Шишок

Глаза бы его не видели, этого Василия Анатольевича. Хуже злого лесного духа. Всех женщин своих заморил. Сначала жену, Лидию Петровну, за которой я ухаживала по просьбе Верочки, моей однокурсницы. А потом и Верочку. И виной всему вечерний виски. Шишок его с работы приносил (высокая у него была государственная должность). Верочка после своего неудачного замужества с театральным художником по свету, который её на 20 лет был ее старше, с одним женатиком закрутила. Роковая страсть в ней к этому мужику с тремя детьми вспыхнула, по кабакам с ним начали куролесить. Верочка даже свою однушку ради него продала и на вырученные деньги машину купила. И в аварию они попали. Серьезную. Верочка ногу повредила, ортез поставили. Боролась первое время, к Бубновскому в ВИП-зал на 60 тысяч устроилась инструктором. Три раза в неделю в 5 утра начинала. Сначала свою лечебную гимнастику делала, а с восьми часов клиентов вела (среди них даже театралы известные были). А вот после смерти Лидии Петровны обмякла, крест на себе поставила, в рефлексию ушла. Окончательно. И утром умерла от инсульта в своей комнате. Шишок не успел, поздно к ней зашёл. Вот в Верочкиной комнате мне сегодня и ночевать. На ее бежевом потертом топчанчике, у стены. И на подушке, где она дух испустила. Нет, не смогу я, задохнусь. Может, мне Шишка в гостиной на диване уложить, а самой в его спальне лечь? Там балкон, покурю. Лучше так, к себе все равно нельзя, там бывший муж прибьет, надо спрятаться, пусть он пока пары выпустит.
 
В одной руке пакет «Дикси» с чекушкой (загладить вину перед Шишком за недельное свое отсутствие), с заливным из трески и упаковкой жасминового риса. В другой ключ – на нем стертый кожаный брелок «Барселона», который Верочка когда-то Лидии Петровне из очередных своих танцевальных гастролей привезла. Помню, как она рассказывала, что всех девчонок в Барселоне разместили в хорошем отеле с ваннами-джакузи, они их наполнили, в воде отельные соли и пенки растворили и все разом хламидиями заразились, а я ей с пеной у рта тогда доказывала, что через ванну хламидиоз не передается, мы с ней чуть не поссорились.

Ключ налево два раза повернула, дверь открылась, он уже на пороге стоит. Нечесаный, с большой фанаберией во взоре.
 
–      И.., – говорит, – где неделю скрывалась? Или ты у меня больше не работаешь? Если так, то мою пластиковую карту на стол!
–      На какой из столов, Василий Анатольевич? Кухонный, на котором сейчас чекушечка с заливным появятся, или на журнальный, в гостиной, где мы чай пьём?
–      На кухонный. Разберемся.
 
Я куртку на крючок в коридоре повесила, надела свои белые тапки-зайчики, в ванную пошла. Везде запах застоявшегося болота, а здесь особенный. Обмылком расквашенным руки натерла, надо бы жидкий гель купить, с ароматом вишни, чтобы настроение поднимал. На кухне второй сверху ящик выдвинула, там мои новогодние салфетки с голубыми снежинками лежат, и мгновенно стол накрыла, пока рис на плите закипал.
 
–      Василий Анатольевич, «сегодня дурной день, кузнечиков хор спит, и сумрачных скал сень – мрачней гробовых плит». Мой бывший муж чуть не убил меня, несколько дней из комнаты не выходила.
–      А по тебе, голубушка моя, и не скажешь. Как была, рыжуля моя, красавицей, так и осталась. Глазки горят… По мне или по мужу, который чуть не убил?
–      По чекушечке, Василий Анатольевич, которую мы сейчас опрокинем, трубы горят.
–      Это понимаю, по-нашему.
 
«Ах ты, Иудушка Головлев, – шепчет внутренний голос, – губитель женских сердец, черт немытый!»
 
–      Марина у вас сегодня была?
–      Была. Видишь, пострижен.
–      Молодец она, свои 80 тысяч за социальную поддержку отрабатывает.
 
«Только вот мыть тебя, – про себя думаю, – брезгует, болотом как вонял, так и воняешь».
 
–      У меня для вас сюрприз!
–      Надеюсь, приятный.
–      Останусь я у вас сегодня.
–      Вот так радость, не ожидал, королева моя.
–      Только сразу предупреждаю: вам в гостиной постелю, на диване.
 
Лиловый диван, качественный. Рабочие в моем районе вывозили ненужную мягкую мебель из чьих-то хором, а я во дворе на лавочке курила и перехватила. За 4 тысячи тут же подогнали Шишку к Окружному проспекту и диван и два кресла, на 8 этаж по лестнице подняли, лифт, как обычно, в его доме не работал. Теперь он на этом плюшевом гарнитуре барствует, телевизор целыми днями смотрит.
 
–      Да стели, где хочешь, радость моя. Надолго у меня?
–      Дня на три.  Боюсь, замочит он меня.
–      За что?
–      Да…
 
Хотела рассказать ему, что было, но вовремя остановилась, зачем его лишний раз подогревать?
 
–      Дела у него не ладятся, работу потерял, осатанел.
–      А кем он работает?
–      Да раньше на Яндекс-такси, а теперь ушел, в эпизодах бандитских снимается.
–      Я и забыл, что он у тебя артист.
–      Да оба мы артисты из погорелого театра.
 
Я Шишку рассказывать не стала, но муж меня к съемкам склонял: «Хорошо платят, подумай, порнография, правда, но лицо заретушируют…»
 
Наступила ночь. Вошла покачиваясь в спальню, постельное белье заменила. Дверь на замок не закрывается, стул на всякий случай к двери поставила, но не помогло. Снится мне, что я где-то в деревне. Иду по узким дорожкам вверх – на холме два хрустальных креста рядом стоят, большой и маленький. Чьи-то могилы, думаю. И вдруг чувствую на себе пристальный взгляд из глубины сада, присматриваюсь и вижу – в зарослях кот сидит, с огромной головой, камышовый. Хромой. Думаю, ничего, успею убежать. И медленно так по дорожке садовой вниз отступаю. Кот сначала не спеша шёл, задние лапы волочил, как будто отлежал. А потом разогрелся и, как леопард, за мной побежал, а я скорость во сне не могу развить, как ни стараюсь. Он уже совсем рядом, дыханием меня своим горячим обдает, к завершающему прыжку готовится, разорвать меня хочет. Я как заору! И проснулась. А это не кот, а Шишок рядом со мной лежит, голый, вонючий, прижимается. Я его ногой долбанула, он на пол упал.
 
–      Как же вы, Василий Анатольевич, без ванны-то ко мне посмели, а?!
 
А он что-то невнятное пробормотал, к двери откатился и исчез.
 
Утром, когда мы кофе пили на кухне, говорит…
 
– Не приду больше. Прости. Оставайся…
 
 
Останусь, все равно податься некуда…