Дом над морем. Глава 12
Она думала и о том единственном поцелуе в скалах, но ей больше не казалось, что Максим был груб — напротив, в его хватке чувствовались подлинная страсть, желание обладать. Правда, одновременно читалось стремление присвоить, подавить и выпить до дна, а это пугало. По ночам, помучившись как следует от бессонницы, девушка впадала в странную дремоту с видениями, в которых Максим и Павел сливались в единый образ, и там, где только что стояли они — свет и тьма, — возникала третья фигура, туманная и расплывчатая. Похожая на черную тень, она росла и заполняла собой все пространство, обволакивая саму Майю, погружая ее в странное мягкое бесчувствие и беззвучие, и только в голове бился голос, монотонно твердящий что-то, но слов было не разобрать. Зато Майя отлично осознавала, что чувствует в этот момент: черную тоску, безысходность, желание исчезнуть. Обычно здесь она просыпалась, стряхивала наваждение и судорожно собиралась с мыслями. Откуда в ее голове эти кошмары? Эти чувства и эмоции? Ей они точно не принадлежат. Даже в самые мрачные дни в квартире Павла она не испытывала ничего подобного. И самым неприятным было то, что Майя откуда-то знала совершенно определенно: в ее видениях эта страшная смертная тоска исходила не от фигуры Павла. Она шла со стороны Максима, но и не от него, а будто бы от чего-то или кого-то за его спиной. Словно была крыльями, державшими его над бездной, а она, Майя, разогнав эту тоску, погубит Максима, позволив ему упасть. Вот что пугало, вот что удерживало ее от звонка Дорну и окончательного разговора с ним…
***
Если бы Ольга Михайловна верила в переселение душ, реинкарнацию, аватары и прочие подобные концепты, она несомненно решила бы, что сама Юлия Дорн явилась с того света, чтобы продолжать тянуть из нее жилы. Но, разумеется, человек в ее кабинете, вальяжно восседающий на диване, был самым обычным, из плоти и крови, и никакие потусторонние силы не направляли его в интернат к Зарубиной. Он пришел сам. Представился, объяснил, какое отношение имеет к покойной госпоже Дорн, и без лишних слов потребовал личное дело одного из воспитанников. Конечно же, это было недопустимо, запрещено и все такое, но Зарубина отлично понимала, с кем имеет дело. Она была немолода, но память у нее еще не отшибло. Одно лишь имя, названное гостем, сдернуло покровы. Вмиг все стало ясно, а отчетливее всего Зарубиной представилась ее собственная судьба в том случае, если здравый смысл изменит ей, и она начнет болтать языком. Ольга поежилась и проговорила:
— Если честно, до сих пор все угрозы казались мне некоторым преувеличением.
— Что? — нехорошо улыбнулся посетитель. — Думаете, наша незабвенная Юлия шутила? Честное слово, узнала б она, что вы не верите в серьезность ее слов, заплакала бы от обиды.
Пожилая женщина поймала его взгляд и сглотнула, но противный комок застрял в горле.
— Ладно, мы с вами, вроде, поняли друг друга, — глаза его блеснули сталью и потемнели.
— Поняли, — кивнула Ольга.
— Вот и славно. Прощайте! — он встал, обаятельно улыбнулся и исчез за дверью.
***
— Вопросы, господа!
Миловидная девушка заметила поднятую руку и передала микрофон человеку, изъявившему желание выступить. Максим Дорн даже не повернул головы, чтобы взглянуть, кто это там вещает. Вопросы его не интересовали — процессом сегодня рулят их с Федором заместители и целая команда маркетологов, инженеров и техников. Он тут исполняет роль свадебного генерала, олицетворяя собой власть в компании, не более того. Правда, в одиночку, потому что, невзирая на заранее составленную программу мероприятия, Лисовский на презентацию нового девелоперского проекта не явился, сославшись на неотложные дела и передав Максиму через Алексея пожелания приятно и с пользой провести время. Дорн был взбешен. Разве не Федор настаивал на его личном присутствии? Разве проект не был идеей самого Лисовского, а Максиму изначально казался излишне амбициозным и плохо рассчитанным? В итоге на презентации сидят все, включая совладельца компании, а главного идеолога и вдохновителя и в помине нет! А если еще вспомнить, что Дорн планировал расспросить партнера о загадочном телефонном разговоре с Варварой, то можно представить себе, как раздосадован он был.
— Максим Евгеньевич!
Максим вздрогнул от неожиданности и оглянулся. К нему обращался невысокий полный лысоватый мужчина лет пятидесяти. Один из инвесторов по фамилии то ли Бубликов, то ли Баранкин, словом, кто-то из породы “кренделей”, как решил про себя Дорн, совершенно не помнивший имени этого человека.
— А я уж и забыл, когда с вами лично общался, — продолжал наседать инвестор. — Пропали вы куда-то!
— Ну, я по-прежнему в компании, как видите. Но присутствую онлайн по большей части. Удалился от суеты на время, так сказать, — натужно улыбнулся Максим, страшась того, что может сейчас услышать.
И он не ошибся. Напустив на себя скорбный вид, “крендель” произнес:
— Да, да, понимаю, траур. А я, знаете ли, сидел сейчас и вспоминал вашу супругу. Она всегда присутствовала на подобных мероприятиях. Да… Такая утрата. Какая была женщина!
Максим мрачно выслушивал излияния одышливого толстяка, борясь с отвращением: и этот тип, и ему подобные всегда смотрели на Юлю, как оголодавшая стая хищников на кусок свежего мяса. Что бы она ни делала, какие бы победы ни одерживала, защищая их в суде, они все равно видели в ней лишь красивую куклу, по недоразумению наделенную интеллектом. Как она была счастлива перебраться в старый дом Дорнов, благодаря чему исчезла надобность постоянно находиться в офисе!
Отделавшись от инвестора, чью фамилию — Рогалькин — он наконец вспомнил, Максим жестом подозвал к себе Алексея Ярцева.
— Я тут еще нужен, кроме как лицом светить?
— Э… — растерялся Алексей. Он привык называть функции своих руководителей иначе, но прозвучавшее из уст Дорна определение было на редкость точным в текущих обстоятельствах, хоть и резким.
— Если нет, тогда поеду. Не хочу, чтобы ко мне выстроилась очередь из соболезнующих и любопытствующих.
Ярцев понимающе кивнул. Год назад скоропостижная смерть Юлии Дорн наделала много шума, а затворничество вдовца лишь подогревало сплетни. Пресс-службе компании пришлось потрудиться, затыкая рты приемлемыми комментариями и отвлекая внимание громкими анонсами будущих проектов — и все это на фоне череды проигранных с треском судебных дел, потому что без Юлии юридическую службу внезапно парализовало. От Максима было мало толку, так что Федор Лисовский практически в одиночку вытащил компанию, и вот уже год реорганизует структуру отдел за отделом, чтобы подобное никогда больше не повторилось: полнейшая взаимозаменяемость персонала на всех уровнях стала его принципом и мантрой.
Тем не менее остались те, кому хотелось бы добиться от Дорна хоть каких-то комментариев по поводу кончины его жены. Разумеется, это не были сотрудники компании — за неуместные вопросы и неосторожные высказывания любого вышвырнули бы без сожаления. Инвесторы же, рекламщики и клиенты ничем не были ограничены, и вот их-то Максим и опасался, а потому спешно ретировался из зала для пресс-конференций, прыгнул в автомобиль, который, в отличие от Лисовского, пользующегося услугами шофера, водил сам, и был таков.
Он мчал по шоссе и размышлял о том, что остался, пожалуй, только один человек, способный приоткрыть завесу тайны над целями Юли, по какой-то причине решившей помогать никому не известному интернату для детей-сирот. И человеком этим является директор того самого интерната.
Максим уже подъезжал к повороту, где дорога разветвлялась на целых три, из которых одно направление вело к приюту, другое к его дому, а третье позволяло проехать в центр городка, и тут зазвонил мобильный.
Едва прочитав на экране имя, Дорн сразу остановил машину и ответил:
— Майя! Я рад тебя слышать. Как твои дела?
— Хорошо, спасибо, — ее голос звучал ровно. — Максим, я думаю, нам надо увидеться.
Местом для встречи Майя выбрала набережную, и Дорн с тоской взглянул на поворот к детдому. Что выбрать, с кем встретиться? Впрочем, если и скрывалась в планах Юли какая-то страшная тайна, то от того, что он узнает ее чуть позже, все равно уже ничего не изменится. И Максим направил машину по дороге, ведущей к морю.
***
Вика Волкова относилась к тем редким счастливым представительницам прекрасного пола, которые от природы обладая повышенной тягой к сладкому, наделены телом, абсолютно не склонным к накоплению жира. Быть может, способность Вики поглощать калорийные бомбы и не толстеть исчезнет с годами, но сейчас, в прекрасные двадцать пять, ее это ни капли не волновало. Сегодня был ее законный выходной день, который она намеревалась провести на пляже, услаждая себя мороженым. Причем пляж был нужен только ради морских видов: загорать девушка не любила, и солнце платило ей той же монетой, сначала никак не проявляя свое действие на белой коже, а потом просто сжигая ее. Со временем Вика оставила попытки прокоптиться до корней волос, увлеклась корейской системой ухода, возводящей на пьедестал нежную белизну девичьего лица, и отныне любовалась морем, прячась в тени и прикрываясь широкими полями модной соломенной шляпы.
С самого утра день радовал солнышком и безоблачным небом, свежим ветерком, разгоняющим зной, и ощущением безмятежности. Вика вышла из дома, пешком дошла до набережной, купила свой любимый шоколадный пломбир в вафельном стаканчике и спустилась на пляж. Уголок, куда не попадали прямые солнечные лучи, но откуда открывался отличный вид на море, отыскался быстро. Час был еще ранний, многочисленные отдыхающие не успели заполонить подступы к воде. Вика расстелила на песке плед, вынула из сумки книгу с закладкой где-то посередине, и улеглась на живот, предвкушая грядущее удовольствие…
Каким образом человек, на которого долго смотрят, чувствует это? Что за внутренний голос шепчет ему: “Обернись…”? Почему он вдруг оглядывается и безошибочно находит взглядом именно того, кто наблюдал за ним? Вика ощутила внутреннее беспокойство примерно через час. Зачесался нос, потом плечо, потом между лопаток засвербело так, что пришлось сесть и оглядеться. Никаких насекомых, никто не кусает — почему же так неприятно? Тут девушка подняла голову и посмотрела вверх на парапет террасы кафе, под которой сидела. Там кто-то был! Она успела заметить руку и мелькнувшую тень. Случайный прохожий? Вика поежилась. Не следят же за ней? Вспомнился рассказ Майи о Катране. Что, если это он или кто-то из его дружков? Ей стало не по себе. Нужно пойти и взять еще мороженого, чтобы успокоиться. Вика поднялась по лестнице, дошла до холодильника, возле которого дремала под зонтиком бабулька-продавщица, и, закусив губу, принялась выбирать очередное лакомство.
— Берите шоколадный пломбир, он вкуснее всего, — прозвучал откуда-то сбоку мягкий баритон.
Вика повернула голову и встретилась взглядом с темноволосым мужчиной, не слишком молодым, судя по седине, блестевшей на его висках, но и не старым. Его темные, казавшиеся бездонными, глаза одновременно обволакивали и требовали подчиниться. Вика робко улыбнулась, мигом растеряв свои навыки обольщения. Этот человек был не таким, как все те, на ком она их отрабатывала. С ним бесполезно играть роль и надевать маску.
— Я действительно люблю именно шоколадный пломбир, — сказала Вика.
Незнакомец все смотрел и смотрел на нее. Доброжелательно, но без улыбки, скорее, с интересом. Вику смутило такое пристальное внимание. Она не испытывала ни малейшего желания флиртовать, и это было странно. Нельзя сказать, что мужчина отвечал ее представлениям об идеале, потому что никакого идеала у рассудительной Вики и не было. Она прекрасно понимала природу и опасность романтических фантазий, а потому всегда руководствовалась исключительно своими ощущениями в текущий момент. И сейчас ощущения говорили ей, что с этим мужчиной у нее ничего быть не может, хотя она очень и очень интересна ему — это считывалось безошибочно.
Выбрав, наконец, мороженое, Вика расплатилась, украдкой поглядывая на загадочного типа. Одет просто, но дорого, хотя лишь натренированный модными журналами глаз мог навскидку определить истинную стоимость обычной на вид черной рубашки и черных же брюк. Об обуви и часах и говорить нечего. Значит, еще один обитатель коттеджного поселка, возможно, даже сосед Майкиного кавалера. Что-то зачастили небожители в их края! Нерест у них там, что ли? Вика невольно улыбнулась своим же мыслям, представив, как роскошный кортеж толстосумов въезжает в их городок на смотрины невест.
В руках у мужчины были какие-то документы, но разглядеть, что именно он листает, Вика не сумела. Она чувствовала взгляд, скользящий по ее телу, рукам, шее, лицу, и ей стало неприятно. Отсалютовав вафельным стаканчиком, девушка повернулась и неторопливо пошла к лестнице, покачивая бедрами, чуть сильнее, чем ей было свойственно.
— Тебе это не нужно, — услышала она, проходя мимо мужчины, и, остановившись, удивленно воззрилась на него.
Он смотрел на нее снизу вверх, что отнюдь не умаляло ощущения властности, которой дышал весь его облик.
— Что не нужно? — непонимающе спросила Вика. Ее даже не покоробил его внезапный переход на “ты”, настолько странно прозвучала сама реплика.
— Двигаться так, — ответил он. — Не надо изображать из себя ту, кем ты не являешься. Твоя сила в другом.
С этими словами он встал и, изобразив витиеватый поклон, напоминавший расшаркивания королевских придворных в исторических фильмах, пошел прочь спокойным уверенным шагом. Вика так и застыла, провожая взглядом этого невесть откуда взявшегося человека. Почему-то она была уверена, что он появился на этом пляже исключительно ради нее одной…
***
Для встречи было выбрано место подальше от оживленных улочек, в небольшом сквере по другую сторону от набережной. Там стояло несколько скамеек, на одной из которых и расположился в ожидании Максим.
Он вскочил на ноги, едва завидев Майю, но ни обнять, ни поцеловать не попытался. Она смотрела на него немного сурово, и ему стало не по себе. Неужели пришла сказать, что больше не хочет встречаться?
— Пройдемся? — предложила она, и не дожидаясь ответа медленно пошла вперед.
Максиму непривычно было видеть Майю такой сдержанной и безэмоциональной, и он чувствовал себя неуютно. Как в прошлое попал.
Юля так делала. Но то была Юля, он знал, чего от нее ждать. Знал, что когда она была вот такой, нужно было держать ухо востро и беречь голову. Он изучил ее и умел предсказывать грядущую бурю. А Майя? Что последует сейчас?
Они все шли и шли. Когда вокруг не осталось никого из случайных прохожих, Майя повернулась к Максиму и очень серьезно сказала:
— Я хочу поговорить с тобой о том, что со мной произошло. Произошло сравнительно недавно, и мне очень трудно признаться в этом тебе, человеку новому в моей жизни. Но иначе ты меня не поймешь, а я не смогу тебе доверять. Может, после всего, что ты сейчас услышишь, ты вообще решишь, что не хочешь связываться со мной.
— Я уже связался, — ответил на это Максим. — И никуда отвязываться пока не собираюсь.
Она опустила голову, потом огляделась.
— Если ты не против, мы поговорим на ходу. Мне так легче.
Легче, потому что она сможет отвернуться или уйти вперед, если расплачется. Максим не сомневался в том, что Майя будет плакать. Если он прав в своих предположениях, ей причинил страшную боль любимый когда-то человек, а о таком с сухими глазами не вспоминают.
Майя все не начинала, но Максим терпеливо ждал и готов был ждать вечность. Наконец она собралась с духом.
— На первом курсе академии я познакомилась с одним парнем. Его звали Павел…
***
Майя не знала, сколько времени пролежала за диваном. Кажется, она отключилась, а когда снова пришла в себя, за окном пламенело закатное небо. В ушах звенело, болела голова, в горле пересохло, и девушка вспомнила, что ничего не ела и не пила сутки уж точно. И если голода она не ощущала, то жажда все-таки погнала ее на поиски воды. Майя с трудом встала и побрела в сторону кухни, но оглушавший ее звон не прекращался, и она поняла, что это не у нее в голове, а по-настоящему. Кто-то нажал пальцем кнопку дверного звонка и не отпускал. Едва Майя повернула в прихожую, как наступила тишина, а потом раздались крики. За входной дверью отчаянно спорили люди. Послышался женский голос, потом мужской, но не Павла, а вот и он сам вступил в словесную перепалку. Послышался глухой шум, затем снова оглушительно заверещал звонок. Майя, уже не зная, как ей вести себя, просто сжалась в комок на коврике и безучастно ждала. Ожидание не слишком затянулось. В замке заворочался ключ, и дверь распахнулась. Но вместо Павла в квартиру влетела малинововолосая Ксюша, за ней вошел незнакомый молодой человек. Ксюша сразу увидела Майю и в ужасе прижала руки ко рту:
— Сукин сын, что он с тобой сделал?!
Она присела рядом и осторожно провела рукой по скуле Майи, и та вздрогнула от боли.
— Вот это синячище, — в глазах Ксении отразилась жалость и злость одновременно. — Вань, что он там?
Незнакомый парень, высоченный крепыш, оглянулся куда-то за спину и одобрительно кивнул:
— Живой.
— Забираем ее и валим, — скомандовала Ксюша. — Майя, из вещей что берем?
Вконец обессилевшая и ничего не понимающая Майя заплакала и пожала плечами:
— Я не знаю… У меня ничего нет…
Чертыхаясь, Ксюша помогла ей подняться, и только сейчас Майя увидела в зеркале свое опухшее от слез лицо, на котором красовался огромный багрово-фиолетовый синяк — там, куда утром ударил ее Павел. Она огляделась и увидела самого Чигвинцева. Тот, слабо шевелясь, лежал у двери.
— Что с ним?! — испуганно спросила Майя.
— Попросили разрешения войти и навестить тебя, он отказал, и пришлось обойти запрет по-своему, — равнодушно объяснила Ксюша. — Показывай свой шкаф, сейчас оденем тебя по-человечески и пойдем.
— Куда?
— В травмпункт поедем, снимем побои. А потом в полицию.
— Зачем в полицию?! — совсем перестала соображать Майя.
Ксения в упор взглянула на нее:
— Чигвинцев морил тебя голодом, а теперь избил. Ты должна заявить на него.
— Я вас засужу! — провыл Павел, силясь поднять на четвереньки.
Иван размахнулся было, но Ксения остановила его:
— Не стоит, а то и впрямь нас виноватыми сделают. Ну? — она вновь обратилась к Майе. — Собираемся?
Но та вдруг отодвинулась и села на пуфик.
— Нет.
Иван изумленно уставился на нее, равно как и Ксения. Майя же была непреклонна:
— Я уйду отсюда, но не в полицию. Помогите мне добраться до своих. Уеду к черту из этого города и забуду все, как страшный сон…
— Майя, дурочка, ты что, нельзя так оставлять! — тормошила ее Ксения, но тщетно.
Как плохо ни соображала истощенная и сбитая с толку Майя, она четко понимала, что не хочет ни с кем обсуждать восемь лет своей жизни, тем более пересказывать все подробности мужчинам из полиции. Они просто не поймут ее. Скажут, что сама виновата. Что “нет тела — нет дела” и тому подобное. А ей было стыдно, горько и больно. Вот он, любовь всей ее жизни, красавец Пашка, валяется на грязном полу и отчаянно проклинает всех вокруг и ее тоже. Разрыдавшись, девушка отчаянно замотала головой:
— Никакой полиции, я хочу домой, домой, домой!
Растерянная Ксюша прижала Майю к себе и обняла, стараясь успокоить. Иван, едва помещающийся в прихожей, стоял, не зная, что делать.
***
— А потом? — спросил Максим.
— А потом они увели меня оттуда. Несколько дней я прожила у Ксюши, отлежалась, начала нормально есть… Мне было страшно возвращаться сюда, потому что Павел мог меня искать — я же ему все о себе… Понимаешь?
Она задрожала, но Максим легонько сжал ее ладонь, давая понять: он рядом, бояться нечего, все это осталось в прошлом.
Ваня, оказавшийся мужем Ксюши, некоторое время следил за Павлом и однажды утром увидел, как тот вышел из квартиры с кучей вещей, погрузил их в машину и отбыл в неизвестном направлении. После этого Майя позвонила Вике и Зарубиной и попросила их сообщить, если ее вдруг начнет разыскивать высокий рыжий парень. Однако все было тихо. Стало ясно, что Павел и думать забыл о Майе и уехал, чтобы строить собственную карьеру, как и планировал. С разбитым сердцем и несбывшимися карьерными планами девушка вернулась в родные места и бросилась на шею Ольге Михайловне.
— Без нее и Вики я бы не выкарабкалась, — сказала Майя. — Первые недели у меня то и дело случались истерики на пустом месте, я ненавидела себя, жалела, снова ненавидела. Считала, что жизнь кончена и лучше мне умереть.
— Боже мой, — вырвалось у Максима.
Не выдержав, он даже прикрыл глаза рукой. “Неужели так за меня переживает?” — удивилась на миг девушка, но Дорн уже пришел в себя и выдохнул:
— Какое счастье, что тебе было с кем разделить это все. Как ты сейчас?
— Почти нормально. Забываю.
— Значит тогда, в скалах, я вызвал у тебя воспоминания об этом мерзавце… Прости меня!
— Ты же не знал.
— Это вообще недопустимо, я и сам понимаю. Дурная привычка, от которой давно следовало избавиться.
Майя остановилась и улыбнулась:
— Как ты от нее избавишься, если избегаешь женщин?
Максим смущенно потер переносицу и пожал плечами:
— Да. Ты права…
Какое-то время они шли молча. Он размышлял над тем, что услышал, она думала о Максиме и о том, как просто оказалось во всем признаться и как легко сейчас у нее на сердце. Вика была права!
— Майя… — Максим удержал ее за локоть и притянул к себе.
Она поддалась, но была напряжена.
— Ты боишься меня? — спросил он.
— Нет, — покачала она головой. — Я боюсь снова довериться и пройти через то же самое.
Потом, не произнося больше ни слова, она спрятала лицо на груди у Максима и прижалась к нему, словно стремясь раствориться, спрятаться внутри него от всего пережитого. Максим обнял Майю, укрывая ее собой. Он тоже молчал. Слова были не нужны. Слова ничем не могли помочь. Майе было нужно совсем другое — но мог ли Максим дать это ей?
***
Из окна своего кабинета Ольга Михайловна смотрела, как Майя и Максим Дорн идут к интернату, взявшись за руки. Между ними определенно что-то складывается, и смотрятся они на удивление гармонично, а ведь, казалось бы, совершенно из разных миров что один, что вторая. Вот они остановились, и Максим что-то говорит Майе, обнимая ее за плечи. А потом наклоняется и целует ее. Она отвечает, и их поцелуй длится целую вечность. Зарубина поморщилась, с сожалением глядя на девушку. Если бы это не был Дорн! Кто угодно, но не он. Она не имеет права отдавать ему эту девочку, особенно после того, что узнала сегодня. В доме Дорна Майя оказалась бы в серьезной опасности, по сравнению с которой игры Павла Чигвинцева — детская забава!
***
— У тебя какие-то дела еще? — спросил Максим у Майи.
— Нет, — ответила она, — но давай на сегодня попрощаемся. Мне было сложно решиться на откровенность, я много личного тебе рассказала… Хочу побыть одна, подумать, порисовать.
— Я благодарен тебе за откровенность, — Максим взял ее за руку. — И помни, пожалуйста: все, что я сказал — правда. Ты под моей защитой, и я никогда не причиню тебе боль.
Он помолчал секунду и продолжил:
— Майя, я очень хочу, чтобы наши отношения продолжались.
— Мне будет трудно, Максим. И со мной будет трудно. Я, наверное, не самая легкая и приятная в общении женщина сейчас…
— Я тоже тащу за плечами не слишком удачный опыт, — ответил Максим.
— О, да мы та еще парочка! — рассмеялась Майя.
— Давай все-таки попробуем?
Он так смотрел на нее, так улыбался! От этой солнечной улыбки ее сердце стучало все сильнее и грозило выскочить из груди. Разве можно сказать ему “нет”?! И Майя тоже улыбнулась и кивнула:
— Давай. Но! — она сурово посмотрела Максиму прямо в глаза: — Пообещай держать руки подальше от моей шеи!
Максим обхватил ладонями талию Майи и горячо воскликнул:
— Клянусь! Отныне мои руки будут здесь и только здесь!
— Ну, не паясничай, — хохотнула девушка, чуть ударив его по пальцам.
— А что такое?
— Что, если потом они понадобятся мне в другом месте?
— О, это где же? — Максим притянул Майю к себе, и ее кожу обожгло его горячее дыхание, когда он зашептал ей на ухо:
— Мы можем отдельно протестировать все положения моих рук, и ты выберешь наиболее приемлемые. Как тебе идея?
Ох… Ей нестерпимо захотелось оказаться с Максимом где-нибудь наедине, подальше от чужих глаз, и чтобы он ласкал ее, возможно, даже не так уж нежно… Боже мой, что он с ней делает? Она уже млеет и тает, а ведь они возле интерната. Может, на них сейчас Зарубина из какого-нибудь окна смотрит!
Майя испуганно обернулась на здание, и Максим понимающе кивнул:
— Хочешь, поедем куда-нибудь? Подальше отсюда?
— Нет, — Майя отступила на шаг. — Давай не будем спешить? Мне действительно хочется сейчас остаться наедине с собой и собраться с мыслями.
— Что ж, — Максим старался скрыть разочарование, потому что, черт побери, в нем снова разгорелось желание, а ему вновь не дали удовлетворить его. — Значит, я удаляюсь ждать твоего звонка? Все по стандартной схеме?
— Ну… Мы можем просто созвониться и поболтать по телефону. Если ты захочешь.
Максим как-то загадочно улыбнулся и приподнял брови.
— Что? — не поняла она.
— Неплохая идея, — сказал он. — Я ее обдумаю. И, может быть, позвоню.
— Я буду ждать, Максим.
И он снова поцеловал ее. Все стало далеким — надежды, разочарования, страхи… Она хотела только одного — чтобы Максим никогда никуда не исчезал.
Свидетельство о публикации №225091901544