на камни. Казнь, которую применили к первому христианскому мученику Стефану. В Евангелии от Иоанна записан рассказ о том, как к Иисусу привели женщину, взятую в прелюбодеянии. Привели для того, чтобы Он санкционировал ее казнь побитием камнями. На самом деле это была хитрая уловка врагов. Гонители женщины нарушили Моисеев закон, согласно которому следовало предать смерти и прелюбодея, и прелюбодейку. Мужчину же по какой-то причине оставили в покое. Вероятно, противники Христа искушали Его сознательным пренебрежением к закону. Ответ Господа: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» . Этот ответ остановил убийц.
Синедрион мог приговорить узников к сожжению или удушению. Со времен иудейского царя Хасмонейской династии Александра Янная (I-II век до Р.Х.) обрела популярность римская казнь – распятие на кресте. Впрочем, римляне заимствовали ее у своих вечных врагов персов. Эта казнь сулила толпе зевак продолжительное развлечение: осужденный неимоверно мучился на кресте в течение многих часов, в то время как зрители потешались над ним.
Царь Агриппа велел Элионею приговорить Иакова Зеведеева к другой римской казни – отрубанию головы мечом. Обычно она применялась только к самым злостным убийцам. Почему он выбрал именно такую форму? Наверное, любил разнообразие, рассуждая примерно так: «Христа распяли, Стефана побили камнями, а Иакову снесем голову». Возможно, эта казнь наиболее запомнилась ему в период проживания в Риме. Так или иначе, но Синедрион за два дня должен был вынести Иакову вердикт: «Смертная казнь. Обезглавить».
Иерусалимский рынок
Предрассветным утром жену Услужника разбудили незнакомые голоса, раздававшиеся снаружи. По тревожному ответу мужа она поняла, что его куда-то увели солдаты Ирода Агриппы. К беспокойству за судьбу Иосии добавилось еще одно: как ей справиться с доставкой копченой рыбы богатым покупателям? Помощь Анны пришлась весьма кстати. Они вместе пошли на рынок, получили у поставщиков обычное количество рыбы. Затем хозяйка показала девушке, что и по какой цене нужно продавать, и некоторое время стояла рядом, наблюдая и помогая советами. Убедившись в том, что Анна отлично справляется, она оставила помощницу за прилавком, а сама занялась обязанностями Услужника.
В одном доме приближенный к Агриппе чиновник успокоил ее:
- Царь решил подержать Иосию в крепости до завтрашнего суда, а потом вернется твой Услужник домой.
Рынок располагался у подножия Храмовой горы. Самый первый Ирод, любивший строить с размахом, увеличил в два раза по длине размеры Храмового комплекса и понял, что улица у его основания – наиболее удобное место для рынка. Сюда совсем недалеко было добираться слугам богатых жителей Верхнего города. У остальных иерусалимцев крутой путь наверх из Шилоаха отнимал много сил, но они к этому привыкли.
Чего только не было на рынке! Рыбные ряды находились в северной его части возле ворот, которые так и назывались - Рыбными. Продавцы традиционно перекрикивали друг друга, расхваливая товар. Анна не имела необходимого опыта, поэтому не принимала участия во всеобщем галдеже. Тем не менее, ей пришлось крутиться, как белке в колесе. Наплыв покупателей возрастал. И хоть продавцов в рыбных рядах было предостаточно, многие хотели осуществить покупку у красивой девушки, которую впервые увидели за прилавком.
Пришла на рынок и вчерашняя знакомая Анны Суламит, которая так любила поболтать. На сей раз она была настолько печальна, что даже не спросила, куда делась жена Услужника.
- Схватили Иакова Зеведеева. Завтра будут судить. Я все утро проревела, и на моей хозяйке лица нет. Даже муж, который обычно молчит, лишь иногда угукает, утешал меня по-своему: «Авось, обойдется. Хоть и не люблю я твоих христиан, но сейчас Синедрион редко кого предает смерти». Ой, чует мое сердце, что ничего не обойдется, они там уже все решили, и пойдет Иаков вслед за Иешуа и Стефаном…
Анна, рассчитавшись с очередным покупателем, пыталась успокоить Суламит:
- Может, действительно, обойдется?
- Если бы так, если бы так, - зарыдала служанка и собралась было уходить, но увидела запыхавшегося Давида. Тот, с трудом восстановив дыхание, выпалил:
- Меня посылают в Галилею предупредить о гонениях.
- А кто едет в Яффо? – спросила Суламит, вытирая платком слезы.
- Не знаю.
- Я бы передала гостинцев Тавифе и родичам. Как они там, все ли здоровы? Давно их не видела.
Наконец-то Суламит поняла, что молодые люди желают поговорить без свидетелей. Она взяла рыбу и, пожелав Давиду доброго пути, удалилась. Как только она отошла, парень обратился к девушке:
- Анна, я постараюсь скоро вернуться. Обязательно дождись меня в Иерусалиме. Хорошо?
- Хорошо. Я и не собиралась возвращаться в Кериот. Ты слышал, что мой хозяин Иосия Услужник пропал?
- Говорят, что он жив и выступит на суде свидетелем против Иакова. Когда-то он уже оклеветал Иешуа Мессию.
- Я знаю. Но мне кажется, что беседа с Иаковом помогла ему многое понять. Да и мне тоже.
- Я рад этому. Ну, мне пора. - Давид протянул руки через прилавок и положил их на плечи Анны… Через короткое время он уже выехал из Дамасских ворот, удаляясь от Иерусалима по северной дороге.
Жена Услужника вернулась из Верхнего города в хорошем настроении, даже не обратив внимания, как мимо нее прошмыгнула Суламит с красными от слез глазами. Она удовлетворенно хмыкнула, убедившись, что Анна продала большое количество рыбы.
- Ты, я погляжу, можешь стать неплохой торговкой. Завтра утром мне опять придется потрудиться вместо Иосии. Поскорей бы закончился этот дурацкий суд, где он должен выступить свидетелем. Тогда его, наконец, отпустят.
- Его хотят заставить оклеветать Иакова Зеведеева.
- Тебе какое дело? Получила у нас работу и крышу над головой, вот и радуйся. И вообще, забудь, что мы вчера были в доме Марии, забудь своего Давида. Сейчас весь город только и говорит о том, что наш мудрый царь Благочестивый Агриппа расправится со всеми этими христианами. Бери пример с меня: я уже и не помню, о чем там болтал вчера Иаков. В одно ухо залетело – из другого вылетело. И голова пустая – вон как у этой рыбины.
Для пущего эффекта хозяйка достала из посудины самую большую рыбу и торжественно потрясла ею над головой.
Визит первосвященника
В подвальных помещениях крепости было несколько комнат, которые Ирод Агриппа использовал для наказания непослушных слуг. В одну из них посадили Услужника. Впервые в жизни он пребывал в заключении, пусть и не самом суровом. Вечером его посетил первосвященник Элионей.
- Дошел до меня слух, Иосия, будто у тебя возникли какие-то сомнения?
- А что в этом плохого? Среди учеников Иешуа есть один, которого прозвали Фома Сомневающийся.
- Да знаю я его. Это он раньше сомневался, а сейчас готов умереть за своего учителя-самозванца, как и многие из них. Но ты, надеюсь, не заразился назорейской ересью?
Услужник решил уйти от ответа и переменил тему:
- Что я должен сказать на суде?
- Засвидетельствуешь, что Иаков Зеведеев призывал учеников почитать Иешуа царем, в то время как у нас один царь – Благочестивый Агриппа. Он также велел подчиняться только их Учителю и отвергал власть нашего великого правителя, призывая тем самым к бунту. Еще поведаешь суду, что посетители дома Марии называют Иешуа Сыном Божьим и даже самим Богом. И вообще, зачем мне тебя, Услужник, учить? Будто без меня не знаешь, что сказать Синедриону?
- Знать-то знаю. Вот только правда ли это, о призыве к мятежу?
- Ты сомневаешься в чистоте первосвященника, главного коэна , служителя Божьего? Ты забыл, сколько столетий мы возносим жертвы Всевышнему! Ты запамятовал, что Аарон, брат Моисея, был первым из нас! – Элионей аж побагровел от возмущения.
Иосия подумал про себя, что по закону должность главного коэна должна передаваться по наследству. По этой причине ему ужасно хотелось спросить Элионея: «Отчего же царь Агриппа меняет вас, как меняют шекели возле Храма? Да и какое право он имеет назначать первосвященников?» Естественно, вслух он не мог произнести этих слов, иначе бы угодил в совершенно иную тюрьму. Вместо этого Иосия недвусмысленно сказал:
- Я не сомневаюсь в чистоте Всевышнего.
Тут Элионею нечего было возразить. Он умолк, дабы собраться с мыслями, после чего высокопарно произнес:
- Услужник, завтра утром я рассчитываю на тебя. Если выступишь достойно, как в суде над самозваным Мессией, будешь поставлять рыбу в царский дворец. Если подведешь нас – почувствуешь твердую руку Благочестивого Агриппы. Тогда уж пеняй на себя.
Иосия вновь остался в одиночестве. Принесли довольно сытный ужин. Агриппа распорядился, чтобы свидетеля обвинения хорошо кормили. Торговец рыбой вспомнил слова старого равви из Галилеи: «Ты его слушай, да только ушами, а сердцем не внимай его речам. Твое слушание еще может пригодиться… Не все дела в мире свершаются Божьей силой, кое-что делается силой князя бесовского».
Услужник погрузился в раздумья:
- Князь бесовской, сатана… Рано или поздно, он всегда выявляет себя. За что же Иешуа удостоился такого страшного обвинения? Какие злые дела Он совершил? Никаких. Творил только добро. Обвинял фарисеев и книжников, называя их порождениями ехидны? Это Его право. Многие тогда твердили, что слова Иешуа – чистая истина. Простые люди задолго до Него шептались о всяких делишках верхушки фарисеев. А про дом первосвященника Ханана говорили открыто, никого не стесняясь. Вот уж кто влез на пик власти и позаботился о собственной семейке.
Иосия отведал вкусной пищи, выпил немного вина и хотел лечь спать, но муки совести обволокли его разум.
- Я же сам в ту пору не верил выдумке священников, будто Иешуа призывал людей разрушить Храм! Хотел выслужиться, переехать в Иерусалим, открыть свое дело. Чего тут скажешь – Услужник, он и есть Услужник. Вырастил я, значит, детей, поставил их на ноги. Как говорится, отправил их в самостоятельную дорогу. А дальше что? Ведь нет покоя в душе! Иакова, наверняка, казнят. И как же я дальше буду жить, если уже второго праведника отправлю на смерть? Откажусь давать показания в суде – самому несдобровать. И зачем я ходил ночью в купальню Шилоах? Нужно было сразу бежать в дом Марии. Еще лучше – остаться там после беседы с Иаковом. Да что это я разнюнился? Разве можно теперь хоть что-нибудь изменить?
За дверью послышался голос охранника:
- Услужник! Ты чего там, бредишь, что ли? Кончай трескотню с самим собой и верни мне посуду.
Иосия молча отдал посуду с недоеденной пищей. Ему больше ни с кем не хотелось говорить. В том числе, и с самим собой.
Судилище
Оставалось несколько дней до праздника Пасхи, поэтому некоторые судьи, разъезжавшие по городам Иудеи, вернулись домой и готовились к главному торжеству года. Так что Синедрион собрался в полном составе. Когда в палату из тесаного камня ввели подсудимого, присутствующие сразу обратили внимание на удивительный блеск его глаз. Казалось, этот бывший галилейский рыбак готов сейчас же ринуться в неравную словесную битву с семьюдесятью знатными блюстителями закона.
Первосвященник Элионей без промедления взял дело в свои руки.
- Иаков, сын Зеведея! Ты обвиняешься в распространении назорейской ереси. Ты учишь людей, будто бы небезызвестный Иешуа, распятый одиннадцать лет тому назад, является Мессией Израиля. Ты признаешь Иешуа Царем и Спасителем. Ты кощунствуешь, именуя этого преступника Богом. Ты призываешь к бунту против законного царя Иудеи – Благочестивого Агриппы. Я обращаюсь ко всем пришедшим на суд: есть ли у кого-нибудь из вас доказательства невиновности Иакова, сына Зеведея?
В зале воцарилась тишина. Никто из членов верховного суда не собирался вступаться за Иакова. По закону Синедриона, если преступнику грозила смертная казнь, на первом заседании суда могли выступить свидетели защиты – ученики, друзья или даже незнакомые люди. Однако Иаков настоял, чтобы иерусалимские христиане не принимали участия в этом спектакле. Элионей мог прямо во время заседания отдать приказ взять их под стражу и судить вместе с Иаковом. Нужно было сделать всё возможное, чтобы сохранить церковь в столице Иудеи, Божьем городе.
Первосвященник велел вызвать свидетелей обвинения. Их набралось с десяток человек. Двоих судьи остановили на полуслове и выгнали, так как они сообщали о том, что слышали от третьих лиц. Синедрион обязан был принимать исключительно показания очевидцев. Иосию Услужника представили, как главного свидетеля, особо отметив его прошлые заслуги. Рыботорговец честно рассказал о позавчерашней проповеди Иакова в доме Марии и последующей беседе. Кто-то из судей заметил, что в словах Иосии невозможно найти осуждения сторонников веры в Иешуа. Элионей резко перебил служителя фемиды:
- Нам вполне достаточно того, что рассказал этот свидетель. Не будем вникать в подробности и задаваться вопросом, как он относится к назорейской ереси. В свое время он помог нам приговорить к распятию самозваного Мессию. Сегодня же мы судим не Иосию Услужника, а Иакова Зеведеева.
Некоторые из фарисеев поддержали судью, в Синедрионе назревала очередная свара, но Элионею удалось восстановить порядок, и он объявил:
- Ну, что ж, теперь выслушаем обвиняемого. Может быть, сей человек, называющий себя апостолом, убедит нас в своей невиновности?
Иаков вспомнил пламенную речь Стефана и, особенно, ее окончание:
«Жестоковыйные! Люди с необрезанным сердцем и ушами! Вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы, - вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили» .
На том суде члены Синедриона истошно кричали, скрежетали зубами, затыкали уши, а затем свершили самосуд, гнусное убийство. И вот он сейчас стоит перед тем же органом власти. Многие из нынешних судей швыряли камнями в Стефана. Что им сказать и с чего начать? Иаков помолился про себя, и Бог отворил уста апостола:
- Был я рыбаком в Галилее. Каждый день помногу часов высиживал в лодке вместе с отцом и братом. Однажды Иешуа позвал меня с Иоанном, и мы, бросив сети, пошли за Ним, оставив в лодке одного отца. К счастью, вскоре и родители поверили в Него. Как-то просили мы мать поговорить с Учителем о нашем будущем. Поклонилась она Господу и изложила нашу просьбу: «Скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем». Иешуа задал нам вопрос: «Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?» Мы одновременно ответили: «Можем» . Были мы тогда молоды, излишне честолюбивы, горячи. Нас даже прозвали сыновьями грома за безудержную вспыльчивость, необдуманные решения. Например, когда самаритяне оказали Учителю недостойный прием, мы предложили призвать огонь с неба и истребить негостеприимное селение. Иешуа остановил нас, сказав, что Сын Человеческий пришел не губить души, а спасать. Мы навсегда запомнили Его слова…
Элионей прервал апостола:
- Иаков Зеведеев, говори, пожалуйста, поближе к делу.
- Хорошо, я готов ответить на ваши укоры. Меня сегодня лживо обвиняют в подстрекательстве к бунту против царя Иудеи. Так знайте: мы несем миру весть о Мессии Израиля не для войны, не для погибели, но для спасения. И царь Агриппа, и вы, судьи Израилевы, обретете спасение, признав Учителя Мессией.
Возмущение членов Синедриона достигло предельной точки. Раздались возмущенные голоса:
- Пусть сей еретик немедленно прекратит богохульственные речи!
- Хватит, наслушались мы этого лжепророка!
- Отправить его вслед за Иешуа и Стефаном!
Первосвященник поднял руку и успокоил негодующих блюстителей закона:
- Давайте будем соблюдать наши правила. Дадим галилеянину возможность закончить. Надеюсь, Иаков, ты вскоре завершишь попытку смутить наши умы? Ты должен понимать: среди нас есть мудрецы, толкователи закона. Они в состоянии разобраться, кого считать Мессией, а кого нет. Взять хотя бы нашего уважаемого наси равви Гамлиэля…
- Их знания человеческие. Мудрость же только у Бога. Впрочем, я заканчиваю. Когда мы с братом просили Иешуа воссесть рядом с Ним, то Учитель справедливо отчитал нас. Зато сейчас я удостоился чести испить Его чашу. И я выпью ее до дна. Пострадать за веру в Господа – великое предназначение. Иешуа – Царь царей, Сын Божий. Он есть Бог. Если вы это не поймете, то будете отвергнуты Господом.
Судьи вновь загалдели, точно недисциплинированные ученики. На сей раз Элионей не останавливал их, ожидая, когда, наконец, выплеснутся все эмоции. Как только воцарилась тишина, первосвященник открыл рот, чтобы призвать блюстителей закона к голосованию. Однако ставленника Агриппы опередил Иосия Услужник. Он встал со своего места и громко произнес:
- Я с тобой, Иаков. Я с Иешуа. Прости меня, если можешь…
Казнь
Жена Услужника и Анна стояли за прилавком рынка у Рыбных ворот, когда увидели направляющегося в их сторону одноглазого Реувена. Этот человек всегда первым узнавал последние новости и разносил их по всему Иерусалиму. Реувен ткнул указательным пальцем в сторону женщин и заорал:
- Не смейте покупать у них рыбу! Это отступники, миним! Услужник во всем признался. Назорейская ересь одурманила его глупую голову. Если он не раскается, то завтра будет казнен вместе с Иаковом.
Вокруг Реувена моментально собралась толпа. Негодующие люди присоединились к нему и поносили бедных женщин бранными словами. Лишь некоторые, сочувственно поглядев на них, трусливо отходили в сторону. Жена Иосии и Анна наскоро собрались и покинули рынок, сопровождаемые ненавистными криками. После обеда им разрешили свидание с Услужником.
Комната для свиданий ничем не отличалась от обычной тюремной камеры – такая же сырость, тусклый дневной свет. Увидев узника в цепях, женщины разрыдались. Иосия заговорил первым, обращаясь к жене:
- Я знаю, ты меня осуждаешь, но по-другому не мог поступить. Останешься ты, значит, без кормильца.
Жена тут же пришла в себя и набросилась на супруга:
- Что ты мелешь? Какое тебе дело до Иакова Зеведеева? Скажи против него пару слов, которые он заслужил, и живи себе, радуйся жизни. Ты же не только себя опозорил, ты опозорил меня и наших детей. Кто теперь будет у меня покупать рыбу? Твои христиане? Так их же скоро всех перебьют!
- Это верно, что с рыбной торговлей покончено. Давай-ка завтра займись продажей дома. Как только справишься с этим – поезжай к детям в Галилею. А тебе, Анна, лучше сегодня же отправиться в дом Марии. Там знают, что нужно делать.
Распаленная жена не унималась:
- Тоже мне нашелся советчик! Здесь, в темнице, мог бы и помолчать, послушать умных и добрых людей.
- Кто же эти люди?
- Неважно. Они мне подсказали, как правильно поступить. На завтрашнем суде ты должен пасть на колени и просить прощения за свои безумные слова. Тогда они тебя отпустят, и мы вернемся в Галилею. Анна пусть отправляется обратно в Кериот – от нее одни несчастья.
- Не смей такое болтать! Анна, не слушай эту глупую женщину.
- Я поступлю по вашему совету, - ответила девушка.
- Ну и убирайся сейчас же! - взревела хозяйка. – Я хочу остаться с мужем наедине.
Анна распрощалась с Иосией, хотела поблагодарить хозяйку, но та повернулась к ней спиной. Когда девушка вышла из комнаты свиданий, жена Услужника вновь принялась уговаривать супруга:
- Иосия, нас теперь называют миним. Я сходила к равви, так он не дал слова сказать, прогнал меня с проклятиями. Но я не верю в этого обманщика Иешуа и не желаю верить. Я хочу спокойно жить и воспитывать наших внуков. Я ненавижу назорейскую ересь. Покайся, Иосия! Наш благодетель великий царь Агриппа помилует тебя.
- Если ты оскорбляешь Мессию Израиля, то я не желаю больше с тобой говорить. Когда я предал Иешуа, Его оплевывали римские солдаты и евреи. Значит, пусть завтра оплевывают меня.
- Иосия, впереди еще целая ночь, есть время подумать. Но если завтра ты не откажешься от Иешуа, я первой плюну в тебя.
Жена удалилась, даже не обняв на прощание Услужника. Она спускалась к Шилоаху по выбитой в скале длинной лестнице, и каждый ее шаг был, словно удар каменщика: «Позор, какой позор! Что я скажу детям? Кто был моим мужем все эти годы? Будь он проклят!» Когда до конца лестницы оставалось лишь несколько ступеней, она поскользнулась и упала. С трудом поднявшись и потирая больное колено, она добралась до дома и тут же принялась собирать пожитки.
Анне открыла дверь служанка Суламит.
- Как ты разумно поступила, придя к нам! Хоть поплачем вместе. А то хозяйка закрылась в своей комнате, молится и ждет, когда придет Марк с братьями.
- Я пришла по совету Иосии Услужника.
- Так ты с ним говорила! Ну, и как он?
- Решил идти до конца. Неужели его действительно казнят вместе с Иаковом?
- Угу. Ой, я уже угукаю, как мой муж. Ты, наверное, голодная?
- Да нет. Мне поспать бы хоть пару часов.
Суламит отвела Анну в небольшую комнатку и указала на скромное ложе. В дверь кто-то постучал, и она вновь побежала открывать. Пришли сын хозяйки Марк, Иоанн Зеведеев и с ними еще десяток человек. Читали из Писания и молились до поздней ночи, затем Суламит пошла к себе. Муж спал или делал вид, будто спит. После того, как стали известны итоги первого заседания Синедриона, он выглядел побитым и растерянным. Суламит еще никогда не видела мужа в таком состоянии. Она не понимала, что произошло с ее ворчуном и «угукальщиком». Служанка Марии улеглась рядом с мужем и вспомнила один рассказ Иакова, как трое опечаленных апостолов спали в Гефсиманском саду. Слезы покатились по щекам на подушку. Заснула она уже почти на рассвете.
Утром состоялось второе заседание верховного суда. Оно было коротким. Элионей спросил Иакова и Иосию, продолжают ли они держаться своих убеждений. Получив удовлетворительный ответ, он обратился к судьям. Согласно закону Синедриона, в случае единогласного решения приговор не принимался. Поэтому первосвященник заранее договорился с одним из саддукеев, чтобы тот проголосовал против смертной казни. Абсолютным большинством голосов судьи утвердили решение приговорить обоих к отсечению головы.
Казнь назначили в полдень на пустыре у Дамасских ворот. Эта довольно обширная искусственная площадь образовалась в результате работы каменотесов, добывавших строительный материал возле северной городской стены. На ней могло разместиться множество людей. От пустыря под прямым углом расходились две дороги: одна направлялась через Самарию в Галилею и Сирию, другая – в Иерихон. По окончании судилища Иакова Зеведеева и Иосию посадили в темницу недалеко от Храмовой горы, чтобы затем через весь город повести к месту казни. По судебным правилам любой человек имел право выйти из толпы и сказать: «Я могу доказать невиновность приговоренного к смерти». В таком случае процессия останавливалась, и судьи Синедриона обязаны были провести дополнительное заседание, заслушав нового свидетеля. Даже сами смертники обладали правом добиться пересмотра их дела, пока они находились в пределах городских стен. Выйдя через ворота, они могли рассчитывать только на царскую милость.
На сей раз, из толпы слышались только проклятия в адрес осужденных и плач сочувствующих женщин. Пролетел слух о том, что жена Услужника отреклась от мужа и, не пожелав присутствовать на его казни, уехала в Галилею. Иерусалимцы хорошо знали крикливую рыбную торговку, поэтому бурно обсуждали эту последнюю новость.
На площади палач готовился к совершению порученного ему действа. Иакову и Иосии дали возможность сказать предсмертное слово. Апостол промолвил:
- С трепетом и радостью испиваю чашу моего Учителя Иешуа Мессии и крещусь его крещением.
Иосия пал на колени и обратился к Богу с молитвой о прощении грехов, а затем добавил:
- Прости меня и ты, Иаков Зеведеев.
- Мир тебе, возлюбленный брат мой, и прощение, - ответил апостол. – Да сбудутся слова Спасителя: «Ныне же будешь со Мной в раю».
В считанные минуты все закончилось, и народ стал расходиться по домам. Благочестивый Агриппа торжествовал. На следующий день по его приказу был схвачен апостол Петр.
Тюрьма на Виа Долороза
Последний день иерусалимской программы был чрезвычайно насыщенным. Утром автобус отвез группу на смотровую площадку Масличной горы. Оттуда пешком спустились вниз в Гефсиманию, посетив по дороге церковь Отче Наш, Спасо-Вознесенский монастырь, красавицу «Капельку», церковь Марии Магдалины. Наконец, во второй половине дня, через Львиные ворота вошли в Старый город и направились к первым остановкам Виа Долороза, Скорбного пути Христа. После посещения церкви Бичевания и церкви Возложения Креста Лика завела группу в подвальное помещение с надписью «Тюрьма Христа».
- Разве Иисус сидел в тюрьме? – не преминул спросить Паша.
- Между двумя заседаниями Синедриона был перерыв. В какой именно темнице Иисус переждал эти часы, точно неизвестно. Скорее всего, на горе Сион, рядом с домом первосвященника Каиафы, где вершилось судилище. Но в любом случае, место, где мы с вами сейчас находимся, представляет большой интерес. Вы в этом убедитесь.
- Во дворе дома Каиафы трижды отрекся Петр, - сказала Инна и прочла стихи:
Он сказал:
- Вы соблазнитесь о Мне.
Стоит овцам потерять пастуха,
разбредутся и исчезнут во тьме.
Петр изрек:
- Я не содею греха!
Может, есть иные, кто предадут,
только я не отрекусь никогда.
Пусть хоть смерть, пусть хоть неправедный суд
иль еще какая-либо беда.
- Скоро ночь, а с ней близка западня.
Друг Мой Симон, знаю Я наперед,
отречешься трижды ты от Меня,
прежде чем петух зарю пропоет.
Петр проник во двор Каиафы тайком,
греет ноги у костра, тих, как мышь.
Голосит служанка:
- Ты был с Христом!
- Слушай, думай, что ты тут говоришь.
Вторит ей другая:
- Ты мне знаком.
Твой учитель – Назарянин Иисус
- Да не знаю я Его, ты о ком?
Я любою клятвою поклянусь.
- Выдают тебя твои же уста:
с Галилеи ты пришел вместе с Ним.
- Отродясь не знал Иисуса Христа,
я готов поклясться Богом моим.
Вдруг услышал Симон кречета крик,
увидав его во свете огня.
А в ушах – как звон пудовых вериг:
«Отречешься трижды ты от Меня».
Туристы, поблагодарив Инну, вошли в проход с надписью «Темница Вараввы» и спустились на этаж ниже в темное неприглядное помещение с вырубленной в скале емкостью, похожей по форме на ванну. Лика продолжила рассказ:
- В этой ванне заключенных отмывали от грязи, не снимая с них оков. Цепи подвешивались к сделанным на потолке перемычкам. Возможно, здесь же пытали узников, после чего их на цепях спускали вниз через квадратное отверстие, пробитое в каменном полу. Мы тоже с вами пройдем на второй нижний этаж, но только по винтовой лестнице, сооруженной для нашего удобства.
Каменный мешок мало кого оставил равнодушным. Там, внизу, ощущалась мрачная атмосфера римских времен: высеченные в скале длинные полки, настенные перемычки, к которым прицепляли узников. На полках они могли сидеть или даже лежать, если камера не была переполнена. Еще ниже находилась глубокая яма (вероятно, карцер), которую современные хозяева назвали темницей Вараввы. Лика пояснила:
- В переводе с иврита имя Барабба означает «сын отца». Вероятно, его так назвали, потому что отец был известным человеком. Вряд ли его содержали в тюрьме в самых худших условиях. Толпа, скандировавшая «помилуй Варавву», наверняка относилась к этому узнику с должным уважением. В итоге получилось, что по требованию народных масс был освобожден сын земного отца, а Сын небесного Отца был предан смерти.
- А кем были разбойники, распятые вместе с Христом? – спросила Инна.
- Ну, почему нас должны интересовать какие-то разбойники? – в который раз возмутилась рыжая старушка.
Лиза оставила без внимания ее реплику и ответила Инне:
- Судя по словам одного из них, они были негодными людьми. Но этот лиходей покаялся в своих грехах, и тогда Христос произнес великие слова, дающие надежду каждому покаявшемуся грешнику: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» .
- Я считаю, если он бандит, то должен гореть в огне синим пламенем, - не успокаивалась экспансивная старушка.
- Вот видите, насколько Бог добрее нас с вами, - парировала Лика и сменила тему. - Еще я могу сказать об этой тюрьме, что она – ближайшая к Храму и, следовательно, к зданию Синедриона. Наверное, в эти казематы бросали апостолов, когда их брали под стражу на горе Мориа.
- Как здесь мрачно, - заметил давно не подававший голоса мужчина в широкополой шляпе. – Прямо хочется спеть: «Вы жертвою пали в борьбе роковой».
- Давайте не будем шутить. Сколько человеческих душ здесь невинно пострадало! Сейчас мы поднимемся наверх, и я покажу вам камеру-одиночку.
В тесной камере с трудом могли разместиться пять-шесть человек, поэтому Лике пришлось разделить туристов на маленькие группы и повторять для каждой один и тот же рассказ:
- Обратите внимание на большую каменную плиту с двумя круглыми отверстиями. Я слышала мнение, будто так выглядел туалет двухтысячелетней давности, но слишком близко расположены отверстия. Думаю, правы те, кто называют эту камеру местом заточения наиболее опасных преступников. Ноги узников просовывали в отверстия и заковывали в кандалы.
- Да это же самая настоящая пытка, - не выдержала Инна.
- Пожалуй, вы правы. Есть сторонники того, что именно здесь Иисус просидел несколько часов между двумя заседаниями Синедриона. Можно допустить, что в эту камеру был брошен апостол Иаков Зеведеев, а затем всю пасхальную неделю провел в ней апостол Петр. Правда, недалеко отсюда есть небольшое помещение, которое называют темницей Петра, но спустя такое время трудно установить, где именно дожидался Петр окончания Пасхи и задуманной Иродом Агриппой казни. Во всяком случае, на этой каменной плите вполне могли расположиться два охранника, сидевшие по обе стороны от апостола и прикованные к нему цепями.
Ошарашенный впечатлением от казематов Тимка глубокомысленно повторил услышанную от папы фразу:
- Да, такое было время…
Группа распрощалась с иерусалимским Старым городом. На следующее утро им предстояла экскурсия в Вифлеем и Иерихон, а затем – поездка в Тель-Авив.
Заточение и освобождение Петра
На пасхальные праздники в Иерусалим стекалась масса народа, однако вершить суды и наказания в праздничную неделю запрещалось. Поэтому Ирод Агриппа велел схватить Петра и заключить его в темницу до окончания великого торжества. Зато сразу после Пасхи столичных жителей и гостей, не покинувших город, ожидало лакомое зрелище – расправа над главой апостолов, которому Иисус велел пасти Своих овец. Царь задумал казнь Петра с еще большим размахом, чем распятие Христа. В день казни он рассчитывал поднять свой авторитет и всенародную любовь до заоблачных вершин. Безусловно, столь важного узника следовало охранять соответствующим образом. Агриппе была известна история о том, как Петр с другими апостолами преспокойно покинул узилище . Руководствуясь столь неординарными обстоятельствами, властитель Иудеи лично отдал приказ об усиленной охране.
Четыре смены отважных стражников, по четыре человека в каждой команде, охраняли Петра, словно особо опасного государственного преступника. Обычно руку коварного убийцы приковывали цепью к надзирателю. На сей раз начальнику тюрьмы такой способ показался ненадежным. Напуганный царским приказом, он велел приковать обе руки апостола к двум стражникам. Вот так они и сидели на каменной плите: в центре Петр, а справа и слева от него – по надзирателю. Еще двое тюремщиков охраняли темницу снаружи. Стражники менялись каждые три часа. Им запрещалось вести умные беседы со столь важным заключенным (а вдруг он возьмет, да обратит их в свою веру!). Оттого охранники лишь судачили о чем-то друг с другом через голову апостола.
Когда после захода солнца завершилась пасхальная неделя, Петр знал, что ему предстоит последняя ночь перед судилищем. Утром Благочестивый Агриппа собирался представить народу новую жертву. В такую ночь преступники часто не могут заснуть, а Петр, наоборот, крепко спал. Он был совершенно спокоен, потому что не являлся ни разбойником, ни убийцей, потому что предал свою судьбу в руки Господа, потому что знал: церковь пребывает в постоянной усердной молитве за него. И еще апостол был уверен, что его смертный час пока не наступил. Он прекрасно помнил слова воскресшего Христа:
«Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь» .
Согласно пророчеству Учителя, Петр должен был до глубокой старости пасти овец – верных учеников Иисуса. Так как апостол еще не пребывал в преклонном возрасте, то он благополучно спал в сидячем положении в неблагополучной компании. Голова апостола нашла пристанище на плече одного из охранников. Тот недовольно одернул плечо. Это не нарушило сон Петра, и он наклонился в противоположную сторону, доставляя неудобство другому охраннику. В общем, тюремщикам не было покоя, в то время как Петр сладко почивал, и никто из людей не мог перебить его сон.
Охранники были суровые, вечно грызлись между собой. Возможно, сказывалась большая разница в возрасте. Однако сегодня они благодушествовали. В очередной раз одернув плечо, пожилой надзиратель хитро ухмыльнулся и сказал:
- Скоро от этого «камня» останутся одни осколки. Когда его казнят, начальник тюрьмы обещал дать нам два дня отдыха. Это хорошо, побалуюсь я с внучатами.
- А мне приглянулась на рынке молодая рыбная торговка. Анна ее имя. Пару раз пытался с ней заговорить, а после она исчезла. Хочу разыскать ее и познакомиться поближе.
- Анна из Кериота? Так ее же приютил бывший сосед мой, Иосия Услужник, которого дней десять, как обезглавили. Говорят, она такая же христианка, научилась у покойника этой ереси. Лучше держись от нее подальше.
- Спасибо, что вовремя предупредил.
- Все вы молодые – горячие головы, советов стариков не слушаете. В мое время как было? Разузнаешь вначале от других людей о девице, познакомишься с родителями. После уж решаешь, что да как. Эта Анна, кстати, сестра Иуды из Кериота.
- Не знаю я такого.
- Не знаешь, потому что был тогда еще дитем неразумным. Этот Иуда предал Назарянина, который выдавал себя за Мессию.
- Иуда жив еще?
- Да нет, удавился.
Какое-то время стражники сидели молча, после чего молодой задал вопрос:
- Скажи, ты веришь в приход Мессии?
- Мне все равно, придет Мессия или нет, лишь бы работа была да хлеб на столе… Ну, вот и наша смена пришла.
Два новых охранника заступили на вахту. Эти, в основном, молчали, а затем решили немного вздремнуть: все равно узнику некуда деться.
И в этот момент произошло событие, которое никто не мог объяснить естественным образом. Яркий свет осиял камеру, точно вспышка молнии. С рук Петра свалились цепи, как будто это обыкновенные веревки. Однако апостол с охранниками никак не отреагировали, продолжая крепко спать. Тогда Ангел Господень (а это он озарил светом темницу) толкнул Петра в бок. Тот открыл глаза, но решил, что видит сон. В дремотном состоянии он оделся, обулся и преспокойно прошел мимо второй пары мирно почивавших стражников. Только выйдя на улицу, Петр понял, что не спит. Ангел исчез так же внезапно, как и появился. Апостол возблагодарил Бога за чудесное спасение и направился к дому Марии, матери Марка.
Сила и Давид
Провинция часто страдает комплексом неполноценности и, чтобы его хоть немного затушевать, пытается опередить столицу в исполнении директив. Казнь Иакова и арест Петра восприняли в северных пределах царства Благочестивого Агриппы как указание к действию. Местные власти решили поприжать христиан, и так уж случилось – в числе первых попался под горячую руку молодой посланник из Иерусалима.
Давида схватили вместе с десятком других сторонников Учителя из Назарета и без всяких разбирательств отправили в узилище. По прихоти местного коменданта его бросили в каменный мешок к бывшему иудейскому военачальнику. У Силы был наметанный глаз. Он сразу определил, что Давид – не подсадная утка, и заговорил первым:
- Ты, как я погляжу, не из здешних мест.
- Я из Иерусалима, ученик Иешуа. Мое имя Давид, сын Вениамина.
- Что ж, и я последние годы жил то в Кесарии, то в Иерусалиме. Сила я. Слыхал про такого?
- Конечно. Ты, как я помню, царский воевода.
- Бывший. Не угодил я Агриппе воспоминаниями о наших прошлых похождениях. Одряхлело мое тело в сей холодной камере. Не знаю, Давид, сколько месяцев еще протяну, но верю: Бог Израиля обязательно взыщет с царя за меня.
- Иешуа учил нас думать не о мести, а о любви друг к другу.
- Могу только посочувствовать тебе и твоему Иешуа, - обиделся Сила и, сделав вид, что дальнейший разговор ему неинтересен, прилег на каменной полке.
Давид не обращал внимания на соседа. Он думал об Анне: «Что с ней? Если Агриппа отдал приказ устроить христианский погром, то в доме Услужника она, наверное, будет в безопасности». Давид еще не знал о казни Иосии и о том, что Анна ушла в Верхний город к Марии.
Сила пытался заснуть, но уж очень задел его за самое больное место этот молодой последователь Иешуа. Став царем Иудеи, Агриппа потребовал, чтобы придворные изучали закон и пророков. Бывший воевода поднапряг память и вспомнил кое-что из Писания.
- Давид, читал ли ты об Иоаве, который командовал армией при твоем тезке царе Давиде?
- Читал, ясное дело. Он был племянником царя.
- Так вот, Всевышний отомстил Иоаву за множество преступлений, которые тот совершил. Почему же Бог не может отплатить Агриппе за меня?
- Господь всесилен, Он может все. Вполне вероятно, Агриппа получит свое и за тебя, и за гонения на христиан, и за лицемерную веру. Только мы не должны утешать себя мыслями о мести. Бог знает лучше нас, как Ему поступить с тем или иным человеком. Взять, к примеру, гонителей Иешуа. Иуда из Кериота наложил на себя руки, прокуратор Понтий Пилат отправлен в ссылку, тетрарх Ирод Антипа пожизненно сослан в Галлию, первосвященник Каиафа с позором лишился своего поста.
- Тут ты не прав, Давид. Каиафа целых восемнадцать лет занимал самую высокую должность, в то время как многие и года не могут продержаться…
- И каждый год давал прокураторам взятки, чтобы высокая должность оставалась за ним. Да ты и без меня это знаешь . Но пришла пора, когда Виттелий внял жалобам людей на постоянные поборы и отправил Каиафу в отставку. Посему и тебе, уважаемый Сила, лучше предоставить решать самому Господу: наказать ли Агриппу в земной жизни или после смерти. Обратись в молитве к Иешуа и не держи ни на кого зла. Ведь мысли о мести съедают твое нутро.
Силу возмутили слова Давида:
- Мал ты еще, чтобы советовать мне. Слыхал я о твоем Иешуа больше, чем ты думаешь. Не для меня эта вера. Глупая она. Я всю жизнь блудил, пировал, искал приключений, чтобы в старости потешить себя воспоминаниями и детям кое-что порассказать. А вы живете лишь одной верой в вашего Иешуа, собираетесь по домам для малопонятных проповедей и молитв. Так и проходит жизнь без радости и удовольствий.
- Если Господь дарует мне детей, то я расскажу им о великой Его любви, которая открылась нам в единородном Сыне. Что касается земных наслаждений… Был такой богач, который всю жизнь пировал. Говорят, он жил в Иерусалиме. Когда пришел час смерти, сей богач оказался по ту сторону преисподней, где его удовольствия сменились вечными муками. Нищий Лазарь, любивший Бога и питавшийся отбросами со стола богача, нашел вечное пристанище на лоне Авраама.
Раздражению Силы не было предела:
- Ты что, видел этих людей, разговаривал с ними?
- О них рассказал Иешуа.
- Я хоть и прожигал жизнь, но никому ничего плохого не сделал. Так что я уверен: если твой Господь – любящий Бог, то Он меня простит.
- Неужели ты почитаешь себя безгрешным?
- Повторяю: мал ты еще, чтобы меня наставлять. Я за собой серьезных грехов не числю.
- Писание учит нас: «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» .
- Ну, ладно, признаю себя грешником, - согласился Сила, - и что из того?
- Иешуа Своей жертвенной смертью искупил людские грехи. Благодаря Ему наши души после смерти обретают вечную обитель и мир с Богом.
- Э, нет, Давид! Я желаю здесь, в каменном мешке, насладиться местью, а после – будь, что будет.
Тюремщик, подслушивавший беседу узников, доложил начальству об ее содержании. Давида перевели в общую камеру, куда бросили и других христиан. Сила вновь остался наедине со своими мыслями. Казалось, какая-то искра коснулась его сердца, но сердце было каменным. Бывший воевода Иудеи не позволил искре разжечь огонь, превращающий каменное сердце в плотяное. Стараясь выкорчевать из памяти слова молодого христианина, он ударил кулаком в стену и, словно завороженный, стал повторять последние слова первосвященника Захарии: «Да видит Господь и да взыщет!»
С высокими особами трудно приятельствовать
Обзавестись друзьями проще, чем их удержать. Особенно, если с этими друзьями происходят великие перемены. Когда Ирод Агриппа устроил торжество в честь императора Калигулы, то испытывал примерно те же чувства, что и царица Эстер (Есфирь). Она пригласила к себе на пир мужа, правителя Персии Ахашвероша, и его главного министра, понимая, что вечер может завершиться либо ее смертью, либо казнью Амана. Так же и Калигула мог обидеться на просьбу Агриппы и велеть его казнить. В лучшем случае – сослать к дядюшке, дабы тот не скучал в Галлии. Агриппа рисковал и победил.
Преемник Калигулы Клавдий был обязан внуку Ирода Великого восшествием на трон. Отсюда и почести, оказанные Агриппе, и вожделенные бразды правления Иерусалимом. Казалось бы, на сей раз, лучшему другу кесаря гарантированы ровные приятельские отношения без рытвин и опасных поворотов. Однако Агриппа, проявив себя в последнее время искусным дипломатом, на иерусалимском престоле стал совершать серьезные ошибки, сродни той, из-за которой оказался в римской тюрьме.
Первой ласточкой явилась история с Силой. Клавдий отлично знал и высоко ценил верного соратника Агриппы. Причина, по которой царь Иудеи жестоко расправился с ближайшим товарищем, казалась императору несущественной. Дело обошлось без нареканий, но Агриппа понял, что Клавдий не доволен его поступком.
Совершенно по-иному римский кесарь отнесся к строительству новых укреплений вокруг Иерусалима. Клавдий и Агриппа продолжали обмениваться веселыми письмами, в то время как последний вовсю готовился к будущей войне против Рима. Он общался с зелотами, представителями крайнего крыла партии фарисеев, призывавших иудеев к восстанию и возглавивших его четверть века спустя. Кроме того, Агриппа прекрасно понимал: если он объявит себя Мессией Израиля, Риму это не понравится; если его, как Мессию, поддержат еврейские вожди и большая часть народа, Рим будет возмущен; если в столице огромного государства заметят, что новоявленный Мессия имеет виды на имперскую корону, начнется война.
Чтобы выдержать осаду, Иерусалиму была необходима новая система укреплений в легкодоступной северной части города. Поэтому «благочестивый» друг кесаря, помыслы которого относительно Клавдия были отнюдь не благочестивыми, распорядился построить мощную башню на северо-западном углу, а от нее провести новую крепостную стену. Однако не тут-то было. В дело вмешался давний противник царя Иудеи Марс, состряпавший донос Клавдию, и тот запретил строительство . Агриппа претерпел в своей жизни множество унижений, но получить такую оплеуху от друга, которого он возвел на трон…
Правда, запрет отнюдь не повлиял на имперские замашки Агриппы. Он фактически заново отстроил портовый город Берит, где в свое время обезумевший от злобной подозрительности Ирод устроил судилище над собственными сыновьями, в том числе, над отцом Агриппы. В роскошном амфитеатре иудейский владыка устроил грандиозное представление – битву двух отрядов гладиаторов по 700 человек в каждом.
По окончании сего зрелища пришедший в себя от оскорбительного удара Агриппа пригласил в Тивериаду правителей соседних государств. Приехали четверо, среди них брат Агриппы Ирод Халкидский. Эта встреча явилась отличной компенсацией за поражение с крепостной стеной. Агриппа вновь ощутил себя великим царем, Божьим помазанником.
Когда Марс заявил о желании повидаться с Агриппой в Тивериаде, тот совершил еще одну ошибку: выехал навстречу сирийскому наместнику в сопровождении высоких гостей. Такой неожиданный эскорт безмерно напугал Марса, и тот направил в Рим очередную кляузу, где высказал серьезные опасения в связи с возвышением Агриппы в восточных провинциях. С той поры Агриппа напрочь возненавидел Марса и считал его главным препятствием на пути осуществления гигантских замыслов.
Впрочем, пока царю ничего не оставалось, как проглотить пилюлю и ограничиться второй частью плана: сразу после казни Петра и уничтожения христиан он собирался заставить вождей Израиля объявить его Мессией. Согласно этому плану Агриппа должен был оставить выстроенную по римскому образцу Кесарию и окончательно перебраться в Иерусалим. Иудейский царь понимал, что Клавдий будет недоволен и даже сердит на него, но вряд ли дело дойдет до лишения царских почестей. У Клавдия чересчур много врагов, и он не даст им лишний повод обвинить себя в неблагодарном отношении к ближайшему стороннику.
Начало исполнения замыслов, казалось бы, принесло Агриппе удачу. Большинство иудеев одобрили казнь Иакова и арест Петра. Он уже предвкушал грядущую победу, но одержать ее помешало вмешательство Господа. Бог был не на его стороне.
«Жертва Богу - дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» .
Посещая Иерусалим и оставаясь нередко в городе на достаточно длительный срок, Агриппа ежедневно участвовал в жертвоприношениях и давал на это деньги. Он не жалел средств, с целью обретения всенародной любви, однако сердце его не было сокрушенным и смиренным. Несмотря на это народ прозвал его Благочестивым Агриппой, народ готов был провозгласить его Мессией, Помазанником Божьим. Увы, народ пребывал в таком же заблуждении, как и одиннадцать лет назад, когда отверг настоящего Мессию, имя которого Иисус из Назарета.
Суламит умолкает
- Ты себе даже представить не можешь, что произошло этой ночью!
- Угу. Произошло то, что ты не ночевала дома.
- Я же предупредила тебя: мы будем до рассвета молиться за освобождение Петра.
- Угу. И Благочестивый Агриппа внял вашей молитве, смилостивился и отпустил твоего Петра на свободу.
- Муж, да ты теперь говоришь больше меня. Слушай, я расскажу тебе все по порядку. Сидели мы, молились, затем я пошла на кухню, и в это время кто-то постучал в ворота. Рода моложе и проворней меня, поспешила открывать. Спрашивает, естественно, кто это стучится в ночное время, и в ответ слышит голос Петра. Так она от радости и волнения вместо того, чтобы отворить, бежит обратно и объявляет: «К нам пришел апостол Петр!»
- Ой, насмешила.
- Вот и ей никто не поверил. Одни стали спрашивать: «Не бредишь ли ты?» Другие решили, будто это Ангел говорил голосом Петра. Что же получается? Молиться – молились, а когда Бог ответил на молитву, никто не поверил, что Петр стоит за воротами.
- Угу. Ты поменьше рассуждай и говори, как там дальше было.
- Мой равнодушный муж заинтересовался рассказом жены, прямо не узнать тебя. Дальше оказалось, что у простой служанки Роды больше веры, чем у других учеников. Нас, конечно, можно понять: совсем недавно казнили Иакова Зеведеева. Господь допустил эту жертву. Потому и думали в душе, что предстоят новые жертвы, в то время как Иешуа учил нас молиться с верой, с надеждой на ответ.
- Когда ты, наконец, доскажешь свою длинную историю? Ваши надежды меня мало волнуют.
- Хочешь знать конец, так слушай, драгоценный мой муж. Учитель говорил апостолам: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» . Петр продолжал стучать, и Рода ему открыла. Тут все убедились, что это не она бредила, а те, кто думали, будто за воротами Ангел. Рода была такая счастливая, ну такая счастливая…
- Да ты о Петре говори, а не о Роде. Неужели царь приказал его освободить?
- Ничего царь не приказывал. Господь вызволил Петра. Цепи спали с его рук, а охранники то ли заснули, то ли застыли, как вкопанные, не помню.
- Угу. Так я тебе и поверил. Где сейчас твой Петр?
- Не веришь – тогда я умолкаю.
- Ну ладно, говори.
- Петр недолго посидел с нами, засвидетельствовал великое Божье чудо, которое с ним произошло, и покинул Иерусалим. Ведь как только стражники очухаются, сразу начнут повсюду его искать.
- Если это правда, то кто-нибудь из охранников открыл Петру ворота тюрьмы. Впрочем, через пару часов рассвет. Доложат Агриппе – он живо разберется с этими бездельниками.
- Ты хочешь сказать, что один охранник усыпил остальных? Их же там было четверо!
- Угу.
- Видишь, и возразить тебе нечем. Тогда скажи хотя бы, мой любезный муж, почему ты не весел в последнее время? Переживаешь за нас? Меня потерять боишься?
- Угу. Я потерял тебя, когда ты стала христианкой.
- Вот так новость. Почему же раньше молчал? У меня сейчас, кажется, язык отнимется.
- Так молчи и слушай то, что накипело в моей душе. Не жаль мне никого из вас. Не выношу я назорейскую ересь. Досадно только из-за Услужника. Обезумел он и в один день потерял все, что имел. Вот к чему ведет вера в твоего Галилеянина. Не таращи на меня глаза: я знал Иосию. Мы повстречались с ним, когда судили твоего Спасителя, Искупителя, или как там еще вы его прозвали? Да, да, я был вторым свидетелем в Синедрионе. Я подтвердил вслед за Услужником, что Назарянин собирался разрушить Храм.
- Он же не о том говорил. Ты солгал в суде…
- Угу, ну и что? Это была ложь ради нашего блага! Не нужен нам такой Мессия!
- Кому это нам?
- Ну, мне и таким, как я. Не придирайся к словам. Мне было удобнее с Каиафой, мне сейчас вольготнее с Агриппой. Твой Иешуа обвинял нас во всевозможных грехах, а государь снижает налоги, дает деньги на Храм. Вот если Агриппу объявят Мессией (а слухи об этом ходят уже три года), так я пойду за ним куда угодно.
- Агриппа – преступник, а Иешуа не совершил ни единого греха, пошел на смерть ради нашего искупления.
- Он пошел на смерть, а я хочу жить. Я желаю коротать век в свое удовольствие. И мне приятно благоденствовать при нашем богобоязненном правителе. У нас с тобой разные цари, Суламит. У тебя Иешуа, у меня Агриппа. Это означает, что не жить нам больше вместе. Я завтра возвращаюсь в Яффо. Остановлюсь пока у старшей сестры. Если одумаешься и оставишь мысли о своем Мессии, найдешь меня там. А то, может быть, поедем вместе?
Кажется, впервые в жизни Суламит не могла вымолвить ни слова. Она молча покинула мужа, чтобы скоротать оставшиеся ночные часы с Родой и Анной. Когда первые солнечные лучи просочились в окно, Анна взглянула на Суламит и ойкнула.
- Что случилось? – спросила та.
- Вы, вы… седая.
«Свиреп во гневе царь, однако…»
Иерусалимский правитель пребывал в добродушном настроении. Обильный ужин и крепкое вино по случаю окончания Пасхи привели Агриппу в такое состояние, что он ранее обычного удалился в царские покои и в мгновение ока заклевал носом. Во сне он увидел пещеру, каких немало в Иудейской пустыне на пути к Мертвому морю, и сидящего у входа одинокого скитальца. Агриппа принял его за пророка Илию и царственным жестом приветствовал человека Божьего. Странник оставил приветствие без ответа. Когда монарх приблизился, то узнал в нем недавно казненного Услужника. Агриппе стало не по себе, тем не менее, он заговорил первым:
- Ты что здесь делаешь, Иосия?
- Да вот, тебя дожидаюсь.
- Как ты смеешь непочтенно говорить с царем? Зови меня «Ваше Величество».
- Ох уж простите меня, Ваше Величество, только там, где я сейчас пребываю, не в ходу, значит, такое выражение.
Агриппа и вовсе смутился, его царское достоинство куда-то улетучилось.
- Это всего лишь сон, - растерянно сказал он. – Вот увидишь, завтра мы осудим Симона Петра и отправим его на встречу с тобой.
- Отчего же ты, Агриппа, так нерешительно говоришь об этом. Неужели сомневаешься?
Властителю показалось, что Иосия ухмыльнулся, однако он взял себя в руки.
- Я правитель Иерусалима, и у меня не может быть никаких сомнений. А тебя, Услужник, я собирался взять к себе во дворец, но ты предал меня, потому справедливо казнен. Жена прокляла тебя, Иосия! Народ проклял тебя! Скажи еще спасибо за то, что я тебя не распял на кресте.
- Что ж, мог бы и распять. Учитель говорил: «Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое» .
- Слыхал я это. И где сейчас твой Иешуа, накормивший тебя такими словами?
- С Отцом на небесах. И я с Ним.
- Врешь, негодяй! Не верю я тебе!
- А ты поверь, Агриппа, поверь. Время еще есть. Господь милостив, простит тебя, если вдруг покаешься да поверишь.
- Твой Назарянин не защитил Иакова Зеведеева, не защитит и Петра и всю вашу братию. Вы же миним, еретики. Не прикидывайся дурачком. Если ты сейчас с Богом, то тебе должно быть известно, что я – Мессия Израиля. Это обо мне сказано:
«Во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна; он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли; падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах» .
- Эх, царь, глупец ты, нет в тебе страха Господня. Ведь скоро придется держать ответ перед Всевышним. Недолго тебе править на этой земле…
- Я, да я… ,- Агриппа хотел ответить, но не поворачивался язык.
Услужник куда-то исчез так же неожиданно, как и появился. Иудейский государь проснулся. Голова раскалывалась от выпитого вина. Он направился было в спальню Киприды, но передумал. Агриппа вышел из царских покоев и поднялся на столь любимую им башню Мирьям. Иерусалим сладко почивал после опресночной пасхальной недели. Многие жители города крепко спали в предвкушении обещанного зрелища – расправы над Симоном Петром.
- Приснится же такое, - пробормотал монарх. – Этот гнусный смерд Услужник взялся меня учить! Устал я… Ну, ничего: разберусь с христианами и сразу уеду в Кесарию, там приду в себя. В Шавуот Элионей торжественно назовет меня Мессией. Будет сопротивляться – назначу другого первосвященника.
Предрассветную тишину нарушила суета у входа во дворец. Какой-то человек настойчиво требовал отворить ему ворота. Агриппе показался знакомым его голос, но сонное сознание отказывалось назвать имя визитера. Стражник не решался впускать посетителя, ссылаясь на ночное время. Впрочем, незваному гостю все же удалось настоять на своем.
Вскоре по ступеням башни уже поднимался слуга с заспанными глазами. Когда он, наконец, добрался до верха, то испуганно затараторил:
- Простите, Ваше Величество, я бы ни за что не разбудил Вас, но так как Вы не спите…
- Да говори уже, - иерусалимский властитель остановил его лепет.
- Тут начальник тюрьмы просил Вас побеспокоить.
- Зови его сюда.
Главный тюремщик города лихо пробежался по крутым каменным плитам и бросился в ноги царю:
- О, великодушный государь! Взываю к Вашей милости. Симон Петр удрал из темницы.
Лицо Агриппы побагровело:
- Немедленно разыскать его! Всю четверицу охранников привести ко мне. Если сегодня не разыщешь беглеца, разжалую в солдаты.
- Так свидетели говорят, будто он уже далеко от Иерусалима. Вроде бы видели его на Яффской дороге.
- Пошел вон отсюда!
Разъяренный Агриппа допросил стражей и, ничего толком у них не выведав, велел всех четверых казнить. На следующее утро, так и не дождавшись новостей о поимке Петра, он велел седлать лошадей и покинул город Божий, чтобы в Кесарии зализать глубокие раны.
- Свиреп во гневе царь, однако
участлив, долготерпелив.
Видать, довел его Иаков,
в Агриппе ярость распалив.
- Великий царь за нас радеет,
он сердобольный властелин.
Казнил он сына Зеведея?
Так тот же был христианин!
Винил в грехах нас несусветных,
речами дерзкими смущал,
но все его укоры тщетны.
Сидел бы тихо да молчал.
- Агриппа нас весьма уважил:
в темницу засадил Петра.
Что, Петр сбежал? Разыщут стражи.
Они в том деле мастера.
- Покончит государь с врагами,
грядет большое торжество.
А то, что он сорит деньгами –
не наши деньги, а его.
Народ судачил безрассудно,
ведомый дьявольским перстом.
Что ж, обмануть людей нетрудно:
давно ты, царь, слывешь плутом.
Ужель, твои, царь, злодеянья
тебя не гложут и не жгут?
Когда нет в сердце покаянья –
вершится строгий Божий суд.
Кесария
- Наша сегодняшняя программа рассчитана на целый день и включает посещение трех портовых городов на Средиземном море, - объявила Лика в автобусе. – Первая остановка в древней Кесарии, столичном городе в период правления римлян. Нас ждет археологический заповедник с уникальными раскопками. Кесарию построил Ирод во второй половине 1 века до Р.Х. Город назван в честь его друга и покровителя императора Октавиана Августа. Десять лет спустя после смерти Ирода Кесарию облюбовали римские прокураторы, сделав ее главной резиденцией и, тем самым, проигнорировав Иерусалим. В Кесарии они чувствовали себя более чем вольготно: город со смешанным населением, абсолютной свободой развлечений, в отличие от града Божьего. Отсюда же правил страной известный нам внук Ирода – царь Агриппа.
- Опять Агриппа, всюду Агриппа, - проворчал Тимка, а Лика продолжила рассказ:
- Многие события, записанные в Новозаветной книге Деяния Апостолов, происходили в Кесарии. Сюда Бог послал Симона Петра, чтобы благовествовать римскому сотнику Корнилию и его дому. Вчера вечером, когда мы гуляли по Старому Яффо, я говорила вам, что сегодня поедем дорогой Петра из Яффо в Кесарию.
- Вот вы мне все время затыкаете рот, - вклинилась рыжая старушка, - а у меня есть серьезный вопрос.
- Пожалуйста, задавайте, у нас еще достаточно времени до прибытия в Кесарию.
- Вы рассказывали в Яффо о том, как Петр в доме Симона, как его там…
- Кожевенника.
- Ну, да, в доме этого сапожника Петр увидел скатерть-самобранку с некошерной пищей. Бог приказал ему есть, но Петр, как правоверный еврей, отказался от такого удовольствия. Почему же Бог в Ветхом завете дает евреям заповеди о кашруте, а в Новом завете их отменяет?
- Вопрос, действительно, серьезный. В Яффо не был отменен кашрут, как думают многие. Я не раз это слышала от других экскурсоводов. Некошерная еда, в данном случае, символизирует язычников, к которым Бог посылает Петра свидетельствовать об Иисусе Христе. Что касается самой пищи, то апостол Павел пишет: «Итак, никто да не осуждает вас за пищу, или питие» . Или в другом месте: «Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» . Человек может придерживаться кашрута или не придерживаться – это его право. Главное, чтобы он не кичился, будто в период Нового Завета соблюдение этих правил дает ему особые благословения.
Тимка перевел беседу на излюбленную тему:
- А что Агриппа делал в Кесарии? Мало ему Ерсалима?
- Давайте немного изменим вопрос Тимки, - предложила Лика. – Почему Агриппа прекратил преследования христиан и вернулся в Кесарию?
Крашеная спорщица тут же нашлась, что ответить:
- Потому что эти христиане у него уже в печенках сидели.
У Тимки нашлась своя версия:
- Ему было стыдно, и он решил стать хорошим.
Самую практичную точку зрения высказала Инна:
- Спешил отметить день рождения Клавдия. Он так любил пиры и зрелища.
Пашина гипотеза:
- Мы вчера с женой перечитали всё, что Иосиф Флавий написал об Агриппе. Согласно этому историку, царь был суеверным человеком. Отсюда можно предположить, что после необыкновенного освобождения Петра он стал побаиваться христиан.
Широкополая Шляпа, как обычно, отшутился:
- У Агриппы закончился срок командировки.
Были свои мнения и у других туристов:
- Решил отложить расправу до следующего приезда в Иерусалим.
- Не вышло устроить зрелище в Пасху, значит, подождем до Пятидесятницы.
- Получил очередную взбучку от римского начальства.
Лика подвела итог:
- Я готова согласиться с Пашей, но сегодня, спустя два тысячелетия, утверждать что-либо очень сложно.
В Кесарии группа первым делом направилась в прекрасно сохранившийся театр, некогда рассчитанный на 4 000 человек. Тимка по многочисленным просьбам исполнил любимую песенку о резиновом ежике с дырочкой в правом боку и снискал бурные аплодисменты. Затем посетили развалины амфитеатра с длинными рядами скамеек. Лика рассказала, что римский амфитеатр никогда не спутаешь с театром. Амфитеатр – длинное овальное помещение без крыши. Там проходили гладиаторские бои и спортивные игры. Он предок современных стадионов. Амфитеатр в Кесарии мог вместить 10 000 человек, а то и больше.
- Где, по Вашему мнению, свершился Божий суд над Агриппой? - спросил Паша. – Я читал, что по этому поводу ведутся споры.
- Точно не знаю. Иосиф Флавий пишет, что это событие произошло утром в театре в период спортивных состязаний. Но игры, как мы отметили, проходили в амфитеатре. Если следовать описанию в Новом Завете, то царь собирался при большом скоплении народа разрешить спор с финикийцами. Давайте я вам прочту оба повествования.
Вначале Лика прочла явно надуманный рассказ Иосифа Флавия, где пораженный болезнью Агриппа смиренно каялся: «Я, которого вы признали своим богом, теперь готов расстаться с жизнью. Судьба неожиданно изобличила мне всю лживость ваших уверений, ибо я, которого вы только что назвали бессмертным, теперь должен умереть. Впрочем, следует покорно отнестись к решению Предвечного. Я рад, что прожил не как бездеятельный ленивец, но счастливо и с блеском» .
- А сейчас описание из Нового Завета: «Ирод был раздражен на Тирян и Сидонян; они же, согласившись, пришли к нему и, склонив на свою сторону Власта, постельника царского, просили мира, потому что область их питалась от области царской. В назначенный день Ирод, одевшись в царскую одежду, сел на возвышенном месте и говорил к ним; а народ восклицал: это голос Бога, а не человека. Но вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу; и он, быв изъеден червями, умер» .
- Объединив два рассказа, - продолжила Лика, - можно предположить, что рано утром во второй день игр в честь дня рождения Клавдия (в этом я согласна с Инной) Агриппа решил помириться с тирянами и сидонянами (послы из Финикии, территории нынешнего Ливана). Финикийцы зависели от Иудеи, так как почти не занимались земледелием и получали от южных соседей скоропортящиеся продукты. Посредником перед царем выступил некий Власт. Он был одним из самых приближенных вельмож. Его титул «постельник» буквально означает «тот, кто над спальней».
- Постельник – это кто вместо мамы стелет постель? – спросил любознательный ребенок.
- Нет, Тимка, Власт отвечал за жизнь Агриппы и охрану его покоев. Вполне возможно, он получил взятку за посредничество. После благополучного разрешения спора царь, наверное, собирался открыть второй день игр. Оба прочитанных нами рассказа согласуются в двух важных вопросах. Во-первых, народ сравнил Ирода Агриппу с Богом, и тот ничего не имел против такого сравнения. Во-вторых, за непомерную гордыню царь был предан смерти от желудочного заболевания.
- Вы же сами только что прочли, как смиренно Агриппа покорился судьбе, - возмутилась рыжая старушка.
- Иосиф Флавий необъективен. Он явно симпатизирует царю, но, тем не менее, вынужден признать, что тот не остановил льстецов.
- Если бы Агриппа действительно верил в Бога, - заметил Паша, - он не допустил бы такого неслыханного славословия, когда его возвеличили до уровня Бога.
Женский взгляд Инны обратил внимание на одежду царя:
- Он фактически спровоцировал лесть: наряд из серебряных нитей сверкал на солнце, выделяя его среди всех окружающих. Это напоминает мне один фильм , где лжепроповедник (его играет Стив Мартин) в самый ответственный момент появляется на сцене в подобном костюме. Агриппе не удалось устроить триумф в Иерусалиме, связанный с показательной казнью Петра, и он решил осуществить триумф в Кесарии – компенсацию за неудачу.
Паша одобрительно кивнул и добавил:
- Когда Павла и Варнаву приняли за греческих богов, они в смятении разодрали одежды и бросились в людскую толпу разъяснять, что те совершили чудовищную ошибку. Агриппа же молчал, наслаждаясь моментом славы, и в итоге поплатился как за преследование христиан, так и за высокомерие. Уж не возомнил ли он себя Мессией Израиля?
Лика вновь взяла бразды правления в свои руки:
- На этом мы заканчиваем с Агриппой. Нам предстоит еще многое увидеть в Кесарии, а затем продолжить путь.
Вечером группа российских туристов возвращалась из Акко. Почти все благодушно спали в автобусе. Отдыхала и уставшая Лика. Только Паша не мог оторваться от лэптопа, да еще вечно обиженная старушенция, сидевшая позади него, сердито смотрела в окошко. Женщина откровенно скучала. Дабы развеять тоску, она постучала в Пашино сиденье и поинтересовалась:
- Если не секрет, чем Вы там занимаетесь?
- Ищу материалы об Ироде Агриппе.
- Небось, книжку решили написать?
- Почему бы и нет? Кто сейчас только не пишет.
- Пишите, пишите. Может быть, у Вас как раз и получится.
На подъезде к Тель-Авиву Лика объявила:
- Самолет завтра в 19:00. В восемь утра подъедет автобус. У нас намечена дополнительная экскурсия, которую я заказала по Вашей просьбе: Иерихон и место крещения Иисуса в Иордане. Оттуда мы поедем прямо в аэропорт.
Когда смеется филин
Стартовый день игр в честь императора Клавдия подходил к концу. Ирод Агриппа не пропустил ни одного состязания. Ему это сейчас было необходимо, дабы вычеркнуть из памяти иерусалимское фиаско. Сразу по прибытии в Кесарию царю доложили, что Симон Петр покинул Иудею, и найти его на необъятных просторах Римской империи не представляется возможным. Первым порывом монарха было арестовать христианских учителей, но, поразмыслив, он решил отложить месть до праздника Шавуот. В день, когда его назовут в Иерусалиме Мессией Израиля, он издаст указ о наказании всех миним, если те откажутся признать его Божьим Помазанником и Спасителем народа.
Правитель возбужденно следил за битвой гладиаторов, когда его отвлек начальник охраны Власт.
- Прибыли посланники из Финикии. Хотят с Вами переговорить.
- Нет у меня ни времени, ни охоты их принимать. Когда я их звал вместе с другими царями, они отказались приехать, испугавшись Марса.
- Эти эмиссары явились с миром, чтобы заключить новое торговое соглашение на выгодных для нас условиях.
- Ты уверен, Власт? Тиряне и сидоняне такие же лжецы, как и жители Крита, - вечно стараются нас перехитрить. Их царь Хирам помог Соломону в строительстве Храма, но взял за это непомерную плату. А я по сравнению с Соломоном не настолько богат. Нет у меня 666 талантов.
- Я внимательно просмотрел все пункты договора и не сомневаюсь: никакого подвоха там нет.
- Ладно, только сегодня я устал. Приведи послов завтра утром сюда же, в амфитеатр. Я приму их перед началом состязаний.
Власт удивился, но смолчал. Обычно посланников приглашали в самый роскошный зал дворца. Однако перечить царю было делом бессмысленным. Для искушенного в интригах вельможи важно было то, что государь согласился помириться с финикийцами. За успешное посредничество Власту обещали солидный куш.
На следующее утро, несмотря на раннее время, в амфитеатре собралось множество народа. Толпа была на редкость разношерстной. Для язычников спортивные игры являлись самым большим празднеством. Евреи стали посещать подобные мероприятия с благословения равви Симона. Тот поначалу возмущался поведением царя и даже грозился отлучить Агриппу, объявить его отступником. Тогда монарх в который раз проявил незаурядные дипломатические способности. Он пригласил уважаемого равви на игры и посадил его в амфитеатре на самом почетном месте, по правую от себя руку. Цель была достигнута: Симон взял свои слова обратно, заявив, что не увидел в состязаниях ничего противоречащего Моисееву закону и преданиям еврейских мудрецов.
Начальник охраны Власт привел послов северной страны к пока еще пустующей царской ложе. Все с нетерпением ожидали появления Ирода Агриппы: одни – чтобы наконец-то уладить конфликт, другие – чтобы поскорей начались игры.
И вот он вышел. Благочестивый друг кесаря решил устроить репетицию грядущего иерусалимского триумфа. На нем была одежда из серебряных нитей, специально сшитая по его заказу. Царь Иудеи выбрал для пришествия в амфитеатр наиболее удачное время. Озаренное восходящим солнцем серебро переливалось, создавая поразительный эффект неповторимости мгновения. Первыми закричали придворные льстецы, затем удивленные финикийцы, а после и весь народ подхватил восклицания:
- Ты выше всех смертных!
Греческое население Кесарии недолюбливало Агриппу за его любезничание с иудеями, однако и они во всеобщем умопомрачении присоединились к хвалебному хору, продолжая скандировать:
- Ты выше всех смертных!
Царь благосклонно улыбался и приветствовал толпу. В невероятном шуме никто не слышал его голоса, но под руководством монаршей клаки дружно повторяли:
- Это голос бога, а не человека!
Агриппа на редкость артистично поднял взор и руки к небу. И тут на перекладине амфитеатра, ограждающей последний верхний ряд, он увидел филина. Ему даже показалось, будто противная птица заливисто хохочет над ним, благочестивым другом кесаря, величайшим из царей, Мессией Израиля. Сознание Агриппы помутилось, и он услышал, как филин ухает человеческим голосом:
- Ты не Мессия, ух-хо-хо, ты мерзкий убийца, ух-хо-хо.
Обескураженный властитель Иудеи неуклюже повалился наземь во всем своем великолепном одеянии. Триумф обернулся падением, жажда славы – скоропостижной смертью, наступившей на пятый день болезни.
Сразу поползли слухи, будто Ирода Агриппу отравили коварные финикийцы, и в этом замешан начальник охраны Власт. Однако врачи констатировали тот же диагноз, что и у деда царя – тяжелая форма поражения кишечника, вызванная круглыми червями, попавшими в организм вместе с пищей. Вероятно, оба Ирода, и дед, и внук любили полакомиться одними и теми же деликатесами.
Христиане восприняли смерть Агриппы, как справедливую кару Божью. В этом был абсолютно уверен еще один человек.
Последний день бывшего главнокомандующего
Узника в каменном мешке покидали последние силы. Он уже почти не ходил взад-вперед по камере, а сидел или лежал на выбитой в стене полке, предаваясь любимому занятию – воспоминаниям. Послеобеденный сон Силы нарушили лязг цепей и брань охранников. Спустя некоторое время у него появился новый сосед – такой же молодой, как Давид, но по виду самый настоящий замухрышка.
- Как ты здесь оказался? – спросил Сила, подозревая в замухрышке очередную подсадную утку.
- Бежал из Кесарии, тут меня и поймали.
- Чем занимался в Кесарии?
- Да так, слонялся по городу, присматривался.
- Значит, ты вор?
- Ну, прям уж вор. Просто беру всё, что плохо лежит. Царь Агриппа устроил в Кесарии состязания, вот я туда и подался. Думал, авось удастся чем-нибудь поживиться.
- Любил я раньше игры, особенно сражения гладиаторов, - с трудом улыбнулся Сила, вновь погружаясь в прошлое.
- А мне так все равно, лишь бы народу было побольше. Только не повезло мне в тот злополучный день: как только свалился наш драгоценный государь, я выхватил кошель у одного богатея…
- Что ты сказал, смерд, Агриппа свалился от болезни? – Сила аж вскочил с полки, позабыв о своих немощах.
- Ты, как я погляжу, сидишь в этой яме и не знаешь, что творится наверху. Дело было так: люди кричали, сравнивали это Иродово отродье с богом, а он вдруг схватился за живот и рухнул, как подкошенный.
- Врешь, это тебя подослали ко мне.
- Думай, как знаешь, знай, как думаешь.
- Ладно, говори дальше.
- Да больше ничего я толком не слыхал. Унесли царя во дворец и закрыли двери от таких любопытных, как ты. Говорят, финикийцы окаянные отравили бедолагу. Только мне все равно, не люблю я его.
- Так он еще живой?
- Жив Агриппа или нет – точно не ведаю. Вроде бы помирает. Мне же сразу после этого пришлось в бега податься, дабы здесь с тобой, старик, гутарить.
И Сила поверил замухрышке, потому что ему безумно хотелось верить в свершившуюся кару. Он произнес слова из Писания, которые повторял в камере несчитанное число раз: «Да видит Господь и да взыщет!» Мелкий воришка ничего не понял и перевел разговор на более насущную тему:
- Как тут у вас с кормежкой?
- Если не знаешь вкуса тухлой рыбы, придется привыкать. Только сдается мне, тебе этот вкус известен. Расскажи лучше, что еще ты слыхал об Агриппе.
Похититель кошелей начал вспоминать всякие байки о царе и его придворных, в том числе, о самом Силе. У того не было никакого желания открыть грабителю свое имя. Так пролетели несколько часов. Наконец-то, узникам спустили в корзине ужин. Откушав тухлой рыбы, Сила опять донимал соседа по камере:
- Может, вспомнил, какие-либо подробности об Агриппе в Кесарии?
- Прости, старик, спать хочу. Завтра наверняка чего-нибудь вспомню.
Замухрышка улегся на каменной полке, точно на домашнем ложе, и тут же заснул. Сила не спал. Он торжествовал. Как же сейчас мечтал он явиться пред лицо корчащегося от боли Агриппы. Он представил себе прежнего друга в предсмертных муках. И вот, он входит в покои царя, становится у изголовья. Агриппа узнаёт Силу и в невообразимом ужасе встречает смерть. Мысленно наслаждаясь картиной, Сила вспомнил молодого христианина Давида, и его странные доводы:
- Мы не должны утешать себя мыслями о мести. Бог знает лучше нас, как Ему поступить…
Бывшему главнокомандующему хотелось крикнуть: «Ерунду городишь, юнец!» Однако именно сейчас, когда свершилась кара Божья, Сила засомневался в собственной правоте.
Между тем, наверху засуетились тюремщики, и вскоре в потолочном окне показалась голова одного из них.
- Готовься, Сила, к тебе пожаловал поздний гость.
Надзиратель спустился, отцепил Силу от перемычки в стене и помог слабосильному узнику подняться наверх. Там его наскоро помыли и повели на свидание с ночным посетителем. Сила шел, еле передвигая ноги и думая: «Кто бы это мог быть? Неужели меня решили освободить в связи с болезнью или смертью Агриппы?»
Впрочем, надежда быстро улетучилась, когда он увидел суровое лицо Аристона. Тот приказал охранникам оставить их наедине. Сила настолько одряхлел в тюрьме, что никому не мог представлять угрозы. Аристон был приближенным холопом брата царя Иудеи Ирода Халкидского, с которым Сила всегда враждовал. Так что приезд этого человека не предвещал ничего хорошего. После короткого сухого приветствия Аристон напыщенно возвестил:
- Великий государь Ирод Агриппа, брат моего хозяина, умер. Перед смертью он повелел умертвить тебя, чтобы ты ненадолго пережил своего бывшего друга.
- Это ложь, - возмутился Сила. – Я знаю Агриппу лучше, чем кто бы то ни было. Он велел заточить меня в темницу, но не мог распорядиться меня казнить. Зато его трусливый брат способен на всё, что угодно. Покажи мне царский приказ.
- Его у меня нет. Можешь не верить, твое дело. Не будет ни суда, ни привселюдной казни. Я здесь для того, чтобы исполнить последнюю волю.
- Что ж, исполняй, я готов с честью принять свой конец.
- У тебя есть предсмертная просьба?
- Да ничего особенного. Прошу только передать христианам в Иерусалиме (ты без труда узнаешь, где их там искать) всего четыре слова. Запишешь их?
- Говори, я запомню.
И Сила с трудом вымолвил:
- Только четыре слова: «Ты был прав, Давид».
Последнее, что он увидел – блеск занесенного над ним меча.
Возвращение
В аэропорт Бен-Гурион прибыли за три часа до рейса, как положено в Израиле. Трогательное расставание с Ликой состоялось раньше, когда по пути из Иерихона заехали в Иерусалим. Группа проводила экскурсовода бурными аплодисментами, а неугомонная старушка неожиданно подобрела и даже расплакалась:
- Вы такая красавица, такая умница, я к Вам очень привязалась.
- Тогда приезжайте к нам на ПМЖ. У Вас, как я поняла, есть право на репатриацию.
- Ну что Вы, у меня квартира в Москве, а здесь жить опасно. Но душой я всегда с Израилем.
- Давайте выпьем на брудершафт кока-колу, и я провозглашаю тост за Вашу душу!
В аэропорту рыжая старушка ни на шаг не отходила от Паши и Инны, пару раз неуклюже погладила по головке Тимку. В самолете она снова оказалась их соседкой и сразу после взлета начала донимать Пашу вопросами.
- И какое Ваше впечатление от поездки?
- Отличное. В будущем году планируем посетить Израиль самостоятельно. Лика обещала найти гостиницу подешевле.
- А у меня, знаете ли, двойственное чувство. С одной стороны, Лика – просто молодчина, и повидали мы много, но с другой – столько для меня чуждого. Особенно эти крестоносцы. Вот Вам, пожалуйста: они же христиане, и убивали евреев, мусульман, в общем, всех, кто попадал под руку. Так кто же тогда, спрашивается, Христос? Ведь Вы, Паша, кажется, в Него верите?
- Да, верю. Если люди называют себя христианами и при этом творят страшные злодеяния, выдавая их за благо, то они обманывают самих себя и всех окружающих. Иисус призывал любить врагов, а не убивать. Крестоносцы же были самыми обыкновенными военными преступниками. Одно дело, сражаться в битве, и совсем иное – убивать и насиловать мирное население.
- Так они ведь шли на войну, высоко подняв крест.
- Простите, как Вас зовут?
- Берта Самойловна.
- Допустим, я убью человека, и заявлю, что совершил это черное дело во имя Берты Самойловны. Кто виновен в преступлении: я или Вы?
- Конечно, Вы.
- Вот и крестоносцы совершали массовые убийства, прикрываясь именем Христа, учившего нас быть слугами друг другу.
- Лика рассказывала на Масличной горе, что Иисус предрек разрушение Иерусалима в 70 году. Почему же Он, призывая любить врагов, так сурово наказал город, и столько людей погибло?
- Он сын народа Израиля. «Пришел к своим, и свои Его не приняли» . И Он плакал, зная, что римляне сравняют Иерусалим с землей. Но нельзя забывать, что Бог есть справедливый Судья:
Иерусалим, услышь Мой плач, Иерусалим,
своих пророков побивающий камнями.
Уже не раз Я молвил отрокам твоим:
со Мной идите, буду птицей над птенцами.
Иерусалим, ты вскоре обратишься в тлен:
наступит день, когда враги тебя окружат,
на камне камня не останется от стен,
детей побьют твоих, все разорят, разрушат…
Иерусалим, отныне дом твой будет пуст,
ведь ты отверг Меня, и грех твой не отпущен.
Но Я вернусь, услышав зов из тысяч уст:
«Благословен во имя Господа грядущий» .
- Какой Он еврей, если придумал крещение? Вот мы сегодня съездили на Иордан, к месту крещения Иисуса, но это же нееврейский обычай!
- Вы забыли рассказ Лики о крещении. Это соответствует обряду погружения в воду у иудеев. Поэтому к Иоанну Крестителю стекались люди со всех концов Израиля. Никому тогда и в голову не приходило, будто это нееврейский обычай.
- Ой, Вы меня прямо запутали.
- Какая уж тут путаница, все предельно ясно.
- Мне все ясно, мне все ясно, - закричал прислушавшийся к беседе Тимка. – А что было после того, как Агриппа умер?
- Рассказ об Агриппе заканчивается словами: «Слово же Божие росло и распространялось» . Вскоре после его смерти Павел и Варнава отправились в первое путешествие, чтобы повсюду рассказывать людям об Иисусе.
Тимка удовлетворенно кивнул, а рыжая старушка надолго умолкла. Когда объявили о необходимости перед посадкой пристегнуть ремни, Паша предложил ей жвачку. Она поблагодарила и прибавила:
- Вы, кажется, почти убедили меня стать христианкой.
На что Паша ответил:
- Примерно то же самое сказал сын Ирода Агриппы апостолу Павлу. Однако Агриппа II так и не стал христианином. Надеюсь, Ваши слова не разойдутся с делами. Вот мой номер телефона.
Поздней ночью Инна открыла дверь квартиры в Новогиреево. Паша уложил Тимку на кровать, затем внес чемоданы. Раскладывать вещи уже не было сил. Спать, и только спать! С чемоданами можно и утром разобраться.
Эпилог
После смерти Ирода Агриппы император Клавдий не рискнул передать власть над Иудеей молодому и неопытному сыну царя. Он восстановил правление римских прокураторов, как это было до Агриппы. Те жестоко подавляли любые вспышки сопротивления, провоцируемые зелотами. Преследования христиан на какое-то время прекратились.
Лето 46 года выдалось на редкость засушливым. Многие области огромной империи, среди них и Иудея, не досчитались урожая. Люди умирали от голода. Поздним вечером два человека постучались в ворота дома Марии. Ждать им пришлось довольно долго. Служанка Суламит уже не была такой расторопной, как раньше, а молодая Рода вышла замуж и жила в другом месте. Когда Суламит, наконец, открыла, то сразу узнала в путниках бывшего фарисея Павла и родственника хозяйки Варнаву. В столь позднее время она не решилась будить Марию и Иоанна Марка. Служанка отвела посланников из Антиохии на кухню, покормила их и отправила спать в комнату для гостей.
На следующий день в доме Марии собралась почти вся иерусалимская церковь. Пришли туда и Давид с Анной, которые год назад поженились и ожидали прибавления семейства. Варнава рассказал, что ученики Иешуа в Антиохии решили собрать помощь для братьев и сестер в Иерусалиме. Они с Павлом призваны передать пособие церкви и сегодня же отправиться обратно.
- Почему так скоро? – спросила Суламит, как всегда, опередив хозяйку.
Мария поддержала ее:
- Поживите у нас еще несколько дней.
- Нельзя нам задерживаться. Нужно вернуться в Антиохию и заняться решением важных дел.
- Что это за дела? – поинтересовался Давид.
- Хотим сходить в другие земли свидетельствовать об Иешуа, если будет на то воля Божья. Наверное, пришла пора исполнить слова Учителя: «И будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли» .
- Тогда я иду с вами, - порывистый Иоанн Марк моментально вскочил со своей скамьи.
Варнава переглянулся с Павлом и согласно кивнул:
- Что ж, мы не против, собирай пожитки.
Мария заволновалась:
- Побудьте хоть до утра. Дайте, как положено, проститься с сыном.
- Не имеем права. Павла в городе хорошо знают, здесь у него слишком много врагов.
Давид вызвался проводить гостей и Иоанна Марка. Они пересекли весь Верхний город и вышли через Дамасские ворота, оказавшись на пустынной площади.
- Кажется, на этом месте казнили Иакова Зеведеева и Иосию Услужника? – спросил Варнава у спутников.
Иоанн Марк утвердительно кивнул. Все замолчали, а затем Варнава помолился. Давид стал прощаться. Он вернулся в дом Марии, где его дожидалась Анна, и они вместе пошли к себе в Нижний город.
Павел, Варнава и Марк держали путь в Антиохию, а оттуда вскоре отправились в первое миссионерское путешествие. В конце своей земной жизни апостол Павел напишет Тимофею:
«Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» .
Позже христианские историки сообщат нам об их судьбе:
Павел – обезглавлен мечом возле Рима, на дороге в Остию.
Варнава – побит камнями на острове Кипр.
Марк – замучен до смерти разъяренной толпой в Александрии.
«Слово же Божие росло и распространялось».
Царь, который не воздал славы Богу
© Copyright: Банчик Леонид, 2025
Свидетельство о публикации №225091901533
Свидетельство о публикации №225091901533
Рецензии