Сосед, выгуливающий собаку

Житейская история

        У свежей могилы матери Ирина искоса разглядывала брата, Иван стоял  впереди, ближе к кресту и венкам, спиной к ней. Уже не тот, сгорбился, поседел, кажется, даже ростом стал ниже ее.  Чуя взгляд, он неловко повернул голову, втянутую в плечи, посмотрел сквозь нее, как слепой. Больше 25 лет они встречаются на улице как совершенно чужие люди.  Оказались вместе только сейчас на похоронах матери, которая умерла в 95 лет.

       Потом были поминки дома у Ивана. Жена накрыла стол, собралась  родня: приехал сын из Питера, дочка с мужем и внучкой. Брат вроде бы и Ирину пригласил на поминки, но как-то не по-человечески, не сам, а передал через дочку, пускай, мол, приходит. Племянница Соня сказала ей, но гордая Ирина отказалась. Соня была единственной из семьи брата, кто навещал тетку и бабушку. Она жила в Питере, бывала нечасто, но приезжая домой,  всегда приходила к ним в гости, дарила подарки, тормошила, словно привозила частичку праздника для них обеих. И сейчас, понимая состояние Ирины, всю организацию похорон взяла на себя.
После кладбища Ирина поехала домой одна, у остановки зашла в кафешку, выпила чай с пирожным. Вроде как помянула мать и выдохнула тяжелую суету. Побрела домой, - в большую захламленную трешку в обветшалой сталинке. Где жила с матерью последние три десятка лет.
   
      Дома налила чайник, поставила на газ, подошла к окну. Деревянное, с болезнью матери немытое окно кухни выходило во двор. Последнее время глаза Ирины постоянно цеплялись за большой  корявый тополь с отпиленной кроной, похожий на гигантскую рогатку, около разноцветной детской площадки с веселым красно-голубым корабликом. На лесенке кораблика часто прыгал мальчик лет четырех-пяти. Вот и сейчас он что-то кричал, крутил штурвал. Наверно, воображал себя капитаном, дергал за игрушечные канаты, привязанные к высокой мачте, потом съезжал попой с металлической горки и снова бежал по лесенке к штурвалу. Чуть в стороне, как обычно стояла его мама, не отрывая глаз от мобильника.
    
      Площадка появилась не так давно, вместо пустой  песочницы и двух сломанных скамеек.  Полвека назад, когда Ирина была одного возраста с этим малышом, тополь посадил ее отец, и они с братом играли в этой песочнице, из которой сейчас, как песок из песочных часов, время убежало в никуда почти до донышка… Кто она теперь? Одинокая больная пенсионерка с крохотной пенсией. Как жить, на что? А главное – для кого?.. 

      «Лето в этом году, всё дожди и дожди. Как тогда… Точно!..», - она вспомнила, как ребенком стояла у окна и смотрела. Отец с братом посадили небольшой тополек, тот самый, который через полтора десятка лет станет роскошным  «семейным древом», украшающим двор, а потом этим обрубком... Небо было чернильное. Сверкали молнии.  Бабахнуло так, что девочка в ужасе отскочила от окна.  Забарабанил дождь. Ох уж эти воспоминания!.. Ирина тяжело вздохнула, села пить чай с пирожком из той же кафешки.
    

      Отцу было отмеряно жизни всего пятьдесят лет. Он был ведущим торакальным хирургом в туберкулезной больнице. Работа стоячая, варикоз, после операции оторвался тромб. Не спасли. Мать отработала кардиологом  до 70 лет, хотя зрение упало уже в 50, после смерти отца. Она была женщиной крупной, шумной, энергичной, умеющей настоять на своем. Хороший врач, с утра до вечера пропадала сначала в больнице, потом в поликлинике, если нужно, заменяла других врачей, ходила по вызовам, работала на скорой. В общем, всё пахала и пахала. Дети выросли сами по себе, видели родителей только вечером, мать по большей части усталую,  раздраженную после тяжелого рабочего дня.

      Все надежды отец с матерью возлагали на первенца Ивана, умного, энергичного, с лидерскими задатками, который был на четыре года старше сестры. Думали, сделает хорошую карьеру, приживется в столицах. Но Иван окончил в Питере университет, женился, появился ребенок, жить негде, вернулся домой с семьей, устроился инженером на радиозавод.
 
     Ирина, высокая сероглазая красавица с русыми волнистыми волосами, выросла в тени брата. До школы редко ходила в садик, часто болела и сидела дома в уголке с игрушками (тогда у многих детей был свой «уголок»), занимала себя сама. Иногда совсем одна в пустой квартире, с суровым наказом никуда не ходить, никому не открывать дверь.  Никто от нее звезд с неба не ждал, у брата-подростка быстро появились свои занятия.  Выросла серьезной, в большой степени наивной и несамостоятельной, у матери был слишком властный характер. Окончила университет в другом городе и тоже вернулась домой - преподавателем английского языка.
Сначала все жили одним большим гнездом. Семья брата на нее смотрела как на палочку-выручалочку: с маленькими детьми посиди, в магазин сходи, это сделай, другое. Ирина не отказывала никогда, в ущерб личному времени занималась с племяшками. Его стало больше, когда брат переехал в квартиру бабушки, а она сюда. Но тогда уже не часики, а годики  затикали у Ирины к тридцатке.  Высокая, красивая, ростом не под каждого, не каждый подойдет. В скудости жизни: работа - дом, оказалось, и подойти некому. Не дома с мамой женихов нужно было  искать...  Но куда поехать? С детства проблемы с сердцем, мать-кардиолог строго, до придирок, следила за тем, чтобы она выполняла все предписания.

    
      И она, как мать, отдалась работе,  пропадая все дни с учениками в школе. Дети ее любили, коллегам не всем нравилось ее рвение в работе с задержками допоздна, похожее  на укор тем, кто никогда не засиживался в школе. Выслуживается что ли?.. В учительском коллективе сложилась своя иерархия, но Ирина, никогда не пыталась занять в ней место повыше и походила на чудачку.
Новый директор школы, у которого была жена «англичанка», сразу решил ее пристроить на место Ирины, которую начал выживать постоянными придирками. Наконец, у Ирины Александровны лопнуло  терпение, и она положила заявление об увольнении ему на стол в середине учебного года. Больше всех об ее уходе пожалели дети, в которых она вкладывала знания и душу. Некоторые бывшие «звездочки» сразу потухли, другие остаются благодарны ей до сих пор и тепло говорят об этом при встрече.

     Городок, в котором они жили, до перестройки крепко держался на плаву. Был радиозавод,  мясоперерабатывающая промышленность, а потому хоть и не процветал, но люди жили сносно.  Перестройка прошлась по нему катком. Радиозавод закрыли,  народ сократили, выживали, как могли. У Ивана, когда сократили,  дочь и сын были уже подростки. Мать помогала, чем могла, работала врачом в две смены. Ирина тоже не отказывала в помощи, понимала, как тяжело с двумя детьми.
    
     В 90-х  его жена Людмила приспособилась ездить в Москву за тряпками, зонтиками, бижутерией. Открыла лавку, иногда Ирину просили посидеть на замене продавца по-родственному, без оплаты. В семье брата появились деньги, жить стали хорошо, в Арабские Эмираты с женой съездил. Но матери с Ириной он не помогал никогда. Хотя уговорил мать переписать на него дачу и бабушкину квартиру.
      
       Однажды Людмила поехала в Москву за товаром и погибла в автокатастрофе на трассе.  Похоронили. Иван нашел новую жену в том же бизнесе, на 14 лет моложе, женился. Сын-подросток мачеху воспринял в штыки. Стал неуправляемым, связался с компашкой, алкоголь, наркотики, из дома начал тащить вещи. Отец пытался привести его в норму. Начались скандалы, дома перестали кормить, покупать одежду и обувь. Когда дома отец прессует, парень уходил к бабушке. Она пожалеет, накормит, ботинки новые купит на последние деньги. Конечно, выругает сына, что дома ребенка не кормят, но Иван в ответ категорически заявлял: «И вы не кормите! Кто вас заставляет? Будет голодный, быстрей образумится!..»
      
      Если честно, ситуация  Ивана вполне устраивала.  Дома без сына было спокойнее. А бабка накормит, оденет, не бомж... «Перебесится – вернется», - думал он. Конечно, самому было жалко пацана, душа болела, все-таки сын. Но учить надо! Не хотел видеть Иван, что зарплата у матери небольшая, и ту задерживают. У сестры совсем гроши, в школе выжили, только частные уроки английского, которые быстро таяли. В перестройку они не особо были кому нужны. В общем, мать с сестрой выживали, как получалось.  У него был небольшой постоянный доход от лавки. Но думать об этом как-то не хотелось.
      
      Ирина сначала терпела, потом стала возмущаться, почему племянник всё время кормится у них, и мать последний кусок ему отдает, ведь сам Иван против, потому что считает, что парня надо учить!  Она наивно считала, что приняла сторону брата. Но бабушка за внука стояла горой, в гневе кричала на  дочь, защищая родную кровиночку. В семье постепенно разыгралась драма. Отношения накалились до предела, мать и дочь еле-еле выносили друг друга. А племянник прямо говорил Ирине: «Ты - Никто, почему я должен тебя слушать?!» У каждого  из персонажей этой драмы была своя правда, свой взгляд на ситуацию и свой интерес.

      И Ирина не выдержала. Сломалась. Перитонит, операция, реанимация, диагноз онкология.  Тяжелая химия, неизвестно выкарабкается или нет.
Боли были такие, что Ирине казалось, будто она умирает, умерла и зачем-то возникла снова, совсем другая, непохожая на себя, в другой жизни. В той прошлой жизни осталось всё хорошее: друзья, молодость, здоровье,  а в этой – болезни, молчание и одиночество. Из собеседников – одна мать. «Зачем Бог пожалел меня, для чего? – иногда думала она. - Когда жизнь есть, и вроде бы ее нет…»
Мать, когда поняла, что Ирина уходит, испугалась,  все силы бросила на ее спасение. Брат ни разу не был в больнице у сестры. Бывшая палочка-выручалочка никому не нужна. Когда мать стала укорять Ивана в том, что он ничем не помогает ей и родной сестре, которая еле выкарабкалась с того света, он отстранился  и вообще перестал к ним заходить. 
      В таком родстве никакой корысти не стало: полуслепая мать-старуха и больная сестра, обе от него чего-то требуют, ждут. И потом, сестра сама во всем виновата! Это Бог наказал ее за его сына, которого она попрекала каждым куском хлеба! Парень не раз высказывал отцу свои обиды на жадную тетку.  Кстати, повзрослев, он «образумился». Благополучно живет в Питере, семья, ребенок.  Но Ирина так и осталась для него Никто.

      Чем больше молчание, тем глубже пропасть, обходить которую становится привычкой. Иван к матери с сестрой за 25 лет не заходил ни разу, хотя жил в бывшей бабушкиной квартире, в соседнем доме - по диагонали через большой квадратный двор - их двор, где когда-то в детстве была знакома каждая былинка.  Встречался с сестрой один-два раза в полгода, когда выгуливал свою собаку боксера, а она брела в магазин. Проходя мимо, они смотрели в разные стороны, не поднимая глаз, как чужие люди, соседи, которые не знакомы, но примелькались и узнают друг друга на расстоянии. Ирине казалось, что в такие моменты выражение лица у брата такое же сердито-враждебное, почти брезгливое, как у его коричневого с черной мордой пса.

    Если случайно на улице Иван видел на лавочке  вместе с Ириной мать, которую сестра выводила подышать свежим воздухом,  то говорил громко «привет» и быстро шел мимо.  Полуслепая старуха от неожиданности пугалась, не понимая, кто рявкнул, начинала оглядываться. Ирина неизменно объясняла: «Это твой сын с тобой поздоровался…»
 

     Умирала мать тяжело. Весной рано отключили отопление, на улице и в квартире было очень холодно.  Ирина принесла с улицы вирус, заболели обе, одновременно температурили.  У матери началась пневмония, она почти ничего не ела. Увезли в больницу, где она тоже мерзла под открытой форточкой в палате. В той самой больнице, где отработала не один десяток лет.
Медсестра принесла второе одеяло, но она бредила, всё время сбрасывала его и лежала холодная, мокрая, в поту, пока не испустила дух. У Ирины в это время был тяжелый гайморит, она с трудом приходила в больницу, приносила кефир, йогурт. После онкологии она болела часто, плохо спала, мучилась бессонницей. Из-за болезни и переживаний мозг работал в каком-то мутном мареве между настоящим и прошлым, она с трудом соображала. Ухаживать за матерью не было сил.

    
      Сейчас после похорон Ирина долго не могла заснуть в пустой квартире. Лил дождь, за окном сверкало, где-то далеким фоном гремел гром.  А когда заснула, бабахнуло так, будто рядом произошел взрыв. Она проснулась от испуга, прислушалась, было тихо. Заснула снова. Утром пошла на кухню и ахнула.
Рогатку тополя молнией раскололо на две части, одну  -  со стволом выворотило с корнем. Вторая - огромная скрюченная ветка лежала перед  носом веселого красно-голубого кораблика в луже, будто преградив  ему путь.  «Вот такое оно, семейное древо, теперь точно, пополам… Ушло вместе с мамой, - с горечью подумала она. - Не проехать, не пройти…»
    Открыла окно, чтобы проветрить квартиру,  и заметила знакомого маленького капитана у штурвала корабля-игрушки.
     - Лево руля, право руля! – картавя, звонко кричал ребенок. - Поворот-поворот, прямо! 
     «Наверное, ты прав, малыш, нужно искать поворот и новый путь... Поворот-поворот, прямо!»  - повторила Ирина и задумалась. Потом пригляделась и вздрогнула. На минуту ей показалось, что мальчик кричал это не только ей, но и соседу, выгуливающему собаку-боксера, который, увидев поваленное дерево, шел по диагонали через весь двор прямо к нему.

     Зазвонил мобильник. Племянница Соня беспокоилась, как она, сказала, что уезжает, зайти некогда. Перевела ей деньги  и потом будет посылать по возможности. В общем, будет. Что-то говорила про себя и дочку, как всегда пыталась ее растормошить. Во дворе громко трещала бензопила, вгрызаясь в древесину, Ирина половину не слышала, но от ее заботы на душе стало теплее. «Как хорошо, что Соня пошла по стопам бабушки, стала врачом. Хоть какая-то нить осталась из прошлого в будущее…» - подумала. Соня любит свою работу. И хотя дочка маленькая, постоянно берет подработку в больнице в ночные смены.  Работает, крутится, муж тоже врач, ребенок, времени нет, но тетку не забывает. Наверное, понимает, как важны для Ирины эти звонки, тонкая нить с родным человеком, за которую она, стремясь быть нужной, держится всеми усилиями души.

    «Нитка-ниточка, не порвись…»